Комнатушка была мала, ободрана, вся в потеках и без мебели. Поржавевшая кровать да стол. Да один стул. В соседней комнате, как выяснилось, жил одинокий старик, у старика была такая же жуткая комната. Старик был болен, необщителен и глух как пень.
- Он и на кухне со мной не здоровается,- вялым го лосом сообщил Алимушкин. - Молчит.
- Ты тоже не слишком говорлив.
- Да...
Пауза получилась долгая и тягостная.
- Так и живешь?
Он кивнул - да...
- Куда-нибудь ходишь?
- Никуда.
- Но, прости, на какие деньги ты ешь и пьешь?
- Остались какие-то рубли. Я их доедаю.
- А дальше?
Пауза получилась еще более долгая. Наконец Али мушкин вместо ответа тихо сказал:
- Я,- и он посмотрел на Ключарева (не станет ли тот смеяться),- я шахматами занимаюсь...
Ключарев не засмеялся, он сказал:
- Это хорошо.
- Вот. - Алимушкин показал глазами на маленькие шахматы. Доска была потертая. Фигурки были расстав лены. - Я когда-то играл. В детстве...
- А с кем играешь?
- Ни с кем. Я так... Сам с собой. Анализирую.
Ключарев предложил сыграть, говорить было не о чем. Алимушкин играл очень слабо. Ключарев сыграл с ним несколько партий и ушел. Настроение было парши вое: Ключареву было бы легче, если б Алимушкин иг рал хотя бы средне.
3
Случилась там и такая минута - это была минута особенная. В одну из тягостных пауз Ключарев подумал: как же это так вышло, что жизнь человеческая пошла под откос ни с того ни с сего?.. Ключарев был неглуп и понимал, что случившееся с одним может случиться и с другим. Люди именно так и рождаются. Люди именно так и умирают... Он спросил Алимушкина:
- Скажи, как с тобой все это стряслось?
Алимушкин молчал, он не совсем понимал, о чем речь. Но потом постарался понять (на лице его было за метно усилие) и ответил Ключареву: нет, ничего особен ного не случилось и не произошло, почувствовал, что погибаю, вот и все.
- Это началось, когда ушла жена?
- Нет... Раньше.
- А-а,- как бы оживился Ключарев,- это началось у тебя с неприятностей на работе.
- Нет...
- С чего же началось?
- Не помню.
Ключарев проявил нетерпение. Несколько раздра женно он заговорил:
- Но не может же все рушиться ни с того ни с сего. Вспомни. Напряги память. Это и мне важно. Это и вся кому важно - с чего началось?
Алимушкин потер лоб. Поморщился:
- Нет... не помню.
Пора было уходить, потому что пауза теперь шла за паузой. Ключарев поискал там и сям взглядом - чайник был. Но в баночке рядом было так мало заварки, что о чае он не заикнулся. Вот тут он и предложил Алимушкину сыграть в шахматы. Ключарев легко выиграл раз, другой и третий. И поднялся, чтоб уйти.
- Пока...
Алимушкин тупо смотрел перед собой. Потом вяло потянулся за ручкой он хотел записать последнюю партию и поискать свои ошибки.
- Говорят, это полезно,- промямлил он.
Он именно так и промямлил: "Говорят, это полез но",- и эти слова, подчеркивая его общую куда большую бесполезность и пустоту, повисли в ушах у Ключарева. Слова были неотвязны. И потому, когда Ключарев пришел домой, он решил не говорить жене правды. Это удалось без труда, потому что жена была занята сыном и дочкой - она вправляла детям мозги за какие-то прегрешения. Ключарев сказал как бы между прочим:
- Был у Алимушкина. Ты знаешь - он совсем не так плох. Разговорчив. И совершенно спокоен.
- Да?
- Он решил всерьез заняться шахматами. Чуть ли не посвятить себя им.
- Слава богу, я за него рада.
- Скоро мы услышим о гроссмейстере Алимушкине.
Когда тебя слушают непридирчиво, говорить легко. И Ключарев сказал еще, на всякий случай не без торже ственности в голосе:
- Уважаю людей, которые начинают жить сначала.
Везенье продолжалось, и теперь оно напоминало вора наоборот. Антивора. Ты прикрываешь левый карман, а оно сует тебе в правый: "Бери, дорогой, не жалко; бери, этот час твой". На работе все охотно заговаривали и охотно улыбались Ключареву. О нем говорили - пер спективный человек. И зам улыбался. Зам сказал, так, мол, и так: повысим мы вам, Ключарев, оклад на восемьдесят рублей.
- Спасибо.
- Я сам за вас ходатайствовал. Директор поддержал. Для начала повышаем оклад на восемьдесят рублей.
- Спасибо.
