А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Но на прощание Антонио Мельядо сообщил ей:
– Все-таки вечер прошел не зря: тебе удалось меня удивить. Никогда раньше не верил, что красивая девушка может быть еще и хорошим собеседником.
Она возмущенно фыркнула, но обижаться не стала. Что поделаешь, если люди почему-то решили раз и навсегда, что все красавицы – обязательно круглые идиотки! Люсия так часто сталкивалась с подобным мнением, что оно уже перестало ее раздражать.
…Даже мать была удивлена заявлением дочери, что та собирается стать психологом.
– Зачем тебе это надо?! – недоумевала Соледад. – С твоим лицом и фигурой ты можешь быть моделью, телеведущей… Даже актрисой! Поверь мне, у тебя все получится. И это гораздо приятнее, чем глотать пыль в библиотеках во имя науки!
Но Люсия взмахом руки отмела все доводы матери, блестяще прошла вступительные тесты и была зачислена в Университет Комплютес в Ла-Монклоа.
По-другому она просто не могла. Протест рос в ней годами. Она должна была сломать этот идиотский стереотип, представляющий красивых девушек лишь милыми куколками, этакими очаровательными безделушками!
По этой же причине у Люсии не очень складывались отношения с молодыми людьми. Девушка думала, что многочисленных поклонников интересует лишь ее внешность, а она сама, ее внутренний мир, совершенно безразличны им… Слова Антонио, сказанные тогда на прощание, казалось, еще раз подтвердили ее правоту.
…Она очнулась от очередных воспоминаний и обнаружила, что стоит посреди спальни совершенно голая и с охапкой одежды в руках. Да что с ней сегодня такое творится?! Надо спешить, а она мечтает! Девушка посмотрела на часы у кровати – о ужас, уже почти полдень! – и опрометью бросилась в ванную.
Приняв душ, Люсия опять задумалась. Что же надеть? Она опять посмотрела в окно. Снег идти уже перестал. Чудесные белые хлопья еще лежали на ветках деревьев, но на мостовых они уже успели превратиться в лужицы грязи, через которые старались перепрыгнуть спешащие женщины в изящных туфельках и мужчины в легких ботинках. Люсия поежилась от прохладного воздуха и поспешила вернуться в комнату. Быстро натянула светлые джинсы, теплую футболку и подошла к зеркалу, чтобы причесаться. Завязав «хвост» и слегка подкрасив губы, она кинула в зеркало последний взгляд, желая убедиться, что все в порядке. Оно ее, как всегда, не подвело: ни отсутствие косметики, ни скромный наряд не могли скрыть сияющей молодости и красоты девушки.
Она несколько секунд разглядывала себя в зеркале, покачивая головой. Потом показала язык своему отражению, быстро надела ботинки и кожаную куртку, схватила сумку и выскочила из квартиры.
Своей необычной для Испании внешностью Люсия была обязана браку матери-испанки с английским скрипачом Филиппом Нортоном. Высокая, очень стройная блондинка с великолепными длинными ногами, она притягивала к себе взгляды везде, где бы ни появлялась. Сочетание светлых волос (а блондинкой Люсия была натуральной) с карими глазами и белоснежной кожей действовало на мужчин убийственно. Добавьте к этому изящный носик и полные, хорошо очерченные губы… Нельзя сказать, что черты ее лица отличались классической правильностью, но в совокупности они составляли то, что не поддается описанию и определяется лишь словом «очарование».
Несмотря на восхищение, постоянно окружавшее ее с детства, Люсия относилась к своей внешности очень спокойно. Иногда казалось, что девушка даже стесняется производимого ею впечатления. Впрочем, такая манера держаться только усиливала ее привлекательность. Да, она красавица, а что здесь такого?! В их роду все красивы: и мама, и бабушка Габриэла, и все остальные родственницы, которых она когда-либо видела.
Мать Люсии, известная танцовщица фламенко Соледад Эставес, родилась в Валенсии – прекрасном средиземноморском городе, одном из самых больших в Испании. Здесь жила и вся ее многочисленная родня.
В Испании, как, впрочем, и во многих других странах, издавна принято считать, что жителям каждой провинции свойственны какие-то определенные черты характера. Каталонцы слывут людьми заносчивыми, андалусийцы страшно не любят театральности в поведении и ценят все только подлинное. Согласно этой шкале оценок, настойчивость и смелость свойственны валенсийцам как никому другому.
