Роджер пробежал несколько шагов, но передумал и вернулся к машине. Его распирала злость и желание добиться своего во что бы то ни стало.Быстро догнав беглянку, он резко затормозил и выскочил из автомобиля.– Что это значит, Джуди?! – закричал он, нагнав ее и крепко взяв за локоть.– Оставьте меня! – тихо, но решительно произнесла она. Она смотрела на него не со злостью и яростью, как ожидал Роджер, а испуганно и робко. Поэтому он ослабил хватку и произнес мягко, как только мог:– Вы не так меня поняли…– Не так? Вы потащили меня в грязный отель – «чудное место», как вы сказали…– Это вовсе не грязный отель! – возмутился было Роджер, но сдержал себя и добавил уже спокойно: – Это лучший отель в городе, там очень уютно.– Пустите, – рванулась она.Он выпустил руку, но преградил ей дорогу.– Забудьте об этом, Джуди! Вы хотели, может быть, еще где-нибудь посидеть? Возможно, потанцевать? Или… покататься, посмотреть на вечерний город? Может, прогуляться пешком или посидеть на пляже? – Мысль о пляже вызвала у Роджера спазм где-то в нижней части живота.Джуди молчала, не двигаясь с места, но, как только он перестал бросать в пустоту свои вопросы, двинулась снова, пытаясь обогнуть его.– Джуди, – произнес он негромко, – ну простите меня, я идиот.Она уже прошла мимо, но, услышав эти слова, остановилась и повернулась к нему.– Отвезите меня домой, мистер Джонс.– Как вам будет угодно, – покорно ответил он.
Фрэнк чувствовал себя пристыженным, словно провинившийся школьник. Заехав в кондитерскую, он был готов к новым поводам для раздражения.– Ваш заказ сейчас принесут, одну минуту.Интересно, как специалисты по замешиванию теста и взбиванию крема осуществили его идею порадовать Эмили «чем-нибудь французским»? Но когда он взглянул на торжественно вынесенный торт, то от души рассмеялся. Из невысокого бисквитно-кремового островка вырастала миниатюрная Эйфелева башня, сложенная из тонких вафельных трубочек, наполненных взбитыми сливками, нугой и мармеладом. Разноцветные шлепочки глазури скрепляли трубки на каждом стыке, придавая ей сходство с детской пирамидкой. Это хрупкое архитектурное сооружение с большой осторожностью поместили в коробку с высокой крышкой, перевязали ленточками, и Фрэнк, с застывшей на губах глупой улыбкой, бережно поместил коробку на заднем сиденье машины.Дома у Эмили он быстро и ловко накрыл стол на две персоны, поставил у приборов по свече, а посередине стола – привезенную им бутылку «божоле». Торт был водружен на каминную полку, также между двух подсвечников. Из большой коллекции Эмили Фрэнк выудил пластинку Эдит Пиаф, поставил ее на старинный проигрыватель, а затем принес из своей комнаты еще одну пластинку и огромную книгу в яркой глянцевой обложке. Когда все приготовления были окончены, он закурил и вернулся в машину.Подъезжая к ресторану, он заметил входящего туда мужа Хермины, Шона, и не стал останавливаться. Шон был утомительно общительным человеком и неизменно приставал к Фрэнку с рассуждениями о смысле и назначении искусства. Совершенно не разбираясь в предмете спора, он всегда так горячо отстаивал свои смехотворные суждения, что Фрэнк давно уже избегал его общества. Как профессионал, он вообще не любил обсуждать с непосвященными все, что хоть как-то касалось дела, которым он занимался.Он немного поколесил по городу, а потом вновь свернул на набережную. Машин здесь было не так много, как в центре, в основном они отдыхали, ожидая своих хозяев у дверей ресторанов, кафе, баров, танцевальных клубов и казино, что тянулись вдоль всей набережной, полукругом обрамляющей город. Еще раз миновав ресторанчик, где Эмили отбывала ежегодную дружескую повинность, Фрэнк остановился у дверей какого-то бара и зашел пропустить стаканчик. Редко употребляемый им виски слегка обжег горло. Сидящий рядом у стойки мордастый тип в кожаной куртке с поднятым воротником бросил удивленный взгляд на костюм Фрэнка и пренебрежительно скривил губы. Но ожидание бесконечных поводов для раздражения, владевшее Фрэнком еще полчаса назад, уже покинуло его. Он только пожал плечами и, не допив, вышел на воздух.