Здесь выложена электронная книга Простая истина автора по имени Маканин Владимир. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Маканин Владимир - Простая истина.
Размер архива с книгой Простая истина равняется 10.46 KB
Простая истина - Маканин Владимир => скачать бесплатную электронную книгу
Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com)
«Владимир Маканин. Рассказы»: Современник; Москва; 1990
Владимир Маканин
Простая истина
рассказ
Терехов, человек молодой, стеснялся молодой женщины по имени Валя; жить с ней он жил, пожалуй, и любил, а вот ведь стеснялся — испытывал неловкость. О чем и речь. Валя, особенно не рассчитывая, все же надеялась, потому что прямо или косвенно женщина надеется, даже если думает, что это не так; Терехов к тому же был не женат, так что надежда крепилась, невеликая, а все же. Как-никак тридцать лет. Мужчина. И ведь когда-нибудь скрутит его радикулит, и должен же будет кто-то помыть ему ноги и переодеть в чистое белье, прежде чем вызвать неотложку.
— Радикулит? — и Терехов, спокойный, рассмеялся.
— А нечего смеяться.
— Повтори.
— Не хочу.
— Ну пожалуйста...
Но повторять Валя не захотела, она произносила слово «радикулит» как-то не совсем так — и знала, что смешно.
— Ну прости. Не дуйся, — улыбался Терехов.
— Отстань.
Они, конечно, мирились, укладываясь спать, иногда торопливо; встречались они у Вали — у неё была комнатушка в коммунальной квартире, чистенькая. Во всяком случае Терехову здесь нравилось. Тишина, чистота, простенькие обои на стенах — и особенно ему нравилось просыпаться утром; он потягивался; Вали уже не было (она уходила на фабрику в самую рань); еще сонный, он топал в коридор, обливался под душем, завтракал, здоровался с соседями Вали (милые люди!) и шел, не торопящийся, на работу. Утренняя новизна. Район возбуждающе незнаком; дома, люди, транспорт — все новое.
Терехов тоже жил в коммунальной квартире, но Валю к себе не приводил. Работал он в газете, журналист.
Роман их тянулся около года, чуть более, а Терехов был именно из тех, кто не против помочь, а то и побегать, позвонить и посуетиться ради другого, — так что проявиться он мог; трогательных и добрых дел он и в суете делал немало, и не потому, что надеялся отладить их в некую итоговую человечью копилку. Когда мать Вали приболела, он приехал к ним с опытным врачом, притом скоро, и отправил мать в больницу, где ее оперировал один из лучших хирургов. Спустя несколько месяцев матери, а также Вале (для ухода за выздоравливающей) он достал две замечательные путевки в Крым. И это было нелегко — достать две.
Мать и отец Вали жили в Подмосковье.
— Ты кто ж такой будешь? — поинтересовалась мать в тот особый раз и в то единственное посещение, когда Терехов приехал к ним с врачом.
— Друг Вали.
— Я тебя первый раз вижу.
— Я вас тоже, — улыбнулся Терехов, улыбка у него была добрая.
Больше они его не видели. А Валя (она уже поняла, что выйти за него замуж не светит) не рассказывала им о Терехове; она и вообще родителям мало и редко рассказывала, жила отдельно от них, своей жизнью.
Сама Валя тоже подчас удивлялась — Терехов, на ее взгляд, был добр и заботлив куда более, чем требовал этот их романчик, один из мимолетных, суетливых, скоро забывающихся романов, какими большой город кишмя кишит.
При всем том Терехов стеснялся Вали, о чем и рассказ.
Роман начинался, как и должно начинаться роману, — радужно. Терехову льстило, что вот ведь еще одна женщина любит его, а Вале — что еще один бегает за ней, увлекся, потерял голову или даже любит — в начале романа оттенки эти и разница их значения не имеют, невидные.
Когда Терехов поостыл, потух, что-то его еще держало, может быть инерция, а в Вале, как бы приотставшей от него, огонь только-только начинал гореть в полное пламя. Скоро, впрочем, она поняла, что надеяться не на что, и, понявшая, стала костер в себе тушить, потому что зачем же жечь зря и тратить силы. И потушила. В этом смысле Валя была опытной костровой, то есть опыт уже имелся — и как же нам не считаться с опытом.
Так что теперь это тянулось по инерции у обоих. А потом кончилось: просто и спокойно сошло на нет. И они перестали видеться.
В финале был такой штришок, запомнившийся. Терехов не хотел, чтобы Валя знала, где он живет: кончено — значит кончено. Хотя он и понимал, что она не придет и разыскивать не станет, однако сработала некая избыточная предосторожность.
Валя же, заметив, что он осторожничает и излишне обрывает концы, стала вдруг (хотя и было ей ни к чему) проявлять интерес и настаивать. В ней заговорило нечто лирическое, может быть, женское: встретиться, к примеру, лет через десять, пусть пятнадцать и попросту, по-человечески поспрашивать — как живешь, мил друг, как дела, как детки?
