по возвращении из Орды основал монастыри - Андроников в Москве, Благовещенский в Нижнем Новгороде, Константиноеленский во Владимире; потом вновь путешествовал в Орду для исцеления царицы Тайдулы, по возвращении основал Чудов монастырь, беседовал с преподобным Сергием Радонежским, желая иметь его своим преемником, и вскоре за тем скончался. Но и тут не обошлось без ошибок: Пахомий изображает, будто святой Алексий путешествовал для утоления царя Бердибека гораздо прежде, чем для исцеления царицы Тайдулы, а на деле было совсем наоборот; будто Алексий основал нижегородский Благовещенский монастырь гораздо прежде, нежели Чудов в Москве, между тем как последний основал за пять лет прежде Благовещенского нижегородского; говорит еще, будто именно великий князь Иван Иванович задумал основать Андроников монастырь, хотя далее сам же рассказывает, что монастырь этот основан митрополитом Алексием по данному им прежде обету. Нельзя не заметить, что в своих рассказах об основании монастырей Андроникова и Чудова и о последней беседе митрополита Алексия с преподобным Сергием Пахомий несомненно пользовался житием последнего, которое составлено Епифанием, хотя умалчивает о том. Вообще же, весь этот биографический труд Пахомия, совершенный в честь святителя Алексия, нельзя не назвать крайне несовершенным.
В Новгороде или по поручению Новгородского владыки Ионы Пахомий написал прежде всего сказание о чуде преподобного Варлаама Хутынского, совершившемся в 1460 г. над постельником великого князя Василия Васильевича Григорием, потом жития: того же преподобного Варлаама, великой княгини Ольги, преподобного Саввы Вишерского и Новгородского архиепископа Евфимия вместе с канонами им. Преподобный Варлаам скончался еще в 1193 г., потому устных известий о жизни его, вполне достоверных, Пахомий, конечно, не мог в свое время услышать ни от кого. Но существовало уже житие Варлаама, кем-то написанное, очень краткое и крайне скудное по содержанию, с описанием и чудес преподобного. Этим-то готовым житием, по обычаю своему, и воспользовался Пахомий, частию переписав его почти дословно, а частию изменив в нем только слог более витиеватыми оборотами речи. От себя же прибавил в начале жития предисловие, в котором говорит о поездке своей в Хутынь монастырь по поручению владыки Евфимия для собирания сведений о преподобном, а в конце жития свое сказание об упомянутом чуде - 1460 г., прежде написанное, и похвальное Слово преподобному Варлааму. Еще менее мог слышать Пахомий устных достоверных сказаний о равноапостольной княгине Ольге, скончавшейся в IX в., да и письменных мог найти весьма немного только в древней летописи и у мниха Иакова. И какое бы из двух известных житий блаженной Ольги, встречающихся в рукописях XV - XVI вв., мы ни приписали нашему автору, оба эти жития очень кратки. А может быть, ни одно из них не принадлежит ему, и подлинное сочинение Пахомия об Ольге, если только оно действительно было им написано, до нас не дошло. Но нельзя не удивляться, что почти столько же скудным вышло у Пахомия житие преподобного Саввы Вишерского, его современника. Савва подвизался неподалеку от Новгорода и умер в 1460 г. или несколько прежде - о нем можно было собрать самые свежие и подробные сведения. А Пахомий ограничился лишь тем, что воспользовался готовым житием Саввы, написанным в 1464 г. одним из его преемников в обители, Геласием, прибавив от себя к житию только приступ и заключение, в котором упоминает, что писал по поручению архиепископа Ионы, и, вероятно, сделав некоторые изменения в слоге. Более усердия показал Пахомий при составлении жития Новгородского архиепископа Евфимия (1458). Житие это удачнее всех, написанных тем же автором в Новгороде. Под конец предисловия к житию, изложенного, впрочем, очень невразумительно, Пахомий замечает, что дерзнул описывать жизнь Евфимия не по своему мудрованию, но по повелению владыки Новгородского Ионы, бывшего искренним другом Евфимия, пока он был жив, и потом сделавшегося его преемником на кафедре. В самом житии довольно подробно рассказывает, что Евфимий родился в Новгороде, обучился грамоте, пострижен в Вяжицком монастыре, был казначеем при владыке Симеоне, игуменом в монастыре на Лисичей горе, избран во архиепископа и рукоположен в Смоленске митрополитом Герасимом; затем также подробно говорит о милосердии и постничестве Евфимия, о построении и украшении им храмов, о его кончине и погребении, о его чудесах по смерти и оканчивает все краткою ему похвалою. Биография эта всецело принадлежит самому Пахомию и составлена им по свежим преданиям и рассказам современников о святителе, а отчасти, может быть, и по собственным наблюдениям, так как автор лично знал святителя в последние годы его жизни.
