Мне жаль, что тебя это оби-
жает. Но нам с тобой придется с этим примириться. Ситуация такова, како-
ва она есть, и изменить ее я не могу.
- Можешь, но не хочешь, - уточнила Ирина, по-прежнему стоя у стены и
не подходя к столу.
- Не считаю нужным. Я, Ирочка, давно уже не живу сегодняшним днем.
Уверяю тебя, мне было бы намного проще кинуться к тебе в объятия и ска-
зать, что я знаю тебя сто лет и абсолютно убеждена в твоей невиновности.
Я была бы хорошей в твоих глазах, и мы бы сейчас не стояли, как неприми-
римые враги перед дуэлью, а сидели бы рядышком, держались за руки и
взахлеб обсуждали бы, кто же это убил нашего Юрия Ефимовича. И если,
упаси Бог, мне в голову стали бы закрадываться подозрения насчет тебя, у
меня были бы связаны руки. Я не смогла бы задать тебе ни одного вопроса,
потому что постоянно наталкивалась бы на твой недоуменный и обиженный
взгляд: "Ты что, меня подозреваешь? Ты мне не веришь?" И как бы я сказа-
ла тебе, что не верю, что подозреваю? Мне что же, служебной карьерой
жертвовать, только чтобы не испортить отношения с тобой? Сегодня мне бы-
ло бы лучше и проще, а завтра я бы волосы на себе рвала. Поэтому я и не
хочу менять ситуацию. Пусть она останется такой, как есть на сегодняшний
день. Да, мне сегодня тяжело с тобой разговаривать, ты настроена враж-
дебно, ты обижаешься на меня, но я это как-нибудь переживу. Зато потом,
если я буду на двести процентов уверена в твоей невиновности, я буду
точно знать, что этому есть объективные причины, а не мое слепое доверие
к человеку, которого я когда-то, я подчеркиваю, когда-то давно знала.
В кухне повисло недоброе молчание. Настя закурила еще одну сигарету,
сделала несколько затяжек.
- Мы можем изменить ситуацию только в одну сторону. Если тебе непри-
ятно общаться со мной, я сейчас уйду, и ты меня больше не увидишь. С то-
бой будет работать другой сотрудник. Но для тебя это в принципе мало что
изменит, потому что подозревать тебя я все равно буду. Так как, Ира? Бу-
дем работать или будем эмоции жевать?
Ирина медленно отошла от стены и села на табуретку возле стола.
- Я сделаю еще кофе, - сказала она, не глядя на Настю, и стала засы-
пать в стоящую на столе кофеварку смолотый кофе. - Ты можешь задавать
свои вопросы.
- Может, улыбнешься для приличия? - пошутила Настя, стараясь сгладить
возникшую неловкость.
- Нет уж. Отвечать буду добросовестно, это я тебе обещаю, а с улыбка-
ми не получится.
- Обиделась?
- А как ты думаешь? - Ирина подняла голову и вызывающе посмотрела на
Настю. - А ты бы не обиделась на моем месте?
- Наверное, обиделась бы, - призналась Настя. - Ладно, так и останем-
ся. Я - со своими подозрениями, ты - со своей обидой. Нам нужно будет
научиться жить с этим. Тогда начнем. Почему Тарасов пришел в тот день на
работу так рано?
- Не знаю.
- Он ничего не говорил в пятницу о том, что в понедельник с утра у
него назначена какая-то встреча?
- Нет, не говорил.
- Может быть, он должен был ждать чьего-то звонка в понедельник ут-
ром?
- Мне об этом не известно.
- С кем из работников Совинцентра Тарасов общался в те четыре дня,
что он проработал в вашем отделе?
- Мне трудно сказать. Сюда к нему никто не заходил, а с кем он общал-
ся, когда выходил из офиса, я не знаю.
- А он часто выходил из офиса?
- Довольно часто...
Светлана Науменко держалась далеко не так хладнокровно, как Ирина Ко-
ролева. Она сильно нервничала, то и дело начиная плакать, пила сердечные
капли и сморкалась.
Настя задавала ей те же вопросы, что и Ирине: с кем общался Юрий Ефи-
мович Тарасов, что рассказывал о себе и о своих знакомых, кому звонил,
почему в тот роковой для него день пришел на работу раньше обычного.
- Может быть, он хотел стены помыть, - предположила Светлана.
- Что он хотел?! - Настя решила, что ослышалась.
- Ну, понимаете, Юрий Ефимович считал, что стены у нас грязные и их
нужно помыть. Уборщица этого не делает, но она и не обязана. Игорь Сер-
геевич категорически запретил ему заниматься уборкой в рабочее время,
сюда же люди ходят, а Юрий Ефимович считал, что стены надо помыть обяза-
тельно. Вот, может быть...
