Когда подъехала к воротам, то заметила «форд-мустанг», стоявший неподалеку. В нем за затемненными стеклами кто-то сидел. Может быть, подумала Пандора, это та брюнетка, которая угрожала мужчине в ресторане. Ну и что! Все теперь уже кончено. Но женщина могла запомнить ее личный номерный знак на машине – ПАНДОРА.
Я отъехала, вся в дрожи, от отеля «Бель Эр». Как объяснить что случилось? Как я могу сама понять, зачем я это сделала? Это просто ужасно! Нет, даже не ужасно – страшно! Так не похоже на меня! Я не прыгаю в постель к первому попавшему мужчине. Никогда! Я не спала ни с кем, кроме мужа. Я не наставляю ему рога. Да мне это и не нужно. Я не ищу приключений. Не хочу. Это не для меня. Время от времени мне было любопытно, как это может получиться с другими мужчинами. Да разве мне одной! Все так естественно. Но то, что произошло, было так внезапно, так яростно – это что-то потрясающее! Даже сейчас я чувствую, как хрустят мои позвонки.
По-моему, у меня замечательная сексуальная жизнь с Алексом – тем более если послушать некоторых моих подруг. Мне нужен секс, он доставляет мне удовольствие. Это самое лучшее развлечение. Алек делает все так, что я получаю от секса максимум удовольствия. Так было всегда, с самого начала. Нам радостно быть в постели вместе, и, когда спит Полетт, мы можем заниматься любовью повсюду – в доме, в бассейне. Мне не нужно было это. Тогда почему я это сделала? Я не была пьяна, никто меня не заставлял, никто не насиловал.
Когда я заметила, как мужчина смотрит на меня, я подумала, что у меня что-то не в порядке с костюмом, или с волосами, или, может, я некрасиво ем. Но он смотрел мне прямо в лицо. Там было все в порядке. Ему оно просто понравилось.
Тогда все нормально. Мужчина был привлекательный.
Фактически он мне сразу понравился. Полагаю, его неожиданное предложение польстило и поразило меня: ведь мне уже тридцать шесть лет! Но все равно это ничего не объясняет. Почему я не сказала: «Спасибо, нет»?! Может быть, появление женщины спровоцировало мой ответ, мое «да»? Кто она – его любовница или бывшая любовница, жена или бывшая жена? Когда она стала угрожать ему пистолетом, я испугалась – за него. Но меня это также взволновало. Она казалась такой ревнивой, такой страстной, не побоялась потерять контроль над собой в общественном месте.
Действительно ли это она была на стоянке? Что она сейчас делает, эта женщина? Вернулась туда, чтобы убить его? Возможно, он уже мертв, пока я веду машину, а на его коже остался запах Пандоры, запах последней женщины, которую он имел. Я чувствую его запах именно сейчас, когда поворачиваю на бульвар Сансет.
Я стала думать об Алеке. Мог бы он меня так возбудить? Могла бы возникнуть такая ситуация, когда я стала бы вот так угрожать Алеку? Убить его? Я не ревнива, у меня не было для этого оснований. Но сейчас Алека не было в городе, он был во Флегстаффе, штат Аризона.
Он занимался предсъемочной подготовкой: готовил декорации для картины, которую они должны были начать снимать через месяц. Вдруг меня осенила новая мысль. Может быть, сыграло роль то обстоятельство, что Алека не было в городе в это время? Нет, нет! Алек часто отсутствовал, целыми месяцами, но такого со мной никогда не бывало. Нет, это просто совпадение! Но тогда возникает вопрос, поступила бы я так, если бы Алек был дома? Нет, мне кажется, что нет. Нет, определенно нет!
По дороге домой я поехала в супермаркет «Гель-сон» в Сенчури-сити. Сегодня мне не нужно было отвозить Полетт домой после школы: у нее урок музыки вместе с подружкой, и прислуга подбросит ее домой где-то около половины шестого. Поэтому я некоторое время принадлежала только себе. Вот и прекрасно, я смогу немного передохнуть! На радостях я купила охлажденный йогурт. Малиновый, с орехами. Никто ничего никогда не узнает. У нас у всех есть свои маленькие секреты.
У кассы супермаркета я взглянула на выставленные бестселлеры в мягких обложках. Джекки Коллинз, Джудит Кранц, Салли Бьюман; мне всегда казалось, что я не смогу до конца дочитать эти книги. По-моему, они всегда кончаются одним и тем же. Мне нравится Гор Видал. Хотя, должна признаться, я так и не дочитала до конца «Голливуд». Повинуясь внезапному порыву, я взяла «Темного ангела» и положила книгу в корзинку вместе с йогуртом, копченой треской и солеными орешками.
