В этом отношении вы достигли бы многого, если бы, например, перестали сами изыскивать материал для тех замечательных аппаратов, которые имеются в вашем распоряжении, а приблизили бы их к актуальным событиям. Вполне понятно, что люди, которые вдруг получили такую технику, сразу же развивают кипучую деятельность, чтобы дать материал этой технике, изобретают нечто вроде нового художественного ремесла, которое обеспечит ее искусственным материалом. Я с тревогой наблюдал, как везут в Нойбабельсберг громоздкие сооружения, изображающие египетские пирамиды и дворцы индийских раджей, чтобы заснять их там аппаратом, который человек легко мог бы положить в рюкзак. Я _полагаю, что вы должны использовать ваши аппараты, чтобы приблизиться к действительным событиям, а не ограничиваться только рассказами о них или сухими очерками_. Надо стараться проникнуть на важные заседания рейхстага и особенно на большие процессы. Это будет означать большой прогресс, и потому неизбежно появится целый ряд законов, которые попытаются этому воспрепятствовать. _Вы должны обратиться к общественности, чтобы устранить эти законы_. Конечно, нельзя недооценивать весьма естественную боязнь депутатов рейхстага быть услышанными во всей стране, но они должны преодолеть свой страх, так же как и судьи, которых, как я полагаю, испугает необходимость выносить приговоры перед всем народом. Кроме того, вы можете устраивать перед микрофоном вместо безжизненных отчетов настоящие _интервью_, в ходе которых интервьюируемые не имеют такой возможности тщательно продумывать свои лживые ответы, как они это делают для газет. Очень важную роль сыграли бы _диспуты_ с участием крупных специалистов. Вы можете в любых - больших или малых - помещениях устраивать доклады с дискуссиями. Но все мероприятия этого рода необходимо выделить из общего однообразия и серости ежедневного радиоменю, состоящего из домашней музыки и уроков иностранного языка; для этого следует заранее извещать о них публику.
2. Что касается материалов, специально подготавливаемых для радио, то, как я уже говорил, они должны занимать второстепенное место, но зато их необходимо сделать более значительными. Редко доводится слышать о работах действительно крупных музыкантов для радио. Не имеет никакого смысла от случая к случаю исполнять на концертах их произведения или иногда привлекать их к оформлению радиопостановок: подобные работы должны быть представлены во всем _принципиальном_ значении, причем желательно включать в программу произведения, созданные специально для радио. Что касается радиопостановок, то здесь Альфред Браун действительно предпринял ряд интересных опытов. Целесообразно' провести эксперимент с романом Арнольта Броннена, написанным для передач по радио, таких опытов должно быть больше. Для этого следует и впредь приглашать только самых лучших мастеров. В Берлине, на Франкфуртер Аллее, 244, живет талантливый эпический автор Альфред Деблин. Но я моту заранее сказать, что все эти эксперименты провалятся из-за смехотворно жалких гонораров, которые радио выплачивает из своих ассигнований на культурные цели. В отличие от весьма порядочной оплаты актеров и других исполнителей, литературные гонорары так низки, что еще очень долго не удастся побудить писателей постоянно работать для радио. Со временем вы должны, наконец, создать нечто вроде репертуара, то есть ставить пьесы через определенные промежутки времени, скажем, ежегодно.
3. Обязательно надо организовать студию. Без экспериментов просто невозможно полностью использовать вашу аппаратуру и все, что с ней связано.
4. Для двух последних пунктов моих предложений особенно необходимо, чтобы вы публично давали отчет о тех фантастических суммах, которые поглощает радио, отчитывались до последнего пфеннига в том, куда идут эти общественные деньги.
1927
ПУТЬ ВСЯКОЙ ПЛОТИ
Как сообщается в аннотации к романам Батлера, Дж. Б. Шоу внес хорошее предложение - в целях просвещения общества относиться к Батлеру со всей серьезностью. Но это предложение не имело такого большого успеха, как другое, чаще, правда, повторяемое и более настойчивое, но не такое хорошее предложение Шоу - ставить для этой же цели его собственные фарсы.
