Он знал, что она изменяет ему… На ее всегда влажных губах чувствовал горечь чужих поцелуев. Следя за взглядом ее глаз, устремленных на разнузданную роспись потолка, хотел перехватить очертания каких-то дорогих ей видений, которых, как ему казалось, были полны ее задумчивые воспоминания.
Афродита чувствовала на себе тяжелый взгляд повелителя огненных гор, и ее ласковая душа затягивалась сумраком сомнений. Она никак не могла сообразить, как ей себя вести, ведь он никогда не говорил ей об этом. По-своему ей было понятно, что он мог бы сказать: несомненно желает, чтобы она все делала скрытно; он самолюбив, и сознание, что другие видят его позор, для него непереносимо. Но как же можно что-нибудь скрыть, когда повсюду столько любопытных глаз? Из-под древесной коры глядят темные очи Гамадриады, наяда с зелеными волосами шпионит из-за речного тростника, за каждым уступом горы сидит нимфа или сатир, а среди луговых цветов и трав притаились маленькие леймониады, любовницы полевых кузнечиков.
Не знала богиня, что делать, и пришла ей в голову мысль, что безопаснее всего ей будет с любовником в собственном доме. Стоит он несколько в стороне от больших олимпийских дворцов, и в него можно проникнуть незаметно. Прислугу отпустит под каким-нибудь предлогом, а хариты преданны ей. К тому же выберет такой день, когда муж будет далеко. Все это она сказала своему любовнику.
А любовником ее тогда был Арей – бог войны. Как он был прекрасен, великолепен, силен! Правда, как-то раз разбойники засадили его в бочку и если бы не Гермес, он бы не выбрался… Афина его всегда побеждает, хотя и дева она… И запах его не очень приятен, поскольку он все время проводит во фракийских горах, где люди ходят в тулупах… Шумлив и хвастлив, говорить умеет только о войне… Так-то так, зато он очень хорош во многих-многих других отношениях. О нем вспоминается со сладостным томлением.
Началось это у них как бы случайно. Знались очень давно, но не обращали друг на друга внимания, пока как-то под стенами Трои… Диомед, грубый, греческий герой, ранил Киприйскую деву в руку, и Арей увез ее без сознания на Олимп. И второй раз – на той же самой троянской равнине… Под жилистой рукой Афины оба легли в пыли, пропитанной кровью воинов. Когда очнулись, взглянули друг на друга с симпатией. На следующий день Арей навестил больную кузину и принес ей подарки, с благодарностью принятые. Он покорил ее своей простотой, а она не смогла бы ответить, если бы он спросил, почему сопротивляется. Поэтому не сопротивлялась.
Афродите казалось: на сей раз она так хитро все устроила, что никто даже не догадается. Встретились тайно в покинутом алькове Гефеста, никто их не видел. Один только бог, тот, что все видит, бог-солнце Гелиос. Проезжая на своей огненной колеснице над дворцом Гефеста, усмотрел через верхние окна Афродиту и Арея, сомкнувших объятия. Как-то странно его это задело. Никогда не любил сплетен, хотя обо многом мог бы порассказать, но сейчас вдруг его охватило такое отвращение к этим двум развлекающимся тайной любовью, что вечером, едва распряг коней, он устремился к хромому кузнецу и все ему раскрыл.
Гефест ни словом не отозвался. Смотрел, как медленно закрываются двери за пламенеющим богом, который удалился слегка обиженным. Отпустил всех циклопов и остался в кузнице один. Взял кусок железа и начал ковать. Сметал молотом красные завихрения пылающего металла и вытягивал его во все более тонкую проволоку. Очень долго так трудился. Кончил только на следующий день около полудня и тогда направился в свой дворец. Осмотрел альков, тот был пуст: Афродита после утреннего купания отбыла куда– то на своей колеснице, запряженной голубями. Гефест вернулся в кузницу и принес оттуда то, что изготовил ночью. Были это металлические сети, очень тонкие, совсем незаметные. Он натянул их вокруг столбов, поддерживающих ложе, и на балках потолка, затем присмотрелся и кивнул головой: был доволен, никто не заметит этой «паутины». Уходя, сказал слугам, что выезжает на Лемнос, а когда вернется – неизвестно. Может, через месяц, может быть, раньше.