Науменко всхлипнула и снова потянулась за носовым платком.
- А что, Игорь Сергеевич очень сердился на Тарасова за попытки уб-
раться в помещении отдела?
- Очень. Вы даже не представляете, как он сердился. Правда, вслух он
ничего не говорил, Юрию Ефимовичу не выговаривал, но все равно было за-
метно. Знаете, Шульгин - он такой добродушный, даже немножко легкомыс-
ленный, выпить любит, пошутить, посмеяться. А после того, как Юрий Ефи-
мович у него в столе прибрался, Игоря как подменили. Злой ходит, с нами
не разговаривает, даже вроде с лица сбледнул.
- Не знаете почему? Не догадываетесь?
- Кому ж приятно, когда у тебя из стола столько гадости вытаскивают и
на всеобщее обозрение выставляют.
- А Шульгин не пытался объясниться с Тарасовым, сказать ему, что за-
лезать в чужой стол, а тем более в отсутствие хозяина, неприлично?
- Не знаю, - Светлана шмыгнула носом. - Я не слышала ничего такого.
- А вы, Светлана? Он же в вашем столе тоже порядок наводил. Вы не
сделали ему замечание?
- Нет. Он же начальник все-таки.
- Ну и что? Раз начальник, значит, хамить можно?
- Я не знаю...
Науменко разрыдалась.
- Он... Он говорил, что сокращение скоро... На тридцать процентов...
Всех...
"Все понятно, - подумала Настя. - Стоя на пороге тридцатипроцентного
сокращения, она, конечно же, не рискнула делать замечание новому на-
чальнику. Логика примитивная, но железная. Если собираются сокращать
третью часть рабочих мест, и в это же самое время на вакантное место за-
местителя начальника отдела назначают нового сотрудника, вместо того
чтобы сократить эту совершенно никчемную должность, то вновь назначен-
ный, очевидно, важная персона или особа приближенная к императору, то
бишь к гендиректору. Попробуй сделай ему замечание - завтра же без места
и останешься".
- А Ирина? Как она восприняла тот факт, что Тарасов рылся в ее столе?
- Злилась, конечно. Даже сказала ему дерзость, но он, наверное, не
понял.
- И что же она ему сказала?
- Что-то вроде того, что, мол, кто не знает про тампексы, тому и в
женских вещах рыться не страшно. Я думала, он покраснеет, а он даже ухом
не повел, будто и не слышал.
- А что, Ирина сокращения не боится?
- Боится, почему же.
- Как же она осмелилась дерзить Тарасову?
- Понимаете, у нас в отделе раньше было по штату два начальника и
пять консультантов. Когда Ира пришла сюда, три места консультантов были
заняты, ей отдали четвертое и попросили по возможности работать за пято-
го. Она согласилась, тем более что ее обещали материально поощрять за
совмещение участков. Никаких денег ей, конечно, не дали, а когда было
сокращение, пятое место консультанта просто сократили, вменив Ире в обя-
занность выполнять его функции, за ту же самую зарплату, между прочим.
Ну, Ирина у нас работы не боится, у нее в руках все горит. Потом один
наш сотрудник погиб, попал под машину, Ирка его участок взяла, за это ей
категорию повысили. Потом было еще одно сокращение, должность этого по-
гибшего сотрудника у нас отобрали и еще алкаша одного выкинули, вместе с
местом, естественно. А Ирке сказали: "Раз вы теперь консультант второй
категории, вы должны работать больше. Будьте-ка любезны, возьмите себе и
этот участок". Так и получилось, что Ира работает на четырех участках, а
я только кофе подаю да флажки с цветочками расставляю. Уж с этим-то она
точно справится. Поэтому ее сокращать нельзя, ей замены нет. Вместо нее
придется четырех человек брать, а куда? Должностей-то нет, посокращали
все.
- Понятно. Все-таки давайте вернемся к Шульгину. Как вы думаете, по-
чему он спустил с рук своему новому заместителю такую выходку, как обна-
родование содержимого его письменного стола?
- Да потому же, почему и я промолчала. Сокращения боится. Кому нужны
два руководителя для двух подчиненных? Курам на смех. Ясно же, что одно-
го будут сокращать. И ясно, что не того, кого только что назначили.
- Но если это совершенно ясно, то Шульгину терять было нечего, - за-
метила Настя. - Его сократят в любом случае. Так почему бы не отвести
душу и не сказать во всеуслышанье хаму, что он - хам.