Батлер относится к буржуазным писателям, которых можно пересчитать по пальцам одной руки: в творчестве этих писателей деньгам отводится то место, которое они занимают в жизни буржуазного общества. Другие писатели, пятерых из которых можно назвать, перечислив пятерых самых преуспевающих писателей наших дней, избегают в своих книгах какого бы то ни было упоминания о деньгах, и тем самым возбуждают подозрение, что деньги являются целью их жизни. Батлер же никогда не вызывает такого подозрения, он, в отличие от наших писателей, не боится говорить о деньгах и потому не боится говорить об отношениях между людьми. Его педантизм в денежных делах оказывается в литературном отношении чрезвычайно плодотворным. Его книга содержит, помимо всего прочего, и критику его родителей, и в этом отношении представляет собой, литературно выражаясь, страшный разнос. Он констатирует два факта: 1) что его родители очень любили деньги, 2) что они держались правил, не имевших ничего общего с этой любовью к деньгам; иначе говоря, духовно жили в более высокой сфере, чем материально.
После выхода его книги прошло пятьдесят лет, и машины для производства книг сегодня много лучше, но какой из наших писателей, говоря об этих двух чертах родителей Батлера, не стал бы восхвалять вторую и порицать первую? (И не только в отношении его родителей, но об этом позднее!) Наши писатели сказали бы, что эти люди порой становились жертвами грязных мыслей, имея при этом в виду мысли о деньгах; Батлер же называет грязными мысли номер два. Он говорит, что его родители в денежных делах были усердны, проницательны и (что для него одно и то же) счастливы, но, к сожалению, их мысли, касавшиеся библии, воспитания детей и т. д., короче говоря, "высоких материй", были грязными. Здесь мы как раз подходим к батлеровской интерпретации понятия "морально правильно". Говоря о "счастливых делах" (например, о продаже пшеницы), он не забывает о мяогозначности слова "счастливый". Имеются в виду просто правильные дела. В этом же значении у него встречается выражение "счастливые взгляды".
Батлер в большей мере буржуа, чем Киплинг и даже чем Шоу. Совершенно ясно, на чьей он стороне (вопрос, на чьей он стороне, один из немногих, в которых не приходится сомневаться после прочтения его книг), но он идет до самой границы и переходит ее. Правда, он всегда возвращается: колонизатор, который вешает трофеи у камина. Он, так сказать, много раз переходит Рубикон с обеих сторон; Рубикон - река Батлера, но не рубеж Батлера! Он буржуазный писатель, и это не означает в данном случае плохой писатель; ведь он говорит и наблюдает не от имени всех людей, и, следовательно, нет нужды разоблачать его, доказывая, что он говорит только от имени буржуа. Он говорит и наблюдает от имени своего класса, причем в то время, когда этот класс, по-видимому, и в самом деле переживал подъем и потому мог питать надежду дать что-то всем людям. Батлер мог еще предполагать, что было бы хорошо, если бы все говорили, как он. Когда читаешь его книгу, кажется, будто в ней целый класс как раз заменяет устаревшие взгляды, уже не соответствующие его фактическому и материальному прогрессу, более пригодными, соответствующими его материальному уровню. И ничто так не уничтожает надежды на этот класс, как состояние нашей _сегодняшней_ литературы, которая создается после Батлера и тем не менее буквально во всем означает возрождение, вернее, укрепление, окостенение тех взглядов, которые, казалось, были разрушены материальным прогрессом, причем казались разрушенными уже Батлеру! Поэтому вряд ли можно чего-нибудь ждать от попыток, например, Деблина, вместо теории "окончательности" и "цельности" литературных произведений, обусловленной _неизменностью_ психологии, _характером_ данного писателя ("характером" в буржуазном смысле, то есть этаким непреклонным!), выдвинуть теорию, согласно которой писатели должны быть, по крайней мере осведомлены о технических достижениях в своей области и не смеют создавать что-то, что было бы _ниже_ уровня современной техники. Иначе можно было бы хоть сейчас, спустя четверть века после смерти Батлера, в обязательном порядке ввести в литературу применение диалектического метода, которым так успешно владел Батлер.
