Она покопалась в сумке, выбрасывая все наружу и отыскивая статью, с которой сняла копию.
– Вот! – воскликнула она, протягивая ему бумагу. – Вот ее фотография с портрета. – Она снова нервно рассмеялась, когда он медленно взял бумагу из ее дрожащих пальцев. – А затем я видела оригинал портрета. Если бы не прическа, мы могли бы быть близнецами!
С болезненной медлительностью Арман принялся рассматривать портрет, а затем посмотрел на Хоуп взглядом, в котором ясно читалась вся правда.
– Вы с ней действительно очень похожи. И душа у тебя такая же добрая. Но – как это сказать? – как личность ты совсем другая. Фейт никогда бы не осмелилась возражать мне, высказывать свое мнение в разговоре, любить меня с такой отдачей, которая открывает всю глубину любви. – Он снова опустил глаза на фотографию и опять посмотрел на Хоуп. – Женщина, которую я любил в дни моей идеалистической молодости, здесь, на бумаге. А женщина, которую я люблю как взрослый мужчина, стоит сейчас передо мной.
– Я читала ее дневник, Арман. Она была пугливой пустышкой в юности и печальной, раскаивающейся женщиной позднее. Но мы с ней так похожи, что мне становится страшно. – Слезы затуманили глаза Хоуп. – И мне кажется, ты не можешь нас с ней различить.
Он медленно покачал головой, не отрывая взгляда от ее глаз.
– Нет, могу, Хоуп, не сомневайся в этом. – Его руки обхватили ее плечи, он привлек ее к себе так, что она оказалась крепко прижатой к нему от шеи до бедер. Его горячие руки пытались лаской вернуть ее к жизни, гладя спину, бедра, пытались одновременно поглотить ее. Его тело ясно говорило с ней. О его любви. О его желании.
Он не понял, что две краткие мысли были высказаны вслух, до тех пор, пока она не расплакалась, уткнувшись в его плечо. Хоуп плакала так, словно сердце ее было разбито. Нежные руки ласкали ее, согревали, утешали. Слова, которые едва можно было разобрать, срывались с его мягких теплых губ. Его сильное и напряженное тело крепко прижималось к ней, напоминая, что и раньше он обнимал ее вот так, потому что она была ему желанна. Необходима ему.
Затем он поцеловал ее – горячо, страстно, словно это был их первый и последний поцелуй, и дремлющие до поры чувства, которые Арман так искусно пробуждал, снова захватили ее. Она крепче прижалась к нему, желая слиться с ним окончательно, чтобы он защищал ее. Любил ее. Поглотил ее. И как только Фейт могла любить его так мало, что не стала бороться за свое право идти рядом с ним всю жизнь?!
Руки Хоуп сжали его голову, и она ответила ему поцелуем на поцелуй. Кажется, она даже дышать перестала, сливаясь с ним, чтобы не утратить это единение, так же жизненно важное для нее, как солнце, вода и воздух. Она стала осыпать поцелуями его лицо, словно вливая помощь и надежду из самых пор его кожи.
Его шершавые руки уже забрались под ее свитер, уничтожая первую преграду, разделяющую их. Застежка ее слаксов тихо щелкнула, уступая его рукам, и Хоуп легла, и вот он уже был над ней, не желая ни на секунду расстаться с ней.
Ее пальцы заработали, теребя пуговицы на его панталонах, обращаясь с ним так же нетерпеливо, как и он с ней, потому что в эту ми нугу он был так нужен ей.
Его губы искали ее грудь, обжигающее дыхание коснулось ее соска раньше, чем его язык и губы добрались до его нежной упругости. Тихий стон вырвался из ее горла, когда он, слегка приподнявшись, единым сокрушительным усилием соединился с ней и его пылающее тело впечатало ее в землю.
Они любили друг друга с первобытной яростью, незнакомой им до того дня. Глаза Хоуп закрылись, когда ощущения, столь же сладостно-тяжелые, как и он сам, начали заполнять все ее существо. Разве он не живой?! И этот момент – настоящее тому доказательство! – кричал ее рассудок. Затем она уже не могла думать ни о чем. Лицо ее горело, глаза расширились, уставившись в нежные, но пугающие глубины его темно-синих глаз, когда он последним могучим движением сблизил их так, как только могут быть близки двое любящих друг друга людей.
– Ma petite, я так люблю тебя, – прошептал Арман.
Он поцеловал ее в лоб, а затем лег рядом с ней, все еще лаская ее рукой. Они долго лежали молча, но наконец Арман приподнялся на локте и посмотрел ей в лицо.
