Она не припадала к земле с улыбкой страха, а обычно лизала и покусывала губы доминирующей самки или несколько раз подряд терлась подбородком о ее голову. Но она тоже прижимала уши и неистово виляла хвостом.
Один из самых интересных жестов подчинения у гиеновых собак, который и самые низшие, и более высокие по рангу животные демонстрируют перед доминирующими особями, — это «подставление шеи»: подчиненная особь слегка отворачивает морду и подставляет согнутую шею доминирующему животному. Таким образом, животное убирает в сторону свое единственное оружие — зубы и, следовательно, демонстрирует отсутствие каких-либо агрессивных намерений. Но зачастую это подставление шеи, очевидно, вызывает внутреннее смятение у подчиненного животного: в нем борются, с одной стороны, желание умилостивить сильнейшего, отвернув зубы, а с другой — желание выказать дружбу, облизав его морду, или стремление защититься в случае необходимости, а для этого нужно повернуть морду к «противнику». Этот конфликт проявляется в целой серии взмахов головой, когда движения «к противнику» и «от противника» в быстрой последовательности следуют одно за другим, подавляя и сменяя друг друга.
К. Лоренц в своей знаменитой книге «Человек находит друга» описывает подставление шеи как жест подчинения у волков и домашних собак. Опубликовав эти данные, Лоренц стал мишенью нападок, обвиняющих его в неточности наблюдений. Р. Шенкель, наблюдавший за американскими волками, чепрачными шакалами и домашними собаками, утверждает, что шею подставляют только доминирующие особи. Во-первых, это хорошая исходная позиция для того, чтобы ударить противника задней частью тела (как это делают шакалы); во-вторых, эта поза полна уверенности, и подчиненное животное не решается укусить. Шенкель высказал предположение, что в подобных сценах Лоренц мог спутать доминирующее и подчиненное животное.
Но когда я наблюдал такой жест у гиеновых собак, это был совершенно очевидный знак подчинения, характерный для особей низшего ранга; позднее, увидев этот жест, столь же несомненно выражавший подчинение у обыкновенных шакалов, я снова вспомнил наблюдения Лоренца. А потом, когда я спросил де ла Фуэнте, который хорошо знает европейского волка, наблюдал ли он подставление шеи у подчиненной особи, он с некоторым удивлением ответил мне, что это один из самых широко распространенных жестов подчинения.
Так что Лоренц был абсолютно прав — вероятно, европейские волки отличаются от американских больше, чем полагал Шенкель. Я же могу сказать только одно: подставление шеи — один из самых обычных жестов подчинения, который я чаще всего наблюдал в любой стае гиеновых собак.
Но одна черта в поведении гиеновых собак, которая более других повинна в столь широкой распространенности мнения об отсутствии субординации в стае, — это обряд приветствия. В разгар этой короткой и суматошной сцены, как правило, совершенно невозможно разобраться, какое положение занимают отдельные животные, и единственный способ понять это — всецело сосредоточиться на поведении одной-единственной собаки. Но и тут ранг этой собаки может остаться загадкой — сцена приветствия превратилась в настолько четкий ритуал, что каждая собака повторяет те же движения, что и ее товарка, с которой она здоровается. Так, если Ведьма сновала среди собак, насторожив уши и подняв хвост, Юнона делала то же самое. Обе лизали друг друга в губы и постепенно наклоняли головы все ниже к земле словно состязаясь, кто опустит ниже. Очень возможно, как я уже замечал, что эта церемония демонстрирует подчинение особи интересам стаи и, таким образом, обеспечивает успешное сотрудничество всех собак во время охоты. Мне было интересно узнать, что и волчья стая, имеющая очень четкую систему иерархии доминирования, также совершает накануне охоты обряд приветствия, поразительно напоминающий церемонию у гиеновых собак.
Еще один факт поддерживал ошибочное утверждение, что «никакой иерархии нет»: когда собаки поедают добычу, между ними почти никогда не вспыхивают драки. Но и в этом случае — стоит только понаблюдать за стаей подольше — всегда удается проследить за признаками, указывающими на иерархию внутри группы.