1929
СОНЕТ К НОВОМУ ИЗДАНИЮ ФРАНСУА ВИЙОНА
Сюда его Большое Завещанье
С истлевших перенесено страниц,
И здесь во всех ему знакомых лиц
Комком дерьма он бросил на прощанье.
В него плевали вы; где те плевки?
Где сам он, тот, что вами был оплеван?
Веселый стих его не арестован,
Над песнею не властны пошляки.
Купите эту книжку за три марки,
Ее цена - десяток сигарет;
Я знаю, что, как мертвому припарки,
Поможет вам ее благой совет,
Но все ж она вам преподаст урок.
Я сам немало из нее извлек!
ПРИМЕЧАНИЕ К СОНЕТУ
Я рад тому, что мне удалось способствовать появлению нового издания аммеровского перевода стихов Вийона. Он настолько хорош, что я считаю необходимым пояснить, почему я местами подверг основательной переделке те стихи, которые взял из этого сборника для "Трехгрошовой оперы". Театр требует подчеркивания действия. Отчетливость на сцене это совсем не то, что отчетливость в книге. Всякий, кто сравнит баллады в пьесе с балладами в книге, увидит, что в первых всегда подчеркнута определенная основная позиция, в каждой из них персонаж-тип описывает сам себя или концентрируется какой-нибудь сценический эпизод. Стиль оказался полностью измененным даже там, где сохранились целые массивы текста - это изменение вызвано _целью_. Поэтому всякий, кто (хотя бы и не на сцене) имеет сам возможность спеть или представить соответствующие баллады, воспользуется вариантом театральным. Но тому, кто захочет их прочесть, а таких будет, я надеюсь, очень много, понадобится данная книга. Это - классический образец перевода.
1930
ПЕСНЯ ЛИРИЧЕСКИХ ПОЭТОВ
(Относится к первой трети XX столетия,
когда за стихи перестали платить)
1
Данный опус изложен в стихотворной форме!
Подчеркну этот факт - ведь у многих понятия нет,
Что такое стихи и зачем существует поэт.
В наше время поэзия очень умеренно кормит!
2
Замечать не случалось вам, что в современной печати
Совершенно исчезли стихи? Не заметили вы ничего?
В чем же дело? А в том, что нас прежде любили
читать и
Стихотворцу охотно платили за вирши его.
3
Ну, а нынче ни пфеннига нам не начислят за строчку!
Потому-то стихи появляться не стали совсем.
Современный поэт с ходу требует: - Деньги на бочку!
Нет ли денег, ни бочки? Ну, значит, не будет поэм!
4
Но в душе он терзается: - Ах, мне мой грех
неизвестен!
Я за деньги готов был на все, я старался, лез вон я
из кожи!
Разве не был всегда я в делах по-коммерчески честен?
Уверяют меня живописцы, что полотна их тоже
5
Не идут! А ведь искусствоведы мазню восхваляли!
Натюрморты и жанры в замшелых подвалах
навалом...
Господа, господа! Что же вы нам платить перестали,
Хоть, в довольстве живя, с каждым днем обрастаете
салом?..
6
Мы ли не воспевали, набив благородный желудок,
Мы ли не восхваляли и медным стихом и латунным
Все, что вам по душе: телеса ваших жен полногрудых,
И осеннюю грусть, и ручей в освещении лунном...
7
Сладость ваших плодов! И листвы опадающей шорох!
Снова плоть ваших женщин! И домыслы ваши о боге!
И орнамент на урнах, на траурных урнах, в которых
Упокоитесь вы, сражены несвареньем в итоге!
8
Не одним только вам мы несли утешения слово
И к отверженным мы обращались с надежды словами:
Осушение слез пресловутого брата меньшого
Было миссией нашей. И щедро оплачено вами.
