И я понял, что должен как-то помочь бедняге Игорю. Я остро чувствовал
свою вину перед ним и ни в коем случае не хотел, чтобы он пострадал
из-за истории, корни которой тянутся из идиотской ревности моей бывшей
жены.
Городское управление внутренних дел выглядело недавно отремонтирован-
ным и свеженьким, как только что выкупанный младенец. Я оставил Лилю на
лавочке в обществе книжки про Мумми-тролля, дав ей пятитысячную купюру
на тот случай, если она захочет мороженого или воды. Впрочем, я не сом-
невался, что, как только я исчезну в проеме двери, она тут же подойдет к
книжному киоску, который я приметил неподалеку, и купит очередной "женс-
кий" роман Барбары Картленд. Я никак не мог выяснить, что же ей удается
понять в этих книжках, подозреваю, что очень немногое, но читала она их
с упоением.
В здании управления было сумрачно и тихо. Постовой мельком взглянул
на мое удостоверение и молча кивнул, разрешая пройти. Дежурная часть бы-
ла с виду самой обычной, но, присмотревшись, я увидел, что электроники
туда напихали не на одну тысячу долларов, и позавидовал городу, который
может себе позволить вкладывать деньги в правоохранительную систему. Де-
журный, толстый потный майор, долго делал вид, что не видит меня, а я
так же долго делал вид, что терпеливо жду. Мне всегда интересно, как в
дежурной части относятся к посетителям, когда еще не знают, кто они и
зачем пришли. Если театр начинается с вешалки, то милиция - с дежурки.
Она - лицо учреждения, не в смысле чистоты и компьютеризации, а в смысле
отношения к гражданам. Какой стиль царит в "управе", такой и в дежурке.
Майор не выдержал первым:
- Слушаю вас, гражданин. Что у вас?
Я протянул ему свое удостоверение:
- Мне нужен опер, который работает по убийству актрисы Доренко. Помо-
жете?
Майор молча вернул мне красную книжечку и стал куда-то названивать.
- Двенадцатый кабинет, - наконец после нескольких звонков произнес
он. - По лестнице на второй этаж и направо.
То, что я увидел в кабинете, на котором значился номер 12, меня оза-
дачило. Там никак не мог находиться оперативник, которого я искал. Это
был типичный кабинет начальника, роскошный, обставленный добротной ме-
белью. И человек, который восседал во главе письменного стола, тоже
смотрелся начальником. Хорошо за пятьдесят, жесткие глаза, грузная фигу-
ра.
- Подполковник Стасов, управление уголовного розыска, ГУВД Москвы, -
представился я, пытаясь справиться с недоумением.
- Мне о вас не звонили, - сообщил мне хозяин кабинета, глядя куда-то
в сторону.
Я с ужасом подумал, что не знаю, кто он, как его зовут, и вообще про-
изошло какое-то недоразумение. На кителе я увидел полковничьи погоны,
которые с равным успехом могли принадлежать и начальнику управления, и
любому из его заместителей. Правда, вход в кабинет был из коридора, а не
из приемной, и это позволяло надеяться, что я попал все-таки не к на-
чальнику, а к комуто из замов.
- Дежурный сказал, что я должен пройти в двенадцатый кабинет.
- Правильно. Но из Москвы о вас не звонили. Что вы хотите?
Тут я сообразил, что дежурный принял меня за сыщика, который приехал
из Москвы в связи с убийством Ольги. Вероятно, поэтому он и направил ме-
ня к руководству, так сказать, представиться и доложиться по команде. А
руководство, естественно, ни сном ни духом ни про какого сыщика и знать
не знает.
- Товарищ полковник, я хотел бы встретиться с сотрудниками, которые
занимаются убийством Ольги Доренко.
- Зачем? Кто вас уполномочил?
Вопрос мне не понравился. Где ты, прославленное милицейское братство!
Где ты, воспетое в книгах и фильмах чувство локтя, дружеская помощь и
своевременная поддержка! Полковник вел себя так, словно ему было глубоко
наплевать на сам факт убийства актрисы, и больше всего его заботит воп-
рос о том, чтобы в светлые ряды городских милиционеров не проник мос-
ковский шпион с его грязным разлагающим влиянием.
- Меня ни кто не уполномочил. Но я могу оказаться полезным в рассле-
довании убийства. Я хорошо знал потерпевшую.
- Кто вас прислал?
- Никто меня не присылал, я нахожусь в вашем городе на отдыхе, узнал
об убийстве и пришел.
