Она ещё только закладывала фундамент предстоящего ей информационного поиска. Едва начавшись, её работа сразу стала приносить плоды.«Сохранить!» – скомандовала она компьютеру.– Я должна была бы догадаться, – задумчиво проговорила она, покачав головой. – Я могла бы догадаться, что она захочет приехать сюда, на Астрис, после всех моих восторженных рассказов об этом месте.Первый шаг оказался успешным! Впервые Лунзи действительно почувствовала уверенность в своих силах. Душа радовалась! Она оглядела комнату и, улыбаясь, направилась к синтезатору пищи. Одно везение за другим!– Теперь, – усмехнулась она, потирая руки, – я собираюсь научить тебя, как варить кофе.Через час или чуть позже она разочарованно крутила в руках полную чашку бурого варева, лишь отдаленно напоминающего кофе. Напиток оказался столь горек, что ей пришлось допрограммировать здоровенную дозу подсластителя, чтоб было не так противно пить. Но зато в нем присутствовал кофеин. Она была удовлетворена, хотя все ещё продолжала горевать, что за последние шестьдесят лет кофе вышел из употребления. Но в Университете по-прежнему существовал Факультет Питания. И наверняка у кого-нибудь до сих пор сохранились рецепты синтеза кофе. Она собралась было поесть, но передумала. Не настолько уж она голодна, чтобы есть то, что лишь отдаленно напоминает еду, которую она помнит с прежних времен. Синтетическая пища всегда казалась ей безвкусной, а университетские синтмашины к тому же издавна пользовались дурной славой. У неё не было ни малейшего основания предполагать, что их репутация – равно как и качество их работы – улучшилась за время её отсутствия.Поэтому она планировала обеспечить себя настоящей растительной пищей этой планеты, как только позволит время. На Астрис Александрии всегда произрастали замечательные бобовые и зелень, и может быть, думала с надеждой она, объединение фермерских хозяйств ещё не свернуло кофейный бизнес. Как и все цивилизованные граждане ФОП, Лунзи потребляла исключительно продукты растительного происхождения, считая поедание мяса варварским пережитком прошлого. Лунзи надеялась, что никто из её соседей не страдает подобным атавизмом, хотя университетская комиссия по вопросам жилья, несомненно, должна была выявить это и изолировать таких студентов от остальных.Следуя инструкции, она вошла в компьютерную систему Университета и дала знак запуска программы тестирования для выявления её навыков и возможностей. Клавиатура была удобная, и Лунзи быстро нашла себя, пробегая глазами списки. Одним из обязательных требований, которых в её время не существовало, было указание квалификации: для получения права обучаться некоторым специальностям следовало сдать вступительный экзамен, подтверждающий уровень подготовки. Лунзи с сожалением отметила, что ряд специальностей, которыми она хотела бы овладеть, относится именно к этой категории. С точки зрения бюрократа это было вполне рационально: численность желающих поступить на эти специальности превышала количество учебных мест, и Университет хотел иметь гарантии, что будут зачислены лучшие из лучших. Даже если бы она решилась сдавать экзамены, ей вряд ли удалось бы добиться успеха сразу, без предварительной подготовки. Лунзи смирилась с обстоятельствами. Пока на первом месте стояли поиски Фионы, остальное особого значения не имело. Это от неё не уйдет. И она начала отстукивать ответы на вопросы первого теста.– Можно? – деликатно поинтересовался чей-то голос из-за двери.– Конечно! – ответила Лунзи, выглядывая из-за компьютера.– Мир вам, сударыня. Мы – ваши соседи. – Говорящий оказался субтильным юношей с прямыми шелковистыми черными волосами и круглыми голубыми глазами. Ему с трудом можно было дать более пятнадцати лет. Сзади него стояла темно-русая девушка с толстой пышной косой, закрученной на макушке.– Я – Шоф Скотни, родом с Димакиса. А это – Памела Исглар.