Те же главные мысли, какие изложил Пахомий в приступе к житию святителя Алексия, и так же неудобопонятно раскрывает он и в приступе к житию преподобного Кирилла Белозерского (? 1427), только длиннее и подробнее, а в оправдание себя, что, будучи иноземцем, решился описывать жизнь неизвестного ему подвижника, говорит следующее: "Помыслит ли кто, что я из иной земли и не знаю хорошо о святом, - правда: я не видел блаженного моими очами, но, еще будучи далеко, я слышал о святом, какие чудеса творит Бог ради его, и весьма удивился. А когда по повелению самодержца, великого князя Василия Васильевича, и по благословению Феодосия, митрополита всея Руси, я должен был идти в обитель святого и там своими ушами слышать о чудесах, бывающих от богоносного отца, я предпринял великий труд, по дальнему расстоянию того места, и, влекомый усердием и любовию к святому, как бы некиим длинным ужем, совершил путь и достиг обители святого. Там я видел настоятеля обители именем Кассиана, мужа, достойно игуменствовавшего много лет и состарившегося в трудах постнических. Он еще более начал мне говорить, чтобы я написал нечто о святом, ибо имел великую веру к блаженному Кириллу и был самовидцем блаженного и истинным сказателем многих его чудес. Нашел я там и многих других учеников его, которые много лет жили со святым и во всем ревновали своему учителю... Я вопросил их о святом, и они начали беседовать со мною о житии святого и о чудесах, бывающих от него... Особенно же я слышал о житии его от самовидца достовернейшего, от самого ученика его Мартиниана, бывшего игумена Сергиевой обители, который с малого возраста жил со святым Кириллом и знал о нем истинно. Он сказал мне о святом все по порядку, и я, слушая, удивился и сильнее огня воспалялся желанием и любовию ко святому. Хотя я и груб и не научен нынешней мудрости, но, исполняя данное мне повеление... и собрав воедино все слышанное мною... я простер руку мою к повести". В этой повести, или житии преподобного Кирилла, Пахомий рассказывает по порядку о его рождении и пострижении в иноки, о его послушаниях и настоятельстве в Симоновой обители, о переселении его на Белоозеро и основание там новой обители; описывает его монастырский устав и чудеса, совершенные им еще при жизни; излагает его духовное завещание и обстоятельства его кончины; повествует о его чудесах, совершенных по смерти, причем мимоходом упоминает о всех трех его преемниках на игуменстве до четвертого - Кассиана; помещает краткую "похвалу" преподобному Кириллу, начинающуюся теми же словами, как и похвала святителю Алексию ("такова бяху Кириллова исправления и произволения, такова..."), снова говорит о самом себе и о том, что заставило его написать настоящее житие и оканчивает свою повесть молитвою к преподобному. Не станем делать извлечений из этой повести, которые уже сделаны были нами в ином месте, но заметим, что по богатству содержания и достоверности сведений, в ней передаваемых со слов очевидцев, она, без сомнения, есть самое лучшее из сочинений Пахомия Логофета.