9
Сколько мы вам услуг оказали! Так служат фидельки
и моськи!
Гонораров просили, свиваясь в кольцо для салфетки!
Сколько пакостей мы учинили! Ради вас! Ради вашего
блага!
А с каким упоеньем жевали мы ваши объедки!
10
В колымагу впрягли мы громчайшие четверостишья,
Чтоб в крови и дерьме не увязла войны колымага!
"Полем чести" загон скотобойни назвали, а гаубицы
ваши
"Железногубыми братьями" - и это стерпела бумага!
11
Что за клише к налоговым повесткам
Мы рисовали - блеск! А все для вас!
Мурлыча наши пламенные гимны,
Шли граждане к дверям приходных касс!
12
Приготовляли мы для вас микстуры
Из лучших слов - тех, что, как медь, звенят!
Седые волки от литературы,
Мы сделались покорнее ягнят!
13
Артистически мы сочиняли исторические параллели
Между вами и теми, кому наши предки несытые
льстили!
Меценатов мы ублажали, потому что кушать хотели,
И, преследуя недругов ваших, мы кинжалы стихов
точили!
14
Загляните к нам, толстосумы! Не совсем оскудел наш
рынок!
Если можно, ешьте быстрее, доедать мы объедки будем.
Чего изволите, ваше степенство? Дифирамбов или
картинок?
Знайте, что без рекламы нашей вы не так уж дороги
людям.
15
Берегитесь, вы, меценаты! Мы прилипчивы словно
черти!
И привлечь ваш взор благосклонный возмечтали мы
с пылом старым,
Мы задешево вам продались бы, вы уж нам, господа,
поверьте,
Но, естественно, наши стихи и полотна мы не можем
отдать задаром!
16
Поначалу я рифмовал также первую с третьей
строкою,
Сочиняя стихи об упадке эстетных ремесел.
Но потом оказалось, что рифмы не стоят усилий,
Я подумал: "А кто мне за это заплатит?" - И бросил.
1931
РАДИО КАК СРЕДСТВО ОБЩЕНИЯ
Наше общественное устройство позволяет создавать и совершенствовать изобретения, которым предстоит еще завоевать себе сферу действия и доказать свое право на существование, короче говоря, изобретения, не вызванные заказом. Так, техника создала радио, когда общество было еще не подготовлено к тому, чтобы им пользоваться. В первой фазе своей истории радио выполняло роль заменителя. Заменителя театра, оперы, концерта, докладов, легкой музыки, местной хроники в газете и так далее. Это была золотая пора юности нашего подопечного. Я не знаю, миновала ли она, но если миновала, то юное существо, которому для появления на свет не пришлось предъявлять доказательств своего права на существование, должно хотя бы теперь задуматься над своим назначением. Так и человек в зрелом возрасте, утратив юношескую чистоту, спрашивает себя, зачем он, собственно, живет на белом свете.
Что касается назначения радио, то, по-моему, оно не может заключаться лишь в украшении общественной жизни. И чтобы вернуть уют домашнему очагу и привлекательность семейной жизни, радио, как я полагаю, недостаточно. Но помимо явной неопределенности своего назначения, радио страдает некоей однобокостью. Оно является лишь средством передачи информации, то есть оно только сообщает. Чтобы не ограничиваться одной критикой, я бы предложил превратить радио из средства передачи информации в средство общения, связи между людьми. Радио было бы великолепнейшим из всех возможных средств связи в общественной жизни, гигантской системой каналов, но, разумеется, ему удалось бы выполнить эту функцию лишь в том случае, если бы оно могло не только передавать, но и принимать информацию, то есть заставить слушателя не только слушать, но и говорить, не изолировать его, а, наоборот, связать с обществом. Таким образом, радио должно было бы вовлечь слушателя в свою работу, превратить его в поставщика материала. Поэтому следует абсолютно положительно оценивать всякую попытку радио придать общественным делам подлинно общественный характер.