– Добро пожаловать, – приветливо поздоровалась Памела, протягивая ей руку. – Вы не повесили знака уединения на двери, и мы решили, что будет здорово, если мы войдем и поприветствуем вас.– Спасибо, – ответила Лунзи, вставая и подавая руку Памеле. Та накрыла её другой своей рукой. – Рада с вами познакомиться. Я – Лунзи Меспил, зовите просто Лунзи. А?.. Что-то не так? – спросила она, заметив, как недоуменно переглянулись парень и девушка.– Да так, ничего, – небрежно обронил Шоф. – А знаете, вам ни за что не дашь девяносто шесть лет. Я почему-то представлял, что вы похожи на мою бабушку.– Благодарю за комплимент. Вы тоже выглядите не настолько пожилым, чтобы учиться в высшем учебном заведении, мой мальчик, – весело парировала Лунзи. Не лучше ли было бы и в самом деле попросить секретаршу внести разъяснения в её метрики?Шоф страдальчески вздохнул. Он явно слышал подобное не в первый раз.– Я не виноват, что так хорошо сохранился.Лунзи улыбнулась гостю. Парень был безнадежно остроумен и, похоже, мог отмазаться от чего угодно.Памела двинула ему локтем под дых, и он непроизвольно охнул.– Не взыщите с нашего мистера Скромность. Будущих светил компьютерной науки манерам не особо обучают, поскольку машины на дураков не обижаются.Я учусь по специальности «Межпланетное Право». А вы по какой части?– Я медик. Вернулась сюда, чтобы пройти курсы повышения квалификации. Я была довольно… далека от медицинской практики последние несколько лет.– Готов побиться об заклад, вы добьетесь успеха, бабуля! – довольно заявил паренек, откидывая со лба длинную прядь волос. – Мы начнем поднимать вас на высший уровень требований современности сию же миллисекунду.– Шоф! – Памела пинком выставила за дверь своего неуемного соседа. – Где твое чувство такта?!– Я сказал что-то не так? – невинно осведомился Шоф со всей изобретательностью, на которую только может быть способен человек, которого изо всех сил колошматят.Лунзи наблюдала за ними, посмеиваясь.
***
В последующие несколько недель «Зеркало» не выявило ничего, стоящего упоминания. Лунзи с головой ушла в учебу. Соседи её были общительные и дружелюбные ребята, и они настаивали, чтобы она принимала участие во всех их затеях. Они таскали её с собой на студенческие вечеринки и концерты в составе своей «банды», как называли себя тридцать с лишним разгильдяев всех возрастов и жизнеформ, учившихся в Университете. Казалось, эту компанию не объединяет ничего, кроме добродушия и любознательности. Она находила, что эти вылазки вносят освежающее разнообразие в напряженный учебный процесс.Для «банды» не существовало сокровенных тем, предметом обсуждения являлось все, включая внешность, привычки, возраст, обычаи. Лунзи скоро до смерти надоело, что её называют бабулей те, чей возраст был никак не меньше её физических тридцати четырех лет. Ей до сих пор больно было говорить о холодном сне, о том, что она потеряла дочь, о своих поисках, поэтому она ловко переводила беседу в иное русло, подальше от личных переживаний. И она изрядно удивилась бы, узнав, что Шоф полностью в курсе её дел, поскольку уже ухитрился сунуть нос в её поисковый файл. И коль скоро он это сделал, то ему следовало бы держать язык за зубами и не распространяться на эту тему. Может быть, она не сумела достаточно надежно закрыть доступ в свой «Зеркало» – файл, а может, он просто не предполагал, насколько у Лунзи серьезные основания отмалчиваться. Чаще всего, когда кто-нибудь начинал приставать с расспросами, она незаметно переводила тему разговора на личную жизнь того, кто проявлял неумеренное любопытство, вынуждая его проговориться в чем-либо, к великой радости остальных членов «банды», обожавших наблюдать, как ловко и весело получается это у Лунзи.– Тебе следует взяться за криминальную юстицию, – настойчиво убеждала её Памела. – Не хотела бы я оказаться на скамье подсудимых, имея тебя в качестве следователя.– Нет уж, спасибо. Лучше я буду Доктором Мак-Кой, чем Румпол из Бейли.