А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 


Продолжали также сниться сны, словно бы иллюстрации к прочитанным древним книгам. Там были неведомые города, высокие каменные дома, множество летающих и быстро двигающих машин, словом, все то, что было когда-то в прошлом и что пытался навеять ему во сне таинственный и, кажется, уже прирученный захватчик.
Сейчас, спускаясь в подвал, он испытывал радость от мысли, что скоро тайная плита хоть ненадолго, но надежно скроет его от событий сегодняшнего утра, принесшего столько волнений и загадок. Он до сих пор так и не пришел к выводу, что стоит за непонятным появлением лесных, а также этого странного пилигрима по имени Эдвард, представленного как охотника за чужими судьбами. Потом это появление лесной орды, наскоро испугавших всех войной.
Все непонятное страшит, а если это имеет отношение к тебе лично, то страшит вдвойне.
Привыкнув быть тенью епископа, Лука многое знал и многое видел в реальной жизни. Тревоги высшего духовенства Церкви были ему знакомы. Церковь, раздираемая конфессиями, находилась в большой опасности. Лесные мутанты тоже провозглашали себя рабами Спасителя, но их вера была святотатством, богомерзкой ересью, той каплей горечи, которая уничтожает сладость бочки меда. Терпеть подобное было нельзя. С лесными необходимо было бороться еще и потому, что их вера могла разъесть изнутри все тело Христовой Церкви.
Тот, кто провозгласил себя врагом, уже не опасен. Можно быть воинствующим атеистом и не вредить Церкви, но считать, что Господь допустил Смуту и создание лесных лишь для того, чтобы образ и подобие Его не привыкали видеть только во внешнем, – вот воистину преступление из преступлений.
Лесные мутанты утверждали, что Дух Господа в каждой твари, созданной Им, и этот Дух есть истинный Христос. Бог не человека создал по образу и подобию своему, но всех живущих. Лука соглашался, что думать так – преступление, за которое каждый верующий должен мстить лесным уродам. Равенства нет и быть не может. Существование Рая и Ада уже исключает мысль о равноправии, ибо одни вечно страдают, а другие вечно ликуют. Земное же существование – ничтожно, и именно поэтому его можно не принимать во внимание.
Звук шагов отчетливо слышен в пустом подвале. Поправив спадающий капюшон, Лука двинулся к повороту к дальней части подземелья. И уже готовясь свернуть за угол, услышал знакомый звук – скрежещущий звук отодвигающейся плиты.
Лука сразу понял, что наконец-то случилось неизбежное. И так он слишком долгое время был единоличным пользователем того, что ему не принадлежало. Пришел хозяин, и с тем, что стало частью его жизни, теперь придется расстаться. Вопреки логике в нем вспыхнуло негодование и ярость, быстро сменившиеся испугом. Он представил, что будет, когда выяснится его связь с этим местом, обнаружится, что, найдя еретические книги, он, вместо того чтобы немедленно известить епископа и братьев, предался преступному чтению их.
Приступ самобичевания закончился так же внезапно, как и начался. В тишине, где продолжали жужжать навечно поселившиеся здесь мухи, раздались осторожные шаги. Скорее повинуясь инстинкту, чем рассудку, Лука шагнул в нишу, где когда-то находилась статуя, исчезнувшая в свое время. Здесь было темно, и он надеялся, что человек, проходя мимо, его не заметит.
Замерев, он слышал, как снова задвигалась плита, закрывая его библиотеку. Его снова охватила ярость и бессилие. Сквозь гулкие удары крови в висках он слышал шаги. Они приближались, и вот из-за поворота вышел человек в темном плаще и шляпе, сделал шаг и остановился как раз напротив его убежища.
И тут уже страх охватил его. Нет, не страх, а ужас, который он до сих пор испытывал лишь в тот далекий день, когда совершался обряд Очищения, так изменивший его жизнь. Все застыло, словно живая картина: яркие редкие оконца под высоким потолком, сумерки коридора, мрак ниши, мужчина в темном плаще и большой широкополой шляпе, из-под которой лезвием торчал тонкий острый нос. Голова брата Эдварда стала поворачиваться в сторону ниши, а Лука нащупал нож.