Но что бы я и предпринимало радио, оно всегда должно выступать против той мелкотравчатости, незначительности, которая делает столь смешными почти все наши общественные институты. У нашей литературы короткое дыхание, она сознательно избегает какого бы то ни было воздействия на читателя, стремится нейтрализовать его, не вскрывает закономерностей всех вещей и явлений. Наша система образования абсолютно бездейственна, у нас больше всего боятся, как бы народное образование не привело к нежелательным последствиям.
Всякое, даже самое скромное начинание по этой линии безусловно увенчалось бы успехом, причем значительно большим, нежели успех любого мероприятия кулинарного свойства. Что касается весьма еще не совершенной техники таких начинаний, то основная задача, на которую следует ориентироваться, заключается в том, чтобы публика была не только объектом просвещения, но и сама активно участвовала в просвещении. Формально задача радио состоит в том, чтобы придать интерес этим мероприятиям, сделать их увлекательными. В какой-то мере их даже можно облечь в художественную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8
2. Что касается материалов, специально подготавливаемых для радио, то, как я уже говорил, они должны занимать второстепенное место, но зато их необходимо сделать более значительными. Редко доводится слышать о работах действительно крупных музыкантов для радио. Не имеет никакого смысла от случая к случаю исполнять на концертах их произведения или иногда привлекать их к оформлению радиопостановок: подобные работы должны быть представлены во всем _принципиальном_ значении, причем желательно включать в программу произведения, созданные специально для радио. Что касается радиопостановок, то здесь Альфред Браун действительно предпринял ряд интересных опытов. Целесообразно' провести эксперимент с романом Арнольта Броннена, написанным для передач по радио, таких опытов должно быть больше. Для этого следует и впредь приглашать только самых лучших мастеров. В Берлине, на Франкфуртер Аллее, 244, живет талантливый эпический автор Альфред Деблин. Но я моту заранее сказать, что все эти эксперименты провалятся из-за смехотворно жалких гонораров, которые радио выплачивает из своих ассигнований на культурные цели. В отличие от весьма порядочной оплаты актеров и других исполнителей, литературные гонорары так низки, что еще очень долго не удастся побудить писателей постоянно работать для радио. Со временем вы должны, наконец, создать нечто вроде репертуара, то есть ставить пьесы через определенные промежутки времени, скажем, ежегодно.
3. Обязательно надо организовать студию. Без экспериментов просто невозможно полностью использовать вашу аппаратуру и все, что с ней связано.
4. Для двух последних пунктов моих предложений особенно необходимо, чтобы вы публично давали отчет о тех фантастических суммах, которые поглощает радио, отчитывались до последнего пфеннига в том, куда идут эти общественные деньги.
1927
ПУТЬ ВСЯКОЙ ПЛОТИ
Как сообщается в аннотации к романам Батлера, Дж. Б. Шоу внес хорошее предложение - в целях просвещения общества относиться к Батлеру со всей серьезностью. Но это предложение не имело такого большого успеха, как другое, чаще, правда, повторяемое и более настойчивое, но не такое хорошее предложение Шоу - ставить для этой же цели его собственные фарсы.
Батлер относится к буржуазным писателям, которых можно пересчитать по пальцам одной руки: в творчестве этих писателей деньгам отводится то место, которое они занимают в жизни буржуазного общества. Другие писатели, пятерых из которых можно назвать, перечислив пятерых самых преуспевающих писателей наших дней, избегают в своих книгах какого бы то ни было упоминания о деньгах, и тем самым возбуждают подозрение, что деньги являются целью их жизни. Батлер же никогда не вызывает такого подозрения, он, в отличие от наших писателей, не боится говорить о деньгах и потому не боится говорить об отношениях между людьми. Его педантизм в денежных делах оказывается в литературном отношении чрезвычайно плодотворным. Его книга содержит, помимо всего прочего, и критику его родителей, и в этом отношении представляет собой, литературно выражаясь, страшный разнос. Он констатирует два факта: 1) что его родители очень любили деньги, 2) что они держались правил, не имевших ничего общего с этой любовью к деньгам; иначе говоря, духовно жили в более высокой сфере, чем материально.