– От вас прекрасно пахнет, – заметила кассирша. – Что это за духи?
– Благодарю, я рада, что вам нравится.
Что я могла сказать? Что это пахнет тем мужиком, с которым я трахалась в бунгало номер семнадцать отеля «Бель Эр»?
Алек и я живем в пяти минутах от Сенчури-сити, к югу от Беверли-Хиллз на Ранчо-парке. Наш дом находится неподалеку от обители Рея Бредбери, так сказал нам наш садовник из Гватемалы. В школе мне нравилось читать фантастику, меня привлекали эти воображаемые миры, которые всегда были на грани уничтожения. Но оказалось, что Алеку не нравится НФ, поэтому я перестала читать эту дрянь. Алеку нравились книги, написанные в духе старомодного реализма. Он обожал Теодора Драйзера.
У человека из бунгало неординарный литературный вкус. «Классический мир» и все такое. Меньше всего ожидаешь найти подобную литературу в номерах отелей в Лос-Анджелесе. Эти книги напомнили мне о моем отце, классически образованном человеке. Сейчас он плохо себя чувствует, и мне нужно хотя бы позвонить ему. Это он назвал меня Пандорой. Думаю, он сделал это весьма неохотно, потому что, я уверена, он хотел мальчика. Он до сих пор называет меня Пан. По-гречески «пан» значит «все», и, полагаю, именно всего он хотел от меня. Бедняга, ничего он не дождался.
Алек, наоборот, всегда зовет меня Дора. Это похоже на имя куклы, но из-за Алека я привыкла к нему. Иногда, когда он кончает, он выкрикивает это имя. Тогда оно мне нравится. Когда мы начали встречаться, я поняла, что он выбрал это имя только потому, чтобы не называть меня, как отец, чтобы подчеркнуть, что он хочет, чтобы я была другим человеком, Дорой, личностью, которую мой отец не смог бы понять. В этом смысле Алек забрал меня у отца. После моего замужества мы с отцом никогда не были близки друг другу. Мне кажется, Алек изменил меня, когда изменил мое имя.
Сегодня я была Пан Хартен, а завтра уже стала Дора Хэммонд. Все так просто. Метаморфоза произошла в одно мгновение. В то время это было жутко, но необходимо: я была более чем готова покинуть дом, жаждала перемен и в своих чековых книжках после замужества я уже никогда не использовала фамилию Хартен.
Я всегда называла себя и подписывалась «Пандора», полным именем. И постепенно начала осознавать, что состою как бы из двух частей, из двух разных женщин: Пан и Доры. До Алека и после. То, что случилось в этом бунгало отеля «Бель Эр», относится к миру Пан. В период между тринадцатью и двадцатью тремя годами, до того как мы поженились, я была Пан. И я не сталкивалась с ней до сегодняшнего дня. У Доры были муж, дочь, свой дом. Она никогда не жалела, что перестала быть Пан. До сегодняшнего дня. Сегодня был какой-то новый виток в ее жизни. В прошлом Пан, как правило, осуждали. В настоящее время Дору все обожают. Этот человек на короткое время отшвырнул меня назад, в прошлое своенравное существование. Отец всегда называл меня «своенравной».
По пути домой я включила в машине радио. Оно уже было настроено на волну, где передавали классическую музыку, любимую волну Алека. Ему нравилось слушать музыку, когда он вел машину, когда работал и когда мы занимались любовью. Но любимая музыка Алека отличалась от любимых классических произведений моего отца. Алеку нравилась романтическая классика: Брамс, Бетховен, Мендельсон. Отец признавал только Баха.
Меня ни в коем случае нельзя обвинить в том, что я вышла замуж за мужчину, который был точным слепком с моего отца. Алеку нравились дети. И женщины. Всегда можно нюхом учуять, нравитесь вы мужчине, или же он не терпит женщин вообще. Это как легкий аромат духов. Бунгало в «Бель Эр» просто благоухало чувственным запахом. Но, с другой стороны, понятия не имею, я-то лично понравилась этому мужчине или нет.
Я уже почти доехала до дома, как вдруг, словно порыв ветра из ниоткуда, на меня навалилась полная тишина. Я перестала слышать музыку по радио. Я просто похолодела. Я ничего не могла слышать. До меня не долетали не только звуки музыки, но и звуки и шум движения транспорта. Я была погружена в молчание, я оглохла.
– О Господи! – сказала я громко, но не слыша своего голоса. – Не паникуй, держись! Все пройдет!
