— Когда-нибудь мы отыщем мой народ… и знаешь, Калум, если бы мы ждали, покуда Пал и мистер Ли решат, что «Акадецки» готов к старту, мы бы еще торчали на Маганосе!С этим Калум не мог не согласиться. И все же он надеялся, что рушимцы поскорее преодолеют свое предубеждение к команде «Прибежища». Чем дольше тянулась разлука с Мерси, тем больше его тянуло домой… и поскольку пилот дал себе клятву оставить Акорну на попечении сородичей прежде, чем вернуться к Мерси, бесконечные задержки в самом начале пути становились сущей пыткой.— Вон едут поселенцы, — проговорила Акорна. — Я посмотрю, удастся ли их организовать, а ты попробуй связаться с Маганосом. Мерси, — она многозначительно глянула на пилота, — то есть все наши друзья, наверное, захотят узнать, как у нас дела.Калум понял, что ему не нравится, когда кто-то читает его мысли. Среди множества причин, по которым он влюбился в Мерси, не последней была и та, что если девушка и могла догадаться, о чем думает пилот, то никогда не говорила об этом ему!Ну да ладно; очень скоро они отправятся дальше, к Волосам Вероники, и он сможет заняться простыми и понятными проблемами астрогации вместо самых хаотичных и непредсказуемых — человеческих.И все же другого случая побеседовать с Мерси наедине ему может не представиться еще долго; очень предусмотрительно со стороны Акорны было напомнить ему об этом. И Калум впервые за последние дни включил приемник.Прежде, чем пилот успел направить запрос, динамик душераздирающе взвизгнул, сигнализируя, что пришло пакетное сообщение. Вздохнув, Калум выждал несколько бесконечных секунд, покуда по экрану вначале плясали пакетные коды, а потом конденсировалось смутное вначале изображение по мере того, как бортовой компьютер распаковывал сжатое сообщение. Когда лицо на экране стало возможно узнать, пилот мгновенно напрягся.Что делает Рафик в этом секторе, настолько близко, чтобы посылать сжатое видео? Или достигло цели первое, отчаянное сообщение с борта «Прибежища», и Рафик бросился очертя голову на помощь друзьям? Тогда Калуму об этом не дадут забыть до конца его дней…Первые же внятные слова Рафика, когда пакет был полностью расшифрован, разубедили пилота; его крик о помощи затерялся в пространстве, в отличие от второго письма — «все в порядке». И Рафик летел за беглецами с совершенно иной целью. Калум слушал его с нарастающим недоумением, и прокрутил запись дважды, чтобы удостовериться, что все правильно понял, прежде чем переключить систему связи на автоматическую запись. Он должен немедленно отыскать Акорну!Они посадили «Акадецки» посреди мелкого грязного озера, куда опускались и прежде, решив, что начать восстановление Рушимы логичнее будет с поселка Джошуа Флауза, уже знакомого с Калумом и Акорной лично. Когда вода схлынет, обнажив залитые поля, рушимцы скорей поверят добрым намерениям юнцов Второго поколения, командовавших ныне «Прибежищем». Но доктор Хоа предупредил, что осушение местности путем климатического контроля требовало жестких мер; даже с помощью Калума он не в силах был рассчитать или предсказать эффект с достаточной точностью, чтобы не пострадали лагеря поселенцев.Обнаружив, что вокруг корабля нет ни души, Калум изрядно смутился. Только Акорна стояла по бабки в очищенной воде, рассеянно подбирая и пережевывая прядки нитчатых водорослей.— Эй, куда все подевались?— Строят плоты, — сообщила Акорна, — чтобы перевезти пожитки через лужу. Возникла идея перебросить корабль на сухое место, но мы не смогли решить — на какое; на любом холмике, что не подмыла вода, ступить некуда если не от беженцев, то от их скотины.— Ладно. Им решать, в конце концов, — заметил Калум, — лишь бы не тянули слишком… — Поразительные новости, которые сообщил ему Рафик, напрочь затмевали любые проблемы рушимских поселенцев. — У меня для тебя новость. Акорна… мы можем не продолжать полет. И нам не нужна моя программа, чтобы отыскать твой дом.Голос Калума звенел таким торжеством, что девушка вздрогнула.— Что ты хочешь сказать?Раньше она никогда не видела пилота таким. Глаза его горели, светлые волосы вздыбились на макушке неровным хохолком.— Пришло сообщение с «Ухуру». Рафик летит сюда.— Рафик?