- Мы ценим хороших сотрудников. Тем более скром ных.
И зам добавил (доверительно - не всякому так ска жет):
- Некоторые люди расталкивают других локтями. Интригуют. Лезут по головам, чтобы сесть в мягкое кресло. Я не люблю таких.
Получасом позже позвонила Алимушкина, она ка ким-то образом узнала служебный телефон и сразу по пала на Ключарева. Позже она сказала, что списала те лефон потихоньку у Коли Крымова. Ей почему-то каза лось, что это нужно сделать потихоньку.
Она поздоровалась и пригласила Ключарева в гости. Она не очень церемонилась, потому что она была краси вая женщина и знала это. Она не слишком подбирала фразы, не смущалась:
- В тот вечер,- и она сделала паузу, это была харак терная пауза современной женщины,- вы мне пригляну лись.
- Да ну?
- Честное слово. Приходите, пожалуйста, ко мне в гости. Сегодня.
Он пришел и вовсе не обалдел от ее голоса и от ее глаз: он не любил красивых женщин, он их никогда не знал. Так ему было легче и удобнее жить. Он сидел в кресле и рассматривал ее квартиру - квартирка была миленькая. Мебель тоже была чудо. Ключарев спросил:
- Разве вы не выходите замуж за Колю Крымова?
Этот вопрос значил: "Вы меня позвали - это ваша прихоть или же маленькая тайна за спиной Коли Кры мова, и вообще, что это за такая игра, которую мы нача ли?" Но Алимушкина ответила просто:
- Нет. Замуж я не выхожу.
- Почему?
- Он мне не нравится. Он никакой. Он никчемный.
- Сделайте его таким, каким надо.
- Не хочу тратить силы. Зачем?
Ключарев не начал милый и шутливый разговор, ко торый привел бы куда надо и куда прийти ему, в общем, хотелось. Вместо всей этой ясности Ключарев повел себя неясно. Он повел себя незапрограммированно. Он вдруг рассердился на Алимушкину - сказал ей довольно грубо, что Коля Крымов очень даже "кчемный" чело век. И что брошенный Алимушкин тоже "кчемный" че ловек. И что ей надо выходить замуж, а не дурить самой же себе голову. Он говорил и сам понимал, что говорит глупости и чепуху. Как-никак она была женщина, и у нее было право выбора.
В портфеле, который он не открыл, лежали две бу тылки вина. Он принес их специально. И знал, зачем принес. Но на него нашло и накатило, и вот он говорил теперь глупости. Он талдычил ей одно и то же - выхо дите замуж. И она была абсолютно права, когда сказала (он уже уходил и стоял в дверях):
- Какой вы скучный - помереть с вами можно.
От слишком большого везенья жена Ключарева тоже была несколько не в себе. Она испугалась. В ней это вы ражалось в затаенном ожидании каких-то бед или непри ятностей, которые вот-вот могут нагрянуть. Она (не на зывая, словом, истинной причины) решила вызвать свою мать - стало быть, тещу Ключарева,- пусть, дескать, погостит. Пусть поживет у нас. Вдруг кто-то заболеет. Или еще что-то случится, проговорилась она.
- Но почему должно что-то случиться? - засмеялся Ключарев.
Ключарев смеялся, он опять был прежним, веселым и шутливым. Ему было смешно и забавно, когда он вспо минал, как он вел себя и что говорил у красивой жен щины, пригласившей его домой. "Эх, ты!" - подсмеивал ся он. Он вспоминал ее щеки и губы, и по позвоночнику полз сладкий холод.
Жена позвонила ему на работу (со своей работы):
- Ты слушаешь? Только что звонила моя подруга. Опять об Алимушкине.
- Погибает?
- Перестань дурачиться.
- Что-то очень долго он погибает - мне уже иногда кажется, что он бессмертный.
- Перестань... - И жена заговорила в трубку шепо том. Она смутно чего-то побаивалась и потому шептала мужу: - Милый, будь осторожнее. - И еще шептала: - Милый, не говори о людях небрежно, милый, если бы ты хоть чуточку больше думал о людях,- я знаю, ты добр и искренен, но если бы ты еще думал о людях... - Так она шептала. Кончилось это просьбой - еще раз на вестить беднягу Алимушкина, такая вот вновь возникла у нее мысль.
А у Ключарева возникла совсем другая мысль - как бы это заткнуть рот подруге жены: чего она без конца треплется, чего она лезет?..
- Привет,- сказал Ключарев. После работы он (так уж и быть) пришел к Алимушкину, но на приветствие никто не ответил. Ключарев вошел в комнату и лицо у него вытянулось. Лицо у него приняло выражение, со ответствующее беде, потому что Алимушкин лежал в постели. И потому что рядом с ним белым пятном стоял человек. Врач.