Я старалась расслабиться; одна рука была на руле, а другая – на рычаге переключения скоростей.
Но я была жутко напугана. Вот так же ничего не слышала я в бунгало, с этим мужчиной.
Когда он в первый раз проник в меня, вокруг нас исчезли все звуки. Я была сильно возбуждена, и мне это показалось нормальным. В тот момент я уже почти себя не контролировала. Удовольствие, которое я испытывала, увеличилось в миллионы раз. Я как бы распалась на куски, как бы вытекала из себя и потом плавно возвращалась в свою обычную оболочку. Это потрясающее ощущение, словно рикошетом, возвращалось снова и снова. Я поняла, что это вовсе не предвестие оргазма, это было нечто другое. Во мне не было ни напряжения, ни томления. Это была какая-то непрекращающаяся цепная реакция, которая никак не могла остановиться. Тишина была мучительной и более мощной, чем оргазм.
Когда звуки вернулись, это были не звуки, а оглушительный рев. Я оказалась в штормовом море, оглохшая, меня швыряло из стороны в сторону. Его дыхание звучало, как буря; а руки были волнами, которые превращались в гигантские валы. Его пенис был невидимой скалой, на которую меня выбросило. У меня не осталось своей воли, я плыла как щепка по волнам. Я наслаждалась экстазом, когда тонула в черной кипящей воде. Должно быть, я кричала. Счастливая, я тонула в грохочущем ужасе.
Теперь, в машине, звуки вернулись ко мне громким хлопком – музыка и шум городского транспорта одновременно. Мне сразу стало легче. Я поняла, что ничего не слыша, я развила большую скорость, чтобы как-то компенсировать отсутствие звуков. Я замедлила скорость, моя влажная ладонь все еще была на ручке переключения скоростей. Но нет – это не она.
Это – плоть, возбужденная и теплая. Это – мужской пенис. Я держалась за головку члена. Я отдернула руку, посмотрела вниз, ожидая увидеть… Но это была только черная ручка переключения скоростей. Ничего не случилось.
Мне это не нужно! Этого не должно было случиться!
В голове у меня мелькнула мысль: а не случится ли снова подобная галлюцинация? Я взглянула на ручку переключения скоростей. Сколько должно пройти времени, прежде чем я снова смогу спокойно смотреть на нее, не вспоминая это странное ощущение. «Минуточку! Не следует преувеличивать случившееся. Ты на самом деле ничего не видела. Тебе показалось, что у тебя в руке его член. На самом деле ты не страдаешь галлюцинациями. Наверное, это естественно после того, что случилось. Воспоминание об охватившем возбуждении вызвало отзвук во всем теле, создало определенный настрой. Будь настороже».
Я резко затормозила перед светофором, которого не заметила раньше.
«Осторожно! Пожалуйста, забудь это, все это гребаное приключение! Нельзя расслабляться! Это же просто смешно! Мне этого не нужно! К черту!»
Я разговаривала сама с собой.
«Подумай о чем-нибудь другом. Все равно о чем. Сконцентрируйся. Следи за дорогой».
Я стала смотреть на машину, ехавшую передо мной. Номерной знак штата Аризона. Аризона. Алек. Поверил бы в это Алек? Поверил бы, что его Дора так поступила, испытала такое, потеряла над собой контроль?
Может, он бы понял. Алек – благородная душа. А может, и не понял бы, что я чувствовала сегодня. Может, ему стало бы противно, и он решил бы, что я его предала. Потому что этот мужчина сегодня мог сделать со мной все что угодно. Все, что желал. В эти два часа после тишины.
Я съела свой йогурт, лежа в ванной. Полуденное солнце сияло через отворенное окно ванной комнаты. Яркий луч упал на поверхность воды и высветил мои бедра и лоно, как прожектором. Я смутилась, не знаю почему, ведь я была одна. Да, я поняла: это было чувство вины. Как будто солнечный свет стал увеличительным стеклом или бдительным оком, который видел, что я совершила. Я начала намыливаться, чтобы вода стала мутной. Солнце не сможет пробиться сквозь мыльную пену. Я снова подумала о том, что произошло. Что все это означало на самом деле? Необыкновенное удовольствие от прикосновений, от того, что я держала в руках его член и сосала у мужчины, которого даже не знаю, так, как если бы он был любовью всей моей жизни?
Что все это значит? Все ли со мной в порядке? Какой-то изъян в моем характере, вот что.