Афродита обрадовалась отъезду мужа. Послала одну из харит, чтобы предупредила Арея. Под вечер услышала в прихожей знакомый звон доспехов. Поздоровались, но очень беседу не затягивали. Собственно, говорить им, как всегда, было особенно не о чем, поцелуи и ласки заменяли слова. В конце концов они впали в страстное забытье, а когда очнулись, заметили, что не могут пошевелиться: что-то их связывает и сковывает вместе. Это были именно те сети. В момент, когда мир перестал для них существовать, предательские нити оплели кругом их ложе и теперь не давали вырваться.
Возлюбленные не понимали, что случилось, и эта неизвестность еще больше увеличивала их тревогу. Затем отворились окованные бронзой двери, и на пороге появился Гефест. Он, казалось, почернел от гнева и ненависти. Вместе с тем в уголках его горящих глаз таилась почти игривая ухмылка. Муж глядел на них, и взгляд его жег, как огонь. Видно было, какое наслаждение доставлял ему их испуг. Афродита плохо знала своего мужа. Никогда не могла бы сказать, как будет вести себя и что предпримет этот кобольд (подземный дух. – Примеч. пер.). Только в голове у нее промелькнуло, что может получиться, как с тем креслом Геры: Гефест подарил матери разукрашенное кресло, а когда та в него уселась, что-то сковало ее, и сидела она так целыми днями, пока хитроумный кузнец не соизволил избавить ее от издевательского узилища.
В этот раз он, однако, поступил по-другому. Поднял крик и созвал всех богов Олимпа. Богини остались дома. Дворец Гефеста заполнила толпа бессмертных. Некоторое время все взирали с изумлением. Затем жестокий смех сотряс небесный свод. Такого зрелища еще никто им не устраивал. Ибо мощный, страшный, неудержимый, неустрашимый, уничтожающий, как пожар, человекоубийца Арей лежал бессильный, как дитя в пеленках, а рядом – его золотистая любовница вся розовая от стыда, который делал ее наготу еще более нагой. Боги в толпе обменивались шепотом и смехом. В ногах ложа стояли Аполлон и Гермес. Оба смотрели как бы с некоторым сочувствием. Неожиданно Аполлон обратился к быстроногому сыну Майи.
– Признайся, – сказал он довольно громко, – хотел бы ты добровольно вот так, связанный, лежать бок о бок с Кипрейской девой?
– Хоть сейчас! И пусть узы будут троекратно сильнее, и пусть смотрят на это все боги и все богини!
В словах его был такой сердечный запал, что богов опять охватил сладостный смех. Только Посейдон не смеялся. Когда они успокоились, он подошел к Гефесту и попросил его закончить эту нелепую забаву. Молчавший до сих пор Гефест заговорил. Слова вылетели из него подобно языкам огня. Он жаловался, а казалось, что угрожает.
И хромой он, и некрасивый, и отвратительный. А жена у него – чудо из чудес. Никто не знает, как она прекрасна, знает он один. Все это не то, эти обнаженные прелести, тело упругое и нежное. Есть еще другие вещи. Он их знает. Но где она все время? Там, где юность, где стройные, гибкие тела, где весь этот шумный мир, залитый солнцем. Ее жизнь там, а не здесь. А что он? Посмешище. Прокоптившийся кузнец. Никто его не принимает всерьез. Его нельзя любить, уважения он тоже недостоин. Видите! Даже его дом не уважают. А ведь любой дом, даже самого ничтожного человека, охраняет чистое благословение Гестии. Но хватит об этом. Так далее не может продолжаться. Он отошлет ее туда, откуда взял. Пусть только вначале Зевс отдаст тот выкуп, который муж отдал за нее. Только и всего. Да и Арей должен ему возмещение за чужеложество. И он, Гефест, не выпустит этого смазливого ловеласа, пока тот не выплатит ему всего.
Хромой бог дергался, тряс кулаками, кричал. Наконец замолчал, но слова его, прежде чем стихли, долго еще отзывались глухим рокотом стен. Посейдон, среди общего молчания, повторил свою просьбу. Гефест словно пришел в себя, сгорбился, сник и поковылял на своих некрепких ногах в сторону ложа. Дрожащими руками распутал сети.
Арей, как был голый, бежал в свои фракийские горы, Афродита же шмыгнула на Кипр, в Пафос, где хариты ее вымыли, умастили, убрали в изящные одеяния, так что выглядела она прекрасно, как в тот день, когда море с пенной усмешкой передало ее благоухающей цветами кипрской земле.