– Ты не открываешь свою почту, cherie? – спросил он.
Хоуп на мгновение смутилась. Затем улыбка тронула уголки ее рта, когда она увидела брошенную сумочку и выпавшие из нее письма.
– Это от моего отца, – ответила она, постепенно разжимая пальцы, удерживавшие его плечи.
Арман застенчиво усмехнулся.
– Разумеется. Любящий до безумия отец. Мне следовало догадаться.
Улыбка ее пропала.
– Твоя догадка неверна. Мой отец никогда не любил меня до безумия.
– А почему же тогда он взял на себя труд писать тебе по два письма в неделю?
Хоуп почувствовала, что сердце перестало биться в ее груди при этих словах. Затем оно заколотилось в удвоенном темпе. Что-то случилось. Она села и трясущимися руками разобрала письма и счета, на которые ранее даже не посмотрела.
Письма от отца не были, как обычно, отпечатаны на фирменной бумаге его компании, а были написаны на обыкновенной бумаге его собственной твердой рукой и, адресованные ей, отправлены в простых конвертах.
Глава девятая
Хоуп быстро просмотрела письма. В первом отец сообщал, что хочет навестить ее, чтобы самому посмотреть на состояние ее здоровья. Она на мгновение прикрыла глаза, пытаясь сохранить спокойствие. Сейчас в ее расследовании не хватало только одной, последней ниточки. Неужели ей мало того, что с каждым днем Арман становится все более и более неосязаемым? Теперь придется еще справляться и с «обеспокоенным» отцом.
Во втором письме был указан день его приезда. Он писал, что пробудет у нее только два дня, так как сейчас у него много работы. Работы? Да он ненавидит этот остров и, будь на то его воля, никогда бы не приехал сюда! Ее даже удивило, что он решил задержаться тут так надолго.
Состояние ее здоровья? Благодаря Арману она чувствовала себя, как никогда, хорошо. Кроме того, Хоуп могла бы поклясться, что на отца куда большее впечатление произвела гибель его секретарши, а не то, что приключилось с ней самой в Центральной Америке. Она покачала головой, отгоняя подобные мысли. Нет, это несправедливо. Хотя расхождение во взглядах и убеждениях у Хоуп с отцом было существенным, он вовсе не был чудовищем. Но, тогда как она давно решила, что они никогда не будут откровенно беседовать, очевидно, отец ее никак не хотел признавать свое поражение. Возможно, он только хотел удостовериться, что рассудок ее в полном порядке и что можно расслабиться и вернуться к своим собственным делам. Для него самым важным в жизни было соблюдение приличий.
Арман наблюдал за тем, как Хоуп во второй раз принялась читать письма.
– Нас снова разлучат?
– Нет, – ответила она и потянулась, прикладывая палец к его губам. – Мой отец решил навестить меня, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Он будет спать в доме, а я буду спать в палатке. С тобой, – ласково успокоила она его.
Дыхание Армана коснулось ее щеки, согревая все ее существо.
– Ты уверена?
– Да. Мне просто нужно прибраться в доме и переодеться. Он уже скоро приедет. – Ее пальцы скользнули с его щеки на шею, и она испытала блаженство, прикасаясь ладонью к его жестковатой однодневной щетине. Что бы ни случилось, они с Арманом проведут оставшееся им время здесь, вместе. Теперь у нее есть он, но скоро он исчезнет, и тогда у нее останутся воспоминания, которые они сотворили сегодня.
– Я беспокоюсь за тебя, – тихо проговорил Арман. – Я вижу, как нарастает напряжение в твоих глазах, полных такой любви, и знаю, что бессилен стереть его.
Она улыбнулась.
– Со мной все в порядке.
– Я люблю тебя, Хоуп. Теперь ты знаешь это, не правда ли?
Ее улыбка стала шире, согревая его.
– Да, – повторила она, – я знаю это… теперь знаю.
– У тебя все получится.
На это она ничего не могла ответить. Просто она не знала, прав ли он.
Хоуп едва успела закончить макияж, когда услышала ворчание подвесного мотора. Быстрый взгляд в зеркало убедил ее, что выглядит она неплохо. Кажется, она даже в весе немного прибавила. Отцу придется признать, что пребывание на острове благотворно влияет на нее.
Когда лодка отца приблизилась к берегу, Хоуп уже стояла на причале, совсем спокойная, и широкая улыбка освещала ее лицо.
