- Мой отец также хороший штурман, но он, к сожалению, слишком сейчас занят. Он у нас единственный моряк-профессионал.
- А остальные разве нет?
- Нет, к сожалению. Но они отлично справляются со своей задачей смотреть, чтобы профессиональные моряки, ваши моряки, делали свое дело как положено.
Это было утешительное известие. Если Каррерас и дальше будет упрямо гнать "Кампари" на такой скорости, практически каждый, кто не является профессиональным моряком, испытает весьма болезненные ощущения. Это могло помочь мне в моих ночных трудах. Я поинтересовался:
- А что случится с нами, когда вы, наконец, погрузите это проклятое золото?
- Свалим вас всех на "Тикондерогу", - лениво ответил он. - Что еще?
- Да? - развеселился я. - Чтобы мы тут же смогли сообщить на все корабли о том, что "Кампари"...
- Сообщайте кому угодно, - безмятежно согласился он. - Думаете, мы сошли с ума? Мы бросим "Кампари" в то же утро: рядом у нас уже будет другой корабль. Поймите, наконец, что Мигель Каррерас ошибок не допускает.
Я промолчал и занялся картами, а Сьюзен попросила разрешения принести одеяла. Он с улыбкой предложил проводить ее, и они вышли вместе. Когда через несколько минут они вернулись, я уже нанес координаты на карту и убедился, что "Тикондерога" идет тем самым курсом. Вручил карту Каррерасу, он поблагодарил меня и ушел.
В восемь часов вечера появился обед. Это, конечно, была лишь бледная тень тех обедов, которыми славился "Кампари". Антуан никогда не блистал, когда стихия восставала против него, и все же обед был вполне приличен. Сьюзен не стала есть. Я подозревал, что ей очень плохо, но она умалчивает об этом. Миллионерская дочка или нет, она не была капризным ребенком и не жалела себя, чего я скорее всего ожидал бы от дочери Бересфордов. Сам я не был голоден, в животе у меня завязался какой-то узел, не имевший ничего общего с качкой. Но опять-таки для того, чтобы набраться сил, я плотно пообедал. Макдональд набивал рот, будто неделю не видал еды. Буллен, привязанный ремнями к кровати, метался в беспокойном сне, продолжая бормотать что-то себе под нос.
В девять часов Марстон спросил:
- Не пора ли выпить кофе, Джон?
- Самое время, - согласился я. Бросилось в глаза, что у доктора дрожат руки. После стольких лет ежевечернего принятия порядочной дозы рома нервы его не годились для таких дел.
Сьюзен принесла пять чашек кофе - по одной за раз - дикая качка "Кампари", удары, от которых все тряслось и дребезжало, исключали возможность нести в руках больше, чем одну чашку. Одну для себя, одну для Макдональда, одну для Марстона, одну для меня и одну для охранника, того же молодца, который стоял на часах и минувшей ночью. Нам четверым - сахар, охраннику - чайную ложку белого порошка из запасов Марстона. Сьюзен отнесла ему чашку.
- Как наш приятель? - осведомился я, когда она вернулась.
- Зеленый, почти как я, - она попыталась улыбнуться, но без особого успеха. - Очень обрадовался.
- Где он там?
- В проходе. Сидит на полу в углу, автомат на коленях.
- Как скоро подействует ваше снадобье, доктор?
- Если он сразу все выпьет, минут через двадцать. И не спрашивайте меня, пожалуйста, сколько времени оно будет действовать. Люди так отличаются друг от друга, что я не имею ни малейшего представления. Может быть, полчаса, а может - и все три. Никакой уверенности тут быть не может.
- Вы сделали все, что смогли. Кроме самого последнего. Снимите повязку и эти проклятые шины, сделайте милость.
Он нервно взглянул на дверь.
- Если кто-нибудь войдет...
- Ну и что тогда? - нетерпеливо прервал его я. - Даже если мы рискнем и проиграем, нам будет не хуже, чем до того. Снимайте!
Марстон принес стул, уселся поудобнее, просунул лезвие ножниц под повязку, державшую шины, и несколькими быстрыми ловкими движениями вскрыл бинты. Повязка развалилась, обнажив шины, и в этот момент открылась дверь. Тони Каррерас быстро пересек каюту и склонился, осматривая в задумчивости мою конечность. С тех пор, как я его видел, он стал еще бледнее.
- Добрый эскулап трудится и в ночную смену? Какие-то неприятности с вашими пациентами, доктор?