Я решила побрить под мышками. Бог знает почему. Я не делала этого, потому что Алек был в Аризоне. Это доказывало, что на самом деле я не принадлежу к истинным обитателям Беверли-Хиллз. Волосы под мышками были светлыми, и на них было приятно смотреть. Я понимала, что мне не следовало бы пользоваться бритвою Алека. Когда зазвонил телефон, я вздрогнула и дернула левой рукой и порезала правую подмышку. Вот черт!
Приложив к порезу салфетку, другой рукой взяла трубку. Я стояла рядом с постелью, и вода с меня капала на покрывало.
– Алло…
Молчание. Я ждала…
– Алло…
Опять молчание. Мне стало тревожно, почти страшно. Это был один из тех звонков. Я знала это.
– Ты блондинка… да?
– Повесь трубку, ублюдок.
– Потрогай себя. Я хочу, чтобы ты потрогала себя. – Явно измененный голос, тягучий южный акцент.
Почему бы мне самой не повесить трубку? Сейчас же! Всего-то делов! Он подул в трубку. Резкий звук больно отозвался в ухе.
«Дерьмо. Просто повесь трубку, Пандора! Повесь!»
– Ты трогаешь себя? Я знаю, что тебе хочется этого.
Я собралась повесить трубку, но что-то в измененном голосе показалось мне знакомым. Кто бы это? Кто этот мерзавец? Потом я поняла. Это тот мужчина из отеля. Мурашки побежали у меня по коже. Так вот почему я не бросила трубку?
– Послушай, что было, то было. Теперь все кончено, приятель!
Теперь уже он сделал паузу.
– Дора, что случилось?
Я подскочила. Это был голос Алека.
– Алек! Боже, какое облегчение!
– Что случилось? – засмеялся он.
Однажды Алек уже проделал со мной подобную шутку по телефону. Тогда мне это понравилось.
– Ничего, дорогой. Мне пару раз кто-то звонил. Какой-то чокнутый.
– Правда? Когда? Ты мне не говорила.
– Не хотела волновать.
– Я уже волнуюсь. Ты звонила в полицию?
– Что они могут сделать?
– Дело не в этом. Позвони.
– Хорошо, позвоню.
– Прости, я напугал тебя. Но все-таки позвони в полицию.
– Как дела?
– Нормально. Обычная неразбериха. Как наша дочь?
– Прекрасно. У нее сейчас урок музыки.
Я молила Бога, чтобы он не вспомнил о том, что я выпалила ему. Вот дерьмо! Как я могла быть такой дурой! «Что было, то было. Теперь все кончено, приятель!»
Это прозвучало достаточно ясно.
К счастью, у Алека было много проблем, связанных с картиной. Он начал мне о них рассказывать. Я его почти не слушала. Как я могла быть такой дурой!
– Ты позвонишь в полицию, ладно?
– Конечно. – Я почувствовала, что ему нужно идти. Слава Богу!
– Постараюсь вернуться вечером в пятницу.
– Но в субботу ты должен вернуться обязательно!
– Ты что, назвала гостей?
– Просто хочу, чтобы ты вернулся.
– Я люблю тебя, Дора.
– Я тоже, всем сердцем.
– Что бы ни случилось, я буду любить тебя.
– Скорей возвращайся, – ответила я.
Я лежала в постели. И рассматривала себя. Типично женская точка обзора: вниз через груди до волос на лобке. Я резко ударила себя между ног.
Вот тебе! Никогда не повторяй этого! Мастурбируй, сколько твоей душе угодно. Купи вибратор и шуруй, пока не ошалеешь! Но, ради Христа, никогда больше не повторяй того, что ты сделала. Обещаешь?
«Обещаю», – сказала Пан Доре.
Подмышка перестала кровоточить. Там была всего небольшая царапина. Тогда я задалась вопросом, а не сделала ли я это нарочно? Чтобы причинить себе боль? Наказать Пандору за то, что она сделала.
Обычно я прекрасно сплю, но последующие две ночи не сомкнула глаз. Я читала, не отрываясь, «Темного Ангела», но мне эта книга не нравилась. Слишком уж она была мне близка: женщина ковырялась в своем прошлом. Я поставила «Темного Ангела» на полку рядом с «Голливудом».
У Полетт, как у всех подростков, была привычка: она обожала примерять на себя мою одежду. Я увидела ее перед зеркалом в моем красном платье. Мне следовало выбросить его, но я не сделала этого, потому что оно мне нравилось. Может, сделаю это теперь…
– Оно тебе слишком велико, – сказала я ей.
– Когда-нибудь будет впору, – ответила дочь.
– Я купила его недавно.
– Оно великолепное. Сексуальное.
