– Хорошо, – ответила я и вышла прогуляться, мне надо было подумать обо всем этом.
В лесу было сыро. Все вокруг: и дом, и мокрые деревья, и нависающая громада – горы навевало мрачные раздумья. Это было одинокое место.
Вечером Юджин сказал:
– Завтра поедем в город.
Он, достав запасной бумажник из ящика, положил туда несколько банкнот и протянул его мне. На бежевой коже бумажника золотым теснением были выведены инициалы Юджина, которые сказали мне, что это был чей-то подарок.
– Мы купим тебе кольцо и некоторые необходимые вещи, – сказал Юджин, и, когда он отвернулся, чтобы подбросить дров в камин, я быстро заглянула в бумажник, чтобы пересчитать деньги. Всего там было двадцать фунтов.
* * *
На следующий день, преодолевая порывы колючего ветра, мы шли по Грэфтон-стрит. Я чувствовала так, словно каждый встречный готов был порицать меня за мой грех.
– Бац, бац, – сказал Юджин расстреливая наших воображаемых врагов, но все равно чувствовала себя не в своей тарелке и была счастлива наконец найти убежище в ювелирной лавке.
Мы купили широкое золотое кольцо, и Юджин, надевая мне его на палец, произнес:
– С этим дорогим кольцом укладываю тебя в постель. Я вздрогнула и засмеялась.
Мы купили вина и кое-какой еды. Два романа в бумажных обложках и блокнот. В книжной лавке я спросила Юджина, богат ли он.
– Не особенно, – ответил он, – деньги уже почти что кончились, но я ведь получу за тебя приданое или заработаю…
Речь шла о том, что весной ему предстоит ехать в Южную Америку, снимать документальный фильм об ирригационных сооружениях для одной химической компании. Я уже не первый раз беспокоилась о том, возьмет ли он меня с собой.
Юджин постригся в заведении при отеле. Меня он оставил в баре наедине со стаканчиком виски с содовой. Но едва его спина скрылась из виду я опрокинула содержимое стаканчика одним глотком и спряталась в туалетной комнате, чтобы кто-нибудь из знакомых случайно не встретился мне. Я несколько раз вымыла руки и подкрасилась. Каждый раз, когда я мыла руки, служительница подбегала ко мне протягивая чистое полотенце. Я была уверена, что она думает, что я сумасшедшая, раз так часто мою руки. Но кольцо сияло так ярко, что мое лицо отражалось в его поверхности, когда я подносила руку поближе к глазам.
«Надо перестать кусать ногти», – подумала я, приглаживая их края. Я вспомнила то время, когда была маленькой и кусала ногти, Я была так глупа, что думала: вот исполнится мне семнадцать, и я в один момент стану взрослой дамой с длинными крашеными ногтями. Я дала седоволосой служительнице пять шиллингов, и та, зардевшись, забеспокоилась по поводу сдачи.
– Благодарю, сдачи не надо, – сказала я, – я сегодня вышла замуж.
Мне надо было сказать это кому-нибудь. Она жала мне руку, и ее глаза наполнились слезами, когда она желала мне многих и многих лет счастья.
Я тоже поплакала с ней за компанию. Все выглядело так, словно мы были мать и дочь. Мне так хотелось рассказать ей всю правду и получить ее одобрение в том, что я делаю все правильно. Но это, наверное, выглядело бы очень глупо, поэтому я просто ушла.
К счастью, не успела я устроиться в одном из кресел в баре, как появился Юджин. И хотя мы не виделись совсем недолго, когда я увидела его, подумала 6 том, как он красив. Так хороши были его оливковая кожа и выдающиеся скулы.
– Теперь все в полном порядке, – сказал он, касаясь своей щекой моего лица. Он также и побрился.
Я очень сильно надушилась, и он сказал, что я пахну просто замечательно. Потом, желая продолжить праздник, мы отправились в обеденный зал ресторана и были первыми, для кого накрыли в этот вечер ужин. Юджин заказал полбутылки шампанского, но когда официант принес ее в ведерке со льдом, заказ показался нам очень жалким, и Юджин велел принести полную бутылку. Я попросила пробку, которая хранится у меня и поныне. Я ценю ее более всего, что у меня есть, эту пробку с остатками серебристой фольги. Мы чокнулись, и он сказал:
– За нас.
Я выпила, мечтая о том, чтобы всегда оставаться молодой.