- Не разговаривайте с ним,- сказал врач. - Он не может разговаривать. У него инсульт.
Врач пояснил - инсульт, или "удар", не из самых сильных, но все же это инсульт. Он сказал, что нужен покой. Нужна тишина. Нужен уход.
- Нет-нет,- прикрикнул врач,- вы, Алимушкин, молчите! Вы уж не разговаривайте. Все равно не полу чится.
Ключарев спросил:
- Отнялась речь?
- Временно.
- И передвигаться не может?
- По стеночке до уборной он доберется, но никак не дальше.
Ключарев подошел к Алимушкину ближе, он шел и осторожно ставил ноги, потому что по полу сновали та раканы. В комнате было мрачно. Алимушкин улыбнул ся - улыбка у него была половинчатая, на одну сторону, мышцы лица на другой стороне бездействовали... Клю чарев подморгнул: привет, эк тебя угораздило. Алимуш кин протянул ему руку. Ключарев пожал.
Врач был, вероятно, из "скорой помощи". Он рылся в бумагах на столе. Потом сказал:
- Помогите-ка мне. Вы ведь его приятель?
- Да.
- Здесь, в этих бумагах, должен быть адрес его мате ри.
- Матери? - удивился Ключарев.
- Должен же за ним кто-то ухаживать.
- А больница - почему не в больницу?
- Больница ничем особым ему не поможет. Да и транспортировать его в таком состоянии неполезно.
Ключарев кивнул: понятно. Как и все люди, Ключа рев полагал, что с врачами не спорят. Он переспросил:
- Значит, вы вызовете сюда его мать?
- Не я. Вы. - И врач, словно он тоже считал, что Ключарев виновен перед беднягой своими удачами, су рово посмотрел на него. Так Ключареву казалось. Хотя это был обычный взгляд загнанного и задерганного за сутки врача. - Вы вызовете. А мне надо идти. Я дважды уже присылал сюда сиделку. Сейчас она дежурит у бо лее тяжелого.
Ключарев кивнул. Он нашел адрес и отослал много словную телеграмму в Рязанскую область. Почта, на сча стье, оказалась в двух шагах, и никакой такой очереди у окошка не было. Ключарев отметил с горькой усмеш кой везет, мол, этому Алимушкину.
Когда Ключарев вернулся с почты, врача не было. Алимушкин извинился за возникшие хлопоты, извинил ся жестом руки: прости, дескать, пришлось тебе похло потать. Жестом же он предложил: давай, мол, в шахма ты, если не торопишься. Алимушкин сам дотянулся до них рукой, шахматы стояли у изголовья. Ключарев почти не глядел на доску. Он передвигал фигуры и глядел на пол, где бегали лакированные тараканы.
Сразу же после Алимушкина Ключарев зашел к под руге жены - он ее отыскал. Адрес был записан на лис точке: Малая Пироговская, 9, кв. 27. Этот адрес Ключа рев нашел в записной книжке жены. А записную книжку он потихоньку выудил у жены в сумочке... Теперь он пришел и назвал себя: здравствуйте, я Ключарев. Вы ведь дружны с моей женой много лет - верно? а с вами мы, как ни странно, незнакомы.
Такой у Ключарева был тон, почти дружеский. На са мом же деле он был сильно раздражен, и это вот-вот должно было всплыть на поверхность. Пока еще было начало разговора.
- Очень приятно,- сказала подруга жены. Она была полная, даже пышная медлительная женщина. Ключа рев подумал, что ей только и сидеть у телефона сутками напролет. С такими формами и с таким задом. Это он уже начал раздражаться.
- Извините меня, но я буду с вами резок. Мне надое ла ваша телефонная суета.
- Что? - Она не понимала. Она была медлительна.
Ключарев, стараясь сдерживать себя, пояснил:
- Прекратите звонить моей жене насчет этого несчас тного Алимушкина. Перестаньте ее нервировать и дер гать. Имейте совесть. Имейте снисхождение к обычной и в меру счастливой семье, которую незачем перегружать всеми бедами и всеми горестями, какие только есть вок руг.
- Но я не думала, что эти звонки...
- А думать нелишне. Это так просто понять - вы же не даете ей жить спокойно.
Подруга жены молчала, она растерялась. Ключарев еще раз извинился за резкость. Потом спросил:
- Вы к нему заходите, к Алимушкину?
- Очень редко.
- Вот и продолжайте его иногда навещать. А нас ос тавьте в покое ясно?
Подруга жены была заметно обижена. Медлительная и толстая женщина, она обожала говорить по телефону, а теперь у нее отнимали такой повод для звонков. К Алимушкину она была вполне равнодушна, но ведь должны же люди, и тем более подруги, о чем-то гово рить, и должны же они общаться.