- Ой, нет, не скажите, - Светлана всплеснула руками. - Для него очень
важно остаться на работе здесь, в Совинцентре. Здесь оклады огромные и
часть начислений идет в валюте. Пусть не в нашем отделе, но ему обяза-
тельно надо здесь остаться. А Юрий Ефимович - человек гендиректора, это
все знали, с ним ссориться нельзя.
"Значит, Тарасов - человек гендиректора. Это уже интересно. К нему я,
конечно, не пойду, рылом не вышла. К гендиректору пойдет Юра Коротков".
- Припомните, пожалуйста, все, что Тарасов рассказывал о себе, о сво-
ей семье, - попросила Настя.
- Да он ничего особенного и не рассказывал. Когда учил нас, как за
цветами ухаживать, обмолвился, что разводит розы на даче. Еще говорил,
что у него три овчарки дома живут, только я не поняла, в городской квар-
тире или на даче. Дети, говорил, выросли, живут отдельно, а он - с женой
вдвоем. Про внуков ничего не рассказывал, я, во всяком случае, не помню.
Может, их и нет еще.
- А про свою прежнюю работу? Чем раньше занимался, почему решил ее
сменить?
- Нет, про это почти ничего не говорил. Упоминал, что работал в Уп-
равлении делами Министерства среднего машиностроения. А про то, почему
решил сменить место службы, нам и в голову не приходило спрашивать.
Здесь платят много... Знаете, - оживилась вдруг Науменко, - был один за-
бавный момент. Когда он свои вещи в стол выкладывал, я заметила такую
стеклянную штуковину, не то болванка, не то палка, толстая такая и ко-
роткая. Я спросила, что это такое, а он мне ответил, что эта штука весит
ровно семьсот пятьдесят шесть граммов, потому что это самый оптимальный
вес пресса для приклеивания фотографий на пропуска. Средмаш - закрытая
система, там все только с пропусками ходят. Если пресс слишком тяжелый,
из-под фотокарточки выдавливается клей, а если слишком легкий - она пло-
хо приклеивается и начинает бугриться.
- Что начинает делать? - переспросила ошеломленная Настя.
- Ну, это он так сказал - бугриться. В смысле, буграми идет. А чтобы
пропуск выглядел достойно, вес пресса должен быть ровно семьсот пятьде-
сят шесть граммов. Якобы эту болванку с таким точным весом для него спе-
циально отливали.
- Бред какой-то, - пожала плечами Настя.
- Не знаю, - покачала головой Светлана. - Это его слова, я ничего не
выдумала. Ира может подтвердить, она тоже это слышала.
Игорь Сергеевич Шульгин разговаривал с Настей неохотно. Был уже конец
рабочего дня, он, видно, успел где-то приложиться к рюмке, и напускная
бравада явно боролась в нем с нежеланием разговаривать с работником уго-
ловного розыска, чтобы не обнаружить присутствие алкоголя.
- Игорь Сергеевич, это правда, что вам предстоит сокращение почти на
треть?
- Не знаю. Я не обращаю внимания на слухи и сплетни.
- Но вы слышали такие разговоры?
- Я не прислушиваюсь к тому, что болтают бездельники.
Настя внимательно посмотрела на Шульгина. Рослый, начавший полнеть и
лысеть, он все еще сохранял определенную привлекательность, хотя было
понятно, что еще чуть-чуть - и он превратится в обрюзгшего облезлого па-
виана, у которого за плечами активное алкогольно-сексуальное прошлое, а
впереди - тусклая и длинная старость с болезнями печени и простаты. Мо-
жет быть, он бесится оттого, что предчувствует это?
- Игорь Сергеевич, с вами советовались, назначая нового заместителя?
- Непременно. Я никогда не позволял назначать моих подчиненных без
моего ведома.
"Ах ты Боже мой, какие мы гордые. Заместитель, между прочим, подчиня-
ется не тебе, а вышестоящему начальнику. Это вышестоящий начальник реша-
ет, кто годится, чтобы замещать тебя, когда тебя нет, а кто не годится".
- И вы предварительно изучали кандидатуру Тарасова?
Быстрый взгляд в сторону, судорожное подергивание щеки, но все это
так мимолетно, так быстро, словно бы просто почудилось.
- Да, я смотрел его документы.
Ответ Шульгина на этот раз прозвучал не так уверенно.
- Игорь Сергеевич, постарайтесь вспомнить, что в его характеристике
убедило вас в том, что Тарасов годится на должность вашего заместителя.
Почему вы согласились с его кандидатурой?