В этот вечер Полетт мне была нужна гораздо больше, чем я ей. Мы весьма дружны, моя дочь и я. Она ближе мне, чем если бы на ее месте был сын. И она мне дороже любого мужчины. Кроме Алека, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я отъехала, вся в дрожи, от отеля «Бель Эр». Как объяснить что случилось? Как я могу сама понять, зачем я это сделала? Это просто ужасно! Нет, даже не ужасно – страшно! Так не похоже на меня! Я не прыгаю в постель к первому попавшему мужчине. Никогда! Я не спала ни с кем, кроме мужа. Я не наставляю ему рога. Да мне это и не нужно. Я не ищу приключений. Не хочу. Это не для меня. Время от времени мне было любопытно, как это может получиться с другими мужчинами. Да разве мне одной! Все так естественно. Но то, что произошло, было так внезапно, так яростно – это что-то потрясающее! Даже сейчас я чувствую, как хрустят мои позвонки.
По-моему, у меня замечательная сексуальная жизнь с Алексом – тем более если послушать некоторых моих подруг. Мне нужен секс, он доставляет мне удовольствие. Это самое лучшее развлечение. Алек делает все так, что я получаю от секса максимум удовольствия. Так было всегда, с самого начала. Нам радостно быть в постели вместе, и, когда спит Полетт, мы можем заниматься любовью повсюду – в доме, в бассейне. Мне не нужно было это. Тогда почему я это сделала? Я не была пьяна, никто меня не заставлял, никто не насиловал.
Когда я заметила, как мужчина смотрит на меня, я подумала, что у меня что-то не в порядке с костюмом, или с волосами, или, может, я некрасиво ем. Но он смотрел мне прямо в лицо. Там было все в порядке. Ему оно просто понравилось.
Тогда все нормально. Мужчина был привлекательный.
Фактически он мне сразу понравился. Полагаю, его неожиданное предложение польстило и поразило меня: ведь мне уже тридцать шесть лет! Но все равно это ничего не объясняет. Почему я не сказала: «Спасибо, нет»?! Может быть, появление женщины спровоцировало мой ответ, мое «да»? Кто она – его любовница или бывшая любовница, жена или бывшая жена? Когда она стала угрожать ему пистолетом, я испугалась – за него. Но меня это также взволновало. Она казалась такой ревнивой, такой страстной, не побоялась потерять контроль над собой в общественном месте.
Действительно ли это она была на стоянке? Что она сейчас делает, эта женщина? Вернулась туда, чтобы убить его? Возможно, он уже мертв, пока я веду машину, а на его коже остался запах Пандоры, запах последней женщины, которую он имел. Я чувствую его запах именно сейчас, когда поворачиваю на бульвар Сансет.
Я стала думать об Алеке. Мог бы он меня так возбудить? Могла бы возникнуть такая ситуация, когда я стала бы вот так угрожать Алеку? Убить его? Я не ревнива, у меня не было для этого оснований. Но сейчас Алека не было в городе, он был во Флегстаффе, штат Аризона.
Он занимался предсъемочной подготовкой: готовил декорации для картины, которую они должны были начать снимать через месяц. Вдруг меня осенила новая мысль. Может быть, сыграло роль то обстоятельство, что Алека не было в городе в это время? Нет, нет! Алек часто отсутствовал, целыми месяцами, но такого со мной никогда не бывало. Нет, это просто совпадение! Но тогда возникает вопрос, поступила бы я так, если бы Алек был дома? Нет, мне кажется, что нет. Нет, определенно нет!
По дороге домой я поехала в супермаркет «Гель-сон» в Сенчури-сити. Сегодня мне не нужно было отвозить Полетт домой после школы: у нее урок музыки вместе с подружкой, и прислуга подбросит ее домой где-то около половины шестого. Поэтому я некоторое время принадлежала только себе. Вот и прекрасно, я смогу немного передохнуть! На радостях я купила охлажденный йогурт. Малиновый, с орехами. Никто ничего никогда не узнает. У нас у всех есть свои маленькие секреты.
У кассы супермаркета я взглянула на выставленные бестселлеры в мягких обложках. Джекки Коллинз, Джудит Кранц, Салли Бьюман; мне всегда казалось, что я не смогу до конца дочитать эти книги. По-моему, они всегда кончаются одним и тем же. Мне нравится Гор Видал. Хотя, должна признаться, я так и не дочитала до конца «Голливуд». Повинуясь внезапному порыву, я взяла «Темного ангела» и положила книгу в корзинку вместе с йогуртом, копченой треской и солеными орешками.
– От вас прекрасно пахнет, – заметила кассирша. – Что это за духи?