РОМАН С БЫКОМ
В кругу служанок сидит добрая царица Пасифая, имя которой означает освежающая. Шумно и весело говорят о приближающемся бое быков, который вскоре устраивает царь Минос. Как раз один из его военачальников вернулся победителем из дальних стран и привез с собой множество невольников. Какой-то странный, варварский люд, говорящий на непонятном языке. Юноши и девушки с чудными чертами, светловолосые, с голубыми глазами. Из них выбрали самых красивых, сейчас, под надзором царского распорядителя игр, обучают их искусству борьбы с разъяренным зверем. Требует это большой силы, гибкости и ловкости движений. Надо на бегу вскочить на хребет быка и воткнуть ему в холку острый дротик. Говорят, особо отличается в этих игрищах одна девушка, и так она изворотлива и прекрасна, что придворный скульптор сделает с нее чудесную статуэтку. Такую желает иметь царица Пасифая – маленькую, из слоновой кости, отображающую тот момент, когда девушка несется по арене на быке, держась за его рога.
Как-то странно поглядывают служанки, рассказывая о красоте этой варварской девушки. Царица Пасифая видит это, понимает и незаметно улыбается. Она слишком уверена в своем Миносе. О, не всегда так было! Еще не так давно «сладкая девица» Бритомартида, любимица быстроногой Артемиды, убегая от непристойной страсти царя, бросилась в море. И тогда в первый, а может, и в последний раз Пасифая пустила в ход свою чудодейственную силу, присущую всему роду Гелиоса, – силу, которая так помогла ее племяннице Медее из неизвестной далекой Колхиды.
Царица Пасифая заколдовала царя Миноса. Что-то сделала, произнесла какие-то заклинания, спалила такие и сякие зелья – и вот чары подействовали: царь Минос не в состоянии иметь любовную связь ни с какой посторонней женщиной. Сколько раз ни пытался, выходили из него гады мерзкие, змеи, скорпионы, которые, попав в лоно девы, приводили к смерти. Такое учинила ревнивая супруга. С тех пор одна она будет ему любовницей и женой, она будет рожать ему детей, и чтобы они все были так же прекрасны, как ее дочь, прелестная Ариадна.
Пасифая гордится своим благородным происхождением от лучистого бога солнца. Как раз в этот момент, глядя на угасающие блики, которые проникают даже в ее покои от отцовской колесницы, горделиво думает, что немногие девы этой земли могут похвалиться таким родственником. И не знает того, что именно сейчас менее всего вызывает она зависть. Ибо над Гелиосом тяготеет гнев Афродиты. Конечно, никто, кроме Зевса, невластен над огненным богом. Но на земле есть его дети, на которых она может излить свою месть.
Царица Пасифая подпала под гнев великой богини. По вине отца, который слишком старательно охранял супружескую честь Гефеста, кара постигнет его дочь. Это справедливо и мудро. А кара будет суровая и весьма изобретательная. Рано утром, когда Пасифая выйдет из своей разукрашенной ванны и, облаченная во все приличествующие ее положению одежды, направится в святую рощу, по дороге ее охватит чувство страсти, такое чудовищное, что будет вызывать изумление у позднейших поколений и обесславит весь ее род.
В тенистых долинах заросшей лесами критской Иды паслись многочисленные царские стада. Среди них был один белый бык, особенно красивый, дар Посейдона. Между рогами имел он черную метку, а сам был весь белый, как молоко. Коровушки-яловки со всей округи мечтали о том, чтобы хоть несколько минут подержать его на спине. Минос говорил, что другого такого быка нет на всей земле. Пожалуй, именно он был подобен быку, превратившись в которого Зевс похитил Европу.
Пасифая знала этого быка и часто гладила его лоснящуюся шею. В этот же день, покинув утром расписную баню, словно увидела его первый раз в жизни. Он показался ей несравнимо прекрасным, красивым не как бык, животное, а как бывает прекрасен человек, красивый мужчина. И охватило ее необъяснимое чувство, пожелала она стать любовницей быка. Забыла о том, что она в утреннем одеянии, забыла о святой роще, о своих служанках, бежала, чтобы признаться в любви. Бык повернул к ней свои большие ясные глаза, после чего продолжал пастись. Царица повелела, чтобы отныне пасли прекрасного быка отдельно: ревновала его к каждой телке.