– Кем? – переспросил Косер, один из её однокашников, обезьяноподобный брахиан с густым лиловым мехом и блестящими белыми зрачками. – Какой-такой Ромпул?– Что-то такое показывали на объемном, – припомнил Шоф.– Это из древней истории, – недовольно заметила «бандитка» Фрега, полируя эбеново-черные ногти рукавом блузы.– Никогда даже не слышал ничего подобного, – настаивал Косер. – Должно быть, оно исчезло за последнюю сотню стандартных лет.– Похоже, что так, – согласилась приведенная в некоторое замешательство Лунзи. – Вы могли бы ещё сказать, что я – изрядный любитель древностей.– Судя по твоему возрасту – наверняка! – хихикнул Шоф. Он обеими руками схватился за тощий живот, а потом стукнул по нему кулаком и сделал вид, будто слушает эхо. – Хм-м… Я проголодался. Пошли полопаем чего-нибудь.Лекции были в основном такими же нудными, какими Лунзи их и помнила.Только два курса вызывали у неё интерес – практикум по диагностическим исследованиям и обязательный курс самовнушения.Со времен её медицинской практики диагностика шагнула далеко вперед.Компьютерные тесты, которым подвергали поступающих пациентов, стали менее назойливыми и гораздо более содержательными и исчерпывающими. В своё время мать Лунзи, от которой она унаследовала «целебные руки», всегда утверждала: для того чтобы быть хорошим врачом, достаточно в совершенстве владеть диагностикой и уметь найти подход к больному. Её мать была бы счастлива, если бы узнала, что Фиона продолжила семейную традицию и тоже выбрала профессию врача.Диагностическая аппаратура ныне тоже претерпела значительные изменения: она была уже не столь громоздкая, как в её времена. Большую часть инструментов можно было носить в кармане по два-три одновременно, экономя место в сумке (на всякий случай) и время. Больше всех прочих Лунзи понравилась «вещая птица», маленький медицинский сканер, который позволял обследовать больного, не прикасаясь к нему. Одним из его узлов являлось недавно разработанное антигравитационное устройство, при помощи которого прибор парил над пациентом, зависая в критических точках и сообщая о выявленных пороках. Он был особенно удобен для использования в невесомости. Прибор пользовался широкой популярностью среди врачей, которые лечили пациентов, значительно больших по размеру, чем они сами, и медиков негуманоидных жизнеформ, считавших неучтивым вторжением не только прикосновение, но даже поднесение своих манипулирующих органов на слишком близкое расстояние к чьей-либо персоне. Лунзи предпочла его потому, что руки её теперь были свободны для оказания помощи пациенту. Она отметила для себя «вещую птицу» как один из инструментов, которые непременно купит, когда дело дойдет до врачебной практики. Он был дорог, но не являлся чем-то совсем уж недосягаемым.Однажды собранные сведения о состоянии пациента хранились в банке данных и пополнялись при каждом посещении врача. Современный медик располагал и таким орудием, как компьютерный анализ с выдачей рекомендаций относительно того, как лечить. Программа была составлена таким образом, что врач имел возможность выбора. В чрезвычайных, но непосредственно не угрожающих жизни ситуациях она могла посоветовать рекомбинантное геносращивание, химическую обработку либо хирургическое вмешательство со вторжением или без. Распространенные теперь методы прогрессивной терапии позволили отказаться от многих видов лечения, которые прежде считались совершенно необходимыми для спасения жизни пациента.Лунзи восхищалась новым оснащением медиков, но огорчалась тем, как изменилось отношение к терапевтическому лечению за последние шесть десятилетий. Слишком большая часть настоящей работы была вырвана из заботливых рук врача и отдана холодным, бездушным машинам. Она открыто выражала несогласие со своими профессорами, утверждавшими, что новые методы лучше для пациента, поскольку они снижают возможность врачебной ошибки и занесения инфекции.