Остаются еще три жития, приписываемые Пахомию, которые составил он неизвестно в какое время, именно: жития преподобного Никона, игумена Троицко-Сергиевой лавры, и Новгородских архиепископов Моисея и Иоанна. Но все эти сочинения невысокого достоинства. Первое, при начертании которого автор пользовался частию заимствованиями из своего же жития преподобного Сергия, а частию рассказами старцев, бывших учениками и современниками Никона, очень кратко и не обнимает всех случаев из жизни преподобного. Второе, по-видимому, обширнее. Но если отделить от него в начале предисловие, которое почти дословно то же, какое поместил Пахомий и при житии архиепископа Евфимия, а в конце - "похвальное Слово", составляющее елую половину сочинения и, может быть, принадлежащее другому автору, то увидим, что Моисеево житие даже короче и беднее по содержанию, нежели Никоново. Наконец, третье житие - святого Иоанна Новгородского, хотя действительно обширно и нескудно содержанием, но большею частию основано на устных преданиях и сказаниях, иногда если не измышленных, то разукрашенных и даже искаженных в подробностях народною фантазиею, а кроме того, не чуждо и некоторых хронологических несообразностей.
Из похвальных Слов Пахомия Логофета известны: преподобному Варлааму Хутынскому, на Покров Пресвятой Богородицы, святому Михаилу, князю черниговскому, и на перенесение мощей митрополита Петра. Мы остановимся только на трех последних Словах, так как первое знаем по одному заглавию.
"Если род человеческий обык праздновать памяти святых с похвалами, так начинается похвальное Слово на Покров Пресвятой Богородицы, - тем более мы должны с любовию почитать праздники святейшей всех Царицы, Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и, как высшей святых, приносить Ей и высшую похвалу как Царице и Владычице, родившей Царя и Владыку всех. Еще недавно мы праздновали праздник Рождества Пречистой Богоматери - тогда Рождеством Ее праматерняя клятва потребилась, и Адам освободился от вечных уз, и Бог примирился с нами; тогда утверждалась лествица Иаковля, по которой Бог хотел снизойти к людям, а людям указать путь на небо... Тогда пророки возрадовались, видя исполнение своих пророчеств, и Давид, видя родившуюся от семени его правнуку, бряцая в гусли и играя духом, восклицал: Слыши, Дщи, и виждь, и приклони ухо Твое, и вожжелает Царь доброты Твоея. Тогда не только пророки, но и вся тварь, небесная и земная, праздновала. А ныне настал новейший честной праздник Покрова Владычицы Богородицы, да познают все, что Она не только ходатайствовала за нас пред Своим Творцом и Сыном, когда находилась на земле с нами, но еще более по преставлении своем от земли на небо не престает посещать нас своею милостию, как показывает нынешний праздник". Затем кратко рассказано известное видение святого Андрея юродивого и ученика его Епифания, послужившее поводом к установлению праздника Покрова Пресвятой Богородицы. После этой, так сказать, исторической части Слова следует нравственная, и проповедник говорит: "Будем же воздавать достойную честь Царице и Владычице, не потому чтобы Она от нас требовала похвал или славы, но более чтобы нам Ею прославиться. Священники, и цари, и все племена человеческие, богатые, и нищие, и все люди да воспоют праздничную хвалу и да прославят Матерь Божию и нашу Помощницу, и каждый да принесет Ей в благодарность - один смирение с благоговением, другой - пост и молитву, иные же да простирают руки к раздаянию требующим пособий, еще иной да отпустит брату его согрешение. Такие приношения будут приятны Богородице; такими делами мы Ее возвеличим, а не тимпанами, не гуслями, не пьянством, как творят язычники... Она украшена чистотою, как царскою баграницею, и с Царем как Мать соцарствует: воспоем Ее как честнейшую херувим и славнейшую серафим, если еще скажу, как высшую неба, и земли, и всех бывших тварей от Адама, то не погрешу... Сами ангелы и архангелы со страхом и благоговением приносят Ей пение как Царице и Матери их Творца, а мы, грешные, какими устами восхвалим Ее, Пречистую?.." Обращаясь, в частности, к предмету праздника, проповедник продолжает: "Кто исповедает бывшее ныне преславное чудо Владычицы - Ее явление Своим угодникам и молитвенное предстательство пред Сыном Своим и Богом о согрешающих? Какое благодарение воздадим за Ее благодеяние или какое воспоем пение? Разве только скажем Ей ангельское приветствие: Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою, а чрез Тебя и с нами; радуйся, словесный рай, в котором насаждено было Божественное древо Христос, а не то древо, что умертвило Адама... радуйся, архангельское ликование, и ангельское веселье, и земнородных обновление... радуйся, пресветлое светило незаходимого света, освящающего всю тварь и отгоняющего тьму неверия!.. Радуйся и ты, блаженный и преблаженный Андрее, отче наш, бывший таинником и зрителем неизреченных видений! Радуйся и ты, блаженный Епифание, удостоившийся именоваться учеником такого учителя! Блаженны и все люди, которые празднуют пречестные праздники Твои, Владычице!.." Слово оканчивается молитвою к Богородице, да не престает Она покрывать Своим честным омофором всех верующих.