Это был превосходный вечер. Из-за стрижки его лицо выглядело молодым, даже мальчишеским. А на мне было новое черное вечернее платье, купленное на те деньги, которые он дал мне. При определенном свете, в определенные минуты большинство женщин выглядят прекрасными – это был мой свет и мои минуты, в зеркале на стене я видела, как мое лицо светится красотой.
– Я бы съел тебя, – сказал Юджин, – как мороженое.
Он повторил эти слова позже, когда мы были дома в кровати, и обнял меня, чтобы заняться со мной любовью. Покрутив кольцо на моем пальце, он сказал:
– Оно великовато тебе, надо его немного уменьшить.
– И так хорошо, – ответила я лениво, чувствуя какую-то томность во всем теле из-за шампанского и из-за голоса Юджина, который вдыхал запахи моих волос.
– Пускай это кольцо останется с тобой надолго, – сказал он.
– Как надолго?
– Покуда ты так вот по-детски смеешься.
Я заметила не без сожаления, что он избегал таких страшных слов, как «на всю жизнь».
– Тук, тук, пусти меня, – сказал он, настойчиво проделывая себе путь внутрь моего тела.
– Мне не страшно, мне не страшно, – сказала я. Он много раз говорил мне, чтобы я повторяла про себя эти слова, чтобы заставить себя не бояться. Поначалу мне было больно, но боль воодушевляла меня, и я лежала там, пораженная сама собой, касаясь языком его голого плеча.
Я застонала, но он успокоил меня поцелуем, и я затихла, молча касаясь своими лодыжками его бедер. Было очень странным участвовать во всем этом, даже комично, так что я подумала о том, как Бэйба и я частенько намекали на такие вот особенные ситуации, фантазируя и тут же пугаясь своего собственного любопытства. Я подумала о Бэйбе, и о Марте, и о моей тетке, о всех тех, кто считал меня ребенком, и я знала сейчас, что проследовала, пересекла безвозвратно границу, отделяющую женщину от девушки.
Мне не было приятно, просто я чувствовала странное удовлетворение, что сделала то, ради чего родилась. Мой разум сосредоточился на каких-то посторонних вещах. Я думала о том, что вот оно то тайное, что так пугало и влекло меня, все эти духи, и вздохи, и фиолетовые бюстгальтеры, и кружева на кровати, и ожерелья, и многое другое, все – ради этого? Мне все это казалось комичным и прекрасным. Его нарастающее волнение, словно морской волной окатывающее меня, и его слова, которые он шептал мне. Короткие стоны и крики, крики и короткие стоны, с которыми он вгонял себя в мое тело, пока наконец не взорвался и не омыл влагой своей любви.
Потом была тишина, такая тишина и спокойствие, и нежность, и мне казалось, будто у меня между ног лежал мокрый нежный цветок. Как раз в этот момент луна вышла из-за туч, заливая своим светом и комнату, и бурый ковер на полу. Шторы были открыты, но никто из нас не собирался их закрывать.
Я лежала в его объятиях, слезы медленно наполняли мои глаза и сбегали по щекам. Я боялась, что он увидит мое лицо, и неправильно истолкует мои слезы, я прятала глаза, потому что не хотела мешать ему чувствовать себя счастливым.
– Теперь ты падшая женщина, – сказал он после некоторой паузы. Голос его, казалось, приходил откуда-то издалека, потому что, слушая его страстный шепот, я совсем забыла, каким был его настоящий голос.
– Падшая, – повторила я эхом какой-то тихой дрожью.
Теперь я чувствовала себя не такой, как Бэйба или любая другая знакомая мне девушка. А вот если бы Бэйба была на моем месте, было бы ей страшно или, наоборот, сразу понравилось? Я подумала о маме, которая всегда дула на горячий суп, прежде чем дать его мне, и о тех резинках, которые она вставляла в мои гольфы, чтобы они не спадали.
Он перевернулся на спину, и я вдруг почувствовала себя одинокой, лишившись тяжести его тела. Он зажег свечу, а от нее прикурил себе сигарету.
– Ну что ж, новое положение – больше ответственности и больше проблем.
– Извини, что я явилась к тебе без приглашения, – сказала я, обидевшись на слово «положение», я просто перепутала его со словом «осложнение».
– Не стоит извиняться, я бы такую красотулю, как ты, из своей постели не выгнал, – пошутил он, и я подумала: а что же в самом деле он обо мне думает? Я не умела рассуждать о всяких высоких материях, даже поддержать беседу толком не умела. Я никогда не водила машину.
– Я постараюсь научиться рассуждать о всяких высоких материях, – сказала я. Я решила купить себе плотную юбку и корсет.