- Откуда вы узнали об убийстве?
Все это больше походило на допрос, словно я обманным путем пытаюсь
втереться в процесс расследования, преследуя свои темные интересы.
- Мне сообщила моя жена, она работает на кинофестивале.
Я не стал упоминать о том, что жена - бывшая, потому что тогда приш-
лось бы долго объяснять ему про Лилю и про Ритины педагогические экзер-
сизы.
- Фамилия жены?
- Мезенцева. Маргарита Мезенцева.
- А ваша фамилия Стасов? Очень интересно.
Я вдруг понял, что стою перед ним, вытянувшись по стойке "смирно".
Видимо, его недоброжелательность оказывала на меня гипнотическое воз-
действие.
- Если у вас есть информация, проливающая свет на убийство Доренко,
вы можете поделиться ею со мной, - холодно произнес полковник, занимаю-
щий так и не установленную мною должность. - Я не сторонник подключения
посторонних лиц к работе, это часто мешает и создает дополнительные
трудности.
- Но я профессионал, а не посторонний, - попытался возразить я.
- Насколько я понял из ваших слов, вы можете быть потенциальным сви-
детелем, и в этом смысле вы, безусловно, посторонний. Мы используем вас
в качестве свидетеля. Пожалуйста, я готов выслушать все, что вы знаете о
Доренко. Но привлекать вас к работе я не позволю. Вы находитесь в данный
момент не на службе, и как профессионал вы для меня не существуете.
- А если вам позвонят насчет меня из Москвы, вы допустите меня к ра-
боте?
На самом деле я вовсе не хотел, чтобы меня допускали к работе. Навер-
ное, я закоренелый эгоист, но у меня никогда не бывает потребности вле-
зать в чужое дело и помогать изо всех сил. Каждый должен тянуть свой
воз. Мой визит сюда был продиктован не стремлением подключиться к работе
по разоблачению убийцы, а единственно желанием поговорить помужски с
оперативниками, объяснить им, что Гарик Литвак не имеет к убийству ни
малейшего отношения, потому что его связь с убитой является чистейшей
воды плодом воображения. Вот и все. Мои благие намерения не шли ни на
сантиметр дальше. Но мне стало любопытно, отчего этот полковник, воссе-
дающий в роскошном кабинете, так меня невзлюбил и почему он не хочет до-
пускать меня к расследованию убийства. У него больное самолюбие? Он не
любит, когда ему приказывают? Его приводит в бешенство само слово "Моск-
ва"?
- Я допущу вас к работе только в том случае, если будет письменное
указание из Главного управления уголовного розыска МВД России, - четко
ответил он. - Я подчиняюсь только им. Руководство управления внутренних
дел столицы ко мне никакого отношения не имеет, мы с ними равны по ран-
гу, и они могут только просить меня.
- Но если они попросят? - настаивал я.
- Это будет зависеть от ситуации. Обычно я такие просьбы не выполняю.
Ваши коллеги только путаются под ногами и вносят сумятицу в нашу работу.
Если в министерстве принимается решение о создании следственно-оператив-
ной группы совместно с ГУВД Москвы, тогда другое дело. Будет решение -
будем разговаривать. Я вас больше не задерживаю, господин Стасов.
Так. Из начальственного кабинета меня выперли, причем даже не очень
вежливо. Но я не обидчивый. Вернее, обидчивый, но привычный и умеющий не
обращать внимания. Поэтому я не заплакал горючими слезами, но злобу за-
таил. Я поднялся на третий этаж, где все было как-то попроще: и дорожки
на полу не было, и стены не обшиты деревом, как на втором этаже, а пок-
рыты масляной краской, и двери не обиты дерматином. Прислушиваясь к го-
лосам, доносящимся из-за дверей, я выбрал комнату, в которой, судя по
шуму, народу было много.
- Извините, - робко сказал я, делая глупое лицо. - Меня вызывали в
связи с убийством актрисы Доренко, а я забыл, в какую комнату.
- В тридцатую, - тут же ответили мне, и я тихонько ретировался.
Возле тридцатой комнаты сидела очередь, и я сообразил, что если здесь
сидят те, кто занимается ночным убийством, то все эти люди вызваны для
дачи объяснений. Занять очередь означало бы добраться до нужных мне сот-
рудников не раньше, чем в конце дня. Объясняться же с этой очередью,
рассказывая им, что я "свой" и "мне по делу надо", мне не хотелось. Мож-
но было бы, конечно, просто войти в кабинет, никому ничего не объясняя,
но была реальная опасность нарваться на такого же поборника суверените-
та, с которым я только что общался в комнате 12. Врываться в чужой каби-
нет посреди допроса, требовать к себе внимания - и можно вылететь из
родной милиции в пять секунд. Вылететь-то не жалко, но на мне камнем ви-
сел долг перед Игорем Литваком, и выполнить свою задачу я должен был во
что бы то ни стало.