В стае, состоявшей из девяти взрослых собак, было два отщепенца: доминирующие особи неизменно прогоняли их, как только они приближались к добыче. Одним из этих незадачливых псов был молодой самец, настолько сильно хромавший, что бегать ему приходилось на трех лапах, и меня очень удивляло, что его гнали прочь, — как мне известно, стая иногда кормит отрыжкой своих покалеченных товарищей.
За этой стаей мне удалось проследить всего в течение нескольких дней; в эти дни стая загнала трех газелей Томсона и упорно не подпускала к мясу калеку и второго, старого самца. Хромому приходилось совсем плохо — насколько я мог судить, ему перепала всего одна небольшая косточка газели. И все же, несмотря на такое враждебное с виду отношение стаи, не было никаких признаков того, что он или старик-самец были изгоями в каком-нибудь другом отношении. Как-то раз, прогнав от туши гну гиену, несколько шакалов и бесчисленную тучу падальщиков, вся стая больше часа дожидалась, пока хромой самец старательно отдирал от костей несколько высохших клочков мяса, а если гиена подбиралась чересчур близко к туше, собаки бросались вперед и помогали хромому отогнать ее. А в другой раз, когда на него напала целая группа разъяренных самцов гну, стая примчалась на помощь калеке и разогнала ее.
Размышляя впоследствии над этим эпизодом, я предположил, что столь необычное поведение, возможно, обусловлено тем, что одна из двух самок была в течке. Именно ее поклонник и отгонял этих двух собак от добычи чаще всего: быть может, их приближение к его самке, а не к его добыче вызывало у него такую агрессивную реакцию.
Другие примеры постоянной агрессивности среди взрослых собак у добычи мы видели лишь в стае из четырех собак, которую Джек, Роджер и я постоянно наблюдали на протяжении десяти недель. Первые несколько недель доминирующая самка всегда отгоняла от добычи подчиненную, часто нападая на нее. Вдобавок и самцы, поодиночке или оба разом, присоединялись к доминирующей самке и вместе с ней набрасывались на подчиненную; это разительно напоминало поведение щенят — они непременно сбегаются и всем скопом налетают на того, кому пришлось хуже всех в грубой и подчас жестокой игре. Но когда собаки не ели, доминирующий самец частенько спешил на помощь подчиненной самке, если доминирующая нападала на нее, — он проскальзывал между ними и тихонько отталкивал доминирующую самку, а то и недвусмысленно угрожал, едва не тыкаясь носом ей в шею. Но через несколько недель после начала наших наблюдений доминирующая самка по неизвестным нам причинам смилостивилась и разрешила своей бывшей противнице питаться спокойно и мирно.
О системе доминирования мы очень многое узнали, наблюдая именно за этой маленькой стаей, и особенно после того, как примерно через месяц у доминирующей самки началась течка. С этого момента доминирующий самец, как я уже рассказывал, почти не отходил от нее. Самец номер два и раньше выказывал уважение высшему по рангу, теперь же он и подавно старался держаться как можно дальше от этой парочки. Правда, иногда у нас создавалось впечатление, что сама самка номер один желала предъявить свои права на все и на вся — время от времени она как бы невзначай подходила ко второму самцу. Ее поклонник постоянно был настороже, подстерегая эти попытки измены, и даже спать укладывался так, чтобы поместиться между своей дамой и соперником. Если она оказывалась в опасной близости к другому, он бережно оттеснял ее боком. Порой она делала вид, что не понимает намека, и все же проскальзывала мимо (с самым невинным видом), но едва она подбиралась к подчиненному самцу на несколько метров, ее поклонник считал нужным принимать меры к устранению соперника. Ему не приходилось тратить особых усилий — злосчастный подчиненный, заметив соблазнительные авансы самки, начинал праздновать труса и добровольно убирался подальше от искушения. А если он не успевал отступить заблаговременно, малейшая угроза со стороны самца номер один заставляла его поспешно уносить ноги куда-нибудь подальше.