– Я вовсе не хочу, чтобы ты научилась рассуждать о высоких материях, – отозвался он, – я просто хочу, чтобы ты подарила мне хороших детей.
– Детей?! – я чуть не умерла, когда он это сказал, и даже села в постели. – Но ты же говорил, что у нас не будет детей.
– Не сейчас, – сказал он, несколько шокированный моей реакцией.
Дети путали меня. Помню, как Бэйба первый раз рассказала мне о кормлении грудью. Мы с ней как раз гуляли по полю и ели сладости. Мне стало так нехорошо, что я выкинула свой пакетик, так, чтобы она, конечно, не видела, а Бэйба преспокойненько доедала свое лакомство. Сейчас мне снова стало дурно.
– Да не волнуйся ты так, – сказал он, успокаивая меня и укладывая обратно в постель, – не беспокойся об этом. Все будет хорошо в конце концов. Выбрось все из головы, наслаждайся своим медовым месяцем.
– У нас вся постель смята, – сказала я только затем, чтобы переключить себя на что-нибудь простое, обыденное. Но нам было так хорошо, что никому не хотелось вставать и застилать постель заново. Он протянул руку и взял свою рубашку и застрявшую в ней майку, которые лежали на постели. Я помогла ему одеться и поцеловала впадинку у него между лопаток, вспоминая абрикосовый цвет его кожи при дневном свете.
– Ты есть не хочешь? – спросила я. Сна у меня не было ни в одном глазу, и мне хотелось, чтобы этот счастливый час продлился как можно дольше.
– Нет, только спать, – зевнул он и лег набок поближе ко мне.
– Я была хорошей девочкой? – спросила я, когда он положил руку мне на живот.
– Ты была просто замечательной девочкой.
– Это все не так уж страшно.
– Не будем возвращаться к прежним страхам, – ответил он, – спим.
Я чувствовала, что мой живот поднимается и опускается под весом его руки.
– Как твои рентгеновские снимки? – спросила я.
– Встретимся около Якобса завтра вечером в девять, – проговорил он сквозь сон, и его рука медленно соскользнула с моего живота.
* * *
Я не думала, что смогу заснуть, но заснула. Когда я проснулась, было светло, и я увидела, что он смотрит на меня.
– Привет, – сказала я, прикрывая глаза из-за яркого света солнца.
– Кэт, – сказал он, – у тебя такой безмятежный вид, когда ты спишь, я смотрел на тебя целых полчаса. Ты словно кукла.
Я положила голову ему на подушку, и наши лица оказались совсем рядом.
– О, – произнесла я радостно и вытянула ноги. Пальцы ног выглядывали из-под одеяла. Он сказал, что надо еще успеть кое-что сделать перед тем, как мы встанем и будем умываться. Он взял меня очень быстро, и на этот раз мне совсем не казалось это странным.
* * *
Мы умывались вместе. Принять ванну мы не могли, потому что не было горячей воды. Под душем у меня сердце зашлось от ледяной воды, а он тер мое тело мокрой мыльной губкой.
– Нет, нет, – просила я, но он сказал, что это хорошо для кровообращения.
– Хорошо, что ты не храпишь, – сказал он мне, когда мы растирались сухими полотенцами, – а то пришлось бы отослать тебя.
– Ты меня любишь? – спросила я.
– Задай мне этот вопрос лет этак через десять, когда мы будем лучше знать друг друга, – сказал он и позвал меня завтракать.
Он сказал Анне, что мы поженились.
– Знатная новость, – ответила она, но было видно, что она не особенно верит в нашу сказочку.
Глава шестнадцатая
Потом дни потекли один похожий на другой. Мы вставали в десять, иногда в одиннадцать, съедали легкий завтрак. За едой Юджин читал письма, иногда он читал их мне вслух, Это были главным образом деловые письма, и чем дальше, тем очевиднее становилось, что ему придется ехать в Южную Америку снимать этот фильм об орошении. При этом не похоже было, что есть какой-то шанс на то, что он возьмет меня с собой.
– В любом случае это не случится раньше апреля или даже мая, – сказал он, – так что давай наслаждаться жизнью и поменьше думать о том, что будет завтра. Вот этой жизнью, этим, например, моментом, когда мы просто сидим с тобой рядом и едим вареные яйца.
После завтрака мы обычно отправлялись на прогулку. Частенько шли сильные дожди, но это не портило нам настроения, Он показывал мне желуди и барсучьи норы, которые я прежде и не замечала. Он любил уединяться среди растений и деревьев, любил смотреть на реку.