Оглядевшись по сторонам, он перешел улицу и спустился к воде. Взметая холодный песок босыми ногами, он брел по пляжу, зажав под мышкой снятые туфли. Он вглядывался в темное небо, почти беззвездное в этот вечер, в сумрак океана, с отчетливой размеренностью подгонявшего свои волны почти к самым его ногам, и на душе его было легко, а в голове царила блаженная пустота.Потом Фрэнк заметил маячившее впереди, в некотором отдалении, светлое пятно. Он вгляделся и различил контуры фигуры. Еще через несколько шагов, которые невольно стали шире и быстрее, глаза разглядели рядом с первой вторую темную фигуру повыше ростом. Пара остановилась, мужчина расположился на песке, а женщина подошла к воде. Фрэнк тоже остановился. Эти люди не нарушили внутреннего покоя, которым он только что наслаждался, они вряд ли могли заметить чье-то присутствие, а Фрэнк сейчас не прочь был полюбоваться на романтическую прогулку влюбленной парочки. Женщина подобрала подол платья и, осторожно ступая, вошла в воду. Мужчина что-то крикнул и сбросил с себя пиджак. Вскочив, он стал стаскивать брюки, и даже на таком расстоянии торопливость его движений бросалась в глаза. Женщина повернулась, и ее платье неожиданно сверкнуло нежно-зеленым. Фрэнк резко развернулся и стремительно зашагал по пляжу в обратную сторону.Какое-то время до него еще доносились их возбужденные голоса, но вскоре он вновь остался в тишине наедине с самим собою. Однако раздражение не проходило, а лишь усиливалось. Он сам не мог понять, почему случайное стечение обстоятельств кажется ему чуть ли не назойливым преследованием, посягательством на его, Фрэнка, душевный покой. Перед его глазами стояла картина, которую сейчас, должно быть, он мог увидеть, если бы остался и дальше просматривать эпизод чужой жизни, словно фрагмент кинофильма.Он видел брошенные на песок мужские носки и галстук, откинутое в сторону платье, волосы, падающие на плечи и грудь, брызги, застревающие в этих волосах… Отчего эта банальная сцена так бесила его? Ведь он даже не видел лица женщины, ее якобы печальных глаз, его не волновали ее чувства, как не волновали они того, кто сейчас, должно быть, нес ее на руках из воды, чтобы положить на песок. К мужчине же, с его блудливой улыбочкой и торопливыми движениями рук, Фрэнк испытывал омерзение. Он снова вспомнил свои перемигивания с однокашниками и понял, что должен разобраться, понять, что так мучило его весь этот вечер.Присев на песок, он вытащил пачку сигарет и вспомнил движение, каким Шарлотта отодвигала крышку коробочки и тянула сигарету, зацепив ее своими острыми ноготками. Потом он неожиданно вспомнил зовущие глаза блондинки в ресторане, и снова Шарлотту, ее подрагивающее узкое колено и капельку крови… которую он только представил тогда, а потом неожиданно увидел перед собой искаженное лицо Норы: «Грязный бабник! Ты весь провонял дешевыми духами, весь пропитался вонью проституток, ты… ты без устали ублажаешь каждую встречную женщину, но когда доползаешь, наконец, до нашей постели, мне остается лишь наслаждаться твоей пресыщенной утомленностью! И ты еще смеешь…» Волна подкатила совсем близко, едва не коснувшись его ступней. Фрэнк бросил в нее окурок и встал. «Что с тобой, мой мальчик? – появилось перед ним лицо Эмили. – Нет, лучше не говори, иначе мы поссоримся…»На гранитных ступенях он отряхнул ноги от песка, обулся и поднялся на набережную. Прогуливающихся пар и веселых шумных компаний поубавилось. Не спеша, Фрэнк дошел до «фольксвагена», сел за руль и взглянул на часы: Эмили уже больше часа «наслаждалась» беседой с друзьями без его поддержки, а он знал, каково ей это. Пора было приходить на помощь. Не более пяти минут езды и – вежливые улыбочки, поцелуи мимо щек, в воздух, прощальные поклоны и взмахи рук. А потом, в машине, утомленная извиняющаяся улыбка бывшей тещи: «Отчего я не отказываюсь от этих ежегодных снотворных празднеств, Фрэнки? – Взгляд, устремленный вдаль, постаревшее от усталости лицо. – Отчего я зову их раз в месяц на воскресный обед, а иногда позволяю им напроситься на чашечку кофе в прочие дни? Отчего я слушаю их болтовню, переношу плоскость их острот, стараюсь не замечать их дурной вкус?» Старенький «фольксваген» тронется с места, Эмили улыбнется деланно бодрой улыбкой, так и не ответив на свой вопрос, а дома зажгутся свечи в бронзовых подсвечниках, озарив наполненную ароматом цветов гостиную, и прозвенят бокалы, и закружится пластинка, и ее лицо вновь помолодеет и засияет своей благородной красотой.