В похвальном Слове святому Михаилу, князю черниговскому, и боярину его Феодору, которое в некоторых рукописях называется "творением иеромонаха Пахомия Святой горы", ему принадлежит почти только один следующий, неискусный, приступ: "Что скажу и о чем буду беседовать? Прежде всего о мужестве и доблести, о подвигах и страдании достохвального великого князя Михаила, воспоминая древнюю память сего приснопамятного мужа, который от юного возраста соблюл чистоту телесную и душевное незлобие, любовь к Богу и непорочную веру и сохранил чистое исповедание, кротость нрава и милосердие к нищим; о всем этом изъявит далее писание, а более сама истина. Когда сей преждереченный князь Михаил, о котором нам ныне предлежит слово, держал великое княжение Черниговское, в то время прошел слух о нашествии безбожных варваров и все православные находились в великом страхе. Так попускает Бог за грехи наши и направляет людей к исправлению то гладом, то смертоносною язвою, то междоусобными бранями. А если люди от того не исправляются, то наводит на них тягчайшее наказание, каково нашествие иноплеменных, да уцеломудрятся хоть от него и обратятся от грехов своих... Сначала наказывает малыми казнями, а потом на непослушавших наводит великие, как сказал пророк: Аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте, аще ли не послушаете Мене, меч вы пояст, уста бо Господня глаголаша сия". Далее пересказывается от начала до конца, почти без всяких перемен известная уже нам повесть отца Андрея о мученической кончине князя Михаила и боярина его Феодора, сочиненная еще во 2-й половине XIII в. И только в заключении повести прибавлена краткая молитва: "Но о мученики великоименитые и исповедники! Исповедав Христа, истинного Бога, пред злочестивым царем и мучителем, молите за нас непрестанно, да сохранится без вреда отечество ваше, и князья наши да получат помощь на врагов, а мы да обретем милость и оставление грехов в день Суда от Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава..." и пр. Если по началу своему сочинение это имеет характер Слова, то по главному содержанию справедливее может быть названо житием, как и называется в некоторых рукописях.