- Ну, я сейчас уже не припомню.
- Но ведь это было недавно, Игорь Сергеевич. Королева и Науменко ра-
ботают у вас несколько лет, в последние годы вы никого не брали на рабо-
ту, Королева была последней, а потом вы только сокращали должности и лю-
дей. Вы просто не можете не помнить, что было написано в характеристике
человека, которого вам назначили заместителем. Это же единственное новое
назначение в ваш отдел за пять лет.
- Я же сказал, не помню.
В голосе Шульгина явственно послышалось раздражение, которое он тут
же постарался притушить.
- Хорошо, пойдем дальше, - легко согласилась Настя. - Как вы отреаги-
ровали, когда увидели, что Тарасов разбирал вещи из вашего стола?
- А как я должен был отреагировать? - ответил он вопросом на вопрос.
- Ну, не знаю, - рассмеялась Настя. - Все в такой ситуации ведут себя
по-разному. Одни возмущаются и скандалят, другие благодарят за наведен-
ный наконец-то порядок, третьи вообще не обращают на это внимания, вроде
так и должно быть. Некоторые хохочут, некоторые выходят из себя от него-
дования. Вы-то что сделали?
- Какое это имеет отношение к убийству Тарасова? - резко спросил
Шульгин. - Вы же не думаете, что это я его убил за то, что он рылся в
моем столе?
- А почему нет? - невинно осведомилась Настя, которой уже изрядно на-
доел этот Игорь Сергеевич с его показной уверенностью в себе и плохо
скрываемым паническим ужасом перед перспективой вылететь из совинцент-
ровской кормушки. Мало того, что его заместителя убили прямо в офисе,
так еще эта девка из милиции носом крутит, поди, выхлоп учуяла. А ну как
скажет кому-нибудь...
- Почему я не могу так думать? - продолжала она, словно не обращая
внимания на бьющую через край ненависть, которая изливалась прямо из
глаз Шульгина. - Что противоестественного вы видите в этой мысли?
- Вы... вы... Как вы смеете?!
- А почему нет? - повторила она устало. - Я в равной мере допускаю,
что Тарасова могла задушить и Королева, и Науменко, и вы, и кто угодно
другой. Поймите же, Игорь Сергеевич, мы знаем об убитом так мало, что не
можем с уверенностью вычеркнуть ни вас, ни кого бы то ни было. Если вы
знаете о нем больше, чем я, так помогите же мне, поделитесь своими зна-
ниями. Может быть, это поможет снять подозрения и с вас, и с ваших сот-
рудниц. А пока вы огрызаетесь и всем своим видом показываете, как я вам
не нравлюсь, ситуация к лучшему не изменится, в этом я могу вас заве-
рить.
- Вы не имеет права так со мной разговаривать, - вспылил Шульгин. -
Кто вы такая, чтобы меня подозревать? Я старше вас на двадцать лет, вы
просто сопливая девчонка, а явились сюда права качать. Вы должны убийцу
ловить, а вы готовы следом за Тарасовым рыться в чужом грязном белье и в
чужих бумагах, даже если они личные. Я не желаю больше с вами разговари-
вать. Я буду давать показания только вашему начальнику, надеюсь, он, в
отличие от вас, человек приличный и достойный.
- Вынуждена вас разочаровать, Игорь Сергеевич, с моим начальником вы
вряд ли договоритесь. У него характер очень тяжелый, я по сравнению с
ним просто бабочка, такая же невесомая и безвредная. И еще одно. Не надо
преувеличивать возрастную разницу между нами, я гораздо старше, чем вы
думаете.
Настя методично собрала со стола листки с записями, сигареты, зажи-
галку, сложила все это аккуратно в свою необъятную спортивную сумку и
встала.
- Не буду больше отнимать у вас время, Игорь Сергеевич. Завтра вам
позвонит мой начальник, с которым вы так мечтаете встретиться, и назна-
чит вам время, когда вы должны будете явиться к нему на Петровку. Там
вам понравится гораздо меньше, чем здесь, на привычной вам уютной кухне,
где вы на своей территории и можете вести себя так, как вам хочется. Да,
кстати, не хочу наносить вам удар в спину, поэтому предупреждаю заранее:
завтра мой начальник полковник Гордеев обязательно спросит вас, почему
ваши показания не оформлены протоколом. И что вы ему ответите?
- А что я должен ему отвечать? - окрысился Шульгин. - Откуда я знаю,
почему вы не записали мои показания в протокол. Чего вы меня запугивае-
те?