Эмили, отчего я не родился раньше, отчего не стал одним из многочисленных твоих поклонников, и почему твоя дочь оказалась столь на тебя непохожей? Может быть, Никки унаследует твое изящество, твой ум и сдержанную страстность твоей натуры?…В каждой женщине он пытался даже не разгадать, а хотя бы найти загадку, но, поговорив четверть часа, понимал, что и в этом подземелье просторно, но пусто, как и во всех остальных… А потом, сжимая в объятиях очередную жертву своего неутолимого любопытства, вглядываясь в запрокинутое лицо, проводя пальцами по изгибам тела, он думал лишь о том, как выбраться из этого лабиринта, исхоженного вдоль и поперек и так и не преподнесшего ему сюрприза. Лишь в Шарлотте, казалось, он нашел если не клад, который искал долгие годы, то хотя бы несколько жемчужин…В окне промелькнуло и осталось позади длинное светло-зеленое платье. Не задумываясь, Фрэнк затормозил и дал задний ход.Джуди какое-то время не замечала сопровождавшего ее белого «фольксвагена». Она шла босиком, забыв о зажатых под мышкой туфлях. По лицу ее катились слезы, горло перехватывало от сдавленных рыданий.– Простите, не могу ли я помочь вам чем-нибудь? – решился, наконец, заговорить Фрэнк. – Может, вас подвезти?Услышав рядом мужской голос, Джуди испуганно отшатнулась.Фрэнк остановил машину и открыл дверцу. И тут женщина с заплаканным лицом бросилась бежать по набережной, словно за нею гнались с ножом. Он некоторое время сидел в недоумении, с застывшей на ручке дверцы ладонью, а потом захлопнул дверь и нажал на газ. Он проехал мимо ресторана, где его ждала Эмили. Бледно-зеленое пятно мелькнуло в конце набережной и исчезло. «Ну, она и бегает! – подумал Фрэнк и только теперь спросил себя: – А зачем я, собственно, за ней гонюсь? Дурочка, мечтающая о сказочном принце. Неужели такие еще остались? Мне казалось, что даже эти, наивные, все охотнее стягивают с себя платье и позволяют гладить свое тело мокрым мужским ладоням прямо на песке, считая, что это и есть та самая любовь, о которой сложено столько дурацких песенок. Но куда же она побежала?»Он не стал сворачивать с набережной на центральный проспект, а, бросив машину у перекрестка, быстрым шагом пошел по узкой улице, довольно темной и совершенно пустынной.– Черт меня дернул… – бросил он сам себе, но только прибавил шагу.Довольно скоро Фрэнк увидел стену, в которую упиралась улица.– Тупик, – с досадой пробормотал он, но тут возле самой стены, как недавно на пляже, мелькнуло светлое пятно… Он почти побежал.Джуди сидела на ступеньках последнего дома, все еще босая, запрокинув вверх мокрое от слез лицо с закрытыми глазами. Неслышно подойдя к ней, Фрэнк подумал, что когда-нибудь в цепи его воспоминаний всплывет это лицо с расползшимся макияжем, сбитая набок прическа, ладони, обхватившие плечи, босые ступни, поставленные носками друг к другу. Сейчас он не был кладоискателем, не чувствовал ни малейшего любопытства и не надеялся найти в этой женщине никаких тайн. Ему было просто жаль ее, продрогшую южным майским вечером, который оказался для нее холодней, чем для других.– Вы можете просидеть здесь хоть до утра, но если вас заметит кто-нибудь из жителей этих домов, возможно, вам придется провести ночь в полицейском участке.– Почему? – хрипло спросила Джуди, не открывая глаз. Кажется, она даже не удивилась, услышав его голос. – Разве мы живем не в свободной стране? Разве мы не можем ходить по улицам в любое время суток? – Голос ее звучал монотонно, несмотря на высокопарность произносимых слов.