А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Всю первую половину этого злополучного дня Камбиз не слезал с коня, мужественно перенося острую боль. Но после того, как в час полуденной жары колонна остановилась, и воины, рассредоточившись, расположились на привале для кратковременного отдыха и принятия пищи, царь почувствовал слабость и головокружение. Знахари наложили новую мазь и повязку, после чего царю стало немного легче, но он все же попросил уложить его в колеснице продолжать поход верхом на коне он был не в состоянии.
К вечеру, когда вдали уже показались белые стены Акбатан, царь вновь почувствовал недомогание. Малейшая тряска приносила ему нестерпимую боль. Он было приказал слугам нести его в паланкине, но затем был вынужден отказаться и от этой возможности продолжать движение навстречу Гаумате. И хоть до наступления сумерек было еще не менее двух часов, он велел остановить войско. Не дожидаясь, когда его воины разожгут костры, улегся Камбиз на попону под открытым небом и забылся тяжелым сном.
Весь этот день пытался Агбал, воспользовавшись сумятицей, покинуть войско, но ему не удалось осуществить задуманное: Дарий неусыпно следил за ним. Оставалась надежда на ночную темноту, под ее покровом решил он покинуть лагерь, но юноше не суждено было дожить до ночи. Вечером, еще до захода солнца, когда войско персов, напоминающее скорее траурное шествие, а не триумфальное возвращение покорителей Египта, все еще двигалось в сторону Акбатан, к Агбалу подъехали Прексасп и Дарий, и на их суровых лицах юноша прочел свой приговор. Вельможи спешились, и на глазах у жрецов, магов и обозных рабов два акинака сверкнули клинками и вонзились в грудь растерянного юноши, чуть ниже левого соска. Вытерев клинки песком, вельможи приказали не поднимающим глаз отбросить труп в сторону, чтобы он не мешал движению колонны, сели на коней и ударами пяток бросили их в сторону колесницы, на которой возлежал страдающий царь.
Наутро нога владыки почернела, распухла, рана выделяла дурно пахнущий гной. Царь, предпринявший попытку приподняться, чтобы посмотреть на свое бедро, сморщился от резкой боли и, потеряв сознание, упал навзничь, как падает камыш, подкошенный острым серпом. Встревоженным знахарям с трудом удалось вывести царя из внушающего ужас беспамятства, но еще несколько раз в течение дня Камбиз терял сознание. Грозная чернота покрыла уже все бедро и неумолимо приближалось к паху, и всем, кто находился у царского ложа, стало ясно, что дни Камбиза сочтены.
Сам Камбиз понял это.
Вечером он приказал всем знатным персам собраться в его шатре, затем потребовал, чтобы знахари выпустили обсидиановым скальпелем кровь из раны вместе с накопившимся в ней гноем, и, если он потеряет при этом сознание, как можно быстрее привели его в чувство. Ему есть что сказать собравшимся персам!
Когда не требующая больших затрат времени операция была проделана, и царь почувствовал кратковременное улучшение благодаря целительному аравийскому бальзаму, он приказал своим знахарям покинуть шатер. И когда последний из них скрылся за пологом входа, царь приподнялся со своего ложа и окинул своих удрученных вельмож изучающим взглядом из-под черных бровей.
- Персы! - произнес царь тихим, еле слышным голосом. - Тяжело мне сейчас признаться перед вами в своем злодеянии, о котором никто в лагере, кроме Прексаспа, не знает, и я боюсь, что никогда не узнает, если я сам не расскеажу вам о нем. И я сделаю это - для вашего же блага, но в первую очередь для блага благословенной Персиды, заботиться о которой завещал мне великий Кир!..
Тень смерти уже осенила меня, могу ли я вводить в вас в заблуждение в свой последний час?! Слушайте меня внимательно, персы! Не на брата своего единоутробного вел я вас походом, как вы думали до сих пор... Нет в живых моего брата, и это подтвердит вам Прексасп, который собственной рукой, исполняя мою злую волю, умертвил царевича. Сделал он это тайно, так, что никто из персов ни в лагере, ни среди оставшихся в Персиде не дознался об этом. Нет в живых моего брата, персы, он мертв и ждет меня в стране, откуда нет возврата...