Целые дни проводила Пасифая рядом с быком. Придворные девушки не видели ее и дивились, откуда вдруг у королевы такие буколические настроения. Это даже стало модным, и знатные критские дамы начали гулять по полям с вязанками свежей травы, подражали в этом царице Пасифае, которая своими белыми, холеными руками сама жала для любимого быка молодые веточки и отборные травы.
Но были дела и похуже. Царица, всегда такая набожная, неожиданно стала равнодушна к святым обрядам. Не видели ее на религиозных торжествах, а ее собственное капище, в котором она ежедневно приносила жертвы Великой Матери – повелительнице гор и лесных чащ, доброй царице львов, опустело и не красовалось свежими цветами.
И еще хуже. Она запустила не только царские обязанности, но и супружеские. Минос с удивлением и огорчением застал закрытым проход из его комнат в апартаменты царицы. Бык победил в сердце Пасифаи Миноса!
Каждый день рано-рано вставала царица Пасифая. Купалась в теплой воде, настоянной на благовониях, заплетала волосы косичками, надевала свои самые красивые платья с разноцветными оборками, стан стягивала корсажем и с открытой грудью, по придворной моде (а грудь у нее была великолепная), в изящной шляпке на голове шла к своему возлюбленному. В пути вынимала зеркальце, поправляла прическу, меняла местами драгоценные украшения так, чтобы возлюбленный все это оценил. В изящных туфельках бродила по горам и вечером возвращалась усталая, с разбитыми ногами, в платье, изодранном так, что впору было его отдать кому-нибудь из кухонных девушек.
Закрывалась, никого не хотела видеть, а если и вызывала прислугу, то разве только для того, чтобы отдать приказ зарезать такую и такую яловку – и немедленно! Терзаемая ревностью и неудовлетворенной страстью, царица засыпала тяжелым сном, полным знойных видений и миражей. Никто не смог ей посоветовать поехать в Ахею: там течет чудодейственная река Селемн, и стоит только омыться в ее водах, как забудешь все любовные терзания и тоску.
Не видя ниоткуда спасения, Пасифая решила довериться единственному человеку, который был в состоянии ей помочь. Пошла к Дедалу, афинянину. Известно было, что он все умеет: и по камню резать, и водопровод исправить, и канал построить. Как позднее оказалось, умел даже летать по воздуху. Пасифая призналась ему в своих затруднениях. Сначала он не понял, зачем она ему это рассказывает. Царица обещала ему золото и угрожала карой, но не сказала прямо, чего желает. В конце дала ему понять, что на возлюбленного надо произвести впечатление, будто она корова. Может быть, подойдет что-нибудь искусственное, какая-нибудь машина… Дедал понял, кивнул головой и взялся за работу.
Через несколько дней все было готово. Мастер выстрогал из дерева весьма подходящую корову и так искусно накрыл ее шкурой, что даже самый хитроумный бык не обнаружил бы подвоха. Внутри была выдолблена полость. Пасифая поднялась по сходням и там укрылась. Корову принесли на луг и привели быка. Самая ужасная страсть, когда-либо сжигавшая женщину изнутри, была удовлетворена. Через деревянную морду мнимой коровы вырывались дикие крики бешеного наслаждения.
Что сталось с быком, неизвестно. Пасифая же в положенный час родила чудовище, голову оно имело бычью, остальное тело – человеческое. Назвали его Минотавром. Он был неукротим и жаждал крови человеческой. Его убил Тесей, молодой афинский герой. Пасифаю Минос велел заточить. В печали и скорби скончалась дочь бога солнца.
АМФИТРИОН
Царица Алкмена была прекрасна. Ее голубые глаза были как васильки, темные и одновременно искрящиеся особым блеском, подобно двум озерам, в которых утопают мерцающие отображения звезд. Поэты воспевали ее стройные ноги и безупречную добродетель:
А сердце имела честное и столь верна мужу –
как бассейн, окруженный цветами.
Ею мог гордиться супруг Амфитрион, с кем она пребывала в беотийских Фивах в изгнании. Он часто покидал ее, отправляясь на войну. И тогда только и думал об отмщении врагам своим, из-за которых покинул родной край.