- Ну правильно, - вздохнула она.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги '07. Шестерки умирают первыми'
1 2 3 4 5
жает. Но нам с тобой придется с этим примириться. Ситуация такова, како-
ва она есть, и изменить ее я не могу.
- Можешь, но не хочешь, - уточнила Ирина, по-прежнему стоя у стены и
не подходя к столу.
- Не считаю нужным. Я, Ирочка, давно уже не живу сегодняшним днем.
Уверяю тебя, мне было бы намного проще кинуться к тебе в объятия и ска-
зать, что я знаю тебя сто лет и абсолютно убеждена в твоей невиновности.
Я была бы хорошей в твоих глазах, и мы бы сейчас не стояли, как неприми-
римые враги перед дуэлью, а сидели бы рядышком, держались за руки и
взахлеб обсуждали бы, кто же это убил нашего Юрия Ефимовича. И если,
упаси Бог, мне в голову стали бы закрадываться подозрения насчет тебя, у
меня были бы связаны руки. Я не смогла бы задать тебе ни одного вопроса,
потому что постоянно наталкивалась бы на твой недоуменный и обиженный
взгляд: "Ты что, меня подозреваешь? Ты мне не веришь?" И как бы я сказа-
ла тебе, что не верю, что подозреваю? Мне что же, служебной карьерой
жертвовать, только чтобы не испортить отношения с тобой? Сегодня мне бы-
ло бы лучше и проще, а завтра я бы волосы на себе рвала. Поэтому я и не
хочу менять ситуацию. Пусть она останется такой, как есть на сегодняшний
день. Да, мне сегодня тяжело с тобой разговаривать, ты настроена враж-
дебно, ты обижаешься на меня, но я это как-нибудь переживу. Зато потом,
если я буду на двести процентов уверена в твоей невиновности, я буду
точно знать, что этому есть объективные причины, а не мое слепое доверие
к человеку, которого я когда-то, я подчеркиваю, когда-то давно знала.
В кухне повисло недоброе молчание. Настя закурила еще одну сигарету,
сделала несколько затяжек.
- Мы можем изменить ситуацию только в одну сторону. Если тебе непри-
ятно общаться со мной, я сейчас уйду, и ты меня больше не увидишь. С то-
бой будет работать другой сотрудник. Но для тебя это в принципе мало что
изменит, потому что подозревать тебя я все равно буду. Так как, Ира? Бу-
дем работать или будем эмоции жевать?
Ирина медленно отошла от стены и села на табуретку возле стола.
- Я сделаю еще кофе, - сказала она, не глядя на Настю, и стала засы-
пать в стоящую на столе кофеварку смолотый кофе. - Ты можешь задавать
свои вопросы.
- Может, улыбнешься для приличия? - пошутила Настя, стараясь сгладить
возникшую неловкость.
- Нет уж. Отвечать буду добросовестно, это я тебе обещаю, а с улыбка-
ми не получится.
- Обиделась?
- А как ты думаешь? - Ирина подняла голову и вызывающе посмотрела на
Настю. - А ты бы не обиделась на моем месте?
- Наверное, обиделась бы, - призналась Настя. - Ладно, так и останем-
ся. Я - со своими подозрениями, ты - со своей обидой. Нам нужно будет
научиться жить с этим. Тогда начнем. Почему Тарасов пришел в тот день на
работу так рано?
- Не знаю.
- Он ничего не говорил в пятницу о том, что в понедельник с утра у
него назначена какая-то встреча?
- Нет, не говорил.
- Может быть, он должен был ждать чьего-то звонка в понедельник ут-
ром?
- Мне об этом не известно.
- С кем из работников Совинцентра Тарасов общался в те четыре дня,
что он проработал в вашем отделе?
- Мне трудно сказать. Сюда к нему никто не заходил, а с кем он общал-
ся, когда выходил из офиса, я не знаю.
- А он часто выходил из офиса?
- Довольно часто...
Светлана Науменко держалась далеко не так хладнокровно, как Ирина Ко-
ролева. Она сильно нервничала, то и дело начиная плакать, пила сердечные
капли и сморкалась.
Настя задавала ей те же вопросы, что и Ирине: с кем общался Юрий Ефи-
мович Тарасов, что рассказывал о себе и о своих знакомых, кому звонил,
почему в тот роковой для него день пришел на работу раньше обычного.
- Может быть, он хотел стены помыть, - предположила Светлана.
- Что он хотел?! - Настя решила, что ослышалась.
- Ну, понимаете, Юрий Ефимович считал, что стены у нас грязные и их
нужно помыть. Уборщица этого не делает, но она и не обязана. Игорь Сер-
геевич категорически запретил ему заниматься уборкой в рабочее время,
сюда же люди ходят, а Юрий Ефимович считал, что стены надо помыть обяза-
тельно. Вот, может быть...