— Почему ты не хочешь дать адрес — что тут такого?
— А зачем?
— Ну так. Исчезнешь, как в лесу.
Терехов отмахнулся:
— Вот и отлично.
— Не приду я, не волнуйся — но лет через пятнадцать интересно же потолковать друг с другом, правда?
— Ничего интересного...
И не дал адрес.
Валя у Терехова была однажды, однако приехали они тогда на такси, поздно вечером, во тьме кромешной — дома, современные, стояли похожие один на другой.
— Не дашь адрес?
— Ну посмотрим, посмотрим, — уклоняясь, ответил он. И не дал. Чего он боялся, он и сам не знал. Глупость, конечно, ничего он не боялся. Вздор. Штришок под занавес.
Прошло два года. Валя жила с другим человеком, потом у нее было что-то еще и разное — и в конце концов она Терехова напрочь забыла. Имя еще как-то держалось, но лица его Валя уже не помнила.
И Терехов в свой черед постепенно забывал о ней — жил не тужил. Случился, правда, приступ радикулита, который предрекали, — его скрутило, соседи вызвали «помощь», помогли вынести и погрузить, после чего машина увезла Терехова в больницу. Поначалу пришлось несладко: Терехов лежал пластом, кричал, звал и два или три раза, издерганный, мочился лишь с помощью катетера, но потом отпустило, прошло. И засияло в больничные окна солнце. И сестреночки были милы. И друзья навещали. И, провалявшись дней десять, Терехов счастливо отбыл домой.
Он, одинокий, конечно же, вспомнил, что предрекала Валя, — и теперь смеялся. Был рад, что государство здорово нас оберегает и что нет нужды жениться лишь потому, что у тебя склонности, быть может наследственные, к радикулиту и к острым приступам.
Но все же он женился. И теперь тоже напрочь забыл о Вале, как забыла о нем она. Чужие люди. Конец.
Роман их был в самом разгаре, когда случилась встреча с тем рослым парнем, — Терехов и Валя возвращались к себе и, кажется, не спешили, кажется, из кино. Столкнулись же с ним они у самого Валиного дома, это точно.
— Валя? — удивился рослый парень и добавил, несколько развязно: — Как живешь?
Валя вся смешалась, и, видно, ей, смешавшейся, послышалось не как, а где живешъ?
— Здесь живу. По-прежнему.
— Помню, что здесь... В гости, что ли, зовешь?
А она все показывала дом и окна и все объясняла — здесь, дескать, живу, и получилось, что она его приглашает, хотя она не приглашала его вовсе. И тогда парень поплелся и пошел вместе с ними, от нечего делать пошел. Так получилось. Ситуация была предельно ясной. Все трое сидели за столом, и говорить им было не о чем.
Появился на столе чай, и какие-то слова, возникая, все же стали налаживаться — о кино, о погоде.
Парень вдруг засмеялся:
— Смотри-ка. Это ж моя книжка. И точно — одна из книг была его, когда-то, в свое время, он ее здесь забыл.
— Твоя, — с готовностью и даже спешно подтвердила Валя. — Твоя. Ты тогда забыл ее, бери.
— Возьму.
— Бери. Конечно, бери.
И тут Терехов (он сидел молча) услышал в ее голосе что-то такое, чего не слышал — испуг и жалкость, в том самом сочетании. Это было удивительно, но втрое удивительнее ему были его собственные, Терехова, слова, которые тут же и как бы сами собой последовали, — тут-то, кажется, в Терехова и вошло нечто, вошло глубоко, и названия этому не было.
— Как же так, Валя, — произнес Терехов с непонятней ему самому улыбчивостью и с полушутливым укором, — отдавать нужно чужое.
А парень продолжал:
— С некоторыми приходится скандалить — не отдают книгу, и все.
— Как же не отдать... Твоя же книга. Как это не отдают, — Валя, потерявшаяся, сыпала слова одно за другим; она была сама готовность, сама уступчивость.
Что-то повисло в воздухе, и Терехов не знал — что.
— А ведь эта тоже, кажется, моя книга, — продолжал парень. С этаким смешком продолжал он. — Моя...
Книга была на этот раз не его, дешевенький томик Есенина, — Терехов видел и помнил, как Валя ее покупала. В букинистическом.
Валя вспыхнула — и тут же заспешила:
— Бери, — у нее даже руки задрожали. — Бери. Конечно, твоя... Бери.
— Моя, — посмеивался парень. — Моя книга.
— Да, Правда, правда, — тараторила Валя, — твоя... И как так получилось, прямо не знаю.