- Неприятности? - хрипло переспросил я. Полуприкрытые глаза, искаженный невыносимой болью взгляд, прикушенная губа, сжатые кулаки, бессильно покоящиеся на одеяле - сцена под названием "Картер в агонии". Я надеялся, что не переигрывал. - Ваш отец сошел с ума, Каррерас? - я совсем закрыл глаза и подавил, но не совсем, готовый вырваться стон, в то время как "Кампари", скатившись с особенно высокой волны в очередной раз уткнулся в набегавшую за ней. Толчок, сопровождавшийся дрожью всего стального тела корабля, был так силен, что чуть не свалил Каррераса с ног. Даже сквозь плотно закрытую дверь, покрывая завывания ветра и шум дождя, звук от удара прозвучал как орудийный выстрел, и весьма недалекий. - Он что, хочет нас всех прикончить? Почему ему, черт возьми, не замедлить ход?
- Мистер Картер очень страдает, - участливо сказал Марстон. Каковы бы ни были его способности во врачебном ремесле, суть дела он схватывал мгновенно, а не поверить обладателю столь чистых, мудрых, голубых глаз и великолепной седой шевелюры было просто невозможно. - Правильнее будет даже сказать - он в агонии. У него, как вы знаете, осложненный перелом бедра. - Чуткими пальцами он прикоснулся к окровавленным бинтам, и Каррерас, естественно, сразу понял, как плохо обстояло дело. - Каждый раз, как корабль резко наклоняется, сломанные концы кости трутся друг о друга. Можете вообразить, что это такое, хотя нет, сомневаюсь, что вы сможете. Я хочу переставить и укрепить шину, чтобы намертво зафиксировать ногу. Одному, да еще в таких условиях, это непосильная работа. Может, вы мне поможете?
Моментально я изменил свое мнение о проницательности Марстона. Он, конечно, хотел рассеять все сомнения, которые могли возникнуть у Каррераса, но хуже способ придумать было трудно. В том смысле, если бы Каррерас предложил свою помощь, уходя, он наткнулся бы на спящего часового.
- Извините, - никакая музыка не сравнилась бы для меня мелодичностью с единственным произнесенным Каррерасом словом. - У меня совсем нет времени. Нужно проверить посты и все такое. Кроме всего прочего, именно для этого сюда прислана мисс Бересфорд. Если уж у вас ничего не выйдет, вгоните ему дозу морфия посолидней. - Через пять секунд его уже не было в каюте. Марстон подмигнул мне.
- Куда как менее любезен, чем раньше. И часто, интересно, намерен он нас развлекать этими явлениями Христа народу?
- Он озабочен, - пояснил я. - Кроме того, он немного напуган и, слава богу, даже больше, чем немного, изнурен морской болезнью. Но при всем при том он еще крепко держится. Сьюзен, сходите заберите у часового его чашку и взгляните, действительно ли Каррерас ушел.
Она возвратилась через пятнадцать секунд.
- Он ушел. На горизонте никого. - Я перекинул ноги через край койки и встал. Спустя мгновение тяжело грохнулся на пол, едва не задев головой стальной угол койки Макдональда. Тому нашлось четыре причины: внезапный резкий крен палубы, окостенелость суставов обеих ног, совершенный паралич левой и острая боль, огнем ожегшая бедро, как только я коснулся ногой палубы.
Вцепившись пальцами в койку боцмана, подтянул к себе ноги и предпринял еще одну попытку. Марстон поддерживал меня под руку, и его помощь оказалась весьма кстати. Она позволила мне упасть на этот раз не на пол, а на собственную койку. Лицо Макдональда оставалось безучастным. Сьюзен готова была расплакаться. По некой непонятной причине это придало мне сил. Я резко распрямился, как складной нож с сильной пружиной, ухватился за спинку койки и сделал шаг.
Ничего хорошего. Я был сделан не из железа. С качкой еще можно кое-как справиться, суставы тоже начали понемногу отходить. Даже страшную слабость в левой ноге я мог до какой-то степени игнорировать. Скачи на одной ножке - и дело с концом. Но боль игнорировать сложно. Я, как и все другие, обладаю нервной системой, по которой распространяется боль, и она у меня работала на пределе. Саму-то боль, пожалуй бы, и стерпел, но каждый раз, когда ставил левую ногу на палубу, от этой варварской пытки у меня дьявольски кружилась голова, я едва не терял сознание. Несколько таких шагов, и действительно упаду в обморок. Я смутно догадывался, что это имеет какое-то отношение к ослабившей меня потере крови. Я снова сел.
- Ложитесь в кровать, - приказал Марстон. - Это безумие. Вам придется лежать еще, по крайней мере, неделю.