– Зато очень многие пациенты могут утратить волю к жизни из-за недостатка обычного человеческого участия, – доказывала Лунзи профессору с кафедры сердечно-сосудистой механики, беседуя с ним приватно в его кабинете. – Метод восстановления тканей поврежденного сердца технически совершенен, согласна, но что вы скажете об ощущениях больного?Расположение духа и состояние психики вашего пациента не менее важны, чем научно обоснованное лечение в соответствии с его недугом.– Вы отстали от времени, доктор Меспил. Это – наилучший из известных методов лечения кардиологических больных со слабыми стенками артерий, которым угрожает аневризма. Специалисты по роботехнике могут ввести пациенту микроскопические устройства для стимуляции наращивания поврежденной ткани прямо в кровеносную систему. И вовсе не надо, чтобы его беспокоило знание того, что происходит у него внутри.Лунзи скрестила руки на груди и неодобрительно посмотрела на собеседника.– Так их не тревожит вопрос, что с ними происходит? Тогда, значит, было и немало пациентов, которые не узнали ничего, кроме врачей, которые не отвечают на их вопросы. Предполагаю, впрочем, что вы никакой разницы не видите.– Вы несправедливы, доктор. Я хочу предложить своим пациентам самые лучшие методы лечения.– А я хочу делать больше, чем просто обслуживать машины, которые обслуживают пациента, – отстреливалась Лунзи. – Я – врач, а не механик.– А я – хирург, а не психолог.– Что ж! Меня вовсе не удивляет, что профессор психологии полностью расходится с вами во взглядах! Вы не увеличиваете шансов вашего пациента выжить, работая над ним так, словно это ни о чем не подозревающая груда запчастей, из которой надо собрать работоспособный механизм.– Доктор Меспил, – непроницаемо произнес кардиолог. – Как вы совершенно справедливо утверждаете, психологический комфорт играет очень важную роль для выздоровления больного. Больной сам делает выбор между жизнью и смертью после оказанной ему высококачественной медицинской помощи. Я не считаю себя вправе вмешиваться, это его личное право.– Как вы вывернулись. Но то, что вы говорите, просто нелепо.– Значит, выражаясь на вашем старомодном жаргоне, я увиливаю от исполнения своего долга. Я знаю о ваших недавних публикациях в уважаемых медицинских журналах относительно медицинской этики. Они достойны похвалы.Я даже прочел ваши резюме в обзорном выпуске «Проблем Биоэтики». Однако позвольте мне напомнить о вашем статусе. Вы – мой студент, а я – ваш преподаватель. Поэтому, когда находитесь на моих занятиях, извольте слушать то, что говорю я. И я был бы вам крайне признателен, если бы вы прекратили свои пламенные обличения в присутствии ваших соучеников. Хотя очень многие будут сочувственно пожимать вашу руку, будучи целиком на вашей стороне, когда вам придется оставить мою кафедру. Всего доброго.После завершения столь неубедительной беседы Лунзи понеслась на тренировку в гимнастический зал, чтобы поддерживать себя в форме, как того требовали её занятия медитацией.Овладение дисциплиной самовнушения считалось необходимым для старшего медперсонала, медицинских техников и тех, кто хочет работать в разведке дальнего космоса. Пройденное ею тестовое обследование показало, что она буквально создана для этого, но ей не хотелось забрасывать и обычные занятия незадолго до завершения курса. Её познания продвинулись далеко вперед относительно уровня специалиста, обучавшегося много лет назад. Эта дисциплина отнимала много времени, но в гораздо большей степени она истощала силы. Лунзи едва не ударилась в панику, когда новый преподаватель заявил, что ей по меньшей мере шесть часов в день придется заниматься физическими упражнениями, медитацией и концентрацией. На все прочее времени почти не оставалось. Однако даже неполный месяц трудов показал, насколько сильнее стали её мускулы и быстрее реакция.Несколько недель спустя она с радостью заметила, что упражнения снова сделали её походку упругой и уменьшили зависимость от кофейного эрзаца.