После выхода его книги прошло пятьдесят лет, и машины для производства книг сегодня много лучше, но какой из наших писателей, говоря об этих двух чертах родителей Батлера, не стал бы восхвалять вторую и порицать первую? (И не только в отношении его родителей, но об этом позднее!) Наши писатели сказали бы, что эти люди порой становились жертвами грязных мыслей, имея при этом в виду мысли о деньгах; Батлер же называет грязными мысли номер два. Он говорит, что его родители в денежных делах были усердны, проницательны и (что для него одно и то же) счастливы, но, к сожалению, их мысли, касавшиеся библии, воспитания детей и т. д., короче говоря, "высоких материй", были грязными. Здесь мы как раз подходим к батлеровской интерпретации понятия "морально правильно". Говоря о "счастливых делах" (например, о продаже пшеницы), он не забывает о мяогозначности слова "счастливый". Имеются в виду просто правильные дела. В этом же значении у него встречается выражение "счастливые взгляды".
Батлер в большей мере буржуа, чем Киплинг и даже чем Шоу. Совершенно ясно, на чьей он стороне (вопрос, на чьей он стороне, один из немногих, в которых не приходится сомневаться после прочтения его книг), но он идет до самой границы и переходит ее. Правда, он всегда возвращается: колонизатор, который вешает трофеи у камина. Он, так сказать, много раз переходит Рубикон с обеих сторон; Рубикон - река Батлера, но не рубеж Батлера! Он буржуазный писатель, и это не означает в данном случае плохой писатель; ведь он говорит и наблюдает не от имени всех людей, и, следовательно, нет нужды разоблачать его, доказывая, что он говорит только от имени буржуа. Он говорит и наблюдает от имени своего класса, причем в то время, когда этот класс, по-видимому, и в самом деле переживал подъем и потому мог питать надежду дать что-то всем людям. Батлер мог еще предполагать, что было бы хорошо, если бы все говорили, как он. Когда читаешь его книгу, кажется, будто в ней целый класс как раз заменяет устаревшие взгляды, уже не соответствующие его фактическому и материальному прогрессу, более пригодными, соответствующими его материальному уровню. И ничто так не уничтожает надежды на этот класс, как состояние нашей _сегодняшней_ литературы, которая создается после Батлера и тем не менее буквально во всем означает возрождение, вернее, укрепление, окостенение тех взглядов, которые, казалось, были разрушены материальным прогрессом, причем казались разрушенными уже Батлеру! Поэтому вряд ли можно чего-нибудь ждать от попыток, например, Деблина, вместо теории "окончательности" и "цельности" литературных произведений, обусловленной _неизменностью_ психологии, _характером_ данного писателя ("характером" в буржуазном смысле, то есть этаким непреклонным!), выдвинуть теорию, согласно которой писатели должны быть, по крайней мере осведомлены о технических достижениях в своей области и не смеют создавать что-то, что было бы _ниже_ уровня современной техники. Иначе можно было бы хоть сейчас, спустя четверть века после смерти Батлера, в обязательном порядке ввести в литературу применение диалектического метода, которым так успешно владел Батлер.
1929
СОНЕТ К НОВОМУ ИЗДАНИЮ ФРАНСУА ВИЙОНА
Сюда его Большое Завещанье
С истлевших перенесено страниц,
И здесь во всех ему знакомых лиц
Комком дерьма он бросил на прощанье.
В него плевали вы; где те плевки?
Где сам он, тот, что вами был оплеван?
Веселый стих его не арестован,
Над песнею не властны пошляки.
Купите эту книжку за три марки,
Ее цена - десяток сигарет;
Я знаю, что, как мертвому припарки,
Поможет вам ее благой совет,
Но все ж она вам преподаст урок.
Я сам немало из нее извлек!