Фрэнк улыбнулся.– Живем. Можем, – ответил он не без иронии. – Но они тоже живут в свободной стране и имеют полное право выразить свое недовольство вашим пребыванием вблизи своего жилища в столь поздний час. Конечно, полиция с уважением отнесется к вашим правам, но прежде захочет установить вашу личность, род занятий, а возможно и сексуальную ориентацию.Джуди наконец открыла глаза и повернула к нему лицо.– Но зачем?– В полиции задавать подобные вопросы не советую.– Но вы-то, надеюсь, не полицейский?– Нет, вам повезло.– Тогда скажите: зачем? – Она смотрела на него требовательно, и в голосе ее слышалось упрямство.– Что «зачем»? – слегка опешил он.– Зачем… Нет… – Джуди помолчала, словно собираясь с мыслями. – Что вам нужно от меня? – Она снова уставилась на него немигающими глазами.– Ничего. И уж, во всяком случае, совершенно точно я не собираюсь соблазнять вас, если вы этого опасаетесь.– Ну конечно… – зло проговорила она.– Нужно смотреть в глаза человеку, глаза не умеют лгать, – сказал Фрэнк.– Я не вижу ваших глаз, здесь темно.– Так пойдемте на свет, Джуди.– Откуда вы знаете мое имя? – вскрикнула она, вскочив со ступенек.– Не волнуйтесь, – Фрэнк посмотрел на нее снизу вверх и вдруг почувствовал, что в цепи его воспоминаний это звено, окрашенное нежным зеленоватым светом, станет одним из тех немногих, что не вызывают ни раздражения, ни раскаяния. – Я стоял у дверей, когда вы выходили, но, наверно, вы меня не заметили.– У дверей? – В лицо Джуди бросилась краска, но, слава Богу, незнакомец не мог этого заметить – было слишком темно. Она почему-то решила, что он стоял у дверей отеля.– Да, у входа в ресторан. Я выходил покурить… Он достал пачку и протянул ее Джуди.– Нет, спасибо.– Я знаю, в Америке теперь мало кто курит, – Фрэнк жадно затянулся.– А вы…– Я живу во Франции.– Но…– Я не француз, нет, просто живу в Париже уже несколько лет. А сюда приезжаю время от времени. Ну так что, пойдемте на свет, Джуди?– Да, пойдемте.Какое-то спокойствие и даже умиротворение овладели ею за последние несколько минут.– Только обуйтесь, вы и так уже продрогли. – Фрэнк снял с себя пиджак и накинул его на плечи Джуди.От его голоса, от неторопливых движений его рук веяло надежностью и непоказной силой. Слегка придерживая пиджак пальцами скрещенных на груди рук, она пошла за мужчиной, чьего имени не знала, по темной узкой улице к выходу на набережную, по которой полчаса назад она бежала, задыхаясь от слез.Когда до набережной оставалось с десяток шагов, Фрэнк обернулся. Джуди почувствовала, что он хочет сказать ей что-то именно здесь, в полумраке этой улочки, и сердце ее вновь испуганно сжалось.– Джуди, у меня нет ни чистых, ни грязных намерений. Я сам не знаю, почему поехал за вами, а потом пошел вас разыскивать. Иногда… правда, редко… вдруг чувствуешь себя человеком, который в силах помочь другому человеку. И не важно, что я мужчина, а вы женщина. Вы понимаете меня?– Да, – пробормотала она, – спасибо.– А теперь давайте пропустим по стаканчику бренди в ближайшем баре – вам необходимо согреться, – и я отвезу вас домой.Она молча кивнула.– Здесь нельзя парковаться, – сказала Джуди, когда они подошли к «фольксвагену».– Ну что ж… – Фрэнк взглянул на прикрепленный к лобовому стеклу бланк. – Пусть повисит тут еще немного.
Эмили взглянула на часы: Фрэнк заставлял себя ждать, чего раньше не случалось. Темы для разговоров были исчерпаны, и ей все труднее становилось мило улыбаться.Она покивала попыткам присутствующих предположить, что могло задержать ее бывшего зятя: все пытались острить, дамы игриво, а единственный за столом мужчина – мрачновато. Когда все высказались, она произнесла:– Так, может, пора доставить мои дряхлые кости в их одинокую хижину?