Люсия всегда считала, что именно эти качества – основные в характере ее матери. Наверное, так оно и было. Ведь еще шестилетней крошкой Соледад, завороженная впервые увиденным ею искусством танца фламенко, объявила родителям, что будет танцовщицей, и потребовала, чтобы ее отправили учиться в Андалусию, на родину фламенко. Сначала родители не отнеслись к ее заявлению серьезно:
– Ты еще слишком мала, чтобы уезжать так далеко от дома, – увещевала дочь Габриэла. – Кто же будет кормить тебя, гулять с тобой и целовать тебя на ночь?
– Подумаешь! – отвечала Соледад, дерзко вздернув кудрявую голову. – Я все буду делать сама. Я ничего не боюсь. А к вам я приеду на каникулы.
– Ты можешь учиться и здесь, в Валенсии. Мы пригласим к тебе самую лучшую учительницу…
– Но, мама! – в слезах кричала девочка. – Разве ты не знаешь, что настоящий фламенко только в Андалусии?! А если вы меня не отпустите, то я… я… я разгромлю весь дом!
Столкнувшись с таким упрямством маленькой Соледад, Габриэла просто растерялась. Девочка и не думала отступать: она поедет в Андалусию, и баста! В шестилетней малышке уже проявлялся характер будущей Ла Валенсианы: она не признавала полутонов. Либо да, либо нет. Либо дружба, либо вражда.
«Бедная девочка, как она будет жить с таким характером? Ведь хлебнет горя», – сокрушалась Габриэла. Но Соледад не слушала увещеваний матери и была вполне довольна собой.
Импульсивная, дерзкая, безрассудно смелая, она верховодила своими младшими братьями и всеми мальчишками на улице, с которыми дружила. С остальными Соледад регулярно дралась. С девочками она почти не общалась. «Вечно они ноют и завидуют», – жаловалась она матери. В ней самой зависть и злоба отсутствовали совершенно.
Мигель и Роберто – младшие братья Соледад – никогда не доставляли родителям столько хлопот. Габриэла надеялась, что если не поддерживать разговоры по поводу отъезда, то все пройдет само собой. Но она еще не знала своей дочери. Скандал не утихал несколько недель. Сдаваться Соледад не желала. Но ее родители совершенно не собирались уезжать из Валенсии и, естественно, не могли отправить малышку, которой еще не исполнилось даже семи лет, одну в незнакомый город. И наконец Густаво Эставес не выдержал. В один прекрасный вечер, не успела семья приступить к ужину, как Соледад в очередной раз завела разговор о своем отъезде. И тогда его терпение лопнуло.
– Довольно! – рявкнул он, вскочив со стула и стукнув кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули, а стаканы задребезжали. – Довольно, я не желаю больше слушать эти глупости!
Вся семья, включая двухлетнего малыша Роберто, с изумлением воззрилась на обычно уравновешенного отца семейства.
– Выбирай, – суровым голосом продолжал он, – или ты немедленно выкидываешь этот бред из своей глупой головы, или я завтра же отправляю тебя в закрытую школу при монастыре. Там тебя быстро научат послушанию!
Изумлению Соледад не было границ. Ее отец еще никогда с ней так не разговаривал! Она слегка испугалась, и ее темные глаза стали еще темнее. Но она тут же опустила их и тоненьким голоском пай-девочки проговорила:
– Хорошо, папа. Я буду учиться танцевать здесь.
– Давно бы так. – Густаво почувствовал, что его гнев иссякает, и ему сразу стало жалко свою любимицу, которая так и сидела с опущенными глазами над нетронутой тарелкой. – А вот когда подрастешь и покажешь, на что ты способна, может быть, ты и поедешь в Андалусию.
– Да, папа. Я согласна. Можно мне выйти из-за стола?
Отец, все еще стараясь сердито хмурить брови, кивнул, и Соледад убежала в детскую. За ней потянулись и братья.
В столовой повисла тишина. Густаво посмотрел на жену. Уголки ее губ подрагивали, а в глазах прыгали смешинки.
– Нет, какова, а? «Я согласна»! – Густаво действительно был поражен поведением дочери. – Кровь Христова, подумать только! Девчонке всего шесть лет, а она искренне считает, что мне требуется ее согласие!