Акорна вдруг ощутила себя недалекой и медлительной, мысли не слушались. Что-то очень важное должно было вот-вот случиться — или уже случилось, она не могла сообразить. И дело было не в Рафике; поэтому девушка сосредоточилась на деталях, оттягивая главное, к которому еще не была готова.— Но его же не было ни на Маганосе, ни на Лябу. Откуда он узнал, где мы?— Он был на базе, когда пришло наше сообщение. И ты в жизни не догадаешься, почему!Акорна решила, что и не хочет догадываться.— Он уже знает, что у нас все в порядке?Калум отправил второе письмо, когда ситуация на борту «Прибежища» прояснилась, но, может, Рафик отправился на Рушиму прежде, чем пакет достиг адресата — иначе зачем бы ему лететь?— Наверное. — Калум пригладил волосы; короткая желтая поросль улеглась, точно жухлая трава под ветром, и тут же поднялась снова, трепеща от возбуждения. — Должен знать; я так понял, что дошло только второе наше письмо. Первое, похоже, стерлось, когда я отключил передатчик. Но не в этом дело. Акорна — он летит не один. Я же говорю — мы можем не искать больше твою родину.С этого пилот начал рассказ. Девушка сразу поняла, что он хочет сказать, и только отвергала это понимание, отталкивала, ограждалась от него пустыми вопросами. Но больше держаться не было сил.— Они нашли нас, — проговорила она медленно, и тут же пожалела об этом — ликование схлынуло с лица Калума.— Да — я хотел тебе сказать об этом. Как ты узнала?— Догадалась. Зачем бы ему еще лететь?Акорне казалось, что она нащупывает себе дорогу в предательской трясине, готовой в любой миг разойтись под копытами.— Так… они летят за мной?Калум молча кивнул.— С Рафиком?— На своем корабле, конечно. Они считают, что так быстрее. Рафик в этом не уверен, но решил убедиться, что ты узнаешь об этом прежде, чем твои родичи доберутся до Рушимы. Он считает, что неожиданная встреча могла бы стать для тебя слишком большим потрясением.— Очень… заботливо с его стороны.Потрясением? Что это такое? Вот эта вата, в которой она плывет, растворяясь, обуреваемая незнакомыми чувствами — это и есть потрясение? Акорне казалось, что она отравилась: немели руки, и свет в глазах померк. Но если бы то был обычный яд, девушка могла бы исцелиться. И тьму в очах не разогнать было касанием волшебного рога.— Акорна? — Голос Калума доносился откуда-то издалека. — Акорна! Ты в порядке? Я думал, ты обрадуешься…— Конечно, я рада, — выдавила она. Скривила губы в улыбке. — Мой народ. Моя мечта сбылась. Как я могу не радоваться, милый мой Калум?— Вот и мне так подумалось, — заметил пилот с некоторым сомнением. — Но тебе вроде бы нехорошо стало на секунду. Ты ничего не подхватила? Хотя не… ты же не болеешь.— Не болею, — согласилась она, выжав еще одну улыбку. — Просто закружилась голова. От потрясения, наверное.Какое разочарование сейчас, наверное, испытывает Калум. Самый добрый друг… он, и Гилл, и Рафик — все они были неизменно добры к ней, были ее единственной семьей. Пилот так хотел самолично отыскать ее родину, а не получить ее координаты на тарелочке. Самое меньшее, чем она может отплатить ему — это утешение.— И, Калум — теперь нам не придется ждать месяцами, чтобы выяснить, не ошибся ли ты в расчетах. Мои… сородичи, конечно, смогут точно указать нам, откуда прибыли. Правда, интересно будет сравнить, насколько точно координаты совпадут с теми, что выбрала для нас твоя программа?Хотя бы удовольствие от решенной задачи останется ему… если он не ошибся.— А ты права! — Калум ухмыльнулся. — Нам не нужно конструктивное доказательство, потом что у нас будет прямое! И еще…— Калум, ты же знаешь, я не разговариваю на математическом, — предупредила Акорна.— Да я не о программе, я о твоем народе! Рафик говорит, они телепаты — правда, здорово? И у них очень высокие моральные стандарты; они довольно долго решали, достойны ли мы с ними общаться. — Калум жизнерадостно ужал в одну фразу и без того сократившуюся в пересказе Рафика дискуссию линьяри, считать ли человеческую расу линьяри , или все же кхлеви . — О, кстати — они себя называют линьяри, хотя, подозреваю, на их языке это означает просто «люди». Их техника в некоторых отношениях намного обогнала нашу — как я понял, у них есть машина, обучающая языкам. Те, что летят к нам, уже владеют всеобщим, так что ты сразу сможешь говорить с ними. Замечательно, правда? А лучше всего — среди них твоя родная тетка!