Почти каждое утро она просыпалась без малейшего труда, даже если спала явно недостаточно. За минувшие годы она почти позабыла, как здорово чувствовать себя в форме. Благодаря медитативной технике, сон её стал более полноценным: появилась возможность относить тревогу за Фиону к категории проявления воли, временно загоняя беспокойство в подсознание.Еще у неё значительно улучшилась память. Лунзи заметила, что ей стало гораздо легче запоминать новую информацию, такую, как симпатии к каким-либо политикам, политику вообще, новые моды и манеру разговора, не говоря уж о том, что входило в её университетский курс. Кроме того, она чувствовала, что находится в наилучшей физической форме, чем когда-либо.Бедра похудели не менее чем на размер, мускулы живота подтянулись. А когда она упомянула о своих наблюдениях в разговоре с Памелой, та тут же взяла её за жабры и потащила в ближайший магазин покупать новую одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
***
В последующие несколько недель «Зеркало» не выявило ничего, стоящего упоминания. Лунзи с головой ушла в учебу. Соседи её были общительные и дружелюбные ребята, и они настаивали, чтобы она принимала участие во всех их затеях. Они таскали её с собой на студенческие вечеринки и концерты в составе своей «банды», как называли себя тридцать с лишним разгильдяев всех возрастов и жизнеформ, учившихся в Университете. Казалось, эту компанию не объединяет ничего, кроме добродушия и любознательности. Она находила, что эти вылазки вносят освежающее разнообразие в напряженный учебный процесс.Для «банды» не существовало сокровенных тем, предметом обсуждения являлось все, включая внешность, привычки, возраст, обычаи. Лунзи скоро до смерти надоело, что её называют бабулей те, чей возраст был никак не меньше её физических тридцати четырех лет. Ей до сих пор больно было говорить о холодном сне, о том, что она потеряла дочь, о своих поисках, поэтому она ловко переводила беседу в иное русло, подальше от личных переживаний. И она изрядно удивилась бы, узнав, что Шоф полностью в курсе её дел, поскольку уже ухитрился сунуть нос в её поисковый файл. И коль скоро он это сделал, то ему следовало бы держать язык за зубами и не распространяться на эту тему. Может быть, она не сумела достаточно надежно закрыть доступ в свой «Зеркало» – файл, а может, он просто не предполагал, насколько у Лунзи серьезные основания отмалчиваться. Чаще всего, когда кто-нибудь начинал приставать с расспросами, она незаметно переводила тему разговора на личную жизнь того, кто проявлял неумеренное любопытство, вынуждая его проговориться в чем-либо, к великой радости остальных членов «банды», обожавших наблюдать, как ловко и весело получается это у Лунзи.– Тебе следует взяться за криминальную юстицию, – настойчиво убеждала её Памела. – Не хотела бы я оказаться на скамье подсудимых, имея тебя в качестве следователя.– Нет уж, спасибо. Лучше я буду Доктором Мак-Кой, чем Румпол из Бейли.– Кем? – переспросил Косер, один из её однокашников, обезьяноподобный брахиан с густым лиловым мехом и блестящими белыми зрачками. – Какой-такой Ромпул?– Что-то такое показывали на объемном, – припомнил Шоф.– Это из древней истории, – недовольно заметила «бандитка» Фрега, полируя эбеново-черные ногти рукавом блузы.– Никогда даже не слышал ничего подобного, – настаивал Косер. – Должно быть, оно исчезло за последнюю сотню стандартных лет.– Похоже, что так, – согласилась приведенная в некоторое замешательство Лунзи. – Вы могли бы ещё сказать, что я – изрядный любитель древностей.– Судя по твоему возрасту – наверняка! – хихикнул Шоф. Он обеими руками схватился за тощий живот, а потом стукнул по нему кулаком и сделал вид, будто слушает эхо. – Хм-м… Я проголодался. Пошли полопаем чего-нибудь.Лекции были в основном такими же нудными, какими Лунзи их и помнила.Только два курса вызывали у неё интерес – практикум по диагностическим исследованиям и обязательный курс самовнушения.