Отец, одетый в белые фланелевые брюки и белую с синим рубашку-поло, выпрыгнул из лодки. Как всегда, выглядел он прекрасно. Однако выражение его лица немного насторожило Хоуп. В глазах Фрэнка, обыкновенно холодного серого цвета, сейчас читалось беспокойство. Он внимательно осмотрел дочь, затем шагнул к ней, по-медвежьи обнимая, что сразу напомнило ей детство.
– Выглядишь ты неплохо, милая, – ворчливо одобрил он. – Все еще напряжена, но вид намного лучше, чем месяц назад.
– Спасибо за печать «одобряю». – Она поцеловала его в щеку, удивленная проявлением такой нежности. Таким она не видела отца с тех пор, как была ребенком.
Фрэнк достал из лодки коробку, перевязанную веревкой, и, неся ее в одной руке, другой обнял дочь за плечи. Они вместе направились по тропинке к дому.
Вдруг тихий свист привлек внимание Хоуп. Она быстро бросила взгляд на деревья слева от себя. Вот он стоит, прислонившись к стволу одной из сосен, и наблюдает за ними, насвистывая этот проклятый мотив… Глаза Армана блестели так, что это было заметно даже с тропинки…
Сердце застучало в груди Хоуп с удвоенной скоростью, когда она поняла, что Арман стоит на самом виду. Она предупреждающе покачала головой, но он только пожал плечами и продолжал насвистывать.
– Что случилось, милая? Что-то не так? – Отец остановился, пристально глядя на нее. – Тебе больно? Голова кружится?
– Нет-нет, – пробормотала она, заикаясь. – Все в порядке. Я просто неловко наступила на камушек, а он покатился и задел другие, и я не могла понять, что это такое. – Она наклонилась, притворяясь, что разыскивает противные камушки. Пока отец следил за ее взглядом, Хоуп вытянула руку в сторону и жестом попыталась заставить Армана уйти в лес.
Очевидно, сигнал был понят, так как свист прекратился. Она выпрямилась, на губах ее заиграла веселая, ничего не значащая улыбка. Хоуп увидела, что отец уставился на нее, словно она только что ускользнула из-под опеки сторожей в сумасшедшем доме.
Он приложил тыльную сторону ладони к ее лбу.
– С тобой действительно все в порядке? – спросил отец, в глазах его было беспокойство.
Она нелепо хихикнула. По крайней мере Фрэнк не слышал призрака.
– Все замечательно, правда, – сумела выдавить она, но одна мысль о том, какой дурочкой перед ним предстала, заставила ее снова прыснуть. – Я, наверное, просто проглотила смешинку. Вот и все.
– Понятно, – протянул он, явно смущенный ее поведением. Она вновь направилась по тропинке к дому. – По крайней мере чувство юмора ты не утратила.
Хоуп расхохоталась, чувствуя неимоверное облегчение.
– Вовсе нет. Мой юмор жив и бьет хвостом, Фрэнк.
В ответ он проворчал нечто, показывающее, что он не поверил ни единому ее слову.
Откинув сетку, она впустила его в кухню.
– Как насчет чашки чаю или чего-нибудь более основательного?
– Нет, спасибо, только чай. – Он поднял коробку. – Я привез мою еду с собой. Меню ресторанчика, в который я заехал по дороге сюда, оставляет желать много лучшего, но я все-таки перекусил…
После того как Хоуп и Фрэнк попили чаю, они присели на ступеньках крыльца у парадной двери, и каждый ждал, когда другой начнет разговор. Отец прокашлялся. Хоуп склонила голову в его сторону, с любопытством ожидая, что же он хочет ей сказать. Отец явно нервничал, но ведь тот Фрэнк Лэнгстон, с которым она была знакома, никогда по пустякам не нервничал.
– Хоуп, – медленно начал он, – я хочу, чтобы ты вернулась со мной домой, провела немного времени в Вашингтоне, расслабилась.
Она положила руку на его плечо. Он любит ее, она знала об этом, и приехал в такую даль…
– Спасибо, Фрэнк, – тихо ответила она, сжимая его плечо. – Мне очень приятно, что ты думаешь обо мне, но у меня все в порядке.
– Мне не нравится, что ты тут совсем одна. Это слишком опасно.
– Я ведь приехала в гости к тебе, когда меня похитили, – мягко напомнила она ему. – Кроме того, Вашингтон – это твой дом. А здесь – мой.
– Это все твоя проклятая карьера! – взорвался он, давая волю раздражению, которое терзало его всю дорогу в Миннесоту. – Черт побери, это слишком опасно! Если бы не эта твоя работа, ты бы уже давно вышла замуж, заботилась бы о доме с кучей детей, вместо того чтобы без толку шататься по всему свету.