- Кто следующий? - спросил я нахальным уверенным тоном.
- Я, - откликнулась молоденькая девушка в бирюзовом сарафанчике, отк-
рывающем крупные веснушки на молочно-белой груди.
- Я напишу записку, вы передайте сотрудникам.
Я достал из сумки с пляжными принадлежностями ручку и записную книж-
ку, вырвал листок и нацарапал: "Стасов, МУР. Срочно".
- А кому отдать? - спросила веснушчатая, забирая у меня записку.
- Все равно. Кто есть в кабинете, тому и отдайте.
Минут через десять из кабинета вышел человек, взглянув на которого я
помертвел. Это был Игорь Литвак, и лицо его было перекошено до полной
неузнаваемости. Похоже, я опоздал. Но с другой стороны, я пришел как
нельзя вовремя, потому что если меня прямо сейчас пригласят в заветный
тридцатый кабинет, то я все успею объяснить, и тогда сыщики не будут за-
давать всем следующим посетителям вопросы, из которых те сделают вполне
определенный вывод о имевшем место романе убитой актрисы с председателем
кинематографического жюри.
Девушка вошла в дверь и почти сразу же вышла назад.
- Идите, - процедила она сквозь зубы.
Я ее понимал. Наверное, сидела здесь с раннего утра, а сейчас уже
полдень. А тут какойто хмырь без очереди лезет...
В комнате было жарко и накурено, как будто в ней дымила рота солдат,
хотя за столом я увидел только одного симпатичного паренька. Вид у него
был усталый, глаза - голодные, но волосы почему-то оказались идеально
уложенными, как будто он только что причесался. Может, и вправду привел
быстренько себя в порядок, прочитав записку. Если это так, то мне повез-
ло: к МУРу у мальчика еще сохранилось некое подобие уважения.
- Добрый день, - вежливо поздоровался я. - Моя фамилия Стасов.
- Я понял, - кивнул паренек. - Какие у вас проблемы?
- Сугубо мужские. Меня зовут Владислав Николаевич.
- Сергей Лисицын, - представился он, пожимая руку.
На его ладони я почувствовал жесткие мозоли, выдававшие в нем посто-
янно тренирующегося спортсмена.
- Так вот, Сергей, я по поводу убийства Ольги Доренко. Только что из
твоего кабинета вышел Игорь Аркадьевич Литвак. Тебе сказали, что он был
любовником Ольги?
- Я не понял, Владислав Николаевич, какой у вас интерес.
- Я же тебе сказал, мужской.
- Официальный? Вы откомандированы к нам?
И этот туда же. Вот Крым отделился, а скоро и эти захотят собственную
валюту ввести и границы установить. Республика Курорт. Все с ума посхо-
дили.
- Нет, интерес у меня неофициальный. - Я был терпелив, как опытная
сиделка у постели тяжелобольного. - Я нахожусь здесь на отдыхе, а на ки-
нофестивале работает моя жена, которая сообщила мне сегодня утром об
убийстве Доренко. И я пришел к тебе, Сережа, как мужик к мужику, чтобы
объяснить, что Игорь Аркадьевич никогда не был любовником Ольги, поэтому
все твои подозрения в его адрес напрасны.
- Но если Литвак не был ее любовником, то почему вы решили, что мы
его в связи с этим подозреваем? Откуда такие сведения?
- От моей жены. Ведь это она первая сказала вам о Литваке, верно?
Первая и единственная.
Сергей молча открыл папку и стал листать бумаги. Я понял, что он ищет
показания свидетельницы Стасовой. И пока он будет их искать, я успею
состариться, а Лиля выйдет замуж и нарожает мне внуков. Но я не хотел
его торопить. Мальчик был совсем молоденький и требовал к себе уважения.
- Фамилия вашей жены Стасова? - наконец спросил он, не отрывая глаз
от лежащих в папке бумаг.
- Мезенцева. Маргарита Мезенцева.
- Ах вот как!
Черт возьми, ну чего Ритке не жилось с моей фамилией! Сменила ее на
девичью сразу же после развода. Вот теперь и объясняйся с каждым встреч-
ным.