Терехов заметил тогда же еще кое-что — глаза парня: мелькнула в них и, мелькнувшая, уже не уходила небрежность, бесцеремонность, что ли, когда с человеком позволено, дескать, и так и этак. Как хочешь. Большего-де она не заслуживает, такой человек... Чувство, хотя уже и узнанное, было Терехову в новизну: он сидел подавленный. Он понимал и знал лишь то, что, как и Валя, он готов отдать сейчас все, что на книжной полке и вне ее тоже, лишь бы человек этот, встреченный ими и вторгшийся, ушел по-тихому. Лишь бы исчез.
И тот ушел. И исчез.
За месяц или полтора случай будто бы выветрился, но однажды Терехов, придя к Вале, сказал, как говорил обычно; «Пойду в гастроном. Слетаю. Надо же купить чего-то на вечер», — а она увязалась за ним. «Валя, я сам схожу», — сказал Терехов и остро почувствовал, что ее сопровождения он почему-то не хочет. Он даже не понял почему. Даже удивился, как удивляются самому себе.
Обычно за покупками ходили то он, то она, но не вместе — так получалось.
— Посиди дома — одному в магазине проще, — говорил Терехов и слышал свой собственный странный голос.
— Ничего не проще.
Он шел с сумкой, Валя шла рядом — и впервые он понимал, что на них смотрят. Их видят.
— Может быть, вернешься? — попросил он.
— Н-нет, — сказала она, жмясь к его плечу.
— Ну хотя бы иди прилично.
— Что тут такого?
— Мы на улице все же. Не дома.
Он в меру попал, задев ее словом и царапнув, — теперь она не висла и не ластилась к нему, просто шла рядом. Постукивала каблучками. «Замухрышка, конечно, — подумал неожиданно Терехов, — но ведь знакомых вокруг никого...»
И только подумал, как увидел, что в гастроном входят они — Виктор и его жена Саня... может, и, не они (откуда им быть в этом районе), может, совсем другие люди, однако испарина, влажная, уже выступила на лбу Терехова. «Да что это со мной?» — с каждым шагом он удивлялся себе все больше.
Он сказал ей — нет, в тот отдел мы не пойдем.
— Ты же хотел вина купить, — Валя улыбнулась.
— Мало ли... и без вина можно.
— А сахар?
Ответить тут уж было нечего, и он не ответил, он просто затоптался на месте, ноги не шли, — а Валя тянула его за руку, звала:
— Идем же!
Он не понимал; можно сказать, не видел и не слышал; он только чувствовал, что он, Терехов, топчется на пятачке возле старенькой витрины, топчется и мнется, притом его тянут за руку, некрасиво тянут, а оттуда, из магазина, всю эту картинку, может быть, видят. Даже хорошо видят.
И тогда он (для кого и кого ради?) энергично мотнул головой — будто бы он, Терехов, что-то деловое обдумал и решил, хотя он и не обдумывал и не решал ничего. И сказал:
— Ладно. Согласен.
Они входили в гастроном, каблучки Валины, робкие, цокали рядом, и Терехову вроде бы стало полегче. Чуть. Он стал в очередь, как воткнулся. И, вставший, не поднимал глаз. А ведь веду себя, как подонок, и, как подонок, думаю, рассуждал Терехов, но не всерьез рассуждал, не о себе, а так, как рассуждают о посторонних.
Одновременно же он рассуждал еще и о том, что время-то идет и что удастся, пожалуй, избежать встречи с Виктором и Саней, — очередь двигалась живо, а они что-то ни появлялись. Застряли в отделе фасованных, кажется, продуктов. Бродили там. Выбирали сыр.
Он, в общем, уже поглядывал, осмелел. Валя, конечно, стояла с ним бок о бок — ну да мало ли кто рядом стоит или бродит, или даже прислонился, на то, она, очередь, и придумана, чтобы были как родные...
— Иди чего-нибудь купи, — сказал он Вале негромко. Вроде как знакомой своей сказал, но не очень знакомой.
— А чего?
И теперь он тупо думал — чего.
А на Валю, заждавшуюся, вдруг нашло — она стала ластиться; она придвинулась на четверть шага (а ближе было уже и некуда) и своей опущенной книзу рукой сжимала его руку, висевшую вдоль тела; нежничая, она ладонью прижимала ладонь, будто бы незаметно, а на самом деле очень даже заметно, потому что в очереди и делать-то нечего, кроме как глазеть. «Ну будь же поласко-вее, — шептала она. — Поласковее. — И, шепча, повторяла с тихой гордостью: — Сокол мой».
Он чувствовал, что весь взмок и что, пожалуй, бледен.
Виктор и Саня (он боковым зрением неотрывно следил за их силуэтами), рослые и красивые, набрав колбасы и сыру, приближались; они его не видели; они разговаривали. Теперь они могли встать сюда же, в очередь за вином, а могли и не встать, пройти мимо отдела и вовсе уйти — живут же без вина люди, не обязательно же.