Шон просиял, дамы защебетали. Эмили поняла, как радостно они будут обсуждать по дороге домой, что бывший зять, которого она только и знает, что нахваливать, не забрал ее из ресторана. Укатил на ее же задрипанном «фольке», пришлось ей прибегнуть к помощи Шона… И пойдет перешептывание о ее жизни, пронесшейся ураганом и затихшей в этом мутном болотце, кто-то будет чесать языком, перебирая ее светлые минуты, ее годы, полные боли…Автомобиль Шона затормозил у дома 35 по Эшли-стрит. Эмили прикоснулась щекой к напудренным щекам подруг, протянула Шону руку, которую он с подчеркнутой галантностью поднес к губам, и вышла из машины. Движения ее стали менее легки и изящны. Она устало добрела по скрипучему гравию до крыльца, приоткрыла дверь, обернулась и взмахнула рукой.– Спокойной ночи, Мили! – крикнула Анна из окошка и послала ей воздушный поцелуй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Фрэнк чувствовал себя пристыженным, словно провинившийся школьник. Заехав в кондитерскую, он был готов к новым поводам для раздражения.– Ваш заказ сейчас принесут, одну минуту.Интересно, как специалисты по замешиванию теста и взбиванию крема осуществили его идею порадовать Эмили «чем-нибудь французским»? Но когда он взглянул на торжественно вынесенный торт, то от души рассмеялся. Из невысокого бисквитно-кремового островка вырастала миниатюрная Эйфелева башня, сложенная из тонких вафельных трубочек, наполненных взбитыми сливками, нугой и мармеладом. Разноцветные шлепочки глазури скрепляли трубки на каждом стыке, придавая ей сходство с детской пирамидкой. Это хрупкое архитектурное сооружение с большой осторожностью поместили в коробку с высокой крышкой, перевязали ленточками, и Фрэнк, с застывшей на губах глупой улыбкой, бережно поместил коробку на заднем сиденье машины.Дома у Эмили он быстро и ловко накрыл стол на две персоны, поставил у приборов по свече, а посередине стола – привезенную им бутылку «божоле». Торт был водружен на каминную полку, также между двух подсвечников. Из большой коллекции Эмили Фрэнк выудил пластинку Эдит Пиаф, поставил ее на старинный проигрыватель, а затем принес из своей комнаты еще одну пластинку и огромную книгу в яркой глянцевой обложке. Когда все приготовления были окончены, он закурил и вернулся в машину.Подъезжая к ресторану, он заметил входящего туда мужа Хермины, Шона, и не стал останавливаться. Шон был утомительно общительным человеком и неизменно приставал к Фрэнку с рассуждениями о смысле и назначении искусства. Совершенно не разбираясь в предмете спора, он всегда так горячо отстаивал свои смехотворные суждения, что Фрэнк давно уже избегал его общества. Как профессионал, он вообще не любил обсуждать с непосвященными все, что хоть как-то касалось дела, которым он занимался.Он немного поколесил по городу, а потом вновь свернул на набережную. Машин здесь было не так много, как в центре, в основном они отдыхали, ожидая своих хозяев у дверей ресторанов, кафе, баров, танцевальных клубов и казино, что тянулись вдоль всей набережной, полукругом обрамляющей город. Еще раз миновав ресторанчик, где Эмили отбывала ежегодную дружескую повинность, Фрэнк остановился у дверей какого-то бара и зашел пропустить стаканчик. Редко употребляемый им виски слегка обжег горло. Сидящий рядом у стойки мордастый тип в кожаной куртке с поднятым воротником бросил удивленный взгляд на костюм Фрэнка и пренебрежительно скривил губы. Но ожидание бесконечных поводов для раздражения, владевшее Фрэнком еще полчаса назад, уже покинуло его. Он только пожал плечами и, не допив, вышел на воздух.Оглядевшись по сторонам, он перешел улицу и спустился к воде. Взметая холодный песок босыми ногами, он брел по пляжу, зажав под мышкой снятые туфли. Он вглядывался в темное небо, почти беззвездное в этот вечер, в сумрак океана, с отчетливой размеренностью подгонявшего свои волны почти к самым его ногам, и на душе его было легко, а в голове царила блаженная пустота.