Науменко всхлипнула и снова потянулась за носовым платком.
- А что, Игорь Сергеевич очень сердился на Тарасова за попытки уб-
раться в помещении отдела?
- Очень. Вы даже не представляете, как он сердился. Правда, вслух он
ничего не говорил, Юрию Ефимовичу не выговаривал, но все равно было за-
метно. Знаете, Шульгин - он такой добродушный, даже немножко легкомыс-
ленный, выпить любит, пошутить, посмеяться. А после того, как Юрий Ефи-
мович у него в столе прибрался, Игоря как подменили. Злой ходит, с нами
не разговаривает, даже вроде с лица сбледнул.
- Не знаете почему? Не догадываетесь?
- Кому ж приятно, когда у тебя из стола столько гадости вытаскивают и
на всеобщее обозрение выставляют.
- А Шульгин не пытался объясниться с Тарасовым, сказать ему, что за-
лезать в чужой стол, а тем более в отсутствие хозяина, неприлично?
- Не знаю, - Светлана шмыгнула носом. - Я не слышала ничего такого.
- А вы, Светлана? Он же в вашем столе тоже порядок наводил. Вы не
сделали ему замечание?
- Нет. Он же начальник все-таки.
- Ну и что? Раз начальник, значит, хамить можно?
- Я не знаю...
Науменко разрыдалась.
- Он... Он говорил, что сокращение скоро... На тридцать процентов...
Всех...
"Все понятно, - подумала Настя. - Стоя на пороге тридцатипроцентного
сокращения, она, конечно же, не рискнула делать замечание новому на-
чальнику. Логика примитивная, но железная. Если собираются сокращать
третью часть рабочих мест, и в это же самое время на вакантное место за-
местителя начальника отдела назначают нового сотрудника, вместо того
чтобы сократить эту совершенно никчемную должность, то вновь назначен-
ный, очевидно, важная персона или особа приближенная к императору, то
бишь к гендиректору. Попробуй сделай ему замечание - завтра же без места
и останешься".
- А Ирина? Как она восприняла тот факт, что Тарасов рылся в ее столе?
- Злилась, конечно. Даже сказала ему дерзость, но он, наверное, не
понял.
- И что же она ему сказала?
- Что-то вроде того, что, мол, кто не знает про тампексы, тому и в
женских вещах рыться не страшно. Я думала, он покраснеет, а он даже ухом
не повел, будто и не слышал.
- А что, Ирина сокращения не боится?
- Боится, почему же.
- Как же она осмелилась дерзить Тарасову?
- Понимаете, у нас в отделе раньше было по штату два начальника и
пять консультантов. Когда Ира пришла сюда, три места консультантов были
заняты, ей отдали четвертое и попросили по возможности работать за пято-
го. Она согласилась, тем более что ее обещали материально поощрять за
совмещение участков. Никаких денег ей, конечно, не дали, а когда было
сокращение, пятое место консультанта просто сократили, вменив Ире в обя-
занность выполнять его функции, за ту же самую зарплату, между прочим.
Ну, Ирина у нас работы не боится, у нее в руках все горит. Потом один
наш сотрудник погиб, попал под машину, Ирка его участок взяла, за это ей
категорию повысили. Потом было еще одно сокращение, должность этого по-
гибшего сотрудника у нас отобрали и еще алкаша одного выкинули, вместе с
местом, естественно. А Ирке сказали: "Раз вы теперь консультант второй
категории, вы должны работать больше. Будьте-ка любезны, возьмите себе и
этот участок". Так и получилось, что Ира работает на четырех участках, а
я только кофе подаю да флажки с цветочками расставляю. Уж с этим-то она
точно справится. Поэтому ее сокращать нельзя, ей замены нет. Вместо нее
придется четырех человек брать, а куда? Должностей-то нет, посокращали
все.
- Понятно. Все-таки давайте вернемся к Шульгину. Как вы думаете, по-
чему он спустил с рук своему новому заместителю такую выходку, как обна-
родование содержимого его письменного стола?
- Да потому же, почему и я промолчала. Сокращения боится. Кому нужны
два руководителя для двух подчиненных? Курам на смех. Ясно же, что одно-
го будут сокращать. И ясно, что не того, кого только что назначили.
- Но если это совершенно ясно, то Шульгину терять было нечего, - за-
метила Настя. - Его сократят в любом случае. Так почему бы не отвести
душу и не сказать во всеуслышанье хаму, что он - хам.