Калум просиял, словно вручая девушка бог весть какой подарок.— Говорить, — слабо прошептала Акорна, — с ними?— Да, сразу. Хотя, если подумать, тебе и всеобщий не понадобится. Если они телепаты, значит, и ты тоже. Вы сможете общаться мысленно.— За… мечтательно.Решительность вдруг оставила Калума.— Твой народ, — проговорил пилот, — твоя семья… Ты только не забывай нас, ладно? Гилла, И Рафика… и меня.Акорна поднялась, обнаружив, что ноги ее, против ожидания, держат. Стоя, ей приходилось смотреть на приемного родителя сверху вниз.— Калум, я никогда вас не забуду! Вы — моя семья, и это навсегда, — твердо ответила она. — Только… мне надо подумать. Ты не против, если я побегаю вокруг? На свежем воздухе у меня в голове проясняется.— Ладно, только ты осторожней. После таких дождей все вокруг размыло. Ты же не хочешь растянуть ногу или запутаться гривой в заборе? — предупредил Калум, точно как любой излишне заботливый родитель, не понимая, что его дитя давно повзрослело.Вода доходила Акорне до бабок, и девушке приходилось высоко поднимать ноги. Неторопливой рысцой она двинулась вдаль, к горизонту. Приходилось постоянно быть настороже, взбаламученная шагами грязь скрывала кочки и выбоины под водой. Акорна была этом только рада — сосредотачиваясь на беге, она могла не думать.Но, как ей показалось, слишком быстро девушка достигла края обширной лужи, взбежав по пологому склону, поросшему отсырелой травой. Та чавкала под ногами, но идти по ней было легко. С каждым вздохом в ноздри Акорне бил сладковатый запах прелой листвы; земля была пропитана, отравлена водою. Но под ковром жухлой, гниющей травы могут скрываться живые корни, обещая обновление. А будет ли такая перспектива у нее — врасти в среду, родную по праву? Или она окажется уродцем, не принадлежащим ни к линьяри, ни к народу, вскормившему ее? По мере того, как шаг Акорны ускорялся, все сильнее обуревали девушку непрошенные мысли и страхи. Ее народ… так что же, Гилл, и Рафик, и Калум — уже не родные ей? Калум просил не забывать их — но не окажется ли скорей, что сами они позабудут воспитанницу?Чем была она для троих горняков — бременем, заботой? Они теряли рабочее время, воспитывая ее во младенчестве, потеряли работу, спасая девочку от бессовестных исследователей на содержании у КРИ, чтобы затем на Кездете оказаться затянутыми в ее личный крестовый поход против детского труда… Предприятии, которому все трое, несомненно, сочувствовали, но без Акорны не пособили бы и пальцем. Даже теперь ее воля калечила их судьбы. В самом ли деле Гилл рад был стать приемным отцом для юных воспитанников Маганоса, или втайне стремился душою к свободной жизни рудокопа на астероидах? С легким ли сердцем Рафик оторвался от дел Дома Харакамянов? Или только чувство долга погнало его на Рушиму, чтобы передать Акорну с рук на руки ее родне? А Калум — отправился бы он в долгий, чреватый опасностями путь, если бы не считал своей обязанностью вернуть девушку домой? Во всяком случае, он не слишком горевал, узнав, что их долгий путь и грядущие поиски утеряли смысл.К тому времени, когда Акорна перевалила через гребень холма и порысила вниз, в широкую долину, девушка окончательно уверилась, что трое бывших горняков только рады будут сплавить воспитанницу «ее народу», избавившись тем от любых перед ней обязательств.А что она сама? Предполагалось, что она будет в экстазе от близкого воссоединения с родичами — в конце концов, ради чего еще затевалось ее путешествие? Но теперь Акорна осознала, что конца этому пути она не предвидела вовсе. Планета, которую Калум называл ее вероятным домом, лежала так далеко, что достичь ее представлялось вовсе невозможным. А теперь, выпустив долгие месяцы напряженного ожидания и томительных приготовлений, она рушилась в объятья неведомой родни — и должна была почему-то радоваться! Возможно, эти существа схожи с ней видом, но что еще объединяет их? «Линьяри», прошептала она ветру, пробуя непривычное слово на вкус. «Линьярри? Лииньяр?»Слово казалось чужим — как и те немногие слоги родного языка, что выжали из нее Гилл и Рафик в первые дни после встречи. «Авви», говорила она тогда, и «Лалли». Теперь это был бессмысленный набор звуков. Ничего больше.