Потом Фрэнк заметил маячившее впереди, в некотором отдалении, светлое пятно. Он вгляделся и различил контуры фигуры. Еще через несколько шагов, которые невольно стали шире и быстрее, глаза разглядели рядом с первой вторую темную фигуру повыше ростом. Пара остановилась, мужчина расположился на песке, а женщина подошла к воде. Фрэнк тоже остановился. Эти люди не нарушили внутреннего покоя, которым он только что наслаждался, они вряд ли могли заметить чье-то присутствие, а Фрэнк сейчас не прочь был полюбоваться на романтическую прогулку влюбленной парочки. Женщина подобрала подол платья и, осторожно ступая, вошла в воду. Мужчина что-то крикнул и сбросил с себя пиджак. Вскочив, он стал стаскивать брюки, и даже на таком расстоянии торопливость его движений бросалась в глаза. Женщина повернулась, и ее платье неожиданно сверкнуло нежно-зеленым. Фрэнк резко развернулся и стремительно зашагал по пляжу в обратную сторону.Какое-то время до него еще доносились их возбужденные голоса, но вскоре он вновь остался в тишине наедине с самим собою. Однако раздражение не проходило, а лишь усиливалось. Он сам не мог понять, почему случайное стечение обстоятельств кажется ему чуть ли не назойливым преследованием, посягательством на его, Фрэнка, душевный покой. Перед его глазами стояла картина, которую сейчас, должно быть, он мог увидеть, если бы остался и дальше просматривать эпизод чужой жизни, словно фрагмент кинофильма.Он видел брошенные на песок мужские носки и галстук, откинутое в сторону платье, волосы, падающие на плечи и грудь, брызги, застревающие в этих волосах… Отчего эта банальная сцена так бесила его? Ведь он даже не видел лица женщины, ее якобы печальных глаз, его не волновали ее чувства, как не волновали они того, кто сейчас, должно быть, нес ее на руках из воды, чтобы положить на песок. К мужчине же, с его блудливой улыбочкой и торопливыми движениями рук, Фрэнк испытывал омерзение. Он снова вспомнил свои перемигивания с однокашниками и понял, что должен разобраться, понять, что так мучило его весь этот вечер.Присев на песок, он вытащил пачку сигарет и вспомнил движение, каким Шарлотта отодвигала крышку коробочки и тянула сигарету, зацепив ее своими острыми ноготками. Потом он неожиданно вспомнил зовущие глаза блондинки в ресторане, и снова Шарлотту, ее подрагивающее узкое колено и капельку крови… которую он только представил тогда, а потом неожиданно увидел перед собой искаженное лицо Норы: «Грязный бабник! Ты весь провонял дешевыми духами, весь пропитался вонью проституток, ты… ты без устали ублажаешь каждую встречную женщину, но когда доползаешь, наконец, до нашей постели, мне остается лишь наслаждаться твоей пресыщенной утомленностью! И ты еще смеешь…» Волна подкатила совсем близко, едва не коснувшись его ступней. Фрэнк бросил в нее окурок и встал. «Что с тобой, мой мальчик? – появилось перед ним лицо Эмили. – Нет, лучше не говори, иначе мы поссоримся…»На гранитных ступенях он отряхнул ноги от песка, обулся и поднялся на набережную. Прогуливающихся пар и веселых шумных компаний поубавилось. Не спеша, Фрэнк дошел до «фольксвагена», сел за руль и взглянул на часы: Эмили уже больше часа «наслаждалась» беседой с друзьями без его поддержки, а он знал, каково ей это. Пора было приходить на помощь. Не более пяти минут езды и – вежливые улыбочки, поцелуи мимо щек, в воздух, прощальные поклоны и взмахи рук. А потом, в машине, утомленная извиняющаяся улыбка бывшей тещи: «Отчего я не отказываюсь от этих ежегодных снотворных празднеств, Фрэнки? – Взгляд, устремленный вдаль, постаревшее от усталости лицо. – Отчего я зову их раз в месяц на воскресный обед, а иногда позволяю им напроситься на чашечку кофе в прочие дни? Отчего я слушаю их болтовню, переношу плоскость их острот, стараюсь не замечать их дурной вкус?» Старенький «фольксваген» тронется с места, Эмили улыбнется деланно бодрой улыбкой, так и не ответив на свой вопрос, а дома зажгутся свечи в бронзовых подсвечниках, озарив наполненную ароматом цветов гостиную, и прозвенят бокалы, и закружится пластинка, и ее лицо вновь помолодеет и засияет своей благородной красотой.Эмили, отчего я не родился раньше, отчего не стал одним из многочисленных твоих поклонников, и почему твоя дочь оказалась столь на тебя непохожей? Может быть, Никки унаследует твое изящество, твой ум и сдержанную страстность твоей натуры?