– Благодарю, я рада, что вам нравится.
Что я могла сказать? Что это пахнет тем мужиком, с которым я трахалась в бунгало номер семнадцать отеля «Бель Эр»?
Алек и я живем в пяти минутах от Сенчури-сити, к югу от Беверли-Хиллз на Ранчо-парке. Наш дом находится неподалеку от обители Рея Бредбери, так сказал нам наш садовник из Гватемалы. В школе мне нравилось читать фантастику, меня привлекали эти воображаемые миры, которые всегда были на грани уничтожения. Но оказалось, что Алеку не нравится НФ, поэтому я перестала читать эту дрянь. Алеку нравились книги, написанные в духе старомодного реализма. Он обожал Теодора Драйзера.
У человека из бунгало неординарный литературный вкус. «Классический мир» и все такое. Меньше всего ожидаешь найти подобную литературу в номерах отелей в Лос-Анджелесе. Эти книги напомнили мне о моем отце, классически образованном человеке. Сейчас он плохо себя чувствует, и мне нужно хотя бы позвонить ему. Это он назвал меня Пандорой. Думаю, он сделал это весьма неохотно, потому что, я уверена, он хотел мальчика. Он до сих пор называет меня Пан. По-гречески «пан» значит «все», и, полагаю, именно всего он хотел от меня. Бедняга, ничего он не дождался.
Алек, наоборот, всегда зовет меня Дора. Это похоже на имя куклы, но из-за Алека я привыкла к нему. Иногда, когда он кончает, он выкрикивает это имя. Тогда оно мне нравится. Когда мы начали встречаться, я поняла, что он выбрал это имя только потому, чтобы не называть меня, как отец, чтобы подчеркнуть, что он хочет, чтобы я была другим человеком, Дорой, личностью, которую мой отец не смог бы понять. В этом смысле Алек забрал меня у отца. После моего замужества мы с отцом никогда не были близки друг другу. Мне кажется, Алек изменил меня, когда изменил мое имя.
Сегодня я была Пан Хартен, а завтра уже стала Дора Хэммонд. Все так просто. Метаморфоза произошла в одно мгновение. В то время это было жутко, но необходимо: я была более чем готова покинуть дом, жаждала перемен и в своих чековых книжках после замужества я уже никогда не использовала фамилию Хартен.
Я всегда называла себя и подписывалась «Пандора», полным именем. И постепенно начала осознавать, что состою как бы из двух частей, из двух разных женщин: Пан и Доры. До Алека и после. То, что случилось в этом бунгало отеля «Бель Эр», относится к миру Пан. В период между тринадцатью и двадцатью тремя годами, до того как мы поженились, я была Пан. И я не сталкивалась с ней до сегодняшнего дня. У Доры были муж, дочь, свой дом. Она никогда не жалела, что перестала быть Пан. До сегодняшнего дня. Сегодня был какой-то новый виток в ее жизни. В прошлом Пан, как правило, осуждали. В настоящее время Дору все обожают. Этот человек на короткое время отшвырнул меня назад, в прошлое своенравное существование. Отец всегда называл меня «своенравной».
По пути домой я включила в машине радио. Оно уже было настроено на волну, где передавали классическую музыку, любимую волну Алека. Ему нравилось слушать музыку, когда он вел машину, когда работал и когда мы занимались любовью. Но любимая музыка Алека отличалась от любимых классических произведений моего отца. Алеку нравилась романтическая классика: Брамс, Бетховен, Мендельсон. Отец признавал только Баха.
Меня ни в коем случае нельзя обвинить в том, что я вышла замуж за мужчину, который был точным слепком с моего отца. Алеку нравились дети. И женщины. Всегда можно нюхом учуять, нравитесь вы мужчине, или же он не терпит женщин вообще. Это как легкий аромат духов. Бунгало в «Бель Эр» просто благоухало чувственным запахом. Но, с другой стороны, понятия не имею, я-то лично понравилась этому мужчине или нет.
Я уже почти доехала до дома, как вдруг, словно порыв ветра из ниоткуда, на меня навалилась полная тишина. Я перестала слышать музыку по радио. Я просто похолодела. Я ничего не могла слышать. До меня не долетали не только звуки музыки, но и звуки и шум движения транспорта. Я была погружена в молчание, я оглохла.
– О Господи! – сказала я громко, но не слыша своего голоса. – Не паникуй, держись! Все пройдет!
Я старалась расслабиться; одна рука была на руле, а другая – на рычаге переключения скоростей.
Но я была жутко напугана. Вот так же ничего не слышала я в бунгало, с этим мужчиной.