- Ой, нет, не скажите, - Светлана всплеснула руками. - Для него очень
важно остаться на работе здесь, в Совинцентре. Здесь оклады огромные и
часть начислений идет в валюте. Пусть не в нашем отделе, но ему обяза-
тельно надо здесь остаться. А Юрий Ефимович - человек гендиректора, это
все знали, с ним ссориться нельзя.
"Значит, Тарасов - человек гендиректора. Это уже интересно. К нему я,
конечно, не пойду, рылом не вышла. К гендиректору пойдет Юра Коротков".
- Припомните, пожалуйста, все, что Тарасов рассказывал о себе, о сво-
ей семье, - попросила Настя.
- Да он ничего особенного и не рассказывал. Когда учил нас, как за
цветами ухаживать, обмолвился, что разводит розы на даче. Еще говорил,
что у него три овчарки дома живут, только я не поняла, в городской квар-
тире или на даче. Дети, говорил, выросли, живут отдельно, а он - с женой
вдвоем. Про внуков ничего не рассказывал, я, во всяком случае, не помню.
Может, их и нет еще.
- А про свою прежнюю работу? Чем раньше занимался, почему решил ее
сменить?
- Нет, про это почти ничего не говорил. Упоминал, что работал в Уп-
равлении делами Министерства среднего машиностроения. А про то, почему
решил сменить место службы, нам и в голову не приходило спрашивать.
Здесь платят много... Знаете, - оживилась вдруг Науменко, - был один за-
бавный момент. Когда он свои вещи в стол выкладывал, я заметила такую
стеклянную штуковину, не то болванка, не то палка, толстая такая и ко-
роткая. Я спросила, что это такое, а он мне ответил, что эта штука весит
ровно семьсот пятьдесят шесть граммов, потому что это самый оптимальный
вес пресса для приклеивания фотографий на пропуска. Средмаш - закрытая
система, там все только с пропусками ходят. Если пресс слишком тяжелый,
из-под фотокарточки выдавливается клей, а если слишком легкий - она пло-
хо приклеивается и начинает бугриться.
- Что начинает делать? - переспросила ошеломленная Настя.
- Ну, это он так сказал - бугриться. В смысле, буграми идет. А чтобы
пропуск выглядел достойно, вес пресса должен быть ровно семьсот пятьде-
сят шесть граммов. Якобы эту болванку с таким точным весом для него спе-
циально отливали.
- Бред какой-то, - пожала плечами Настя.
- Не знаю, - покачала головой Светлана. - Это его слова, я ничего не
выдумала. Ира может подтвердить, она тоже это слышала.
Игорь Сергеевич Шульгин разговаривал с Настей неохотно. Был уже конец
рабочего дня, он, видно, успел где-то приложиться к рюмке, и напускная
бравада явно боролась в нем с нежеланием разговаривать с работником уго-
ловного розыска, чтобы не обнаружить присутствие алкоголя.
- Игорь Сергеевич, это правда, что вам предстоит сокращение почти на
треть?
- Не знаю. Я не обращаю внимания на слухи и сплетни.
- Но вы слышали такие разговоры?
- Я не прислушиваюсь к тому, что болтают бездельники.
Настя внимательно посмотрела на Шульгина. Рослый, начавший полнеть и
лысеть, он все еще сохранял определенную привлекательность, хотя было
понятно, что еще чуть-чуть - и он превратится в обрюзгшего облезлого па-
виана, у которого за плечами активное алкогольно-сексуальное прошлое, а
впереди - тусклая и длинная старость с болезнями печени и простаты. Мо-
жет быть, он бесится оттого, что предчувствует это?
- Игорь Сергеевич, с вами советовались, назначая нового заместителя?
- Непременно. Я никогда не позволял назначать моих подчиненных без
моего ведома.
"Ах ты Боже мой, какие мы гордые. Заместитель, между прочим, подчиня-
ется не тебе, а вышестоящему начальнику. Это вышестоящий начальник реша-
ет, кто годится, чтобы замещать тебя, когда тебя нет, а кто не годится".
- И вы предварительно изучали кандидатуру Тарасова?
Быстрый взгляд в сторону, судорожное подергивание щеки, но все это
так мимолетно, так быстро, словно бы просто почудилось.
- Да, я смотрел его документы.
Ответ Шульгина на этот раз прозвучал не так уверенно.
- Игорь Сергеевич, постарайтесь вспомнить, что в его характеристике
убедило вас в том, что Тарасов годится на должность вашего заместителя.
Почему вы согласились с его кандидатурой?
- Ну, я сейчас уже не припомню.