Боялся я, ослепленный злыми демонами, что Бардия лишит меня престола; готовился он к предательскому удару, о чем поспешили уведомить меня мои верные соглядатаи. Так удивительно ли, что я велел убить его?! Царевич мертв, персы, и сейчас власть над Азией находится в руках Гауматы, мага, мидийца, который, как вам всем ведомо, удивительно похож на брата моего. Тот самый маг Гаумата, которому я четыре года назад приказал отрубить уши. Я знаю, его увечье будет скрыто царской тиарой, и все же да не обманет вас его обманчивое сходство с царевичем!..
Все двадцать две сатрапии изъявили свою покорность самозванцу, и он возгордился настолько, что посмел послать своего глашатая в мой лагерь!..
И сейчас, в свой смертный час, я, Камбиз, царь великий, царь царей, царь провинций, сын Кира, Ахеменид [так именовались в торжественных случаях и в официальных письмах персидские цари; Ахеменид - поток Ахемена, вождя союза персидских племен на рубеже VIII - начала VII века до н.э.], заклинаю вас, мои верные соратники, именем Ахурамазды: не допустите, чтобы власть над Азией вновь оказалась в руках мидийцев. В державе, которую завещал Астиаг отцу моему Киру, и которую нам и нашим отцам удалось расширить благодаря несгибаемому мужеству и воинской доблести, должны властвовать только персы - такова воля нашего мудрого бога. И тогда необозримые глазом нивы будут колоситься только для вас, неисчислимые стада на сочных пастбищах будут множиться только для вас, и никто никогда не посмеет указать пальцем на ваших дочерей, жен, наложниц, рабынь, требуя, чтобы они разделили с ним ложе, удовлетворили его похоть...
Если для вас еще свято слово владыки, вы должны исполнить мою последнюю волю: Гаумата, презренный маг, посягнувший на престол Кира, должен быть схвачен и обезглавлен. И тому из вас, кто окажется наиболее решительным и мужественным в борьбе с ним, я, Камбиз, царь великий, царь царей, царь провинций, сын Кира, Ахеменид, завещаю свой престол! А теперь ступайте, острая боль в ране не дает мне покоя, и я не в силах говорить дальше...
В ту же ночь у белых стен города Акбатана, в своем алом шатре умер, отравленный ядом страны Синдху, царь персов и мидян Камбиз.
Его предсмертное обращение не произвело того впечатления на персидских вельмож, которого ожидал добиться владыка. Слишком много злодеяний было на его неспокойной совести, слишком много святотатственных поступков совершил он за время египетского похода, и сопровождающие его великие Персии решили, что даже перед смертью он задумал новое - с помощью их мечей низвергнуть с трона постылого Бардию, и даже убить его, прервав тем самым, если не род Ахеменидов, то царственный род великого Кира.
К тому же и Прексасп отрицал свое участие в убийстве царевича. Покушение на Бардию могло стоить ему жизни - Камбиз мертв, и не сможет защитить его...
Среди знатных персов царила растерянность: никто из них не знал, что предпринять в сложившейся ситуации. Ведь не вести же многотысячные полчища, оставшиеся без своего предводителя, на многовратные Сузы? Как оценит подобные действия Бардия, восседающий на отцовском престоле в столице, и окружающие его царедворцы?
И монолитное еще совсем недавно войско стало распадаться. Первым покинули его и разошлись по домам сирийские новобранцы, лишь недавно вместе со своим сатрапом примкнувшие к полчищам Камбиза, чтобы участвовать в братоубийственной войне. Два дня спустя со своей долей добычи, захваченной в богатых городах долины Нила, лагерь покинули каппадокийцы и ионийцы, общей колонной отправившиеся на север, вдоль морского побережья. И лишь тогда, когда в лагере остались только персы, мидийцы и проживающие у границ цивилизованного мира бактрийцы, войско продолжило свое движение на восток, к переправам через многоводные реки Тигр и Евфрат. В середине колонны четыре белых нисейских скакуна везли царскую колесницу, в ней находился покрытый воском труп Камбиза.
Гобрий, полководец Камбиза, еще на далеких подступах к Персиде отправил к Бардии быстрого гонца, чтобы тот предупредил законного наследника престола о приближающемся войске, которое готово принести ему торжественную клятву верности и своими акинаками оградить царский трон от посягательств злоумышленников внутри и вне страны.
2
Я, я сделал, Спитама Заратуштра, всякую страну
дорогой ее обитателям, хотя бы даже в ней не было
никаких прелестей.