Когда он в первый раз проник в меня, вокруг нас исчезли все звуки. Я была сильно возбуждена, и мне это показалось нормальным. В тот момент я уже почти себя не контролировала. Удовольствие, которое я испытывала, увеличилось в миллионы раз. Я как бы распалась на куски, как бы вытекала из себя и потом плавно возвращалась в свою обычную оболочку. Это потрясающее ощущение, словно рикошетом, возвращалось снова и снова. Я поняла, что это вовсе не предвестие оргазма, это было нечто другое. Во мне не было ни напряжения, ни томления. Это была какая-то непрекращающаяся цепная реакция, которая никак не могла остановиться. Тишина была мучительной и более мощной, чем оргазм.
Когда звуки вернулись, это были не звуки, а оглушительный рев. Я оказалась в штормовом море, оглохшая, меня швыряло из стороны в сторону. Его дыхание звучало, как буря; а руки были волнами, которые превращались в гигантские валы. Его пенис был невидимой скалой, на которую меня выбросило. У меня не осталось своей воли, я плыла как щепка по волнам. Я наслаждалась экстазом, когда тонула в черной кипящей воде. Должно быть, я кричала. Счастливая, я тонула в грохочущем ужасе.
Теперь, в машине, звуки вернулись ко мне громким хлопком – музыка и шум городского транспорта одновременно. Мне сразу стало легче. Я поняла, что ничего не слыша, я развила большую скорость, чтобы как-то компенсировать отсутствие звуков. Я замедлила скорость, моя влажная ладонь все еще была на ручке переключения скоростей. Но нет – это не она.
Это – плоть, возбужденная и теплая. Это – мужской пенис. Я держалась за головку члена. Я отдернула руку, посмотрела вниз, ожидая увидеть… Но это была только черная ручка переключения скоростей. Ничего не случилось.
Мне это не нужно! Этого не должно было случиться!
В голове у меня мелькнула мысль: а не случится ли снова подобная галлюцинация? Я взглянула на ручку переключения скоростей. Сколько должно пройти времени, прежде чем я снова смогу спокойно смотреть на нее, не вспоминая это странное ощущение. «Минуточку! Не следует преувеличивать случившееся. Ты на самом деле ничего не видела. Тебе показалось, что у тебя в руке его член. На самом деле ты не страдаешь галлюцинациями. Наверное, это естественно после того, что случилось. Воспоминание об охватившем возбуждении вызвало отзвук во всем теле, создало определенный настрой. Будь настороже».
Я резко затормозила перед светофором, которого не заметила раньше.
«Осторожно! Пожалуйста, забудь это, все это гребаное приключение! Нельзя расслабляться! Это же просто смешно! Мне этого не нужно! К черту!»
Я разговаривала сама с собой.
«Подумай о чем-нибудь другом. Все равно о чем. Сконцентрируйся. Следи за дорогой».
Я стала смотреть на машину, ехавшую передо мной. Номерной знак штата Аризона. Аризона. Алек. Поверил бы в это Алек? Поверил бы, что его Дора так поступила, испытала такое, потеряла над собой контроль?
Может, он бы понял. Алек – благородная душа. А может, и не понял бы, что я чувствовала сегодня. Может, ему стало бы противно, и он решил бы, что я его предала. Потому что этот мужчина сегодня мог сделать со мной все что угодно. Все, что желал. В эти два часа после тишины.
Я съела свой йогурт, лежа в ванной. Полуденное солнце сияло через отворенное окно ванной комнаты. Яркий луч упал на поверхность воды и высветил мои бедра и лоно, как прожектором. Я смутилась, не знаю почему, ведь я была одна. Да, я поняла: это было чувство вины. Как будто солнечный свет стал увеличительным стеклом или бдительным оком, который видел, что я совершила. Я начала намыливаться, чтобы вода стала мутной. Солнце не сможет пробиться сквозь мыльную пену. Я снова подумала о том, что произошло. Что все это означало на самом деле? Необыкновенное удовольствие от прикосновений, от того, что я держала в руках его член и сосала у мужчины, которого даже не знаю, так, как если бы он был любовью всей моей жизни?
Что все это значит? Все ли со мной в порядке? Какой-то изъян в моем характере, вот что.
Я решила побрить под мышками. Бог знает почему. Я не делала этого, потому что Алек был в Аризоне. Это доказывало, что на самом деле я не принадлежу к истинным обитателям Беверли-Хиллз. Волосы под мышками были светлыми, и на них было приятно смотреть. Я понимала, что мне не следовало бы пользоваться бритвою Алека. Когда зазвонил телефон, я вздрогнула и дернула левой рукой и порезала правую подмышку. Вот черт!