Похвальное Слово на перенесение мощей святителя Московского Петра есть в точном смысле произведение иеромонаха Пахомия. Приступая к этому Слову, проповедник после нескольких общих мыслей, не раз повторенных им и в Других сочинениях, что прославлять святых похвалами - дело полезное и богоугодное, продолжает: "Кто ж из людей возможет достойно похвалить сего великого иерарха, приявшего власть апостолов и бывшего ревнителем их Божественного жития? Если и древние писатели затруднялись описывать и восхвалять живших по Боге ради их жестокого жития и любви к Богу, то еще труднее в нынешнее последнее время хотящим восхвалить такого великого мужа, хотя бы они имели ангельские языки. Но я покусился на это великое дело, превышающее мои силы, не на разум свой уповая, но по повелению самодержца всея Руси, а еще более и самого архиерея, держащего высокий престол того великого Петра. Посему, возлагая всю надежду на всесильного Бога, могущего умудрить меня на Божественное дело, и призвав на помощь молитвы святого и дивного в архиереях митрополита Петра, я хочу, насколько возможно мне, худейшему, простереть к вашему благочестивому слуху беседу о перенесении честных мощей того блаженного отца - как, и когда, и по какой вине случилось это перенесение. Ты же, пречудный и дивный в архиереях и превеликий в чудесах... Петре, да не оскорбишься моим дерзновением, что я моею недостойною рукою осмеливаюсь отчасти коснуться твоему величеству... Знаю, что хотя бы я и много глаголал, но невозможно постигнуть и поведать силу твого величества. Но ты помощь мне ниспошли и разреши недоумения".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В Новгороде или по поручению Новгородского владыки Ионы Пахомий написал прежде всего сказание о чуде преподобного Варлаама Хутынского, совершившемся в 1460 г. над постельником великого князя Василия Васильевича Григорием, потом жития: того же преподобного Варлаама, великой княгини Ольги, преподобного Саввы Вишерского и Новгородского архиепископа Евфимия вместе с канонами им. Преподобный Варлаам скончался еще в 1193 г., потому устных известий о жизни его, вполне достоверных, Пахомий, конечно, не мог в свое время услышать ни от кого. Но существовало уже житие Варлаама, кем-то написанное, очень краткое и крайне скудное по содержанию, с описанием и чудес преподобного. Этим-то готовым житием, по обычаю своему, и воспользовался Пахомий, частию переписав его почти дословно, а частию изменив в нем только слог более витиеватыми оборотами речи. От себя же прибавил в начале жития предисловие, в котором говорит о поездке своей в Хутынь монастырь по поручению владыки Евфимия для собирания сведений о преподобном, а в конце жития свое сказание об упомянутом чуде - 1460 г., прежде написанное, и похвальное Слово преподобному Варлааму. Еще менее мог слышать Пахомий устных достоверных сказаний о равноапостольной княгине Ольге, скончавшейся в IX в., да и письменных мог найти весьма немного только в древней летописи и у мниха Иакова. И какое бы из двух известных житий блаженной Ольги, встречающихся в рукописях XV - XVI вв., мы ни приписали нашему автору, оба эти жития очень кратки. А может быть, ни одно из них не принадлежит ему, и подлинное сочинение Пахомия об Ольге, если только оно действительно было им написано, до нас не дошло. Но нельзя не удивляться, что почти столько же скудным вышло у Пахомия житие преподобного Саввы Вишерского, его современника. Савва подвизался неподалеку от Новгорода и умер в 1460 г. или несколько прежде - о нем можно было собрать самые свежие и подробные сведения. А Пахомий ограничился лишь тем, что воспользовался готовым житием Саввы, написанным в 1464 г. одним из его преемников в обители, Геласием, прибавив от себя к житию только приступ и заключение, в котором упоминает, что писал по поручению архиепископа Ионы, и, вероятно, сделав некоторые изменения в слоге. Более усердия показал Пахомий при составлении жития Новгородского архиепископа Евфимия (1458). Житие это удачнее всех, написанных тем же автором в Новгороде. Под конец предисловия к житию, изложенного, впрочем, очень невразумительно, Пахомий замечает, что дерзнул описывать жизнь Евфимия не по своему мудрованию, но по повелению владыки Новгородского Ионы, бывшего искренним другом Евфимия, пока он был жив, и потом сделавшегося его преемником на кафедре. В самом житии довольно подробно рассказывает, что Евфимий родился в Новгороде, обучился грамоте, пострижен в Вяжицком монастыре, был казначеем при владыке Симеоне, игуменом в монастыре на Лисичей горе, избран во архиепископа и рукоположен в Смоленске митрополитом Герасимом; затем также подробно говорит о милосердии и постничестве Евфимия, о построении и украшении им храмов, о его кончине и погребении, о его чудесах по смерти и оканчивает все краткою ему похвалою. Биография эта всецело принадлежит самому Пахомию и составлена им по свежим преданиям и рассказам современников о святителе, а отчасти, может быть, и по собственным наблюдениям, так как автор лично знал святителя в последние годы его жизни.