Оба движения не были завершены: мужчина, помедлив и так и не повернув головы, прошел дальше к выходу, а нож остался в ножнах. Тяжело дыша, словно только что пробежал длинную дистанцию или выдержал схватку с сильным противником, Лука долго стоял, прислонившись к холодной стене. Луч поднимавшегося к зениту солнца нашел одно из подвальных оконцев, маленькой топленой лужицей упав на плиточный пол, и жужжали, жужжали по темным уголкам подвала вездесущие мухи.

Глава 10

– …и не надо меня уверять, что вы можете возникать тут и там с дымом и серой. Эти ваши штучки приберегите для дикарей. Они, я уверен, более благодарная аудитория, брат Эдвард.
– Сера и дым – это скорее ваша епархия, ваше преосвященство. Вы же знаете, что мы не нуждаемся в костылях на нашем пути.
– Разумеется, великом, – с горечью и сарказмом заметил епископ Самуэль. – И это говорите вы, тот, кто предпочитает называть себя человеком, а не пособником дьявола!
Епископ подошел к окну и, опершись на подоконник, выглянул во двор, где вместе с монахами толпились миряне, оживленно обсуждавшие события дня. Вход в помещение Инквизиции был открыт, но стоявшие перед ним послушники преграждали путь любопытствующим, впуская лишь членов Суда. Объявление о внеочередном заседании взволновало всех горожан, слухи метались по улицам, но никто не сомневался, что причина кроется в активизации лесного воинства. Самуэль заметил, что почти все мужчины и многие женщины были вооружены. То там, то здесь торчали поверх голов наконечники копий.
Человек за спиной епископа шумно пошевелился. Скрипнул стул. Самуэль повернулся.
– Вы же священник, отец мой. И отдаете себе отчет, что у всех живущих один корень. И кровь землян одинаково красная у всех, и плоть одной природы.
– Я не спорю. Наоборот, это вы озвучиваете мои мысли. Зачем вам, пилигримам, нужно возбуждать низменные инстинкты? Если бы за вашими действиями я мог обнаружить какой-то разумный план, стратегическую задачу, а не просто потакание простейшим инстинктам, я бы, возможно, мог стать на вашу сторону. И поверьте, трудно было бы найти более верного сторонника, чем я и наша паства.
– Вы и так, отче, служите нам. Я ни в коем случае не хочу вас обидеть, но и вы поверьте, я не могу раскрывать перед вами планы, которые выше и моего понимания. Пути Господни неисповедимы!
– Ну вот, вы и богохульствуете, сын мой. Не слишком ли много берете на себя вы и ваши хозяева? Хотя я подозреваю, что хозяин у вас один – Люцифер. Не станете же вы всерьез утверждать, что вы и вам подобные служите мифическому Хозяину, таинственному правителю Земли. Дьявол правитель мира сего. Настаивая на своем, вы только заставляете себя подозревать в богохульстве. Не понимаю, почему я еще с вами говорю. Объявить вас шпионом лесных и покончить со всем. Само ваше существование – вас и вам подобным – развращает, – с горечью покачал головой епископ. – Если бы не вы, пилигримы, мы в нашей борьбе надеялись бы только на себя, а не на Хозяина, которому, если допустить, что он существует на самом деле, мы все, возможно, глубоко безразличны. А когда появляется кто-то из вас, мы вновь в плену надежды на вашу помощь. Но, видимо, все надежды тщетны.
– Снова вы за свое, святой отец. Не надо говорить и спрашивать о том, о чем я вам все равно не смогу поведать. А вот все остальное… Почему бы вам не смириться с существующим порядком вещей. Ваше противостояние с лесными – я имею в виду глобальное противостояние по всей Земле, а не ваш городок в отдельности, – так вот эта ваша вражда длится на протяжении нескольких столетий. С тех самых пор, как мир сошел с ума, преобразившись в своем безумии. И все же как-то он существует, этот мир, несмотря на всеобщее сумасшествие. И равновесие существует, не так ли? Мы лишь помогаем сохранять это равновесие. Так что вы напрасно считаете, что мы вам не помогаем. Вот и сейчас…
– Нельзя сидеть на двух стульях, брат Эдвард, – перебил епископ. – Лесные ненавидят людей, люди боятся и ненавидят лесных. А вы лишь разжигаете вражду между нами. Вы видите в этом свою цель. Это ваш вклад в равновесие? Не понимаю, зачем вам это надо? В конце концов либо лесные перебьют нас, либо мы их. Или же мы сообща перебьем друг друга, и останется лишь опустевшая Земля. Может, вы этого добиваетесь?