- Славный старина Каррерас, - пробормотал я. У меня действительно кружилась голова, это факт, и от этого нельзя было отмахнуться. Умница, Тони. Подсказать такую идею! Где ваше подкожное, доктор? Обезболивающее - в бедро! Нашпигуйте меня им. Знаете, как футболисту с хромой ногой делают укол перед матчем:
- Никогда еще ни один футболист не выходил на поле с тремя пулевыми ранами в ноге, - огрызнулся Марстон.
- Не делайте этого, доктор Марстон, - взмолилась Сьюзен. - Пожалуйста, не делайте этого. Он убьет себя.
- Боцман? - спросил Марстон.
- Дайте ему, сэр, - спокойно сказал боцман. - Мистер Картер знает что делает.
- Мистер Картер знает что делает! - обрушилась на него Сьюзен. Она подскочила к койке боцмана и испепелила его гневным взором. - Вам легко тут лежать и заявлять, будто он знает, что делает. Вам не надо отсюда выбираться, чтобы погибнуть - быть застреленным или умереть от потери крови.
- Что вы, мисс, - улыбнулся боцман. - Разве я когда-нибудь пойду на такое рисковое дело?
- Простите, мистер Макдональд, - она устало опустилась на его койку. - Мне так стыдно. Я знаю, что если бы у вас не была раздроблена нога... Но взгляните на него. Он же стоять не может, не то что ходить. Он убьет себя, уверяю вас, он убьет себя.
- Возможно, возможно. Но этим он опередит события не больше, чем на два дня, мисс Бересфорд, - тихо ответил Макдональд. - Я точно знаю, мистер Картер точно знает. Мы оба точно знаем, что всем нам на борту "Кампари" недолго осталось жить, разве что кто-нибудь что-нибудь предпримет. Ведь не думаете же вы, - серьезно продолжал он, - что мистер Картер делает это просто ради разминки?
Марстон посмотрел на меня, лицо его потемнело.
- Вы о чем-то говорили с боцманом? И я об этом ничего не знаю?
- Я расскажу вам, когда вернусь.
- Если ты вернешься.
Он прошел в амбулаторию, вернулся со шприцем и вогнал мне под кожу целый шприц какой-то мутной жидкости.
- Все мои чувства восстают против этого. Боль это ослабит, тут нет никаких сомнений, но одновременно позволит тебе перенапрячь ногу и причинить себе непоправимый вред.
- Быть покойником еще непоправимее, - уточнил я и поскакал на одной ноге в амбулаторию, где в куче одеял, принесенных Сьюзен покоился костюм ее отца. Оделся я быстро, насколько это позволили больная нога и качка "Кампари". Я как раз отворачивал воротник и закалывал лацканы на шее булавкой, когда вошла Сьюзен. До странности спокойно, она заметила:
- Вам очень идет. Пиджак, правда, немного маловат.
- И все же это в тысячу раз лучше, чем разгуливать в полночь по палубе в белой форме. Где то темное платье, о котором вы говорили?
- Вот оно, - она достала платье из-под нижнего одеяла.
- Благодарю, - я взглянул на ярлык. Балансиага. Должна получиться неплохая маска. Я ухватился за подол двумя руками, бросил взгляд на Сьюзен, увидел ее одобрительный кивок и рванул - каждая порванная ниточка звенела серебряным долларом. Я оторвал что-то вроде квадрата, сложил в треугольник и повязал на лицо ниже глаз. Еще пара рывков - другой квадрат, и у меня вышел отличный головной убор с узлами по углам, закрывавший волосы и лоб вплоть до самых глаз. Руки я всегда мог спрятать.
- Так вас ничто не остановит? - серьезно спросила она.
- Этого не сказал бы, - я перенес тяжесть тела на левую ногу и, употребив изрядную долю воображения, убедил себя, что она уже онемела. Очень многое может меня остановить. Прежде всего автоматная пуля любого из этих сорока головорезов. Если они меня, конечно, заметят.
Она посмотрела на останки Балансиаги.
- Оторвите и мне кусочек, раз у вас так ловко получается.
- Для вас? - я уставился на нее. - Зачем?
- Я иду с вами, - она кивнула на свои темные свитер и брюки. - Нетрудно было догадаться, зачем вам понадобился папин костюм. Или вы думаете, что я просто по инерции продолжаю менять костюмы, чтобы пленять сердца мужчин?
- Не думаю, - я оторвал кусок платья. - Пожалуйста.
Она в растерянности скомкала лоскут в руках.
- Как? И это все, что вы хотите сказать?