Алкмена оставалась одна. Сидела с прялкой в кругу своих служанок, пела вместе с ними, слушала старые сказки, а когда рассказывала сама, то те слушали, отложив свою работу. В другой раз, присев на пол, бросала кости, находя в игре не только развлечение, но и ворожбу о скором возвращении супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Афродита чувствовала на себе тяжелый взгляд повелителя огненных гор, и ее ласковая душа затягивалась сумраком сомнений. Она никак не могла сообразить, как ей себя вести, ведь он никогда не говорил ей об этом. По-своему ей было понятно, что он мог бы сказать: несомненно желает, чтобы она все делала скрытно; он самолюбив, и сознание, что другие видят его позор, для него непереносимо. Но как же можно что-нибудь скрыть, когда повсюду столько любопытных глаз? Из-под древесной коры глядят темные очи Гамадриады, наяда с зелеными волосами шпионит из-за речного тростника, за каждым уступом горы сидит нимфа или сатир, а среди луговых цветов и трав притаились маленькие леймониады, любовницы полевых кузнечиков.
Не знала богиня, что делать, и пришла ей в голову мысль, что безопаснее всего ей будет с любовником в собственном доме. Стоит он несколько в стороне от больших олимпийских дворцов, и в него можно проникнуть незаметно. Прислугу отпустит под каким-нибудь предлогом, а хариты преданны ей. К тому же выберет такой день, когда муж будет далеко. Все это она сказала своему любовнику.
А любовником ее тогда был Арей – бог войны. Как он был прекрасен, великолепен, силен! Правда, как-то раз разбойники засадили его в бочку и если бы не Гермес, он бы не выбрался… Афина его всегда побеждает, хотя и дева она… И запах его не очень приятен, поскольку он все время проводит во фракийских горах, где люди ходят в тулупах… Шумлив и хвастлив, говорить умеет только о войне… Так-то так, зато он очень хорош во многих-многих других отношениях. О нем вспоминается со сладостным томлением.
Началось это у них как бы случайно. Знались очень давно, но не обращали друг на друга внимания, пока как-то под стенами Трои… Диомед, грубый, греческий герой, ранил Киприйскую деву в руку, и Арей увез ее без сознания на Олимп. И второй раз – на той же самой троянской равнине… Под жилистой рукой Афины оба легли в пыли, пропитанной кровью воинов. Когда очнулись, взглянули друг на друга с симпатией. На следующий день Арей навестил больную кузину и принес ей подарки, с благодарностью принятые. Он покорил ее своей простотой, а она не смогла бы ответить, если бы он спросил, почему сопротивляется. Поэтому не сопротивлялась.
Афродите казалось: на сей раз она так хитро все устроила, что никто даже не догадается. Встретились тайно в покинутом алькове Гефеста, никто их не видел. Один только бог, тот, что все видит, бог-солнце Гелиос. Проезжая на своей огненной колеснице над дворцом Гефеста, усмотрел через верхние окна Афродиту и Арея, сомкнувших объятия. Как-то странно его это задело. Никогда не любил сплетен, хотя обо многом мог бы порассказать, но сейчас вдруг его охватило такое отвращение к этим двум развлекающимся тайной любовью, что вечером, едва распряг коней, он устремился к хромому кузнецу и все ему раскрыл.
Гефест ни словом не отозвался. Смотрел, как медленно закрываются двери за пламенеющим богом, который удалился слегка обиженным. Отпустил всех циклопов и остался в кузнице один. Взял кусок железа и начал ковать. Сметал молотом красные завихрения пылающего металла и вытягивал его во все более тонкую проволоку. Очень долго так трудился. Кончил только на следующий день около полудня и тогда направился в свой дворец. Осмотрел альков, тот был пуст: Афродита после утреннего купания отбыла куда– то на своей колеснице, запряженной голубями. Гефест вернулся в кузницу и принес оттуда то, что изготовил ночью. Были это металлические сети, очень тонкие, совсем незаметные. Он натянул их вокруг столбов, поддерживающих ложе, и на балках потолка, затем присмотрелся и кивнул головой: был доволен, никто не заметит этой «паутины». Уходя, сказал слугам, что выезжает на Лемнос, а когда вернется – неизвестно. Может, через месяц, может быть, раньше.