Он нашел нужный документ и бегло его просмотрел, потом едва заметно
улыбнулся:
- Забавно получается. Первые свидетели в один голос утверждали, что
ваша жена давно ревновала вас к убитой. А она, словно оправдываясь, -
подбрасывает нам Литвака. Литвак же, в свою очередь, категорически все
отрицает. И как вы это объясните, Владислав Николаевич?
Я рассказал ему про наш с Ольгой обман и про девственно-чистую репу-
тацию Игоря. Сергей слушал с интересом, весело хмыкал и кивал головой.
Но в конце моего покаянного повествования вдруг посерьезнел:
- Почему я должен вам верить? Может быть, вы - друг Литвака и говори-
те сейчас неправду, чтобы выгородить его.
- Может быть, - сердито откликнулся я. - Попробуйте опросить всех
участников фестиваля, и если хоть одна живая душа заикнется о романе
Ольги и Игоря - можете плюнуть мне в лицо. Потому что этого романа не
было, это плод нашей фантазии. Вам назовут с десяток любовников и пок-
лонников Ольги, но среди этих имен не будет имени Литвака, это я вам га-
рантирую.
От злости я даже не заметил, как стал обращаться к нему на "вы". Вне-
запно Сергей улыбнулся открыто и весело, хотя глаза его по-прежнему были
голодными и какими-то грустными.
- Хорошо, что вы пришли, Владислав Николаевич, а то я уже совсем за-
мучился. Работаю первый год, опыта мало, а тут такое... Звезда, претен-
дентка на первую премию.
Он умолк и поглядел куда-то за окно. Я проследил за его взглядом и не
увидел ничего интересного, кроме розового фасада большого здания, напо-
минающего обком партии.
- Владислав Николаевич, мне сложно говорить... Одним словом, наше на-
чальство залетных помощников не жалует. Я бы хотел спросить вашего сове-
та, тем более что вы хорошо знали Доренко и ее окружение, но мне за это
голову снимут. Советчик у нас один.
- Это который в двенадцатой комнате сидит? - догадался я.
- Он самый, - усмехнулся Сергей.
- И какой же выход? Сделать вид, что я сюда не приходил и ты меня не
знаешь?
- Нет. Я включаю вас в список свидетелей и на этом основании могу об-
щаться с вами сколько угодно. Только для этого вам придется хотя бы
иногда приходить сюда. Вы располагаете ценной информацией...
- Нет, Сережа, этот фокус у тебя не пройдет. Твое начальство меня ви-
дело и весьма нелюбезно выставило вон. Если ты попробуешь выдать меня за
свидетеля, завтра же я окажусь в двенадцатом кабинете, и допрашивать ме-
ня будет его хозяин, а не ты. И вообще, с чего ты взял, что я собираюсь
тебе помогать, а? Я, между прочим, в отпуске.
Лицо его вмиг осунулось и окаменело. Конечно, я был груб, но после
странного разговора с его начальником у меня не было оснований для бла-
годушия.
- Если вы сюда пришли, чтобы рассказать о Литваке, значит, вы хотели
помочь нам, чтобы мы не тратили напрасно силы и время на эту версию.
- Я хотел помочь не вам, а Игорю. У него очень ревнивая жена, которой
он ни разу в жизни не изменял. Если будет скандал, ему вовек не от-
мыться, ты это понимаешь? Можно всю жизнь ему искалечить, и его жене,
кстати, тоже, не говоря уже о детях.
- Значит, я не могу на вас рассчитывать?
Он смотрел на меня, как смотрят больные щенки, выброшенные на улицу
безжалостными хозяевами. И я вдруг подумал о том, что он всю ночь не
спал, что таких преступлений, как убийство кинозвезды Ольги Доренко, в
его небогатой практике еще не было, что он безумно боится "провалить"
работу и наплевать ему в этом случае на самолюбие. Ему действительно
нужна помощь. Проведя полночи в компании полупьяных киношников, он, на-
верное, пришел в ужас от того количества сплетен, домыслов, грязи и отк-
ровенной злобы, которое вылилось на него. Кино - это свой мир, и чтобы
разобраться в связывающих людей взаимоотношениях, нужно покрутиться в
этом мире не один год. И я дрогнул.
- Сколько человек работает по этому делу?
- Все, кто свободен и есть в наличии. Но у нас завал, на все времени
не хватает, поэтому работать будут все понемногу.
- Основные есть? Или у вас дитя без глазу окажется?
- Боюсь, что окажется.
1 2 3 4 5