Те же главные мысли, какие изложил Пахомий в приступе к житию святителя Алексия, и так же неудобопонятно раскрывает он и в приступе к житию преподобного Кирилла Белозерского (? 1427), только длиннее и подробнее, а в оправдание себя, что, будучи иноземцем, решился описывать жизнь неизвестного ему подвижника, говорит следующее: "Помыслит ли кто, что я из иной земли и не знаю хорошо о святом, - правда: я не видел блаженного моими очами, но, еще будучи далеко, я слышал о святом, какие чудеса творит Бог ради его, и весьма удивился. А когда по повелению самодержца, великого князя Василия Васильевича, и по благословению Феодосия, митрополита всея Руси, я должен был идти в обитель святого и там своими ушами слышать о чудесах, бывающих от богоносного отца, я предпринял великий труд, по дальнему расстоянию того места, и, влекомый усердием и любовию к святому, как бы некиим длинным ужем, совершил путь и достиг обители святого. Там я видел настоятеля обители именем Кассиана, мужа, достойно игуменствовавшего много лет и состарившегося в трудах постнических. Он еще более начал мне говорить, чтобы я написал нечто о святом, ибо имел великую веру к блаженному Кириллу и был самовидцем блаженного и истинным сказателем многих его чудес. Нашел я там и многих других учеников его, которые много лет жили со святым и во всем ревновали своему учителю... Я вопросил их о святом, и они начали беседовать со мною о житии святого и о чудесах, бывающих от него... Особенно же я слышал о житии его от самовидца достовернейшего, от самого ученика его Мартиниана, бывшего игумена Сергиевой обители, который с малого возраста жил со святым Кириллом и знал о нем истинно. Он сказал мне о святом все по порядку, и я, слушая, удивился и сильнее огня воспалялся желанием и любовию ко святому. Хотя я и груб и не научен нынешней мудрости, но, исполняя данное мне повеление... и собрав воедино все слышанное мною... я простер руку мою к повести". В этой повести, или житии преподобного Кирилла, Пахомий рассказывает по порядку о его рождении и пострижении в иноки, о его послушаниях и настоятельстве в Симоновой обители, о переселении его на Белоозеро и основание там новой обители; описывает его монастырский устав и чудеса, совершенные им еще при жизни; излагает его духовное завещание и обстоятельства его кончины; повествует о его чудесах, совершенных по смерти, причем мимоходом упоминает о всех трех его преемниках на игуменстве до четвертого - Кассиана; помещает краткую "похвалу" преподобному Кириллу, начинающуюся теми же словами, как и похвала святителю Алексию ("такова бяху Кириллова исправления и произволения, такова..."), снова говорит о самом себе и о том, что заставило его написать настоящее житие и оканчивает свою повесть молитвою к преподобному. Не станем делать извлечений из этой повести, которые уже сделаны были нами в ином месте, но заметим, что по богатству содержания и достоверности сведений, в ней передаваемых со слов очевидцев, она, без сомнения, есть самое лучшее из сочинений Пахомия Логофета.
Остаются еще три жития, приписываемые Пахомию, которые составил он неизвестно в какое время, именно: жития преподобного Никона, игумена Троицко-Сергиевой лавры, и Новгородских архиепископов Моисея и Иоанна. Но все эти сочинения невысокого достоинства. Первое, при начертании которого автор пользовался частию заимствованиями из своего же жития преподобного Сергия, а частию рассказами старцев, бывших учениками и современниками Никона, очень кратко и не обнимает всех случаев из жизни преподобного. Второе, по-видимому, обширнее. Но если отделить от него в начале предисловие, которое почти дословно то же, какое поместил Пахомий и при житии архиепископа Евфимия, а в конце - "похвальное Слово", составляющее елую половину сочинения и, может быть, принадлежащее другому автору, то увидим, что Моисеево житие даже короче и беднее по содержанию, нежели Никоново. Наконец, третье житие - святого Иоанна Новгородского, хотя действительно обширно и нескудно содержанием, но большею частию основано на устных преданиях и сказаниях, иногда если не измышленных, то разукрашенных и даже искаженных в подробностях народною фантазиею, а кроме того, не чуждо и некоторых хронологических несообразностей.