…В каждой женщине он пытался даже не разгадать, а хотя бы найти загадку, но, поговорив четверть часа, понимал, что и в этом подземелье просторно, но пусто, как и во всех остальных… А потом, сжимая в объятиях очередную жертву своего неутолимого любопытства, вглядываясь в запрокинутое лицо, проводя пальцами по изгибам тела, он думал лишь о том, как выбраться из этого лабиринта, исхоженного вдоль и поперек и так и не преподнесшего ему сюрприза. Лишь в Шарлотте, казалось, он нашел если не клад, который искал долгие годы, то хотя бы несколько жемчужин…В окне промелькнуло и осталось позади длинное светло-зеленое платье. Не задумываясь, Фрэнк затормозил и дал задний ход.Джуди какое-то время не замечала сопровождавшего ее белого «фольксвагена». Она шла босиком, забыв о зажатых под мышкой туфлях. По лицу ее катились слезы, горло перехватывало от сдавленных рыданий.– Простите, не могу ли я помочь вам чем-нибудь? – решился, наконец, заговорить Фрэнк. – Может, вас подвезти?Услышав рядом мужской голос, Джуди испуганно отшатнулась.Фрэнк остановил машину и открыл дверцу. И тут женщина с заплаканным лицом бросилась бежать по набережной, словно за нею гнались с ножом. Он некоторое время сидел в недоумении, с застывшей на ручке дверцы ладонью, а потом захлопнул дверь и нажал на газ. Он проехал мимо ресторана, где его ждала Эмили. Бледно-зеленое пятно мелькнуло в конце набережной и исчезло. «Ну, она и бегает! – подумал Фрэнк и только теперь спросил себя: – А зачем я, собственно, за ней гонюсь? Дурочка, мечтающая о сказочном принце. Неужели такие еще остались? Мне казалось, что даже эти, наивные, все охотнее стягивают с себя платье и позволяют гладить свое тело мокрым мужским ладоням прямо на песке, считая, что это и есть та самая любовь, о которой сложено столько дурацких песенок. Но куда же она побежала?»Он не стал сворачивать с набережной на центральный проспект, а, бросив машину у перекрестка, быстрым шагом пошел по узкой улице, довольно темной и совершенно пустынной.– Черт меня дернул… – бросил он сам себе, но только прибавил шагу.Довольно скоро Фрэнк увидел стену, в которую упиралась улица.– Тупик, – с досадой пробормотал он, но тут возле самой стены, как недавно на пляже, мелькнуло светлое пятно… Он почти побежал.Джуди сидела на ступеньках последнего дома, все еще босая, запрокинув вверх мокрое от слез лицо с закрытыми глазами. Неслышно подойдя к ней, Фрэнк подумал, что когда-нибудь в цепи его воспоминаний всплывет это лицо с расползшимся макияжем, сбитая набок прическа, ладони, обхватившие плечи, босые ступни, поставленные носками друг к другу. Сейчас он не был кладоискателем, не чувствовал ни малейшего любопытства и не надеялся найти в этой женщине никаких тайн. Ему было просто жаль ее, продрогшую южным майским вечером, который оказался для нее холодней, чем для других.– Вы можете просидеть здесь хоть до утра, но если вас заметит кто-нибудь из жителей этих домов, возможно, вам придется провести ночь в полицейском участке.– Почему? – хрипло спросила Джуди, не открывая глаз. Кажется, она даже не удивилась, услышав его голос. – Разве мы живем не в свободной стране? Разве мы не можем ходить по улицам в любое время суток? – Голос ее звучал монотонно, несмотря на высокопарность произносимых слов.Фрэнк улыбнулся.– Живем. Можем, – ответил он не без иронии. – Но они тоже живут в свободной стране и имеют полное право выразить свое недовольство вашим пребыванием вблизи своего жилища в столь поздний час. Конечно, полиция с уважением отнесется к вашим правам, но прежде захочет установить вашу личность, род занятий, а возможно и сексуальную ориентацию.Джуди наконец открыла глаза и повернула к нему лицо.– Но зачем?– В полиции задавать подобные вопросы не советую.– Но вы-то, надеюсь, не полицейский?– Нет, вам повезло.– Тогда скажите: зачем? – Она смотрела на него требовательно, и в голосе ее слышалось упрямство.