В самый разгар течки у доминирующей самки доминирующему самцу почти не удавалось передохнуть. Стоило его даме отойти от него на полтора-два метра, как он начинал волноваться; подбегал к ней, лизал ее, бежал к тому месту, где она только что лежала, тщательно отмечал его, мчался к подчиненному самцу. Тот никогда не ложился ближе чем в пятнадцати метрах, но видя приближение доминирующего самца, отходил еще дальше. Пылкий поклонник ограничивался тем, что старательно отмечал место, с которого согнал соперника, тотчас же спешил обратно к своей даме и укладывался у нее под боком, пытаясь хоть немного передохнуть — но какой уж тут отдых!
Взаимоотношения двух доминирующих собак и подчиненной самки очень напоминали мне отношения, сложившиеся между Ведьмой, Черной Феей и Лилией в стае Чингиз-хана. В этом своеобразном треугольнике Лилия часто старалась быть поближе к Ведьме, как будто близость к доминирующей самке могла придать ей больше веса в стае. Но не тут-то было — Черпая Фея, которая явно придерживалась того же мнения, не теряя ни минуты, втиралась между ними. И если в стае из четырех собак подчиненная самка старалась быть поближе к самцу номер один, то доминирующая самка немедленно их расталкивала. Это особенно бросалось в глаза, когда собаки отдыхали. Самец номер один и самка номер один почти неизменно укладывались рядом, а самка номер два обычно тоже ложилась около них. Она никогда не устраивалась поблизости от доминирующей самки, если рядом не было доминирующего самца, — возможно, она рассчитывала на его заступничество. Но и рядом с ним она никогда не ложилась, если здесь же не было доминирующей самки, — наверное, если бы она на это решилась, она восстановила бы против себя более сильную самку и даже вызвала бы нападение с ее стороны. Иногда меня просто поражало, до каких тонкостей доходит подчиненное животное, стараясь избежать неприятностей.
Боюсь, что высокоученые коллеги осудят меня за приписывание животным человеческих чувств, но я не могу не сказать, до какой степени меня потрясло открытие, что животное может лелеять жажду мести. И я приведу пример.
Все это началось, когда я вновь встретил стаю Чингиз-хана — примерно через два месяца после того, как щенки Юноны покинули логово. Стая вернулась на свой гнездовой участок, и я наткнулся на нее совершенно случайно, потому что занимался в то время гепардами. Тем не менее я сразу же отложил всю другую работу и решил оставаться со своими собаками как можно дольше. Так прошла почти неделя. Луна совсем не показывалась, и каждое утро я находил собак поблизости от того места, где оставил их накануне вечером.
В первый вечер стая свалила добычу после необычайно затянувшейся погони. Щенята были еще раза в четыре мельче взрослой собаки и очень отстали, а когда подбежали к добыче — это была газель Томсона, — от нее уже почти ничего не осталось, и они принялись клянчить мясо у взрослых. Ведьма сразу же вняла их мольбам и отрыгнула немного мяса. Черная Фея тоже подбежала к щенкам и начала отрыгивать мясо рядом с Ведьмой. Что именно спровоцировало нападение Ведьмы, я не знаю, — возможно, она вообразила, будто Черная Фея собирается съесть мясо, которое она, Ведьма, отрыгнула. Как бы то ни было, она внезапно налетела на Черную Фею и стала кусать ее за шею. Стриж незамедлительно присоединился к этой атаке.
И тут Лилия, увидев, как Черная Фея припала к земле, уклоняясь от двух доминирующих собак, вихрем налетела на нее. Ведьма и Стриж кусали не слишком сильно, а Лилия с первого же раза рванула до крови: она грызла шею Черной Феи так, что вскоре по передней лапе ее жертвы уже струилась кровь.