Хоуп высокомерно подняла брови. В конце концов, не зря же она дочь Фрэнка Лэнгстона!
– И ты считаешь, женщины рождаются только для этого? Или таков уж мой удел – потому лишь, что мне не повезло и я оказалась твоей дочерью?
– Не пытайтесь разговаривать со мной подобным тоном, юная леди. Мне, как никому другому, всегда удается одержать верх, даже после поражения. – Фрэнк выпрямился. – Я не только считаю твою работу слишком опасной, но и полагаю, что ты должна обдумать возможность альтернативы этой своей… этой грубой жизни. – Взмахнув рукой, он показал на остров вокруг.
Хоуп прекрасно знала, что он имеет в виду.
– Кажется, я уже несколько раз слышала подобные доводы. – Она повернулась к нему, и глаза ее метали в него громы и молнии. – Разве не те же самые слова ты говорил маме? Еще до того, как она развелась с тобой и стала одним из лучших программистов в своей области?
Даже птицы перестали щебетать. Лицо отца застыло и посерело от такого обвинения.
– Это низко, Хоуп.
– Ничуть в этом не сомневаюсь Точно так же как и твое желание считать, что мне вечно семнадцать лет. – Горечь переполняла ее. – Ты помнишь тот год, Фрэнк? Это был год, когда умерла мама, а ты попытался не давать мне учиться на первом курсе колледжа, так как полагал, будто мне нужно оправиться после маминой смерти. А на самом деле тебе нужна была послушная дочь, которая выучится играть роль хозяйки дома, принимая у тебя пол-Вашингтона. – Кажется, гнев холодным комком застрял у нее в горле, дыхание перехватило. – А сам не смог даже приехать на похороны!
– У меня тогда обострилась язва! – защищался он. – И в тот год ты, под влиянием одного из детских капризов, начала называть меня «Фрэнк», а не «папа».
Они долго смотрели друг на друга в сгущающихся сумерках, каждый пытаясь измерить боль собеседника. Затем Хоуп почувствовала, что воинственное настроение покидает ее. Она уставилась на спокойную голубую воду.
– Я любил твою маму, ты же знаешь. Я так любил ее, что мне хотелось, чтобы она всегда была со мной… – нарушил тишину Фрэнк.
– Но недостаточно для того, чтобы отпустить ее. – Хоуп полностью контролировала себя. Ей было тяжело видеть его боль и чувствовать, что он винит себя. – Тебе хотелось завернуть нас с ней в красивую упаковку и убрать в чулан, так, чтобы всякий раз, как тебе захочется вдруг сыграть роль отца и мужа, мы бы всегда были под рукой, поджидая тебя, как и следует примерной семейке.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – устало сказал он. – Для брака необходимы двое.
– Точно так же, как и для того, чтобы родилась я. Но только у одного из вас было и время, и желание заботиться обо мне. – Нотка горечи снова закралась в ее голос. – Так что не пытайся говорить сейчас всякие пошлые банальности. Думаю, я все это уже слышала.
– Возможно, ты и права, когда говоришь о том времени. Но наш неудачный брак в любом случае не имеет никакого отношения к тебе, и нам нечего его обсуждать. Ты упомянула свою мать только как предлог, чтобы уйти от разговора о тебе самой.
– Ваш брак имеет большое отношение ко мне. Ведь я оказалась между вами. – Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. – Кроме того, это ты заговорил о вашем браке, – поправила она его. – А я уже отказалась от твоего предложения и начала разговор о чем-то другом.
– Тогда давай придерживаться темы, которую я выбрал с самого начала, – резонно возразил отец, стараясь не обращать внимания на эту короткую перепалку. – Я хочу, чтобы ты на несколько недель вернулась со мной в Вашингтон. Прошу тебя. А после этого посмотрим.
– Почему?
– Неужели ты действительно полагаешь, что полностью оправилась от того кошмара в Центральной Америке? – Голос Фрэнка стал почти нежен, и Хоуп насторожилась.
Она встала и спустилась вниз на две ступеньки. Засунув руки в задние карманы своих джинсов, медленно повернулась к отцу. Она не могла покинуть Армана. Только не сейчас.
– Мне хочется, чтобы твой визит был приятным, Фрэнк, но я не могу думать об этом, когда понимаю, что ты приехал сюда только для того, чтобы уговорить меня уехать. Я просто хочу, чтобы ты понял меня. Я никуда не уеду. Я останусь здесь, пока не придет время покинуть остров. И вот тогда я приеду навестить тебя.
– Есть и еще одна причина, в силу которой тебе необходимо уехать со мной, – тихо проговорил отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20