Когда Акорна вернулась на «Акадецки», усталая и пропотевшая от долгого бега, Калум был занят — рассчитывал импульс тяги, потребный, чтобы поднять тяжело нагруженный беженцами корабль. Девушка извела большую часть запасов пресной воды на корабле, чтобы принять душ — она боялась, что линьяри отвернутся с отвращением, завидев потную, грязную дикарку — потом очистила воду, позволив ей стечь обратно в бак. Завернувшись в длинное зеленое полотенце, она попыталась выбрать что-нибудь из своего скромного гардероба. Грядущая встреча пугала ее до колик. Унося ноги с Маганоса, девушка не думала о нарядах. Тогда ей казалось важным только одно — поскорей приступить к поискам. Но сейчас, когда она с растущим отчаянием перебирала скудный гардероб — возможно, сублимируя таким образом страх перед ближайшим будущим — одежда вдруг приобрела для нее необыкновенную значимость.С собой она взяла только простые корабельные комбинезоны, и набор необыкновенно пестрых маскарадных костюмов, вроде того, в каком она изображала кездетскую диди, все как один — пышные от кружев, чтобы к ним подходили роскошные шляпки, призванные скрывать рог. Они были вовсе не во вкусе Акорны. Не хватало еще встретить новообретенную родню в таком кричащем, вульгарном наряде — но не оскорбятся ли линьяри, если она выйдет к ним в повседневном бортовом комбинезоне? Что вообще носят высокоцивилизованные существа? Одеваются ли к обеду, как в исторических видеофильмах? Или они облачают себя в мерцающие, искристые силовые поля, и любой ее наряд сочтут нелепым и провинциальным?..Зрелище рослой, стройной, крайне возбужденной девицы, замотанной в длинное зеленое полотенце, из-под которого пробивалась серебряная грива и капала вода, вывело из раздумий даже Калума Бэрда.— Калум, так просто невозможно! — объявила Акорна. — Я не знаю даже, когда они прилетят, или во что они одеты. Что, если я им не понравлюсь? Что, если меня сочтут неотесанной дикаркой? Что если… я даже заговорить с ними не смогу! — воскликнула девушка, всплеснув руками. — Я не по… — Полотенце поползло вниз, и Акорне пришлось поспешно придержать верхний край, чтобы не случилось беды. — Я не помню ни слова из их языка!.. Моего языка. Они телепаты. А я — нет. Что, если по их стандартам я экстрасенсорный инвалид? Ты же сам сказал, они долго решали, достойна ли человеческая раса вступить в союз с ними, а ты глянь, по кому они судили — по Гиллу, Джудит, Рафику, мистеру Ли… Если уж они для линьяри недостаточно хороши, разве я-то подойду?! — Зрачки ее превратились в серебряные черты поперек темных колодцев отчаяния, и Акорна заржала тихонько — так звучали для людского уха ее всхлипы.— Погоди, девочка, — вмешался Калум. — Ты что-то бредишь.— Ничуть! — возразила Акорна. — Я рассуждаю вполне логично. Я все очень хорошо обдумала, и, Калум, ничего — не — получится! Я не могу с ними встретиться, как ты не понимаешь? — Она вихрем отвернулась от него, разметав серебряную гриву, и пилоту показалось, что капли на лице девушки остались не только после душа. Ох, если бы тут была Джудит — она-то сумела бы успокоить Акорну. Или Гилл. Или хотя бы Рафик! Ну почему эта задача выпала ему, Калуму Бэрду? Человек уходит с головой в математику не потому, что из него получился бы гениальный психолог. Калум мог воспользоваться только логикой и здравым смыслом, и попытался применить их еще раз.— Акорна, с чего ты взяла, что ты не телепат? Если общение возможно только между представителями твоей расы, а ты ни разу с ними не встречалась…— Я просто знаю! — перебила его девушка. Она набросила на голову второе полотенце и отчаянно пыталась высушить гриву. Из-под нескольких слоев махровой ткани ее голос звучал глухо. — Если бы я владела телепатией, то почувствовала бы что-нибудь раньше! Не удивлюсь, если от меня просто избавились при рождении. Знаешь, что древние греки так поступали с дефективным потомством, или просто с лишними девочками — я-то для них точно оказалась лишняя, ты не находишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33