Габриэла засмеялась:
– Но зато как ты был хорош в роли сурового отца! Я чуть было не поверила, что ты такой на самом деле…
– А я и есть такой. – И Густаво скорчил зверскую гримасу. – Просто ты действуешь на меня благотворно, моя красавица. Иди сюда…
Соледад подрастала. Она уже училась в школе. Она перестала драться с соседскими мальчишками – ей было некогда. Все остававшееся от школьных занятий время и все мысли девочки были отданы танцу, и с ним одним были связаны ее мечты.
Танец имеет свои законы, и чтобы непослушное поначалу тело научилось подчиняться им, необходима постоянная тренировка. Тренировка, не допускающая ни лени, ни поблажек самому себе. Только так достигаются отточенная четкость и сила движений, их завораживающая гибкость и легкость.
Маленькая Соледад уже знала, как труден выбранный ею путь, но никогда, даже в самые тяжелые минуты, когда ноги от усталости отказывались слушаться, а перед глазами плыли темные круги, не сомневалась в правильности своего выбора. Ее наставница Росарио Павон, учившаяся еще у легендарной Кармен Амайи, была очень требовательна к удивительно способной и трудолюбивой девочке. Соледад с самого начала понравилась ей, когда, приведенная Габриэлой в зал с огромными зеркалами, ничего и никого не стесняясь, повторила несколько однажды увиденных ею движений под хлопки холеных рук Росарио – и замерла, гордо вскинув маленькую головку и закусив нижнюю губу. Девочка отлично чувствовала ритм, и в ней был темперамент. А это означало – никаких послаблений, работа, работа, работа… Иногда, вернувшись вечером домой, Соледад падала на кровать и тут же засыпала. Габриэла сокрушенно качала головой, раздевая спящую дочь, но понимала, что изменить ничего нельзя.
А годам к двенадцати уже не только сама Соледад, но и никто из окружающих не сомневался в правильности выбранного ею пути. «У девочки талант. Думаю, ее ждет настоящая слава», – сказала сеньора Павон зардевшейся от гордости за дочь Габриэле.
Надо отдать должное Соледад: признание способностей ничуть не остудило ее пыл. Прошло еще два года, и Росарио Павон поняла: девочке уже не хватает того, что она может получить от нее. Рассказав о талантливой ученице своим коллегам в Малаге, Росарио начала готовить ее отъезд. И теперь, когда о поездке в Андалусию заговорила уже не Соледад, а сама сеньора Павон, Густаво и Габриэла противиться не стали, тем более что в свои четырнадцать лет Соледад была вполне самостоятельным человеком.
Она унаследовала красоту матери: у обеих были черные гривы одинаково непослушных вьющихся волос, тонкие черты лица и огромные темные глаза – золотисто-карие у Габриэлы и почти черные у Соледад. Соледад была немного выше матери. Когда девушка шла по улице – тоненькая, серьезная, с гордо поднятой головой, – то казалось, что она двигается под какую-то слышную лишь ей одной музыку. Ее грация зачаровывала, и многие оборачивались ей вслед. Впрочем, тогда это ее не интересовало. Ее вообще не интересовали обычные люди. Только такие же, как она сама, – увлеченные, одержимые творчеством… Разве можно жить по-другому, просто изо дня в день ходить в школу, потом на работу, готовить еду, покупать вещи, встречаться с друзьями?.. И это все?! Предложи ей кто-нибудь такое – она сочла бы это самым страшным наказанием…
Соледад прожила в Малаге год, с удовольствием забросив учебу в школе и занимаясь только танцем. На каникулы она вернулась в Валенсию, но тут же начала собираться в Мадрид, куда ее уже приглашали работать.
Густаво не скрывал своего недовольства.
– Я вполне современный человек, – говорил он жене, – но это не дело. Пятнадцатилетняя девушка – одна в столице. Да это может кончиться черт-те чем! Нет, я категорически против. Пусть подождет еще хоть пару лет.
– Густаво, очнись, – Габриэла покачала головой, хотя в душе была полностью согласна с мужем, – она не станет ждать. И спрашивать нас не станет. Просто возьмет и уедет. Она совсем взрослая.
Так оно и было. Вопрос, отпустят ее или нет, уже не стоял перед Соледад. Она давно не шестилетняя крошка, которую можно напугать мрачной перспективой закрытой школы при монастыре. Она готовилась к отъезду, собирала вещи, прощалась с друзьями и любимыми улочками родной Валенсии. Судьба давала ей отличный шанс, и она собиралась им воспользоваться.
– Не волнуйтесь, – утешала она родителей перед отъездом. – Я не пропаду, и со мной ничего не случится. Все будет в порядке, и я буду вам часто-часто звонить…
И, расцеловав на прощание родителей, братьев и всех собравшихся проводить ее родственников, Соледад умчалась в Мадрид. Навстречу жизни, славе, любви.