Приложив к порезу салфетку, другой рукой взяла трубку. Я стояла рядом с постелью, и вода с меня капала на покрывало.
– Алло…
Молчание. Я ждала…
– Алло…
Опять молчание. Мне стало тревожно, почти страшно. Это был один из тех звонков. Я знала это.
– Ты блондинка… да?
– Повесь трубку, ублюдок.
– Потрогай себя. Я хочу, чтобы ты потрогала себя. – Явно измененный голос, тягучий южный акцент.
Почему бы мне самой не повесить трубку? Сейчас же! Всего-то делов! Он подул в трубку. Резкий звук больно отозвался в ухе.
«Дерьмо. Просто повесь трубку, Пандора! Повесь!»
– Ты трогаешь себя? Я знаю, что тебе хочется этого.
Я собралась повесить трубку, но что-то в измененном голосе показалось мне знакомым. Кто бы это? Кто этот мерзавец? Потом я поняла. Это тот мужчина из отеля. Мурашки побежали у меня по коже. Так вот почему я не бросила трубку?
– Послушай, что было, то было. Теперь все кончено, приятель!
Теперь уже он сделал паузу.
– Дора, что случилось?
Я подскочила. Это был голос Алека.
– Алек! Боже, какое облегчение!
– Что случилось? – засмеялся он.
Однажды Алек уже проделал со мной подобную шутку по телефону. Тогда мне это понравилось.
– Ничего, дорогой. Мне пару раз кто-то звонил. Какой-то чокнутый.
– Правда? Когда? Ты мне не говорила.
– Не хотела волновать.
– Я уже волнуюсь. Ты звонила в полицию?
– Что они могут сделать?
– Дело не в этом. Позвони.
– Хорошо, позвоню.
– Прости, я напугал тебя. Но все-таки позвони в полицию.
– Как дела?
– Нормально. Обычная неразбериха. Как наша дочь?
– Прекрасно. У нее сейчас урок музыки.
Я молила Бога, чтобы он не вспомнил о том, что я выпалила ему. Вот дерьмо! Как я могла быть такой дурой! «Что было, то было. Теперь все кончено, приятель!»
Это прозвучало достаточно ясно.
К счастью, у Алека было много проблем, связанных с картиной. Он начал мне о них рассказывать. Я его почти не слушала. Как я могла быть такой дурой!
– Ты позвонишь в полицию, ладно?
– Конечно. – Я почувствовала, что ему нужно идти. Слава Богу!
– Постараюсь вернуться вечером в пятницу.
– Но в субботу ты должен вернуться обязательно!
– Ты что, назвала гостей?
– Просто хочу, чтобы ты вернулся.
– Я люблю тебя, Дора.
– Я тоже, всем сердцем.
– Что бы ни случилось, я буду любить тебя.
– Скорей возвращайся, – ответила я.
Я лежала в постели. И рассматривала себя. Типично женская точка обзора: вниз через груди до волос на лобке. Я резко ударила себя между ног.
Вот тебе! Никогда не повторяй этого! Мастурбируй, сколько твоей душе угодно. Купи вибратор и шуруй, пока не ошалеешь! Но, ради Христа, никогда больше не повторяй того, что ты сделала. Обещаешь?
«Обещаю», – сказала Пан Доре.
Подмышка перестала кровоточить. Там была всего небольшая царапина. Тогда я задалась вопросом, а не сделала ли я это нарочно? Чтобы причинить себе боль? Наказать Пандору за то, что она сделала.
Обычно я прекрасно сплю, но последующие две ночи не сомкнула глаз. Я читала, не отрываясь, «Темного Ангела», но мне эта книга не нравилась. Слишком уж она была мне близка: женщина ковырялась в своем прошлом. Я поставила «Темного Ангела» на полку рядом с «Голливудом».
У Полетт, как у всех подростков, была привычка: она обожала примерять на себя мою одежду. Я увидела ее перед зеркалом в моем красном платье. Мне следовало выбросить его, но я не сделала этого, потому что оно мне нравилось. Может, сделаю это теперь…
– Оно тебе слишком велико, – сказала я ей.
– Когда-нибудь будет впору, – ответила дочь.
– Я купила его недавно.
– Оно великолепное. Сексуальное.
В этот вечер Полетт мне была нужна гораздо больше, чем я ей. Мы весьма дружны, моя дочь и я. Она ближе мне, чем если бы на ее месте был сын. И она мне дороже любого мужчины. Кроме Алека, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32