Пилигрим пожал плечами.
– Давайте не будем ссориться, ваше преосвященство. Принимайте нас такими, какие мы есть. Мы нейтральны, и мы одинаково относимся как к людям, так и лесным. Нас не интересует ваша ненависть, потому что мы вообще к вашим стульям не имеем никакого отношения. И если вам суждено уничтожить лесных, честь вам и хвала, значит, вы будете достойны этого будущего.
Епископ посмотрел в лицо пилигриму. Гость его был высокий светловолосый человек с длинным острым носом и умными колючими глазами. Где-то епископ видел такие же глаза и волосы… Отбросив мелькнувшую мысль, он продолжал разглядывать гостя. На нем был темный потертый плащ, на столе лежала его широкополая шляпа с металлической пряжкой на околыше.
И впрямь, зачем им ссориться? Пилигримы отвоевали свое право на нейтралитет. Они, как и их мифический Хозяин, отстранились от всеобщей резни, сумев жестко пресечь попытки вредить себе. Их самих пробовали обвинять в шпионаже, но если они и сообщали какие-то сведения лесным, то точно так же они были полезны и горожанам. Информация, сообщаемая ими, была всегда верна, во всяком случае, формально верна. Как и сейчас, например. К тому же появлялись они очень редко. Последний раз пилигрим Эдвард был здесь лет двадцать назад. Разумнее всего было просто примириться с тем, что есть, но все в епископе протестовало против гостя, неизвестно как возникшего в их городе.
– А если победят лесные, то честь и хвала им?
– Почему бы и нет, – усмехнулся пилигрим, скучающе глядя епископу в переносицу. – Ведь согласитесь, это не вопрос морали. Вы хотите выжить, как всякое живое существо, наделенное инстинктом самосохранения. Лесные тоже этого хотят. И если бы вы имели возможность подобно мне общаться с ними в… более мирных условиях, вы о многом переменили бы мнение. Впрочем, конечно, не в вопросах самосохранения.
– Но зачем вам это нужно? Не пытайтесь убедить меня, что вы помогли из любви к нам. Чем перед вами провинился этот шпион? Тем более такой, как этот?
– Считайте это вопросом тактики. Да и разве вам не полезно выявить шпиона в собственных рядах?
– А может быть, вы это делаете из альтруизма? – вежливо спросил епископ.
Брат Эдвард досадливо поморщился и ничего не ответил.
– Мне иногда кажется, что вы такое же порождение безумных сил, как и лесные. У вас не душа, а какой-то механизм. И у вас, и в ваших таинственных вождях. Если бы вы тратили свои силы не на раздувание вражды между нами, а, наоборот, на сохранение мира, это было бы куда полезней.
Пилигрим усмехнулся.
– Полезней было бы дать возможность вам или лесным перебить друг друга. Или одних из вас. Тогда проблема войны исчезла бы сама собой. Вы все расисты. Нетерпимость присуща и вам, и лесным от рождения. И вы всегда будете ненавидеть друг друга. Так не лучше ли довести войну до победного конца?
– А вам все равно, кто останется на Земле? Мы или лесные?
– В общем-то да, – усмехнулся пилигрим. Он пожевал губами, словно испытывал на вкус то, что хотел сказать. – В отличие от вас мы начисто лишены комплексов.
Епископ Самуэль хотел резко ответить пилигриму и уже подбирал слова, но проглотил реплику. Пройдясь по кабинету, он остановился напротив книжных полок. Потом повернулся.
– Если вы такие могущественные, то почему бы вам не сделать так, чтобы мы могли мирно ужиться друг с другом. Неужели нет других способов, кроме войны?
Пилигрим развел руками.
– А вы сами верите в это?
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу. Раздался осторожный стук в дверь. В дверном проеме появился секретарь.
– Ваше преосвященство, все готово.
Епископ сделал над собой усилие.
– Хорошо. Мы сейчас идем. А он там? Ты проследил?
– Да. Он, как теперь вспоминается, всегда присутствует на наших собраниях. Мы обычно его не замечали.
– Да, – покачал головой епископ. – Мы просто его не замечали.
За его спиной негромко и саркастически смеялся пилигрим.