Ахурамазда. "Видевдат", 1 глава.
Пирхум провожал сына до самых ворот Бела, западных ворот шестидесятивратного Вавилона. Старшина каравана еще раз клятвенно заверил сурового жреца, что будет следить за Агбалом так, как не следят за зеницей собственного ока, и снабдит юношу всем необходимым во время долгого и утомительного пути.
Успокоенный и успевший переключиться на другие заботы до того, как караван скрылся за горизонтом, возвращался Пирхум в храм Мардука улицами Нового города [Новый город - пригород Вавилона], не замечая почтительно расступающихся перед ним горожан, - лишь только спадала полуденная жара, городские улицы заполнялись пестрой толпой праздношатающихся, скрипом повозок, криками разносчиков колодезной воды, перехватывающей дыхание, шумом и разноязычным говором гостей и коренных жителей Вавилона. Но гомон толпы, уже начинавшей рассредоточиваться по злачным заведениям, не мешал Пирхуму продумывать свои последующие шаги, которые он намеревался предпринять сразу же, как отправил сына в страну пирамид.
...Уведомленный своим соглядатаем в лагере персов о бессердечном намерении Камбиза убить своего брата, Пирхум понял, что сейчас ему выгоднее всего предупредить царевича о готовящемся покушении. Но, припрятав свое решение в глубине своей до сих пор не изменявшей памяти, занятый проводами сына, жрец еще не обдумал тщательно, каким образом он предупредит царевича. Поэтому, как это часто бывает, жрец не учел всех побочных обстоятельств, способных помешать осуществлению его замысла, понадеявшись на то, что Сузы, где пребывает царевич, гораздо ближе к Вавилону, чем к Мемфису.
Но сейчас, когда его сын был в пути и обозревал тучные поля по обеим сторонам дороги, утоптанной за многие века миллионами человеческих ног, колесами колесниц, тяжелогруженных повозок, копытами скакунов и вьючных животных, жрец понял, что он может не успеть претворить в жизнь свой замысел. Раздосадованный, он ускорил шаг, словно это могло помочь ему наверстать упущенное время.
Опытный лазутчик Пирхума послал в храм Мардука двух почтовых голубей, прикрепив к лапкам исписанный папирус. Понимая, какие важные сведения ему удалось добыть для своего господина, лазутчик на тот случай, если голубей перехватят в небе хищные птицы (как оно и случилось - голуби не долетели до Вавилона!), отправил к берегам Евфрата своего надежного раба, зашив донесение в его одежде. Представ перед Пирхумом, не поднимающий глаз утверждал, что, покидая лагерь персов, он видел Прексаспа среди остальных царедворцев Камбиза. И, успокоенный тогда заверениями разговорчивого раба, жрец упустил несколько дней...
Но нет ничего удивительного в том, что Прексасп смог опередить одинокого раба, даже если покинул лагерь на берегу Нила через неделю после его отправления, а не сразу же вслед за ним.
Прикинув в уме время, необходимое Прексаспу на преодоление расстояния от Мемфиса до Суз, Пирхум убедился окончательно, что даже самый быстрый его гонец не сможет упредить вельможу и в том случае, если Прексасп предпочел кружной путь: через Газу, Тир и далее на Арвад, короткому пути через Иерусалим с последующим переходом по малообжитой засушливой местности в сторону города Сиппар на Евфрате. Наверняка Прексасп уже на подступах к Сузам, если не в самой столице!
На мгновение Пирхум растерялся.
Лелея тайком ото всех, даже от Верховного собрания жрецов Вавилона, свой замысел, он рассчитывал послать быстрого гонца в престольные Сузы, который в беседе с глазу на глаз предупредит царевича о готовящемся покушении на его жизнь; жрец надеялся, что благодарный Бардия осыпет его, Пирхума, неисчислимыми милостями, когда взойдет на отцовский престол. Не далее как вчера задуманное им казалось вполне реальным и легко исполнимым, но сегодня все его планы рушились, как выстроенная наспех плотина, не выдержавшая напора воды. И только потому, что он не догадался раньше прикинуть в уме, как быстро царедворец Камбиза сможет достигнуть многовратных Суз.