Из похвальных Слов Пахомия Логофета известны: преподобному Варлааму Хутынскому, на Покров Пресвятой Богородицы, святому Михаилу, князю черниговскому, и на перенесение мощей митрополита Петра. Мы остановимся только на трех последних Словах, так как первое знаем по одному заглавию.
"Если род человеческий обык праздновать памяти святых с похвалами, так начинается похвальное Слово на Покров Пресвятой Богородицы, - тем более мы должны с любовию почитать праздники святейшей всех Царицы, Пречистой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и, как высшей святых, приносить Ей и высшую похвалу как Царице и Владычице, родившей Царя и Владыку всех. Еще недавно мы праздновали праздник Рождества Пречистой Богоматери - тогда Рождеством Ее праматерняя клятва потребилась, и Адам освободился от вечных уз, и Бог примирился с нами; тогда утверждалась лествица Иаковля, по которой Бог хотел снизойти к людям, а людям указать путь на небо... Тогда пророки возрадовались, видя исполнение своих пророчеств, и Давид, видя родившуюся от семени его правнуку, бряцая в гусли и играя духом, восклицал: Слыши, Дщи, и виждь, и приклони ухо Твое, и вожжелает Царь доброты Твоея. Тогда не только пророки, но и вся тварь, небесная и земная, праздновала. А ныне настал новейший честной праздник Покрова Владычицы Богородицы, да познают все, что Она не только ходатайствовала за нас пред Своим Творцом и Сыном, когда находилась на земле с нами, но еще более по преставлении своем от земли на небо не престает посещать нас своею милостию, как показывает нынешний праздник". Затем кратко рассказано известное видение святого Андрея юродивого и ученика его Епифания, послужившее поводом к установлению праздника Покрова Пресвятой Богородицы. После этой, так сказать, исторической части Слова следует нравственная, и проповедник говорит: "Будем же воздавать достойную честь Царице и Владычице, не потому чтобы Она от нас требовала похвал или славы, но более чтобы нам Ею прославиться. Священники, и цари, и все племена человеческие, богатые, и нищие, и все люди да воспоют праздничную хвалу и да прославят Матерь Божию и нашу Помощницу, и каждый да принесет Ей в благодарность - один смирение с благоговением, другой - пост и молитву, иные же да простирают руки к раздаянию требующим пособий, еще иной да отпустит брату его согрешение. Такие приношения будут приятны Богородице; такими делами мы Ее возвеличим, а не тимпанами, не гуслями, не пьянством, как творят язычники... Она украшена чистотою, как царскою баграницею, и с Царем как Мать соцарствует: воспоем Ее как честнейшую херувим и славнейшую серафим, если еще скажу, как высшую неба, и земли, и всех бывших тварей от Адама, то не погрешу... Сами ангелы и архангелы со страхом и благоговением приносят Ей пение как Царице и Матери их Творца, а мы, грешные, какими устами восхвалим Ее, Пречистую?.." Обращаясь, в частности, к предмету праздника, проповедник продолжает: "Кто исповедает бывшее ныне преславное чудо Владычицы - Ее явление Своим угодникам и молитвенное предстательство пред Сыном Своим и Богом о согрешающих? Какое благодарение воздадим за Ее благодеяние или какое воспоем пение? Разве только скажем Ей ангельское приветствие: Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою, а чрез Тебя и с нами; радуйся, словесный рай, в котором насаждено было Божественное древо Христос, а не то древо, что умертвило Адама... радуйся, архангельское ликование, и ангельское веселье, и земнородных обновление... радуйся, пресветлое светило незаходимого света, освящающего всю тварь и отгоняющего тьму неверия!.. Радуйся и ты, блаженный и преблаженный Андрее, отче наш, бывший таинником и зрителем неизреченных видений! Радуйся и ты, блаженный Епифание, удостоившийся именоваться учеником такого учителя! Блаженны и все люди, которые празднуют пречестные праздники Твои, Владычице!.." Слово оканчивается молитвою к Богородице, да не престает Она покрывать Своим честным омофором всех верующих.