– Смотри, – говорил он иногда, и я поворачивалась, думая, что увижу человека, но это оказывалось животное, чаще всего лань или просто какое-то удачное сочетание цветов в переплетениях деревьев. Цвет неба тоже очень много значил, он любил подмечать оттенки – серо-голубое, темно-голубое, голубое и бело-зеленое. Еще он любил развлекать меня, изображая себя стариком.
Мы немножко поработали на ферме. Поставили на место вывалившиеся из стены камни, починили изгородь. Иногда мы перегоняли скот с одного поля на другое.
– Похоже, что ты собираешься остаться, Кэт? – спросил он как-то, стоя на холме.
– Я останусь еще на несколько недель, – ответила я. Мне нравилось быть с ним, мне было хорошо в его постели, но мне не хватало наших с Бэйбой походов в кино.
Днем он работал за своим письменным столом, пока я помогала Анне готовить обед. Мы делали жаркое, запекали в золе картошку и иногда варили витаминный суп. По воскресеньям к обеду подавалось вино, а по четвергам фрукты и орехи. Ему была свойственна умеренность, он никогда не ел много.
После ужина, если ему все еще хотелось поработать (он готовил сценарий для небольшого фильма о весне в Ирландии по заказу Би-Би-Си), Анна и я ходили на прогулку, После того как она укладывала спать своего ребенка. Она полюбила эти прогулки до главной дороги, во время которых она посвящала меня в свои личные тайны. Она лелеяла мечту стать поварихой в большом доме, но тут ей встретился Дэнис. Они познакомились на танцах и провели свою первую ночь под плетнем. Ну не в первый день, много позже конечно.
– Тебе хорошо, мистер Гейлард хоть говорит с тобой, – позавидовала мне Анна.
Дэнис находил ласковое словечко только для малыша и для овчарки. Я часто замечала, что он игнорирует Анну, не отвечает на ее вопросы, точно наказывая за что-то. Мое первое неприятное впечатление о ней значительно сгладилось. Она перестала то и дело вспоминать Лору. Я как бы подлизалась к ней, дав десятишиллинговую банкноту. Она раскроила мне новое платье…
* * *
В те вечера, когда Юджин не работал, я сидела вместе с ним в кабинете, гладила его волосы, и мы слушали музыку по приемнику. Я гладила его волосы и шею, мы прижимались друг к другу и в конце концов оказывались в постели. Мы быстро раздевались и ныряли под холодное одеяло. Мы любили друг друга в темноте, а за окном на своем дереве ухал филин. Потом мы вставали, шли умываться и выходили на прогулку после ужина.
Я даже не могу описать всю прелесть того, что существовало между нами тогда, я была слишком счастлива тогда и очень многого просто не замечала. Казалось, что так будет всегда, как всегда восходит луна и становится свежо после дождя. Сейчас мне известно, что многие мужчины отчуждаются от женщины, после того как позанимаются с ней любовью, но Юджин был совсем не таким.
– Тебе идет любовь, – говорил он часто, – она делает тебя еще прекраснее…
Я была просто счастлива. Мы бродили под деревьями, спускались к озеру, чтобы любоваться отражением луны в стальной глади воды. Мы смотрели на серпантин бегущей к далекому морю реки. Однажды волной прибило к берегу подстреленного насмерть оленя, и Юджин вместе с Дэнисом принесли его домой. У нас была целая гора свежего мяса. Мне вспомнилось, как в детстве у нас дома забили свинью, и я получила где шесть пенсов, а где даже шиллинг, разнося соседям тарелки со свежим мясом, и все равно у нас его осталось еще очень много для себя. Запах этого мяса навсегда запечатлелся в моей памяти.
Примерно через месяц неожиданно появилась Бэйба в обществе Туши. Они так долго сигналили, подъезжая к дому, что мы всполошились, решив, что за мной явились полицейские. На самом деле это была лишь Бэйба, которую привез на своем потрепанном собачьем фургоне Туша. Он открыл заднюю дверь фургона – боковая давным-давно сломалась, – и вместе с Бэйбой на свободу вырвалась целая стая борзых, которые разбежались по полю и стали резвиться, гоняясь за коровами.
– Кто это? – спросил Юджин. Мы сидели и пили чай.
– Туша, – ответила я, сердце мое упало, я была уверена, что этот визит не понравится Юджину.
На поднимавшейся по ступеням Бэйбе был мой оставленный у Джоанны, зеленый пиджак, а Туша, не успев войти, сразу же стал вести себя как дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23