Они прошли мимо.
Терехову стало легче; свободной рукой он, не медля, смахнул мучившую его мокроту со лба — свободной, потому что ту руку Валя все еще сжимала. Уже более щедрый, он стиснул ей руку в ответ, — и зря, потому что Валя, почувствовав, что поощряют, тут же забыла обо всех и обо всем: она продела руку под его рукой, обняла и стала касаться бедром о бедро. Ласковая вся. И близкая. «Вы бы уж легли, что ли», — заметила какая-то ядовитая старушонка. Плевать, подумал Терехов.
— А может, это любовь, — сказал он, хотя и негромко, однако вызывающе, настраиваясь на известную ноту перепалки и скандала, который мог бы сейчас в очереди возникнуть. Мог бы — но не возник. Очередь молчала. Терехов не без некоторой гордости глядел поверх молчащих голов; пот на лбу его и на лице остыл быстро и разом, как и должен пот остывать в такую минуту.
Тем не менее: едва они, от людей и чужих глаз отстранившиеся, прошли по улице несколько шагов, его затрясло, задергало изнутри, и, уже не удивляясь себе, он бросал ей слово за словом:
— Да что же ты виснешь без конца — виснешь! виснешь!..
— А? — она растерялась.
— А, б, в, — передразнил он, — надо же уметь себя вести. Не умеешь, так хотя бы догадывайся, что хорошо; а что плохо!
Она вжала голову в плечи, заплакала; а когда пришли, стала уговаривать его лечь и поспать — решила, что он, дерганый, перенервничал в своей последней командировке (он действительно недавно только вернулся и сам же ей рассказывал, что поездка была хлопотливой).
— Ложись, — уговаривала она, — отоспись хорошенько. Сокол мой.
Валя резала щавель, перья лука, морковку и что-то напевала невыразительное — после того похода в гастроном прошло уже около месяца.
— Обед готовишь? — спросил Терехов, хотя что же тут было спрашивать.
— Ага, — откликнулась она.
Он же думал о том рослом парне, вдруг встреченном, о Вале, о ее жизни, — думал он вяло, и притом ему было довольно ясно, что все это думается, чтобы не думать еще об одном человеке, чуть ли не главном, — о себе. О себе и о ней. О том, к примеру, почему он ее стесняется и какой ему в этом урок или укор, и, если уж до конца и впрямую, — почему Валя вполне и без оговорок устраивает его в этой комнате, в этой постели, и почему же ни шага в сторону от этой комнаты, ни полшага.
Валя, — как бы между прочим и даже будто бы ворчливо сказал он, — ты уж одевайся получше. Свитерок, что ли купи поэффектнее.
— Этот тебе не глядится?
— Он никому не глядится.
Помолчав, она сказала, впрочем, весело:
— Денег нет. В этом месяце — не выйдет...
Он, слава богу; тоже смолчал, свел разговор на другое, на вчерашний фильм, кажется, а вскоре же дал ей денег и притом дал ненавязчиво, аккуратно, как подарок. Сумел. Хотя у самого было в обрез.
И Валя купила — свитерок оказался нелеп, это ж было черт знает что, а не свитерок и плюс что-то там нелепое творилось с плечиками, велики, что ли, или с размером напутано. То одно плечико уползало на лопатку, то другое, Валя поминутно это дело поправляла, подтягивала и перетягивала — и при этом сияла, как сияет ребенок.
— Нравится, а?.. То-то. В хорошей тряпке любая женщина — конфетка.
И все же Терехов отправился с ней в театр, тогда же и специально отправился, и терпел все то, что и полагалось там, на людях, при этом терпеть.
Он пытался ее принарядить, сводил как-то к известному дамскому мастеру, хотя бы и для беседы, он покупал даже журнальчики с модами, а потом махнул рукой: все на ней было не то и не так.
Тем более что роман их был уже на излете. Как раз в эти дни Терехов стал отдаляться, а Валя, тоже за него не цепляющаяся, выспрашивала лишь адрес, на нее нашла блажь, причуда — встретиться лет, скажем, через пятнадцать и потолковать по душам.
— ...Не даешь мне адресок — почему?
— Посмотрим, — уклоняясь, сказал Терехов. И конечно, не дал.
Прошло два, может быть, года, когда Терехов каким-то образом оказался однажды в том самом районе, где Валя; поколебавшись, он зашел, как заходят к чужим.
Простая истина - Маканин Владимир => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Простая истина автора Маканин Владимир дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Простая истина у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Простая истина своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Маканин Владимир - Простая истина.
Если после завершения чтения книги Простая истина вы захотите почитать и другие книги Маканин Владимир, тогда зайдите на страницу писателя Маканин Владимир - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Простая истина, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Маканин Владимир, написавшего книгу Простая истина, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Простая истина; Маканин Владимир, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн