– Спокойной ночи.
Сара смотрела в потолок и слушала размеренное дыхание лежавшей рядом Белинды. Почему ей никакого труда не составляло заниматься любовью с Эллисон, которую она никогда раньше не знала и вряд ли еще раз увидит? А Белинда – несмотря на то, что она, Сара, любит ее и не задумываясь отдаст за нее жизнь – не вызывает никаких запретных желаний. Как это называла Эрика Джонг? Трахаться инкогнито? Может, именно анонимность партнеров ведет к безграничной свободе в любви? Может, барьер отделяет нас лишь от людей, которых мы знаем и с которыми общаемся много лет, и совсем другое дело – ночь с незнакомцем в гостиничном номере, в чужом городе, когда тебя ничто не связывает – идешь вперед, будто ветер толкает тебя в спину, а на ладони лежит пропуск со словами «Проход всюду».
Выпростав руку из-под одеяла, Сара нашла в темноте запястье Белинды. Пальцы скользнули меж пальцев, но Сара не была уверена в том, что Белинда проснулась; видимо, прикосновение подруги заставило ее мышцы непроизвольно сократиться – даже во сне. Белинда лежала на спине, и Сара пыталась уловить подрагивание ее век, свидетельствовавшее бы о том, что подруга не спит. Но уж слишком темно было в спальне. Другую руку Сара осторожно положила Белинде на ключицу, позволив пальцам плавно двинуться туда, куда их направляет инстинкт – от шеи к плечу, а затем ниже, к подмышке с ее нежной и мягкой кожей.
Не раскрывая глаз, Белинда медленно повернулась на бок, тело ее уступало, раскрывалось навстречу Саре. Но по-прежнему в тишине слышалось только их дыхание. Сара ткнулась лицом в шею Белинды, ощутив под губами дрожащую жилку пульса. Ноги их переплелись; только тончайший шелк ночной рубашки Белинды разделял два тела. На Сару пахнуло теплом. Ее руки легли на бедра Белинды, поднимая нижнюю кромку ночной рубашки все выше. И когда эта едва ощутимая преграда исчезла, когда кожа Белинды покрылась бисеринками пота, а сама она все теснее прижималась к подруге, что-то внутри Сары вдруг сломалось, как бы говоря «нет». Напряжение, сводившее судорогой ее ноги, спало; утихла и сотрясавшая Белинду дрожь.
– С человеком, которого любишь, у меня ничего не получается, – прошептала Сара, целуя Белинду в губы и отстраняясь.
Наверное, этот поцелуй не дал прозвучать словам, уже готовым сорваться с губ. Может быть, таким образом Сара хотела сказать «прости» или «пойми меня, пожалуйста». А возможно, поцелуй был единственным разумным выходом из сложившейся ситуации. Сара и сама не знала. Как бы то ни было, Белинда не проронила ни звука, она лишь вновь повернулась на спину, отчего постель сделалась даже шире. Сара крепко смежила веки, сожалея о том, что царившая в спальне темнота не была непроглядной.
Когда она провалилась в сон, перед глазами поплыли видения, настолько реальные и яркие, что даже по прошествии нескольких недель они не потеряли для Сары своей остроты. Как бы со стороны она видела себя сидящей у входа в небольшую пещеру. Внутри горел огромный костер, причем пламя его было таким жарким, что Саре приходилось отодвигаться все дальше и дальше от края пещеры, чтобы не сгореть. В пещере, несмотря на пылающий огонь, сидел Энтони, очевидно, совершенно невосприимчивый к испепеляющей жаре, расслабленный и довольный. В нескольких ярдах от Сары в ствол дерева вжималась Белинда, во весь голос проклиная Энтони, называя его подонком и негодяем, выкрикивая пропитанные ненавистью слова. Энтони повернул голову и посмотрел на Сару, отсветы пламени плясали в его волосах – и тут только Сара заметила рядом с ним Эллисон – она спокойно сидела в двух шагах от адского зарева. Сара удивилась в душе: почему же она не находит в себе сил противостоять этому пеклу, почему не приблизится ко входу? На ее глазах Эллисон приникла к Энтони, слилась с ним в поцелуе, а он заключил ее в объятия. Тут Сара не выдержала, и голос ее соединился с голосом Белинды.
– Прочь руки от того, что принадлежит мне! – прокричала она Энтони. – Убирайся трахать блондинок в другое место!
Вместе с Эллисон Энтони выбрался из пещеры, и оба они, отряхнув с себя золу костра, зашагали в лес. В тишине было слышно, как трещит дерево, объятое пламенем, да шумит ветер в лесу, поглотившем Эллисон и Энтони.
9
Сара
На следующее утро подруги ни слова не обронили о том, что было между ними ночью. Сара рассказала Белинде свой сон. Во дворике позади дома они рвали апельсины и отжимали из них сон, готовили тосты, пили кофе и читали вслух свои гороскопы, найденные на одной из страниц утренней газеты.
– Какие у тебя планы на вечер? – поинтересовалась Белинда, сидя напротив Сары за кухонным столом, сбивая в чашке масло со жженым сахаром до состояния однородной коричневатой массы, чтобы намазать на тосты.
– Иуда интереснее узнать, чем это ты занимаешься, – ответила Сара.
– А мне так больше нравится. Когда я была маленькой, то пользовалась просто сахаром, но потом переключилась на жженый – он полезнее.
– Белинда, да это то же самое, как если бы кто-нибудь стал рассуждать о том, что раньше, мол, он курил «Мальборо», но затем перешел на «Карлтон», поскольку это полезнее для легких. Сахар остается сахаром, как никотин – никотином. Что касается планов на вечер, то у меня их нет. Проведаю Марка, а позже, по-видимому, отправлюсь к родителям.
Вместе со стулом Белинда отодвинулась от стола.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вместе со мной ты пошла на лекцию, – сказала она.
– Осмелюсь спросить, для кого? Для тех, кого в детстве мама грудью не кормила?
– Видишь, вот вечно ты так. – Белинда положила готовый тост на тарелку. – Как только слышишь то, что не хотела бы слышать, тут же начинаешь острить и издеваться.
– Про это мне уже говорили, – маловразумительно буркнула под нос Сара.
– Что?
– Ничего. Хорошо, обещаю, что буду работать над своим кругозором. Шутки в сторону. О чем лекция?
– Ее прочтет известный спиритуал, Филлип.
– О да, слышала это имя. Кстати, а как его фамилия?
– Он просто Филлип. Рассказывает о том, как защитить собственную душу от посягательств. Он учит, что посторонний человек непременно украдет ее – если не быть достаточно бдительным.
– И что же нам предлагается в качестве оружия? – У Сары было такое ощущение, что Локи говорил об этом менее воинственно.
– Воля, – ответила Белинда, подавшись вперед и как бы делясь сокровенной тайной. – Филлип разъясняет, что твоя воля должна быть подобна железу. Он даже заставляет нас выполнять физические упражнения – для того, чтобы укрепить ее. – На лице Белинды появилось восторженное выражение, всегда раздражавшее Сару. Экзальтация никогда не придавала ей убедительности.
– Хорошо, я пойду с тобой, но если окажется, что эти упражнения сродни хождению по раскаленным углям – извини.
– Что ты, ничего общего. Встретимся здесь в шесть.
До клиники Сара добралась в начале одиннадцатого. Когда она вышла из лифта, ей почудился аромат духов ее матери. Шанель номер 5. От Клэр Нортон, сколько Сара помнит мать, всегда пахло только ими. Чтобы попасть в палату Марка, Сара должна была пройти мимо комнаты, в которой прошлым вечером она видела Локи. Может, он и сейчас там, может, сын его пришел в сознание – тогда она зайдет и расскажет о том, как познакомилась с его отцом, и они недолго поболтают. Сара тихонько постучала в дверь и, не услышав ни звука, медленно приоткрыла ее. Пустая больничная кровать сверкала белизной свежих простыней, уголки подушки были аккуратно расправлены.
«Он не доживет до утра», – сказал ей Локи.
– Вы кого-нибудь разыскиваете? – послышался за спиной Сары женский голос.
Она обернулась. Посреди коридора стояла сиделка с подносом, на котором белели маленькие бумажные стаканчики с таблетками.
– Человека, который лежал в этой палате. Что с ним?
– Мне очень жаль… Вы его друг? Или знакомая семьи?
– Нет. Просто я… Прошлым вечером я познакомилась с его отцом. Я хотела навестить его, и… он… умер?
– Очень сожалею… да. Сегодня, поздно ночью. – Сиделка отвернулась, неторопливо продолжив свой путь по коридору.
Они всегда, подумала Сара, уходят тихо и беззвучно, как будто не хотят оставлять после себя никаких воспоминаний.
Сара знала, что уже никогда больше не встретит Локи. Прислонившись к стене, она закрыла глаза, пытаясь представить, где в эту минуту он может находиться, в какой обстановке. Не удавалось увидеть его в Лос-Анджелесе или в другом городе – перед глазами стояла почему-то пелена снега, будто Локи мог существовать лишь как неотъемлемая часть зимы, как голые черные ветви деревьев, протянутые к небу. Только на их фоне всплывало из памяти его лицо. Сара даже слышала, как хрустит снег у него под ногами, эхом отдаваясь в морозном воздухе.
Было время, когда и Марка Сара представляла среди заснеженной белой равнины, в куртке, густо усыпанной снежинками. Пока он учился в юридической школе Колумбийского университета, его письма сестре были полны ярких образов: как долго, оказывается, может висеть в воздухе облачко вырвавшегося изо рта пара, какие высокие сугробы наметает у стен домов. Саре казалось, что в другое время года брат просто не впишется. И когда он приехал домой на летние каникулы, когда в мягком солнечном свете шагал по выложенной кирпичом дорожке к дверям родительского дома, Сара с трудом его узнала.
– С вами все в порядке?
Открыв глаза, Сара увидела перед собой молодого человека в белом халате.
– Да. Просто немного глаза устали… Или с духом собиралась, что-то вроде этого. Я пришла проведать брата.
Она заторопилась к палате, где лежал Марк, – а вдруг в клинике есть правило, запрещающее посетителям бесцельно торчать в коридоре? Может, этот тип решил, что она намерена украсть здесь стетоскоп или собрать подписи на какой-нибудь петиции. Она здесь на законном основании, сюда ее привела забота о больном родственнике.
– …не возникнет никаких проблем. Ты сможешь жить в своей старой комнате, – услышала она голос матери, когда вошла в палату.
– Его старая комната? Ты имеешь в виду ту, что нисколько не изменилась за двадцать лет, с того дня, когда Марк уехал на учебу? – спросила Сара, целуя мать в щеку. – Честно говоря, готова держать пари, что удастся разыскать даже твое одеяло, помнишь, с надписью «Одинокий охотник».
Припав к груди Марка, она обняла его и оставалась в этом положении чуть дольше, чем предполагала сначала. Брат был единственным в ее жизни человеком, к которому Сара могла прибежать в любую минуту и с любыми проблемами. Крепость его рук не вызывала у нее никаких сомнений.
– А где отец?
– Не захотел идти. – На лицо Клэр набежала какая-то тень, как бывает, когда скрытая тоска пробивается на поверхность.
– Он себя нормально чувствует? – спросила Сара. – Не заболел?
– Нет, милочка, дело в другом. Просто он очень расстраивается, когда приходит в больницу и видит Марка в бинтах…
– Он был здесь в самую первую ночь, – вставил Марк.
Но Сара лучше их понимала, в чем тут суть. Отец уже вплотную приблизился к тому возрасту, когда больница представляется неким зловещим знамением. Жизнь человеческая не должна заканчиваться в подобных местах – вот что, скорее всего, он про себя думает. Убедившись, что с Марком все будет хорошо, он целиком отдался страхам за самого себя.
Сара взглянула на мать, приложившую руку ко лбу Марка. Как будто он снова превратился в маленького мальчика, и она решает, пускать ли его в школу. На Клэр были темно-синие брюки, белая блузка и плоские, без каблуков, давно вышедшие из моды туфли со стоптанными задниками – из-за привычки, садясь, освобождать пятку.
Туфли огорчили Сару: слишком уж явно выдавали они возраст матери – ведь она даже не побеспокоилась надеть перед выходом из дома что-нибудь поприличнее. Что должен чувствовать человек, замечая в своих родителях подобные перемены? Не забудь вечером посмотреть в зеркало и спросить, куда же ушли прожитые годы, сказала себе Сара, смутно ощущая свою вину за то, что была не слишком внимательной дочерью.
– Все уже обговорено, – сказала Клэр сыну. – Дома ты быстро встанешь на ноги, я об этом позабочусь.
– Но не надолго, мама, – ответил Марк, – мне только поправиться.
– Хорошо, договорились. – Клэр поднялась, прижимая сумочку локтем. – Зайди потом к нам, – повернулась она к Саре. – Проведай отца.
– Обязательно. Пока, мама.
Сара села на кровать, скрестив по-индейски ноги. Так же вот она сидела на постели Марка, когда они были намного моложе и вели бесконечные серьезные разговоры о жизни.
– Знаешь, ты приносишь ей столько радости, – обратилась она к брату. – Она вновь чувствует себя матерью.
– Понимаю. Да и как я мог ей отказать? Ну? Что там с тобой происходит? По лицу вижу, что над тобой ходят грозовые тучи.
– Неужели и вправду заметно, а?