ПРИМЕЧАНИЕ К СОНЕТУ
Я рад тому, что мне удалось способствовать появлению нового издания аммеровского перевода стихов Вийона. Он настолько хорош, что я считаю необходимым пояснить, почему я местами подверг основательной переделке те стихи, которые взял из этого сборника для "Трехгрошовой оперы". Театр требует подчеркивания действия. Отчетливость на сцене это совсем не то, что отчетливость в книге. Всякий, кто сравнит баллады в пьесе с балладами в книге, увидит, что в первых всегда подчеркнута определенная основная позиция, в каждой из них персонаж-тип описывает сам себя или концентрируется какой-нибудь сценический эпизод. Стиль оказался полностью измененным даже там, где сохранились целые массивы текста - это изменение вызвано _целью_. Поэтому всякий, кто (хотя бы и не на сцене) имеет сам возможность спеть или представить соответствующие баллады, воспользуется вариантом театральным. Но тому, кто захочет их прочесть, а таких будет, я надеюсь, очень много, понадобится данная книга. Это - классический образец перевода.
1930
ПЕСНЯ ЛИРИЧЕСКИХ ПОЭТОВ
(Относится к первой трети XX столетия,
когда за стихи перестали платить)
1
Данный опус изложен в стихотворной форме!
Подчеркну этот факт - ведь у многих понятия нет,
Что такое стихи и зачем существует поэт.
В наше время поэзия очень умеренно кормит!
2
Замечать не случалось вам, что в современной печати
Совершенно исчезли стихи? Не заметили вы ничего?
В чем же дело? А в том, что нас прежде любили
читать и
Стихотворцу охотно платили за вирши его.
3
Ну, а нынче ни пфеннига нам не начислят за строчку!
Потому-то стихи появляться не стали совсем.
Современный поэт с ходу требует: - Деньги на бочку!
Нет ли денег, ни бочки? Ну, значит, не будет поэм!
4
Но в душе он терзается: - Ах, мне мой грех
неизвестен!
Я за деньги готов был на все, я старался, лез вон я
из кожи!
Разве не был всегда я в делах по-коммерчески честен?
Уверяют меня живописцы, что полотна их тоже
5
Не идут! А ведь искусствоведы мазню восхваляли!
Натюрморты и жанры в замшелых подвалах
навалом...
Господа, господа! Что же вы нам платить перестали,
Хоть, в довольстве живя, с каждым днем обрастаете
салом?..
6
Мы ли не воспевали, набив благородный желудок,
Мы ли не восхваляли и медным стихом и латунным
Все, что вам по душе: телеса ваших жен полногрудых,
И осеннюю грусть, и ручей в освещении лунном...
7
Сладость ваших плодов! И листвы опадающей шорох!
Снова плоть ваших женщин! И домыслы ваши о боге!
И орнамент на урнах, на траурных урнах, в которых
Упокоитесь вы, сражены несвареньем в итоге!
8
Не одним только вам мы несли утешения слово
И к отверженным мы обращались с надежды словами:
Осушение слез пресловутого брата меньшого
Было миссией нашей. И щедро оплачено вами.
9
Сколько мы вам услуг оказали! Так служат фидельки
и моськи!
Гонораров просили, свиваясь в кольцо для салфетки!
Сколько пакостей мы учинили! Ради вас! Ради вашего
блага!
А с каким упоеньем жевали мы ваши объедки!
10
В колымагу впрягли мы громчайшие четверостишья,
Чтоб в крови и дерьме не увязла войны колымага!
"Полем чести" загон скотобойни назвали, а гаубицы
ваши
"Железногубыми братьями" - и это стерпела бумага!
11
Что за клише к налоговым повесткам
Мы рисовали - блеск! А все для вас!
Мурлыча наши пламенные гимны,
Шли граждане к дверям приходных касс!
12
Приготовляли мы для вас микстуры
Из лучших слов - тех, что, как медь, звенят!
Седые волки от литературы,
Мы сделались покорнее ягнят!