- Но ведь это было недавно, Игорь Сергеевич. Королева и Науменко ра-
ботают у вас несколько лет, в последние годы вы никого не брали на рабо-
ту, Королева была последней, а потом вы только сокращали должности и лю-
дей. Вы просто не можете не помнить, что было написано в характеристике
человека, которого вам назначили заместителем. Это же единственное новое
назначение в ваш отдел за пять лет.
- Я же сказал, не помню.
В голосе Шульгина явственно послышалось раздражение, которое он тут
же постарался притушить.
- Хорошо, пойдем дальше, - легко согласилась Настя. - Как вы отреаги-
ровали, когда увидели, что Тарасов разбирал вещи из вашего стола?
- А как я должен был отреагировать? - ответил он вопросом на вопрос.
- Ну, не знаю, - рассмеялась Настя. - Все в такой ситуации ведут себя
по-разному. Одни возмущаются и скандалят, другие благодарят за наведен-
ный наконец-то порядок, третьи вообще не обращают на это внимания, вроде
так и должно быть. Некоторые хохочут, некоторые выходят из себя от него-
дования. Вы-то что сделали?
- Какое это имеет отношение к убийству Тарасова? - резко спросил
Шульгин. - Вы же не думаете, что это я его убил за то, что он рылся в
моем столе?
- А почему нет? - невинно осведомилась Настя, которой уже изрядно на-
доел этот Игорь Сергеевич с его показной уверенностью в себе и плохо
скрываемым паническим ужасом перед перспективой вылететь из совинцент-
ровской кормушки. Мало того, что его заместителя убили прямо в офисе,
так еще эта девка из милиции носом крутит, поди, выхлоп учуяла. А ну как
скажет кому-нибудь...
- Почему я не могу так думать? - продолжала она, словно не обращая
внимания на бьющую через край ненависть, которая изливалась прямо из
глаз Шульгина. - Что противоестественного вы видите в этой мысли?
- Вы... вы... Как вы смеете?!
- А почему нет? - повторила она устало. - Я в равной мере допускаю,
что Тарасова могла задушить и Королева, и Науменко, и вы, и кто угодно
другой. Поймите же, Игорь Сергеевич, мы знаем об убитом так мало, что не
можем с уверенностью вычеркнуть ни вас, ни кого бы то ни было. Если вы
знаете о нем больше, чем я, так помогите же мне, поделитесь своими зна-
ниями. Может быть, это поможет снять подозрения и с вас, и с ваших сот-
рудниц. А пока вы огрызаетесь и всем своим видом показываете, как я вам
не нравлюсь, ситуация к лучшему не изменится, в этом я могу вас заве-
рить.
- Вы не имеет права так со мной разговаривать, - вспылил Шульгин. -
Кто вы такая, чтобы меня подозревать? Я старше вас на двадцать лет, вы
просто сопливая девчонка, а явились сюда права качать. Вы должны убийцу
ловить, а вы готовы следом за Тарасовым рыться в чужом грязном белье и в
чужих бумагах, даже если они личные. Я не желаю больше с вами разговари-
вать. Я буду давать показания только вашему начальнику, надеюсь, он, в
отличие от вас, человек приличный и достойный.
- Вынуждена вас разочаровать, Игорь Сергеевич, с моим начальником вы
вряд ли договоритесь. У него характер очень тяжелый, я по сравнению с
ним просто бабочка, такая же невесомая и безвредная. И еще одно. Не надо
преувеличивать возрастную разницу между нами, я гораздо старше, чем вы
думаете.
Настя методично собрала со стола листки с записями, сигареты, зажи-
галку, сложила все это аккуратно в свою необъятную спортивную сумку и
встала.
- Не буду больше отнимать у вас время, Игорь Сергеевич. Завтра вам
позвонит мой начальник, с которым вы так мечтаете встретиться, и назна-
чит вам время, когда вы должны будете явиться к нему на Петровку. Там
вам понравится гораздо меньше, чем здесь, на привычной вам уютной кухне,
где вы на своей территории и можете вести себя так, как вам хочется. Да,
кстати, не хочу наносить вам удар в спину, поэтому предупреждаю заранее:
завтра мой начальник полковник Гордеев обязательно спросит вас, почему
ваши показания не оформлены протоколом. И что вы ему ответите?
- А что я должен ему отвечать? - окрысился Шульгин. - Откуда я знаю,
почему вы не записали мои показания в протокол. Чего вы меня запугивае-
те?
- Ну правильно, - вздохнула она.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги '07. Шестерки умирают первыми'
1 2 3 4 5