– Что «зачем»? – слегка опешил он.– Зачем… Нет… – Джуди помолчала, словно собираясь с мыслями. – Что вам нужно от меня? – Она снова уставилась на него немигающими глазами.– Ничего. И уж, во всяком случае, совершенно точно я не собираюсь соблазнять вас, если вы этого опасаетесь.– Ну конечно… – зло проговорила она.– Нужно смотреть в глаза человеку, глаза не умеют лгать, – сказал Фрэнк.– Я не вижу ваших глаз, здесь темно.– Так пойдемте на свет, Джуди.– Откуда вы знаете мое имя? – вскрикнула она, вскочив со ступенек.– Не волнуйтесь, – Фрэнк посмотрел на нее снизу вверх и вдруг почувствовал, что в цепи его воспоминаний это звено, окрашенное нежным зеленоватым светом, станет одним из тех немногих, что не вызывают ни раздражения, ни раскаяния. – Я стоял у дверей, когда вы выходили, но, наверно, вы меня не заметили.– У дверей? – В лицо Джуди бросилась краска, но, слава Богу, незнакомец не мог этого заметить – было слишком темно. Она почему-то решила, что он стоял у дверей отеля.– Да, у входа в ресторан. Я выходил покурить… Он достал пачку и протянул ее Джуди.– Нет, спасибо.– Я знаю, в Америке теперь мало кто курит, – Фрэнк жадно затянулся.– А вы…– Я живу во Франции.– Но…– Я не француз, нет, просто живу в Париже уже несколько лет. А сюда приезжаю время от времени. Ну так что, пойдемте на свет, Джуди?– Да, пойдемте.Какое-то спокойствие и даже умиротворение овладели ею за последние несколько минут.– Только обуйтесь, вы и так уже продрогли. – Фрэнк снял с себя пиджак и накинул его на плечи Джуди.От его голоса, от неторопливых движений его рук веяло надежностью и непоказной силой. Слегка придерживая пиджак пальцами скрещенных на груди рук, она пошла за мужчиной, чьего имени не знала, по темной узкой улице к выходу на набережную, по которой полчаса назад она бежала, задыхаясь от слез.Когда до набережной оставалось с десяток шагов, Фрэнк обернулся. Джуди почувствовала, что он хочет сказать ей что-то именно здесь, в полумраке этой улочки, и сердце ее вновь испуганно сжалось.– Джуди, у меня нет ни чистых, ни грязных намерений. Я сам не знаю, почему поехал за вами, а потом пошел вас разыскивать. Иногда… правда, редко… вдруг чувствуешь себя человеком, который в силах помочь другому человеку. И не важно, что я мужчина, а вы женщина. Вы понимаете меня?– Да, – пробормотала она, – спасибо.– А теперь давайте пропустим по стаканчику бренди в ближайшем баре – вам необходимо согреться, – и я отвезу вас домой.Она молча кивнула.– Здесь нельзя парковаться, – сказала Джуди, когда они подошли к «фольксвагену».– Ну что ж… – Фрэнк взглянул на прикрепленный к лобовому стеклу бланк. – Пусть повисит тут еще немного.
Эмили взглянула на часы: Фрэнк заставлял себя ждать, чего раньше не случалось. Темы для разговоров были исчерпаны, и ей все труднее становилось мило улыбаться.Она покивала попыткам присутствующих предположить, что могло задержать ее бывшего зятя: все пытались острить, дамы игриво, а единственный за столом мужчина – мрачновато. Когда все высказались, она произнесла:– Так, может, пора доставить мои дряхлые кости в их одинокую хижину?Шон просиял, дамы защебетали. Эмили поняла, как радостно они будут обсуждать по дороге домой, что бывший зять, которого она только и знает, что нахваливать, не забрал ее из ресторана. Укатил на ее же задрипанном «фольке», пришлось ей прибегнуть к помощи Шона… И пойдет перешептывание о ее жизни, пронесшейся ураганом и затихшей в этом мутном болотце, кто-то будет чесать языком, перебирая ее светлые минуты, ее годы, полные боли…Автомобиль Шона затормозил у дома 35 по Эшли-стрит. Эмили прикоснулась щекой к напудренным щекам подруг, протянула Шону руку, которую он с подчеркнутой галантностью поднес к губам, и вышла из машины. Движения ее стали менее легки и изящны. Она устало добрела по скрипучему гравию до крыльца, приоткрыла дверь, обернулась и взмахнула рукой.– Спокойной ночи, Мили! – крикнула Анна из окошка и послала ей воздушный поцелуй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28