- Вы ведь сами вызвались, не так ли? Она смерила меня высокомерным взглядом, покачала головой и завязала маску. Я поковылял в лазарет, Сьюзен шла за мною.
- Куда собралась мисс Бересфорд? - грозно спросил Марстон. - Зачем она надела этот капюшон?
- Она идет со мной, - сообщил я. - Так она говорит.
- Идет с вами? И вы позволили? - гнев доктора нарастал. - Ведь ее убьют!
- Весьма вероятно, - признал я. Что-то, возможно обезболивающее, странно подействовало на мою голову: я чувствовал себя совершенно от всего отрешенным и очень спокойным. - Но, как говорит боцман, день раньше, день позже, какая разница? Мне нужна еще пара глаз и просто кто-то, кто может быстро и бесшумно передвигаться. Для разведки. Разрешите получить один из ваших фонарей, доктор.
- Я возражаю. Я заявляю решительный протест...
- Дайте ему фонарь, - вмешалась Сьюзен. Он вытаращил глаза от изумления, хотел было что-то сказать, но только вздохнул и отвернулся. Макдональд поманил меня пальцем.
- Сожалею, что не могу быть с вами сам, сэр, но хоть эта штука вам пригодится, - он вложил мне в ладонь свайку: с одной стороны широкое складное лезвие ножа, с другой - шило со стопором. - Если вам придется пускать его в ход, бейте шилом снизу вверх, лезвие в руке.
- Достойный подарок, - я взвесил нож на ладони и заметил, как смотрит на него Сьюзен, широко раскрыв свои зеленые глаза.
- Вы... вы собираетесь пользоваться этой вещью?
- Оставайтесь, если вам угодно. Фонарь, доктор Марстон!
Положив фонарик в карман, я зажал нож в руке и открыл дверь лазарета. Будучи уверен, что Сьюзен следует за мной, придержал дверь, не дав ей захлопнуться.
Часовой спал сидя, приткнувшись в углу коридора. Автомат покоился у него на коленях. Искушение было велико, но я его преодолел. Спящий часовой - повод для крепкого разноса, как максимум с зуботычиной, спящий часовой без автомата - повод для тщательного обыска всего корабля.
Чтобы преодолеть два трапа палубы "А", мне понадобилось две минуты. Отличные, широкие, некрутые трапы - и две минуты. Левая нога была как деревянная, то и дело подвертывалась и никак не собиралась подчиняться моему внушению, что ей давно пора перестать болеть. Кроме того, "Кампари" так раскачивался, что и здоровому человеку было трудно удержаться на ногах.
Качка... "Кампари" качался, все больше скручиваясь штопором под мощными ударами волн в правую скулу. Мы явно уже перешли разумный предел соприкосновения с тайфуном, двигаясь на север, румбов на пять к востоку, а ветер дул сзади в правый борт. Это означало, что тайфун был, грубо говоря, где-то к востоку от нас, немного южнее, и мчался нам наперерез. Необычно северный маршрут для тайфуна, и "Кампари" точнее, чем когда-либо раньше, шел с ним встречным курсом.
Силу ветра я оценивал баллов в восемь-девять по шкале Бофорта. Судя по этому, центр урагана был от нас меньше чем в ста милях. Если Каррерас не изменит ни курса, ни скорости, то все тревоги, и его и наши, скоро окончатся.
На верху второго трапа я остановился на секунду перевести дух, опершись на руку Сьюзен, и затем поковылял дальше, по направлению к салону, находившемуся от меня в двадцати футах. Едва отправившись в путь, остановился. Что-то было не так.
Даже при моем смутном состоянии не понадобилось много времени, чтобы определить, что именно не так. В обычную ночь в море "Кампари" светился, как новогодняя елка, - сегодня же палубные огни были потушены. Еще один пример того, что Каррерас предусматривает любую мелочь, хотя в данном случае это внимание к мелочам было совершенно бесполезно и выходило за рамки здравого смысла. Ясно, что он не хотел быть замеченным, но ночью в такую бурю его и так никто не заметил бы, даже если какой-нибудь корабль шел с нами параллельным курсом. А это вряд ли было возможно, разве только капитан этого корабля свихнулся.
Но мне это было только на руку. Мы двигались вперед, шатаясь между стенками, и совершенно не заботились о сохранении тишины. За завываниями ветра, громким барабанным боем тропического ливня и периодическим грохотом от удара носа судна о набегающую волну никто нас не услышал бы, даже стоя в двух футах.
Выбитые окна салона были наспех заколочены досками. Стараясь по возможности не напороться глазом или шеей на осколки стекла, я уткнулся лицом в доски и заглянул в щель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30