В похвальном Слове святому Михаилу, князю черниговскому, и боярину его Феодору, которое в некоторых рукописях называется "творением иеромонаха Пахомия Святой горы", ему принадлежит почти только один следующий, неискусный, приступ: "Что скажу и о чем буду беседовать? Прежде всего о мужестве и доблести, о подвигах и страдании достохвального великого князя Михаила, воспоминая древнюю память сего приснопамятного мужа, который от юного возраста соблюл чистоту телесную и душевное незлобие, любовь к Богу и непорочную веру и сохранил чистое исповедание, кротость нрава и милосердие к нищим; о всем этом изъявит далее писание, а более сама истина. Когда сей преждереченный князь Михаил, о котором нам ныне предлежит слово, держал великое княжение Черниговское, в то время прошел слух о нашествии безбожных варваров и все православные находились в великом страхе. Так попускает Бог за грехи наши и направляет людей к исправлению то гладом, то смертоносною язвою, то междоусобными бранями. А если люди от того не исправляются, то наводит на них тягчайшее наказание, каково нашествие иноплеменных, да уцеломудрятся хоть от него и обратятся от грехов своих... Сначала наказывает малыми казнями, а потом на непослушавших наводит великие, как сказал пророк: Аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте, аще ли не послушаете Мене, меч вы пояст, уста бо Господня глаголаша сия". Далее пересказывается от начала до конца, почти без всяких перемен известная уже нам повесть отца Андрея о мученической кончине князя Михаила и боярина его Феодора, сочиненная еще во 2-й половине XIII в. И только в заключении повести прибавлена краткая молитва: "Но о мученики великоименитые и исповедники! Исповедав Христа, истинного Бога, пред злочестивым царем и мучителем, молите за нас непрестанно, да сохранится без вреда отечество ваше, и князья наши да получат помощь на врагов, а мы да обретем милость и оставление грехов в день Суда от Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава..." и пр. Если по началу своему сочинение это имеет характер Слова, то по главному содержанию справедливее может быть названо житием, как и называется в некоторых рукописях.
Похвальное Слово на перенесение мощей святителя Московского Петра есть в точном смысле произведение иеромонаха Пахомия. Приступая к этому Слову, проповедник после нескольких общих мыслей, не раз повторенных им и в Других сочинениях, что прославлять святых похвалами - дело полезное и богоугодное, продолжает: "Кто ж из людей возможет достойно похвалить сего великого иерарха, приявшего власть апостолов и бывшего ревнителем их Божественного жития? Если и древние писатели затруднялись описывать и восхвалять живших по Боге ради их жестокого жития и любви к Богу, то еще труднее в нынешнее последнее время хотящим восхвалить такого великого мужа, хотя бы они имели ангельские языки. Но я покусился на это великое дело, превышающее мои силы, не на разум свой уповая, но по повелению самодержца всея Руси, а еще более и самого архиерея, держащего высокий престол того великого Петра. Посему, возлагая всю надежду на всесильного Бога, могущего умудрить меня на Божественное дело, и призвав на помощь молитвы святого и дивного в архиереях митрополита Петра, я хочу, насколько возможно мне, худейшему, простереть к вашему благочестивому слуху беседу о перенесении честных мощей того блаженного отца - как, и когда, и по какой вине случилось это перенесение. Ты же, пречудный и дивный в архиереях и превеликий в чудесах... Петре, да не оскорбишься моим дерзновением, что я моею недостойною рукою осмеливаюсь отчасти коснуться твоему величеству... Знаю, что хотя бы я и много глаголал, но невозможно постигнуть и поведать силу твого величества. Но ты помощь мне ниспошли и разреши недоумения".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73