13
Артистически мы сочиняли исторические параллели
Между вами и теми, кому наши предки несытые
льстили!
Меценатов мы ублажали, потому что кушать хотели,
И, преследуя недругов ваших, мы кинжалы стихов
точили!
14
Загляните к нам, толстосумы! Не совсем оскудел наш
рынок!
Если можно, ешьте быстрее, доедать мы объедки будем.
Чего изволите, ваше степенство? Дифирамбов или
картинок?
Знайте, что без рекламы нашей вы не так уж дороги
людям.
15
Берегитесь, вы, меценаты! Мы прилипчивы словно
черти!
И привлечь ваш взор благосклонный возмечтали мы
с пылом старым,
Мы задешево вам продались бы, вы уж нам, господа,
поверьте,
Но, естественно, наши стихи и полотна мы не можем
отдать задаром!
16
Поначалу я рифмовал также первую с третьей
строкою,
Сочиняя стихи об упадке эстетных ремесел.
Но потом оказалось, что рифмы не стоят усилий,
Я подумал: "А кто мне за это заплатит?" - И бросил.
1931
РАДИО КАК СРЕДСТВО ОБЩЕНИЯ
Наше общественное устройство позволяет создавать и совершенствовать изобретения, которым предстоит еще завоевать себе сферу действия и доказать свое право на существование, короче говоря, изобретения, не вызванные заказом. Так, техника создала радио, когда общество было еще не подготовлено к тому, чтобы им пользоваться. В первой фазе своей истории радио выполняло роль заменителя. Заменителя театра, оперы, концерта, докладов, легкой музыки, местной хроники в газете и так далее. Это была золотая пора юности нашего подопечного. Я не знаю, миновала ли она, но если миновала, то юное существо, которому для появления на свет не пришлось предъявлять доказательств своего права на существование, должно хотя бы теперь задуматься над своим назначением. Так и человек в зрелом возрасте, утратив юношескую чистоту, спрашивает себя, зачем он, собственно, живет на белом свете.
Что касается назначения радио, то, по-моему, оно не может заключаться лишь в украшении общественной жизни. И чтобы вернуть уют домашнему очагу и привлекательность семейной жизни, радио, как я полагаю, недостаточно. Но помимо явной неопределенности своего назначения, радио страдает некоей однобокостью. Оно является лишь средством передачи информации, то есть оно только сообщает. Чтобы не ограничиваться одной критикой, я бы предложил превратить радио из средства передачи информации в средство общения, связи между людьми. Радио было бы великолепнейшим из всех возможных средств связи в общественной жизни, гигантской системой каналов, но, разумеется, ему удалось бы выполнить эту функцию лишь в том случае, если бы оно могло не только передавать, но и принимать информацию, то есть заставить слушателя не только слушать, но и говорить, не изолировать его, а, наоборот, связать с обществом. Таким образом, радио должно было бы вовлечь слушателя в свою работу, превратить его в поставщика материала. Поэтому следует абсолютно положительно оценивать всякую попытку радио придать общественным делам подлинно общественный характер.
Но что бы я и предпринимало радио, оно всегда должно выступать против той мелкотравчатости, незначительности, которая делает столь смешными почти все наши общественные институты. У нашей литературы короткое дыхание, она сознательно избегает какого бы то ни было воздействия на читателя, стремится нейтрализовать его, не вскрывает закономерностей всех вещей и явлений. Наша система образования абсолютно бездейственна, у нас больше всего боятся, как бы народное образование не привело к нежелательным последствиям.
Всякое, даже самое скромное начинание по этой линии безусловно увенчалось бы успехом, причем значительно большим, нежели успех любого мероприятия кулинарного свойства. Что касается весьма еще не совершенной техники таких начинаний, то основная задача, на которую следует ориентироваться, заключается в том, чтобы публика была не только объектом просвещения, но и сама активно участвовала в просвещении. Формально задача радио состоит в том, чтобы придать интерес этим мероприятиям, сделать их увлекательными. В какой-то мере их даже можно облечь в художественную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8