...Он уже подходил к набережной Евфрата, когда дробный цокот копыт вывел его из задумчивости - держась середины улицы, ехал на буланом скакуне гонец-перс с очередным донесением от наместника Вавилона в столицу Персии, в канцелярию царевича. Еще не осознав окончательно, чем может быть полезен ему этот гонец, Пирхум уже шел ему наперерез. При виде знатного вавилонянина молодой всадник попридержал коня.
"Вряд ли он согласится помочь мне; надо действовать иначе!", мелькнуло в голове жреца прежде, чем он успел сблизиться с настороженно взирающим на него гонцом наместника.
- Воин Камбиза, знаешь ли ты, что за твоей спиной следует смерть, и что жить тебе осталось считанные часы?
Гонец испуганно оглянулся. Правой рукой он схватился за рукоять акинака - невольная реакция вооруженного человека перед лицом грозной опасности.
- Нет, воин, тебе не дано видеть ее! Чем же ты успел прогневить Ахурамазду, если он положил конец твоим дням в юном возрасте?! - Явно встревоженный словами жреца, гонец промямлил что-то невразумительное, но Пирхуму и не было столь важно, что именно тот ответил. - Мне жаль тебя, воин Камбиза! Ведь если ты избежишь когтей смерти сегодня, то в недалеком будущем тебя ждут слава и почести. Это мне удалось прочесть на твоем челе!
Побледневшее, растерянное лицо гонца загорелось румянцем надежды. Конечно, обратись к нему с подобным пророчеством простой халдей в давно не стиранных одеждах и со сверкающим взглядом голодных глаз, перс попросту осмеял бы нахала, а то и прогнал бы от себя угрозой обнажить акинак. Но перед персом, совсем еще юношей, стоял верховный жрец главного храма Вавилона, с которым ему не раз приходилось сталкиваться в переходах дворца наместника. Вряд ли гордый жрец расчитывает на вознаграждение; да и пояс его пуст, если не считать двух серебряных лидийских монеток и небольшого свинцового бруска, которые он захватил на всякий случай, покидая дворец. Вряд ли могущественный священнослужитель Мардука позарится на такие жалкие крохи! Еще раз внимательно взглянув на суровое, властное лицо пердставшего перед ним жреца, гонец преисполнился к нему безграничным доверием.
- Отведи от меня руку смерти, великодушный жрец, или научи, как это сделать, и тогда требуй от меня любое вознаграждение, кроме свободы моей, так как любой перс предпочтет смерть неволе!
- Ты успеешь отблагодарить меня, воин Камбиза, когда исполнится предначертанное тебе судьбой, и ты, возвысившись над своими славными соратниками, станешь наравне с другими великими Персиды. А пока следуй за мной! В храме Мардука ты обмоешься освященной водой, я собственноручно вручу тебе талисман, и холодная рука демона смерти не посмеет коснуться тебя!
Пирхум обошел всадника, уверенный, что суеверный перс поспешит за ним. Он не ошибся: дробный цокот копыт сопровождал его всю дорогу до высоких ворот храма, не мешая, однако, жрецу продумать в деталях свой новый, мгновенно возникший замысел.
А он зиждился на следующем. Еще ассирийские владыки проложили сеть благоустроенных дорог, связавших различные города обширной империи с Ниневией и Ашшуром. На этих дорогах ставились на определенном расстоянии друг от друга пикеты воинов; под их охраной здесь дежурили круглосуточно во все времена года царские курьеры, имевшие в своем распоряжении быстрых и выносливых скакунов. Гонец из любого пункта империи, добравшись до одного из пикетов, передавал письмо курьеру, и тот мчался на свежем скакуне дальше, добираясь до следующего пикета и передавал глиняную табличку или кусок кожи с нанесенными на нее письменами очередному курьеру. И это повторялось несколько раз, прежде чем донесение со всей возможной для того времени быстротой не достигало адресата...
Позже мидийцы, покорившие Ассирию и разрушившие до основания Ниневию, а затем перенявшие от них бразды правления персы расширили сеть этих дорог, раскидав их по всем своим сатрапиям. Строительство их стало одной из важнейших повинностей покоренных персами народов.
И сейчас Пирхум задумал незаметно вложить в кожаную сумку гонца письмо к царевичу. Ведь если б человек, посланный им к Бардии, добирался бы до Суз более десяти долгих дней, то письмо, окажись оно в сумке гонца, уже послезавтра будет в столице!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19