Повязку на голове Марка заменили на другую, поуже, на нее Саре было не так страшно смотреть. Она сделала глубокий медленный выдох.
– Такое ощущение, что теперь я не знаю, кто я такая. Кажется, даже лицо меняется, выворачивается наизнанку. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– По-моему, это называется кризис личности.
– Да, более или менее точно. Просто не знаю, что со мной творится, Марк. Я делаю вещи, которые ну никак не согласуются с моей натурой.
– Например?
– Эту ночь я провела в доме Белинды и чуть было не начала заниматься с нею любовью. Собственно говоря, мы начали, но тут же прекратили. И я не знаю, что меня огорчает больше – то, что начали, или то, что прекратили.
В Марке Саре особенно нравилась его невозмутимость. Он был одним из немногих, кому Сара без опасения могла сказать абсолютно все.
– Не думаю, что стоит огорчаться из-за этого, – ответил брат после едва заметной паузы. – Вы с нею давние друзья. А люди постоянно ищут новые способы выражения своей любви. Может, в тот момент наиболее подходящим вам обеим показался секс. Может, твое чувство к ней захватило тебя целиком, ты ощущала ее близость и тебе хотелось стать для нее еще более близкой. Не усложняй, на самом деле все гораздо проще.
– Но меня-то остановила именно любовь к ней… мне кажется. Черт, я совсем запуталась. Ненавижу такие ситуации – я привыкла раскладывать все по полочкам.
Сузив глаза, Марк не отрывал взгляда от лица сестры.
– Может, ты не все мне рассказала? Умолчала о чем-нибудь?
– Так вот почему из тебя получился такой хороший юрист, да?
– Мммм… Скорее, это инстинкт. Так что? Дашь мне недостающее звено?
Саре очень хотелось отвести глаза, но она не посмела.
– Я занималась любовью с женщиной, точнее, с девушкой моложе меня. Там, в Париже. Вместе с Энтони.
Марк пару раз медленно моргнул.
– То есть втроем?
– Не совсем. Энтони только смотрел. Большего он просто не мог. Я связала его.
Он расхохотался. Лицо покраснело, на глазах выступили слезы.
– Но перед тем, как вылететь в Лос-Анджелес, ты его освободила? – Он поднес руку к забинтованной щеке. – О-о! Ну и шутки у тебя – от них становится больно. – Но смех все еще разбирал его.
– Что здесь смешного? – спросила Сара и тоже рассмеялась, сама не зная чему.
– Понятия не имею. Судя по тому, о чем ты рассказываешь, темой нашей беседы является кармическое воздаяние.
Хохот душил обоих, Сара испугалась даже, что вот-вот войдет сестра с успокоительным для Марка.
– Тсс! А то меня вышвырнут отсюда за нарушение порядка, – еле выдавила из себя Сара.
– Хорошо, хорошо. – Марк сделал пару глубоких вдохов и взял себя в руки. – Теперь серьезный вопрос. И тебе это понравилось? Я имею в виду с девушкой?
– Не знаю. Сейчас мне все это кажется таким нереальным. Это было как во сне, я видела отвратительный, злой сон. Энтони на такое способен. У него есть какая-то власть надо мной.
– Сказать тебе, что я думаю?
– Скажи.
– Вряд ли ты к этому пристрастишься.
– Да, видимо, такая перемена блюд мне не по вкусу. Марк улыбнулся.
– Сдается мне, что Энтони – пока лучшее из того, что с тобою случалось.
– Прости?
– Помнишь тот день, когда мы отправились в апельсиновый сад и ты влепила Лэйну?
– Конечно. Я сломала ему нос.
– Так вот, после этого я не спускал с тебя глаз. И мне пришло в голову, что, хотя какая-то часть твоего «я» пришла в ужас от вида крови и хруста хрящей, другой части понравилось быть победителем и взыскивать положенную дань. За прошедшие годы я убедился, что ты отработала эту технику, – теперь кровоточат не твои суставы, а кулаки мужчин, пытающихся пробиться в крепость, которой ты себя окружила.
Марк смолк; в палате повисла хрупкая тишина, не нарушаемая даже их дыханием.
– Продолжай, – негромко попросила Сара.
– Тебя тянет к мужчинам в некотором роде опасным, но в конце концов ты превращаешь их в хныкающих мальчишек.
– Типа Лэйна.
– Совершенно точно. Кровь из носа, конечно, не хлещет, но в переносном смысле… ты снова оказалась в апельсиновом саду со сжатыми кулачками. Не знаю даже, уходила ли ты когда-нибудь вообще из этого сада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37