…Когда Люсия вернулась домой и нажала горящую кнопку автоответчика, он заговорил по-английски: «Между прочим, неплохо бы поздравить папу с днем рождения. Думаю, ему будет приятно».
Не узнать этот ехидный голос было нельзя. Звонил, конечно же, маленький негодяй Дэннис. Хотя, может быть, Брэндон? В жизни Люсия довольно легко различала своих сводных братьев-близнецов, но по телефону их голоса звучали совершенно одинаково, с одними и теми же интонациями. И два рыжеволосых чертенка часто бессовестно этим пользовались.
Но сейчас ехидство было справедливо: из-за предстоящей поездки в Израиль она совсем забыла о папином дне рождения. Люсия взглянула на настенный календарь – точно, сегодня двадцать шестое марта. Она стала быстро набирать лондонский номер Филиппа. К телефону подошла Эйприл.
– Привет, Эйприл, это Люсия. Как дела?
– О, Люсия, наконец-то. Спасибо, все хорошо. – Мачеха была искренне рада ее звонку.
– А где Филипп?
– Сейчас позову. Он уже несколько раз спрашивал, не звонила ли ты.
– Здравствуй, девочка, – раздался в трубке голос отца.
– Папочка, дорогой! Поздравляю, у тебя серьезная дата, – Филиппу исполнялось сорок пять, – и… и замечательный возраст. И ты у меня замечательный! Оставайся таким же.
– Я постараюсь, спасибо. А как ты?
– Просто восхитительно! – Люсия была в таком настроении, что ей хотелось обнять весь мир. – Представляешь, завтра утром мы с Тони улетаем в Израиль на конференцию. Это он все устроил – я буду переводчиком при их делегации. Буду переводить с испанского на английский. А потом мы с ним поедем в Эйлат!
– Очень рад за тебя. Я был в Израиле несколько раз. Думаю, тебе понравится там. Это интереснейшая страна. Но, надеюсь, дорогая, это не отменяет твоей поездки к нам? – Обычно хотя бы раз в год Люсия приезжала в Лондон.
– Конечно же нет! Летом я обязательно приеду. Зачем же лишать вас моего общества?
– Да, это было бы грустно, – вздохнул Филипп.
– Папа, я должна прощаться, у меня еще тысяча дел перед отлетом! Позвоню, когда вернусь. Привет всем. Целую тебя. И желаю сегодня хорошо повеселиться!
Люсия положила трубку. Она очень любила отца. Несмотря на то что родители расстались, когда ей было всего два года, Филипп никогда не переставал заботиться о ней, навещал в Испании, покупал уйму подарков и неоднократно предлагал забрать девочку в Англию. «Ты же все равно ею не занимаешься», – упрекал он Соледад.
Это было правдой. После возвращения из Лондона Соледад надо было восстанавливать былую форму и снова зарабатывать себе имя. За те несколько лет, что она прожила за границей, в Испании ее успели подзабыть. Подросли новые талантливые танцовщицы. Одним словом, воспитанием дочери ей было заниматься категорически некогда.
Поэтому Соледад отправила девочку к родителям. Люсия жила сначала в Валенсии, а потом в Альтеа – небольшом курортном местечке рядом с Бенидормом, столицей той части побережья, которую называют Коста-Брава. В Альтеа Эставесы купили маленькую гостиницу на Калье-де-Маринерос.
Маленькой Люсии здесь нравилось все: манящая синева моря, белый песок пляжей, чудесные пейзажи средиземноморского курорта, аттракционы. Жизнь в этих местах похожа на вечно длящийся праздник, который не утихает ни днем, ни ночью.
Когда пришло время отдавать ее в школу, в семье возникла проблема. В Альтеа хорошей школы не было, а возить внучку каждый день хотя бы в Бенидорм Густаво и Габриэла не могли: гостиница отнимала слишком много времени.
– Нужно, чтобы ребенок получил приличное образование, – заявила приехавшая из Мадрида Соледад. – С собой я ее забрать не могу: работа, гастроли… Мне сейчас просто некогда присматривать за ней. Может, отдать ее в какую-нибудь закрытую школу в Швейцарии? Филипп поможет с оплатой.
Но этому решительно воспротивилась Габриэла:
– Что девочке делать в этой стране безбожников?! – возмущенно воскликнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32