Афродита обрадовалась отъезду мужа. Послала одну из харит, чтобы предупредила Арея. Под вечер услышала в прихожей знакомый звон доспехов. Поздоровались, но очень беседу не затягивали. Собственно, говорить им, как всегда, было особенно не о чем, поцелуи и ласки заменяли слова. В конце концов они впали в страстное забытье, а когда очнулись, заметили, что не могут пошевелиться: что-то их связывает и сковывает вместе. Это были именно те сети. В момент, когда мир перестал для них существовать, предательские нити оплели кругом их ложе и теперь не давали вырваться.
Возлюбленные не понимали, что случилось, и эта неизвестность еще больше увеличивала их тревогу. Затем отворились окованные бронзой двери, и на пороге появился Гефест. Он, казалось, почернел от гнева и ненависти. Вместе с тем в уголках его горящих глаз таилась почти игривая ухмылка. Муж глядел на них, и взгляд его жег, как огонь. Видно было, какое наслаждение доставлял ему их испуг. Афродита плохо знала своего мужа. Никогда не могла бы сказать, как будет вести себя и что предпримет этот кобольд (подземный дух. – Примеч. пер.). Только в голове у нее промелькнуло, что может получиться, как с тем креслом Геры: Гефест подарил матери разукрашенное кресло, а когда та в него уселась, что-то сковало ее, и сидела она так целыми днями, пока хитроумный кузнец не соизволил избавить ее от издевательского узилища.
В этот раз он, однако, поступил по-другому. Поднял крик и созвал всех богов Олимпа. Богини остались дома. Дворец Гефеста заполнила толпа бессмертных. Некоторое время все взирали с изумлением. Затем жестокий смех сотряс небесный свод. Такого зрелища еще никто им не устраивал. Ибо мощный, страшный, неудержимый, неустрашимый, уничтожающий, как пожар, человекоубийца Арей лежал бессильный, как дитя в пеленках, а рядом – его золотистая любовница вся розовая от стыда, который делал ее наготу еще более нагой. Боги в толпе обменивались шепотом и смехом. В ногах ложа стояли Аполлон и Гермес. Оба смотрели как бы с некоторым сочувствием. Неожиданно Аполлон обратился к быстроногому сыну Майи.
– Признайся, – сказал он довольно громко, – хотел бы ты добровольно вот так, связанный, лежать бок о бок с Кипрейской девой?
– Хоть сейчас! И пусть узы будут троекратно сильнее, и пусть смотрят на это все боги и все богини!
В словах его был такой сердечный запал, что богов опять охватил сладостный смех. Только Посейдон не смеялся. Когда они успокоились, он подошел к Гефесту и попросил его закончить эту нелепую забаву. Молчавший до сих пор Гефест заговорил. Слова вылетели из него подобно языкам огня. Он жаловался, а казалось, что угрожает.
И хромой он, и некрасивый, и отвратительный. А жена у него – чудо из чудес. Никто не знает, как она прекрасна, знает он один. Все это не то, эти обнаженные прелести, тело упругое и нежное. Есть еще другие вещи. Он их знает. Но где она все время? Там, где юность, где стройные, гибкие тела, где весь этот шумный мир, залитый солнцем. Ее жизнь там, а не здесь. А что он? Посмешище. Прокоптившийся кузнец. Никто его не принимает всерьез. Его нельзя любить, уважения он тоже недостоин. Видите! Даже его дом не уважают. А ведь любой дом, даже самого ничтожного человека, охраняет чистое благословение Гестии. Но хватит об этом. Так далее не может продолжаться. Он отошлет ее туда, откуда взял. Пусть только вначале Зевс отдаст тот выкуп, который муж отдал за нее. Только и всего. Да и Арей должен ему возмещение за чужеложество. И он, Гефест, не выпустит этого смазливого ловеласа, пока тот не выплатит ему всего.
Хромой бог дергался, тряс кулаками, кричал. Наконец замолчал, но слова его, прежде чем стихли, долго еще отзывались глухим рокотом стен. Посейдон, среди общего молчания, повторил свою просьбу. Гефест словно пришел в себя, сгорбился, сник и поковылял на своих некрепких ногах в сторону ложа. Дрожащими руками распутал сети.
Арей, как был голый, бежал в свои фракийские горы, Афродита же шмыгнула на Кипр, в Пафос, где хариты ее вымыли, умастили, убрали в изящные одеяния, так что выглядела она прекрасно, как в тот день, когда море с пенной усмешкой передало ее благоухающей цветами кипрской земле.
