А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Д-р Тревис Макги. Директор отделения. “Ассошиэйтед аджастерс инкорпорейтед”. Длинный адрес в Майами, два телефонных номера, телеграфный адрес. Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы я смог просунуть карточку, изучила, водя пальцем по строчкам, распахнула дверь:
– Прошу, мистер Макги. Можете сесть в вертящееся кресло. Очень удобное. Мой покойный муж называл его самым лучшим из всех, в каких ему доводилось сидеть. Пойду узнаю, как себя чувствует дочь.
И она ушла. Мебели и барахла в маленькой комнатке хватило бы на две большие. Над головой с гулом и шорохом медленно вращались широкие лопасти вентилятора. Я сосчитал лампы. Девять – четыре напольных и пять настольных. Столов семь – два больших, четыре маленьких, один совсем крошечный.
Она вернулась строевым шагом, распрямив плечи, как вымуштрованный сержант. За ней следовала женщина помоложе. Я поднялся и был представлен Элен Баумер. Должно быть, года тридцать три. Высокая, с плохой осанкой. В шелковой зеленой блузке, вычурной, с оборками, в светлой плиссированной юбке. Болезненно желтоватая кожа. Очень худые руки и ноги при необычной фигуре, широкой, но плоской. Широкие плечи, широкий таз. Грудь совсем незаметна, а задницу словно спрямили, приколотив планку пятнадцать на сорок. Острый нос. Мышиные волосы, до того тонкие, что шевелятся под вентилятором. Очки в металлической позолоченной оправе, глаза искажены линзами. Нервно-манерные руки и губы. Сплошное самоуничижение. Она робко присела на диван лицом ко мне. Мамаша устроилась на другом конце дивана.
– Мисс Баумер, извините, пришлось вас побеспокоить, когда вы не совсем здоровы. Но речь идет об окончательном решении по некоторым страховкам доктора Стюарта Шермана.
– По какому полису? Я знаю все его полисы. Я с ним работала больше пяти лет. Занималась всеми платежами.
– Я не располагаю такими деталями, мисс Баумер. Мы ведем дополнительную работу по контракту с другими компаниями. Меня просто просили приехать сюда, провести опросы, составить отчет для нашей конторы, изложить свое мнение о причине смерти доктора, выяснив, имело ли место самоубийство.
– Она была в отпуске, – объявила мамаша.
– Ну, ведь я провела его здесь.
– Разве плохо отдыхать в своем собственном благоустроенном доме, Элен? Хорошо, – сообщила она мне, – не потратила заработанные трудом деньги, клюнув на кучу туристических приманок, потому что не работала ни единого дня после смерти своего драгоценного доктора. Похоже, и не желает искать работу. Я, могу вам сказать, искренне верю в страховку. Мы не жили бы так, как сейчас, если б не предусмотрительность Роберта, обеспечившего семью на случай его смерти.
– Просто не знаю, о какой страховке идет речь, – вставила Элен. – Крупные полисы он обратил в наличные, хотел вкладывать деньги с помощью мистера Пайка. А оставшиеся такие старые, что, по-моему, срок их обжалования в связи с самоубийством истек, разве нет?
Пришлось действовать вслепую.
– Не уверен, мисс Баумер, но кажется, будто дело касается некоей коллективной страховки.
– А! Наверняка общеврачебной. Это временный полис и деньги на нем не накапливаются, поэтому доктор его сохранил. Думаю, там есть условие насчет самоубийства на весь срок действия полиса. Как по-вашему?
– Возможно, – улыбнулся я. – Должен быть полис, по которому возникли вопросы, иначе я бы сюда не приехал.
– Вероятно, – сказала регистраторша-делопроизводитель.
– Покойный не оставил записки, не имел явных поводов для самоубийства. Компания, безусловно, не заинтересована в формальных придирках, если придется выплачивать сумму наследникам. Вы считаете, что он покончил с собой, мисс Баумер?
– Да!
До этого голос ее был таким слабым, что неожиданный выкрик меня испугал.
– Почему вы так думаете?
– Я уже говорила об этом в полиции. Он был в депрессии, в дурном настроении и, по-моему, совершил самоубийство. Меня расспрашивали, записывали, я подписала свои показания.
– Я беседовал с мистером Ричардом Холтоном, а также с мисс Верц до ее трагической гибели в прошлую субботу. Оба самым энергичным образом утверждают, что он не мог покончить с собой.