Со времен её медицинской практики диагностика шагнула далеко вперед.Компьютерные тесты, которым подвергали поступающих пациентов, стали менее назойливыми и гораздо более содержательными и исчерпывающими. В своё время мать Лунзи, от которой она унаследовала «целебные руки», всегда утверждала: для того чтобы быть хорошим врачом, достаточно в совершенстве владеть диагностикой и уметь найти подход к больному. Её мать была бы счастлива, если бы узнала, что Фиона продолжила семейную традицию и тоже выбрала профессию врача.Диагностическая аппаратура ныне тоже претерпела значительные изменения: она была уже не столь громоздкая, как в её времена. Большую часть инструментов можно было носить в кармане по два-три одновременно, экономя место в сумке (на всякий случай) и время. Больше всех прочих Лунзи понравилась «вещая птица», маленький медицинский сканер, который позволял обследовать больного, не прикасаясь к нему. Одним из его узлов являлось недавно разработанное антигравитационное устройство, при помощи которого прибор парил над пациентом, зависая в критических точках и сообщая о выявленных пороках. Он был особенно удобен для использования в невесомости. Прибор пользовался широкой популярностью среди врачей, которые лечили пациентов, значительно больших по размеру, чем они сами, и медиков негуманоидных жизнеформ, считавших неучтивым вторжением не только прикосновение, но даже поднесение своих манипулирующих органов на слишком близкое расстояние к чьей-либо персоне. Лунзи предпочла его потому, что руки её теперь были свободны для оказания помощи пациенту. Она отметила для себя «вещую птицу» как один из инструментов, которые непременно купит, когда дело дойдет до врачебной практики. Он был дорог, но не являлся чем-то совсем уж недосягаемым.Однажды собранные сведения о состоянии пациента хранились в банке данных и пополнялись при каждом посещении врача. Современный медик располагал и таким орудием, как компьютерный анализ с выдачей рекомендаций относительно того, как лечить. Программа была составлена таким образом, что врач имел возможность выбора. В чрезвычайных, но непосредственно не угрожающих жизни ситуациях она могла посоветовать рекомбинантное геносращивание, химическую обработку либо хирургическое вмешательство со вторжением или без. Распространенные теперь методы прогрессивной терапии позволили отказаться от многих видов лечения, которые прежде считались совершенно необходимыми для спасения жизни пациента.Лунзи восхищалась новым оснащением медиков, но огорчалась тем, как изменилось отношение к терапевтическому лечению за последние шесть десятилетий. Слишком большая часть настоящей работы была вырвана из заботливых рук врача и отдана холодным, бездушным машинам. Она открыто выражала несогласие со своими профессорами, утверждавшими, что новые методы лучше для пациента, поскольку они снижают возможность врачебной ошибки и занесения инфекции.– Зато очень многие пациенты могут утратить волю к жизни из-за недостатка обычного человеческого участия, – доказывала Лунзи профессору с кафедры сердечно-сосудистой механики, беседуя с ним приватно в его кабинете. – Метод восстановления тканей поврежденного сердца технически совершенен, согласна, но что вы скажете об ощущениях больного?Расположение духа и состояние психики вашего пациента не менее важны, чем научно обоснованное лечение в соответствии с его недугом.– Вы отстали от времени, доктор Меспил. Это – наилучший из известных методов лечения кардиологических больных со слабыми стенками артерий, которым угрожает аневризма. Специалисты по роботехнике могут ввести пациенту микроскопические устройства для стимуляции наращивания поврежденной ткани прямо в кровеносную систему. И вовсе не надо, чтобы его беспокоило знание того, что происходит у него внутри.Лунзи скрестила руки на груди и неодобрительно посмотрела на собеседника.