РОМАН С БЫКОМ
В кругу служанок сидит добрая царица Пасифая, имя которой означает освежающая. Шумно и весело говорят о приближающемся бое быков, который вскоре устраивает царь Минос. Как раз один из его военачальников вернулся победителем из дальних стран и привез с собой множество невольников. Какой-то странный, варварский люд, говорящий на непонятном языке. Юноши и девушки с чудными чертами, светловолосые, с голубыми глазами. Из них выбрали самых красивых, сейчас, под надзором царского распорядителя игр, обучают их искусству борьбы с разъяренным зверем. Требует это большой силы, гибкости и ловкости движений. Надо на бегу вскочить на хребет быка и воткнуть ему в холку острый дротик. Говорят, особо отличается в этих игрищах одна девушка, и так она изворотлива и прекрасна, что придворный скульптор сделает с нее чудесную статуэтку. Такую желает иметь царица Пасифая – маленькую, из слоновой кости, отображающую тот момент, когда девушка несется по арене на быке, держась за его рога.
Как-то странно поглядывают служанки, рассказывая о красоте этой варварской девушки. Царица Пасифая видит это, понимает и незаметно улыбается. Она слишком уверена в своем Миносе. О, не всегда так было! Еще не так давно «сладкая девица» Бритомартида, любимица быстроногой Артемиды, убегая от непристойной страсти царя, бросилась в море. И тогда в первый, а может, и в последний раз Пасифая пустила в ход свою чудодейственную силу, присущую всему роду Гелиоса, – силу, которая так помогла ее племяннице Медее из неизвестной далекой Колхиды.
Царица Пасифая заколдовала царя Миноса. Что-то сделала, произнесла какие-то заклинания, спалила такие и сякие зелья – и вот чары подействовали: царь Минос не в состоянии иметь любовную связь ни с какой посторонней женщиной. Сколько раз ни пытался, выходили из него гады мерзкие, змеи, скорпионы, которые, попав в лоно девы, приводили к смерти. Такое учинила ревнивая супруга. С тех пор одна она будет ему любовницей и женой, она будет рожать ему детей, и чтобы они все были так же прекрасны, как ее дочь, прелестная Ариадна.
Пасифая гордится своим благородным происхождением от лучистого бога солнца. Как раз в этот момент, глядя на угасающие блики, которые проникают даже в ее покои от отцовской колесницы, горделиво думает, что немногие девы этой земли могут похвалиться таким родственником. И не знает того, что именно сейчас менее всего вызывает она зависть. Ибо над Гелиосом тяготеет гнев Афродиты. Конечно, никто, кроме Зевса, невластен над огненным богом. Но на земле есть его дети, на которых она может излить свою месть.
Царица Пасифая подпала под гнев великой богини. По вине отца, который слишком старательно охранял супружескую честь Гефеста, кара постигнет его дочь. Это справедливо и мудро. А кара будет суровая и весьма изобретательная. Рано утром, когда Пасифая выйдет из своей разукрашенной ванны и, облаченная во все приличествующие ее положению одежды, направится в святую рощу, по дороге ее охватит чувство страсти, такое чудовищное, что будет вызывать изумление у позднейших поколений и обесславит весь ее род.
В тенистых долинах заросшей лесами критской Иды паслись многочисленные царские стада. Среди них был один белый бык, особенно красивый, дар Посейдона. Между рогами имел он черную метку, а сам был весь белый, как молоко. Коровушки-яловки со всей округи мечтали о том, чтобы хоть несколько минут подержать его на спине. Минос говорил, что другого такого быка нет на всей земле. Пожалуй, именно он был подобен быку, превратившись в которого Зевс похитил Европу.
Пасифая знала этого быка и часто гладила его лоснящуюся шею. В этот же день, покинув утром расписную баню, словно увидела его первый раз в жизни. Он показался ей несравнимо прекрасным, красивым не как бык, животное, а как бывает прекрасен человек, красивый мужчина. И охватило ее необъяснимое чувство, пожелала она стать любовницей быка. Забыла о том, что она в утреннем одеянии, забыла о святой роще, о своих служанках, бежала, чтобы признаться в любви. Бык повернул к ней свои большие ясные глаза, после чего продолжал пастись. Царица повелела, чтобы отныне пасли прекрасного быка отдельно: ревновала его к каждой телке.