Ключарев объяснил ей еще раз:
- Поймите, из-за ваших звонков жизнь моей жене не в жизнь и радость не в радость. Человек хочет жить и радоваться жизни, а вы мешаете. У нас и без Алимушкина полным-полно друзей и родственников, которые тоже болеют...
Он все сказал. И теперь ждал ответа. Наконец та, поджав губы, выговорила:
- Больше я не буду звонить.
- Э, нет. Так дело не делается.
- А как же?
- Вы позвоните ей еще раз и успокойте. Сочините ей что-нибудь приятное. Скажите, что Алимушкин выздоро вел, что он бодр и весел. Что все хорошо. И что Али мушкин уезжает... ну хоть на Мадагаскар в длительную командировку.
- На Мадагаскар?
- Ну например. Чтобы закрыть, так сказать, тему. Чтобы моя жена больше о нем у вас не спрашивала,- вы меня поняли?
- Да.
- Я уйду, а вы ей позвоните,- вы меня действитель но поняли?
- Да.
- Всего вам хорошего.
Он ушел. На улице сыпал снег. Снег сыпал теперь и утром и вечером.
Когда Ключарев пришел к нему на другой день после работы, Алимушкин уже лежал пластом - без движения и без языка. Увидев Ключарева, Алимушкин начал хва тать ртом воздух - он хотел сказать что-то приветствен ное, а улыбнуться не мог. Теперь и полуулыбка у него не получалась. "Удар у него опять был. Врач сказал, сильный",- лепетала суетившаяся возле Алимушкина тихая рязанская старушка. Это была его мать, прибыв шая по телеграмме. Ключарев утешал ее. И еще он дал ей некоторую сумму денег на всякие там расходы. Ста рушка закивала головой, как болванчик, и заплакала: "Спаси тебя бог, милый". Ключарев ушел, а она оста лась сидеть возле сына. На голове у нее был белый пла ток в горошек. Старушка сидела как застывшая. Она не понимала, что же это за беда и что же это за горе та кое, если ее сын, такой сильный и такой веселый и "уже выучившийся на инженера", лежит теперь пластом и не может сказать ни слова.
Ключарев вовсе не хотел избавить себя от того, что бы думать и помнить об Алимушкине. Он хотел изба вить от этого жену. Она была слишком уж нервной и слишком чуткой. Ключарев решил, что болезнь затяж ная, и решил, что будет время от времени Алимушкина навещать, а жене не скажет.
Он не сказал, и его не спросили, потому что в доме были шум, и гам, и суета, и сторонние разговоры: при ехала теща. Она прибыла довольно торжественно. Был подарок жене Ключарева. Был подарок сыну Ключаре ва. Был, разумеется, подарок и дочери Ключарева. По дарки были не очень дорогие, но выбранные с любовью.
А на другой день лукавить с женой нужды уже не было. Потому что она сама сказала:
- Прости, что я тебе надоедала и посылала к нему...
- К кому? - поинтересовался Ключарев.
- К Алимушкину...
И жена радостно сообщила, что звонила подруга и что наконец-то новости хорошие - у Алимушкина все наладилось. Алимушкин опять бодр. Алимушкин опять остроумен... Жена стала рассказывать подробности. Эти подробности были любопытны и даже в некотором роде изысканны, потому что подруга любительница телефо на - постаралась на совесть. Она вложила душу, и стара ние, и даже талант в последний всплеск темы, которую приходилось закрыть. И теперь жена Ключарева эти подробности пересказывала. Она была радостна. Она улыбалась. Она говорила и говорила. А Ключарев слу шал. Он слушал вполне заинтересованно. И даже пере спросил:
- Куда, ты сказала, он отбывает в командировку?
- На Мадагаскар...
И теперь Ключаревы заговорили о другом, тем более что тема была и волнующая, и куда более близкая. Сын-девятиклассник на соревнованиях взял первое место по чти на всех снарядах. На перекладине он получил де вять и семь - удивительный результат для юноши. Им заинтересовались известные тренеры. Молодого Дениса Ключарева собирались послать на общесоюзные соревно вания.
- Молодец, сын! - так сказал Ключарев.
Жена конечно же восторгов не проявила, более того, в глазах ее мелькнул знакомый Ключареву испуг - как бы чего не случилось? Перекладина снаряд опасный. Но сын тут же вмешался в разговор и успокоил ее: не робей, мама, зачем мне, мамочка, срываться с перекла дины, у меня же за это два балла снимут? И засмеялся. Он держался гордо. И в то же время весело. О нем так и хотелось сказать - Ключарев, сын Ключарева.
4
В пятницу Ключарев дал согласие заму. Он дал со гласие в общих словах, но по существу это уже значило "да".
1 2 3