– Сначала и ты утверждала то же самое, – вставила мать, – рыдала, бесилась, кричала, шумела, чего не наблюдалось даже после кончины твоего несчастного отца. Постоянно твердила мне, что твой замечательный доктор никогда не пошел бы на самоубийство. Намеревалась выяснить, что с ним стряслось, даже если на это уйдет весь остаток жизни, забыла? А двух дней не , прошло, как решила, что он все-таки с собой покончил.
Элен сидела, стиснув на коленях руки, переплетя окостеневшие пальцы, опустив голову, как ребенок на молитве в воскресной школе.
– Подумав как следует, я изменила мнение, – проговорила она, и мне пришлось потянуться к ней, чтобы расслышать.
– Но мисс Верц своего мнения не изменила.
– Меня это не касается.
– Вы считали мисс Верц уравновешенной и разумной личностью, мисс Баумер?
Элен быстро подняла на меня глаза и опять опустила.
– Она была очень милой. Мне жаль, что она умерла.
– Ха! – сказала мамочка. – У этого невинного дитя все очень милые. Ее очень легко провести. Всем верит. Даже слепой увидел бы в Пенни Верц дешевую и вульгарную побрякушку. Да ей было просто плевать, покончил ли доктор Шерман с собой, или его убили.
– Мама!
– Помолчи, Элен. Этой крошке Верц надо было только трагедию разыграть. Одна леди из моего клуба садоводов, весьма заслуживающая доверия леди, которая никогда в жизни не нуждалась в очках, видела, как эта сестра обнималась и целовалась с женатым мужчиной, с мистером Холтоном, ровно три недели назад, в машине на больничной стоянке, практически под самым светофором. Вы бы назвали подобное поведение уравновешенным и разумным, мистер Макги? Я называю его греховным, дурным и дешевым.
– Мама, прошу тебя!
– Она хоть когда-нибудь пыталась снять с твоих плеч часть работы? Пыталась? Ни разу, никогда…
– Но это же не ее дело! Я выполняла свою работу, она свою.
– Безусловно. Могу поклясться, свою она перевыполняла. Могу поклясться, что между ней и твоим изумительным доктором было гораздо больше, чем ты замечала, считая ее очень милой и славной.
Девушка быстро встала, на миг покачнувшись от головокружения.
– Извините, я не очень хорошо себя чувствую. Не хочу больше говорить об этом.
– Тогда иди в постель, милая. Мистер Макги не хотел тебя утомлять. Я скоро зайду узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь.
Элен остановилась в дверях, взглянула в мою сторону, но куда-то мимо меня.
– Никто никогда не заставит меня сказать что-либо другое. По-моему, доктор покончил с собой, так как находился в дурном настроении и в депрессии.
И исчезла.
– Простите, – извинилась миссис Баумер. – Элен все эти дни сама не своя. Она так изменилась после смерти доктора. Боготворила его. Не пойму почему. Я считала его довольно глупым. Будь у него энергия или амбиции, мог иметь великолепную практику. Все было в полном порядке до смерти его жены три года назад. А после этого доктор как-то размяк. Она не позволила б ему работать над всеми этими дурацкими проектами. Над исследованиями, как он их называл. А ведь даже не был специалистом. Полагаю, компании, выпускающие лекарства, сами проводят все необходимые исследования.
– С тех пор ваша дочь не искала работу?
– Нет, после того как привела в порядок весь его архив для передачи доктору Уэйну и постаралась собрать последние счета, сидит дома. Но по-моему, людям нет особого смысла оплачивать счета умершего доктора, правда? Нет, она просто лишилась сил. Похоже, не желает идти искать другую работу. Она хорошая, трудолюбивая. Отлично училась в школе. Но всегда была тихой девочкой. Любила побыть в одиночестве. Слава Богу, нам хватает на жизнь. Раз она не работает, мне приходится экономить и сокращать расходы, но мы справляемся.
– Вам казалось, она какое-то время была уверена, что доктор не лишил себя жизни?
– Положительно. Вела себя как сумасшедшая. Я с трудом узнавала собственную дочь. У нее был безумный взгляд. Кажется, на второй день была в кабинете, наводила порядок, домой пришла поздно, легла в постель, отказавшись поесть. Несколько дней почти ни единого слова не говорила. Сильно похудела. Ну, может быть, скоро начнет оживать.
– Надеюсь.
Глава 14
В понедельник вечером, в половине десятого, в баре мотеля у меня за плечом внезапно возник Стейнгер и предложил поговорить у меня в номере. Я проглотил последнюю, третью, порцию выпивки и вышел вместе с ним. Воздух был очень плотным и влажным. Стейнгер сказал, что гроза помогла бы и, может быть, грянет ночью.