Целые дни проводила Пасифая рядом с быком. Придворные девушки не видели ее и дивились, откуда вдруг у королевы такие буколические настроения. Это даже стало модным, и знатные критские дамы начали гулять по полям с вязанками свежей травы, подражали в этом царице Пасифае, которая своими белыми, холеными руками сама жала для любимого быка молодые веточки и отборные травы.
Но были дела и похуже. Царица, всегда такая набожная, неожиданно стала равнодушна к святым обрядам. Не видели ее на религиозных торжествах, а ее собственное капище, в котором она ежедневно приносила жертвы Великой Матери – повелительнице гор и лесных чащ, доброй царице львов, опустело и не красовалось свежими цветами.
И еще хуже. Она запустила не только царские обязанности, но и супружеские. Минос с удивлением и огорчением застал закрытым проход из его комнат в апартаменты царицы. Бык победил в сердце Пасифаи Миноса!
Каждый день рано-рано вставала царица Пасифая. Купалась в теплой воде, настоянной на благовониях, заплетала волосы косичками, надевала свои самые красивые платья с разноцветными оборками, стан стягивала корсажем и с открытой грудью, по придворной моде (а грудь у нее была великолепная), в изящной шляпке на голове шла к своему возлюбленному. В пути вынимала зеркальце, поправляла прическу, меняла местами драгоценные украшения так, чтобы возлюбленный все это оценил. В изящных туфельках бродила по горам и вечером возвращалась усталая, с разбитыми ногами, в платье, изодранном так, что впору было его отдать кому-нибудь из кухонных девушек.
Закрывалась, никого не хотела видеть, а если и вызывала прислугу, то разве только для того, чтобы отдать приказ зарезать такую и такую яловку – и немедленно! Терзаемая ревностью и неудовлетворенной страстью, царица засыпала тяжелым сном, полным знойных видений и миражей. Никто не смог ей посоветовать поехать в Ахею: там течет чудодейственная река Селемн, и стоит только омыться в ее водах, как забудешь все любовные терзания и тоску.
Не видя ниоткуда спасения, Пасифая решила довериться единственному человеку, который был в состоянии ей помочь. Пошла к Дедалу, афинянину. Известно было, что он все умеет: и по камню резать, и водопровод исправить, и канал построить. Как позднее оказалось, умел даже летать по воздуху. Пасифая призналась ему в своих затруднениях. Сначала он не понял, зачем она ему это рассказывает. Царица обещала ему золото и угрожала карой, но не сказала прямо, чего желает. В конце дала ему понять, что на возлюбленного надо произвести впечатление, будто она корова. Может быть, подойдет что-нибудь искусственное, какая-нибудь машина… Дедал понял, кивнул головой и взялся за работу.
Через несколько дней все было готово. Мастер выстрогал из дерева весьма подходящую корову и так искусно накрыл ее шкурой, что даже самый хитроумный бык не обнаружил бы подвоха. Внутри была выдолблена полость. Пасифая поднялась по сходням и там укрылась. Корову принесли на луг и привели быка. Самая ужасная страсть, когда-либо сжигавшая женщину изнутри, была удовлетворена. Через деревянную морду мнимой коровы вырывались дикие крики бешеного наслаждения.
Что сталось с быком, неизвестно. Пасифая же в положенный час родила чудовище, голову оно имело бычью, остальное тело – человеческое. Назвали его Минотавром. Он был неукротим и жаждал крови человеческой. Его убил Тесей, молодой афинский герой. Пасифаю Минос велел заточить. В печали и скорби скончалась дочь бога солнца.
АМФИТРИОН
Царица Алкмена была прекрасна. Ее голубые глаза были как васильки, темные и одновременно искрящиеся особым блеском, подобно двум озерам, в которых утопают мерцающие отображения звезд. Поэты воспевали ее стройные ноги и безупречную добродетель:
А сердце имела честное и столь верна мужу –
как бассейн, окруженный цветами.
Ею мог гордиться супруг Амфитрион, с кем она пребывала в беотийских Фивах в изгнании. Он часто покидал ее, отправляясь на войну. И тогда только и думал об отмщении врагам своим, из-за которых покинул родной край.
Алкмена оставалась одна. Сидела с прялкой в кругу своих служанок, пела вместе с ними, слушала старые сказки, а когда рассказывала сама, то те слушали, отложив свою работу. В другой раз, присев на пол, бросала кости, находя в игре не только развлечение, но и ворожбу о скором возвращении супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9