Глава 11

В тишине снова раздался металлический звук. Мысли витали далеко, и хотя это надоедливое звяканье раздражало, Лука морщился, не пытаясь, однако, отыскать его источник. Он так и не смог прийти в себя от удивления, что все это произошло с ним. В глубине души он знал, что это его изумление наигранно, что уже после встречи с лесными и пилигримом он предчувствовал нечто подобное. А теперь, когда он оказался в темнице, то задним числом ясно видел, что все вело к нынешнему исходу.
И изумлялся, что не предпринял ничего для своего спасения.
В подвальное окошко, зарешеченное толстыми прутьями, заглядывала одинокая звезда, внизу слабый свет давал чадящий факел, и прятались по темным углам лесные оборотни и духи, посланные следить за своей жертвой. Лука с удивлением оглядел себя. Холодный металлический обруч охватывал талию, тяжелая цепь тянулась к кольцу в полу. Его поражало, что тюремщики не ограничились этим, но заковали ему и лодыжки. В довершении этого абсурда он был посажен в клетку, помещенную в центре сырого обширного помещения. Впрочем, так всегда поступали с врагами, а сейчас он был для Братства хуже, чем враг, – он был человеком, предавшим доверие близких ему людей.
Лука стал молиться, чтобы все происшедшее с ним оказалось дурным сном, чтобы оковы спали или он сам смог бы освободиться каким иным способом. И пока он творил молитву, душа его продолжала пребывать в удивлении, что все, чему он посвятил годы напряженного труда, дабы заставить людей видеть в себе только то, что он сам хотел, оказалось напрасным. Почему? И отчего? Он мучился вопросом, что заставило его заговорить сегодня с лесными. Да еще в присутствии одного из этих пилигримов, которые, по всеобщему убеждению, могли предать всех и каждого ради своих не понятных никому целей? Может быть, бессознательно видел в лесных союзников в собственной ненависти к городу? Враг моего врага – мой друг…
Лука чувствовал, что одиночество, в котором он привык всегда находиться, сейчас становится безмерным. Он стал еще более усердно молить Всевышнего показать ему, что Он не покинул его, Луку. Просил дать какой-нибудь знак, вселить уверенность, что обещанная завтрашняя казнь останется лишь на словах и то, от чего он бежал все эти годы, не свершится: Конвертер не поглотит его, как ту давнюю девочку с коготками, как у котенка.
– Царь Небесный, Утешитель, Дух истины, везде находящийся и все заполняющий, источник всего благого и Податель жизни, приди и поселись в нас, и очисти нас от всякого греха и спаси, Благой, души наши. Господи, тщетно взыскую Тебя в эти минуты моего горя…
Днем он, как обычно, прошел на заседание Суда. За годы бессловесного и отстраненного существования он привык бывать там, где обычному человеку ход был запрещен. Лука и сам часто удивлялся тому, как привычка управляет человеком. Его не изгоняли точно так же, как оставляли в покое птиц, как не обращали внимания на тех же мух, громко жужжавших под потолком, на стулья, столы, на метлу в его руках. За годы молчания он сам превратился в часть обстановки, в бессловесное орудие, не замечаемое никем. И он не сразу понял, почему взгляды присутствующих были обращены на него: с отвращением, ужасом и гневом.
В тот момент, мысленно пытаясь связать появление пилигрима и поход лесных к стенам города, он не сразу осознал, что речь брата Эдварда о шпионах внутри их стен не является обычной демагогией, приемом софистики, намеком на силы Тьмы, всегда стерегущие беспечных, но касается его самого. От неожиданности обвинения Лука потерялся, в самом деле онемел, потом стал защищаться, лепетать что-то жалкое и лишь минуту спустя сообразил, что тем самым уже полностью обличил себя. Прервать обет молчания в такую неподходящую минуту было равносильно полному признанию своей вины.
Его уже никто не слушал. Судьи, зал, весь Совет Святой Инквизиция в полном составе гневно обличали его. Вскочив с кресел, каждый пытался что-то кричать, каждый вытягивал шею, чтобы разглядеть то новое в горбуне, что скрывалось годами, каждый тыкал в него пальцами, удивлялся, сердился и негодовал.
Спокоен был только пилигрим. Сделав свое дело, он бесстрастно оглядывал беснующийся зал. Потом он встретился глазами с Лукой, и сейчас, будучи прикованным к полу в железной клетке, Лука ясно вспомнил этот его взгляд, который что-то говорил ему – холодно и безучастно.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''



1 2 3 4 5