Оказавшись в номере, я вспомнил, о чем все время забывал спросить.
– У Холтона есть какой-то приятель в полиции, открывающий для него двери в мотелях и подобных местах. Кто это?
– Не в городской полиции. Дэйв Брун. Следователь по особым делам из департамента шерифа. Истинный сукин сын, скользкий, маленький. Сперва шериф, Эймос Тарк, не хотел его брать. Было это лет семь назад. Но на Эймоса было оказано политическое давление. Про Дэйва Бруна постоянно ходит масса слухов. Хотите, чтоб вам оказали небольшую услугу, когда, скажем, какой-нибудь гад начнет действовать вам на нервы, ухлестывая за вашей женой, – обращайтесь к Дэйву. Он сядет ей на хвост, напугает до смерти, устроит облаву, но потом, когда Дэйву от вас что-то понадобится, в его распоряжении окажутся имена, даты, фотокопии регистрационных книг из мотелей, так что вы ему поможете. У него куча влиятельных политических связей в этой части штата. Многие юристы дают ему небольшие особые поручения. Он старательный, держит язык за зубами.
– Следующий вопрос. Адвокат Уинтин Хардахи его человек?
– Господи, да вы везде пролезли, Макги. Насколько мне известно, да. Голос тихий, только с ним лучше не ссориться. Острый нюх, честность. Никто не смеет давать ему указания.
– Что насчет Холтона и записки?
– А нельзя ли и мне задать кое-какие вопросы?
– Вы получите на них ответы. Так что с Холтоном?
– У парня нынче утром такое похмелье, что он еле-еле моргает. Не может голову повернуть. Обливается потом. Весь порезался, когда брился. Вот что с ним было. Они вернулись из Веро-Бич в субботу вечером после десяти. Это установлено – засекли радио в их машине. Выпил пива и сразу лег. Говорит, почти не спал ночью в пятницу, когда ушел из дому. Долго ездил вокруг, немного постоял возле дома Верц, но она не вернулась. Встал, по его словам, в три. Поэтому ночью в субботу беспробудно спал. В воскресенье утром проснулся около половины одиннадцатого. Жена была уже на ногах. Когда сидел на кровати, зазвонил телефон. Поднял трубку, ответил. Какое-то время звонивший молчал, он уж думал, на линии неполадки. Звонит один раз, и все. Потом, говорит, кто-то начал шептать. Он сперва ничего не понял. Тогда прошептали еще раз и бросили трубку. Не может сказать, мужчина или женщина. Сказанное для него не имело никакого смысла. Прошептали следующее:
– “Полиция нашла записку, которую она оставила новому любовнику”. Посчитал это какой-то идиотской выходкой. Потом увидел первую страницу газеты, не стал завтракать, не сказал никому ни единого слова, поехал в город и хитростью вынудил Фостера показать записку. Начал разыскивать вас. Жутко набрался. Мог пристрелить. Признался, что серьезно об этом подумывал. – Стейнгер вдруг вытаращил на меня глаза:
– Черт возьми, что с вами?
– Щелчок. В голове что-то плывет беспорядочно, а потом раздается щелчок, все выстраивается и обретает смысл.
– Ну-ка, что за щелчок?
– Вы, случайно, не упоминали при Дженис Холтон что-либо про некоего Макги из Форт-Лодердейла?
– Ни словом.
– Телефон звонит один раз, и все. В доме Холтона и в доме Пайка.
– Помедленнее и поразборчивее, приятель. На хорошем американском языке.
– У Дженис есть милый, прекрасный, заботливый, нежный друг, с которым она тайно встречается. Никакой физической связи, по ее утверждению. Она узнала про Холтона с Пенни от того, кто нашептал ей новость по телефону.
– Да что вы!
– Любовный код, Стейнгер. Тайные игры. Есть место для встреч. Хорошее, укромное место. Звонишь, даешь один звонок и кладешь трубку. Другой партнер смотрит на часы. Через пять минут снова звонок. Значит: встречаемся в пять часов в обычном месте, если можешь, дорогая. Или звонок через восемь минут, через две, через двенадцать, когда свидание в полдень или в полночь. Значит, ей обо мне рассказал Том Пайк. Случайно обмолвился в разговоре о человеке по имени Макги, который почти шесть лет назад познакомился в Лодердейле с его женой, свояченицей и тещей и который приходил обедать. Может, мое присутствие на обеде и помешало свиданию. Она проговорилась Случайно, не подумав.