– Так их не тревожит вопрос, что с ними происходит? Тогда, значит, было и немало пациентов, которые не узнали ничего, кроме врачей, которые не отвечают на их вопросы. Предполагаю, впрочем, что вы никакой разницы не видите.– Вы несправедливы, доктор. Я хочу предложить своим пациентам самые лучшие методы лечения.– А я хочу делать больше, чем просто обслуживать машины, которые обслуживают пациента, – отстреливалась Лунзи. – Я – врач, а не механик.– А я – хирург, а не психолог.– Что ж! Меня вовсе не удивляет, что профессор психологии полностью расходится с вами во взглядах! Вы не увеличиваете шансов вашего пациента выжить, работая над ним так, словно это ни о чем не подозревающая груда запчастей, из которой надо собрать работоспособный механизм.– Доктор Меспил, – непроницаемо произнес кардиолог. – Как вы совершенно справедливо утверждаете, психологический комфорт играет очень важную роль для выздоровления больного. Больной сам делает выбор между жизнью и смертью после оказанной ему высококачественной медицинской помощи. Я не считаю себя вправе вмешиваться, это его личное право.– Как вы вывернулись. Но то, что вы говорите, просто нелепо.– Значит, выражаясь на вашем старомодном жаргоне, я увиливаю от исполнения своего долга. Я знаю о ваших недавних публикациях в уважаемых медицинских журналах относительно медицинской этики. Они достойны похвалы.Я даже прочел ваши резюме в обзорном выпуске «Проблем Биоэтики». Однако позвольте мне напомнить о вашем статусе. Вы – мой студент, а я – ваш преподаватель. Поэтому, когда находитесь на моих занятиях, извольте слушать то, что говорю я. И я был бы вам крайне признателен, если бы вы прекратили свои пламенные обличения в присутствии ваших соучеников. Хотя очень многие будут сочувственно пожимать вашу руку, будучи целиком на вашей стороне, когда вам придется оставить мою кафедру. Всего доброго.После завершения столь неубедительной беседы Лунзи понеслась на тренировку в гимнастический зал, чтобы поддерживать себя в форме, как того требовали её занятия медитацией.Овладение дисциплиной самовнушения считалось необходимым для старшего медперсонала, медицинских техников и тех, кто хочет работать в разведке дальнего космоса. Пройденное ею тестовое обследование показало, что она буквально создана для этого, но ей не хотелось забрасывать и обычные занятия незадолго до завершения курса. Её познания продвинулись далеко вперед относительно уровня специалиста, обучавшегося много лет назад. Эта дисциплина отнимала много времени, но в гораздо большей степени она истощала силы. Лунзи едва не ударилась в панику, когда новый преподаватель заявил, что ей по меньшей мере шесть часов в день придется заниматься физическими упражнениями, медитацией и концентрацией. На все прочее времени почти не оставалось. Однако даже неполный месяц трудов показал, насколько сильнее стали её мускулы и быстрее реакция.Несколько недель спустя она с радостью заметила, что упражнения снова сделали её походку упругой и уменьшили зависимость от кофейного эрзаца.Почти каждое утро она просыпалась без малейшего труда, даже если спала явно недостаточно. За минувшие годы она почти позабыла, как здорово чувствовать себя в форме. Благодаря медитативной технике, сон её стал более полноценным: появилась возможность относить тревогу за Фиону к категории проявления воли, временно загоняя беспокойство в подсознание.Еще у неё значительно улучшилась память. Лунзи заметила, что ей стало гораздо легче запоминать новую информацию, такую, как симпатии к каким-либо политикам, политику вообще, новые моды и манеру разговора, не говоря уж о том, что входило в её университетский курс. Кроме того, она чувствовала, что находится в наилучшей физической форме, чем когда-либо.Бедра похудели не менее чем на размер, мускулы живота подтянулись. А когда она упомянула о своих наблюдениях в разговоре с Памелой, та тут же взяла её за жабры и потащила в ближайший магазин покупать новую одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43