– Так кто шепчет? Том Пайк? Господи помилуй! Когда шептун звонил Холтону, Том Пайк летел в Джэксонвилл. Ладно, Пайк знал о записке от Наденбаргера, но даже если звонил именно он – с какой целью? Совсем запутать Холтона? Для чего? Том Пайк не из тех, кто способен расторгнуть брак, пускай даже такой неудачный. Даже если этот парень держит на привязи Дженис Холтон, что он старается доказать или сделать?
– Полагаю, в субботу у них с Дженис было назначено важное свидание за городом. Но Рик все испортил, поехав с ней. Она не смогла предупредить Тома, что ей пришлось вместе с мужем ехать к сестре в Веро-Бич.
– Я ни на секунду не собираюсь винить эту пару, Макги, – задумчиво объявил Стейнгер. – Дженис настоящая женщина, черт побери. Два несчастных в браке человека, причем не по их вине. Господи Иисусе! Это гораздо лучше, чем если бы Пайк затеял интрижку с младшей сестрой.
– Которая, кстати, в него влюблена.
– Думаете?
– Уверен.
– Тогда Дженис, наверно, спасительный клапан. Что ж. Том Пайк будет действовать медленно и осторожно, и, если мы.., если вы не проболтаетесь, могу поклясться, об этом никто никогда не узнает. Одно скажу: если тут нет, как вы говорите, ничего физического, им, должно быть, довольно несладко. Дженис более чем готова к этому. Связь должна стать физической, приятель. И что мы имеем? Какой-то чертов шептун хочет испортить все дело.
– Эл, кого во всем городе вы назвали бы шептуном? Не по логическому рассуждению. Просто по наитию.
– Наверно, того, о ком вам уже говорил. Дэйва Бруна.
– Он действует по чьему-то приказу?
– Или в личных целях. Тарк поручает ему кое-какие дела. Брун хитер. Совершает неплохие ходы, добивается результатов. И ему везет. Везение помогает копу в работе. Но ему абсолютно плевать, правильно что-нибудь или не правильно, законно или незаконно. Не его дело – искать шерифу новую работу. Если заметит, что жена мэра украла что-нибудь в магазине, проводит ее домой, напросившись на выпивку и небольшую беседу. Вот такой тип.
– Мог он узнать про записку тайком от вас?
– Конечно, черт побери. Насколько мне известно, у него могут быть рычаги давления на любого. Достанет копию любого свидетельства, что проходит через нашу контору. Кругом пашет, сеет, удобряет и пожинает каждое зернышко.
– Способен наладить прослушивание?
– Не специалист, но, может быть, лучше среднего. У него большие связи. Если возникнут какие-то сложности, вызовет из Майами эксперта. Может это себе позволить.
– И нас могут прослушивать?
– Возможно, – подтвердил он. – Но маловероятно.
– Он не слишком блистателен, Стейнгер. Не до такой степени, чтобы его бояться.
– Я боюсь Дэйва, приятель.
Я показал несессер с туалетными принадлежностями, зубную щетку, две двадцатки под мыльницей, объяснил ситуацию. Стейнгер сперва не согласился. Ведь если Брун был вполне уверен, что не оставил никаких следов, зачем подставляться, забрав деньги? В конце концов я ему втолковал, что при этом риск был бы вдвое меньше, так как я, обнаружив в номере признаки тщательного обыска и найдя деньги нетронутыми, насторожился гораздо больше, чем при подозрении простой мелкой кражи.
– У Бруна есть семья?
– Никогда не было. Живет один. Причем весьма неплохо. Недавно переехал в квартиру в пентхаусе в новом высотном здании у Лазурного озера. Обычно живет на широкую ногу. Большой автомобиль с откидным верхом, скоростная моторная лодка, богатый гардероб. На службе одевается скромно, водит маленькую машину. Я время от времени с ним работал. У него есть способ прижать подозреваемого так, что тот изо всех сил торопится во всем признаться.
– Опишите его.
– Пять футов семь дюймов. Пожалуй, сто сорок фунтов. Ему за пятьдесят, но с успехом старается выглядеть на тридцать пять. Блондин. По-моему, красится, носит накладку. Поддерживает хорошую форму. Очень об этом заботится. Маникюр, массаж, зимой искусственный загар под лампой. На зубах либо коронки, либо хорошо сделанные вставные челюсти. Солидно держится в компании, гуляет почти всю рабочую неделю, и Эймос Тарк ни черта тут не может поделать. Пару лет назад одному из старших помощников Тарка не понравились загулы Дэйва, и он решил заставить его поработать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28