Но если Лилия решила воспользоваться этой минутой, чтобы взять верх над Черной Феей, то она сильно просчиталась. Как только Ведьма и Стриж оставили Черную Фею в покое, та стала мстить, не теряя ни секунды. Двадцать минут кряду она гоняла Лилию по степи, и та, позабыв о своем минутном торжестве, со всех ног удирала от разъяренной соперницы.
Очевидно, этот случай резко нарушил привычную систему взаимоотношений четырех самок. Несколько дней Черная Фея спуску не давала Лилии, и очень часто эти две и Юнона сцеплялись, когда стая терзала добычу. Бросалось в глаза, что Юнона стала гораздо менее угодливой и покорной, чем раньше. Может быть, теперь, когда она больше не мешала самкам высшего ранга возиться с щенками, на нее уже не бросались так часто и внезапно, как раньше, и она постепенно набралась храбрости? Во всяком случае, я никак не ждал, что между Юноной и Черной Феей разразится столь драматическая схватка.
Обстоятельства сложились не совсем обычно, и их надо вкратце обрисовать, чтобы стало ясно, почему драка происходила в отсутствие Ведьмы: если бы при этом была доминирующая самка, все могло бы кончиться иначе. Мимо стаи пробегала небольшая группа из пяти чужих гиеновых собак, направляясь к Нааби-Хилл, и стая Чингиз-хана разделилась: Ведьма, Лилия и большинство взрослых самцов помчались в погоню за чужаками, а Черная Фея и Юнона вместе с Желтым Дьяволом и еще одним самцом остались возле щенков.
За несколько дней до этого я заметил, что между Черной Феей и Желтым Дьяволом возникла какая-то странная близость. Может быть, их соединяло то, что у обоих было по полхвоста. Дружба эта казалась мне довольно неожиданной, но собаки постоянно бежали бок о бок или сворачивались на земле рядышком друг с другом. Желтый Дьявол с несвойственной ему энергией отмечал те же куртинки трав, что и Черная Фея. Я упоминаю об этом потому, что это могло быть связано с причиной драки.
Драка вспыхнула, когда щенята лежали тесной кучкой, а четверо взрослых стояли и смотрели вслед исчезнувшей стае. Юнона, проходя мимо Желтого Дьявола, приостановилась, и он попытался ее лизнуть. По-видимому, Черная Фея решила, что это грубое вмешательство в ее личные отношения со старым самцом. Как бы то ни было, она понеслась к Юноне, поставив уши торчком и воинственно подняв хвост кверху. Юнона и не подумала спасаться бегством, а бросилась ей навстречу, и через секунду обе собаки взметнулись на дыбы, опираясь передними лапами о плечи друг друга. Эта поза ничем не отличалась от той, которую я так часто видел во время игр взрослых собак, но тут игрой и не пахло — Черная Фея мертвой хваткой вцепилась в горло Юноны. Через несколько секунд Юконе удалось вывернуться и в свою очередь схватить противницу за горло. Черная Фея цапнула Юнону за ухо и оторвала кусочек кожи, однако Юнона ни на секунду не разжала зубов, сцепленных на горле врага. Но вот Черная Фея молнией взвилась вверх и, извернувшись в воздухе, ударила Юнону лапами. Та выпустила ее горло и неуверенно отступила.
Минутный перерыв, и обе снова поднялись на задние лапы, поочередно и быстро кусая друг друга за горло. Небольшие пятна крови появились на шее обеих собак, уши были порваны. Примерно через пять минут после начала схватки Юноне удалось по-настоящему вцепиться в Черную Фею, глубоко запустив зубы ей в горло. Вскоре кровь потекла в пасть Юноне и закапала на землю.
Черная Фея всегда была моей любимицей, и я застыл в ужасе, глядя, как она бьется, безуспешно пытаясь вырваться. Ее движения заметно слабели, а через несколько секунд она стала опускаться все ниже, бессильно свесив голову на сторону. Внезапно она испустила душераздирающий вопль и свалилась на землю, а Юнона разжала зубы и стояла, задыхаясь, над неподвижным телом; кровь все еще медленно капала у нее из пасти. Потом она отбежала трусцой и уселась неподалеку, зализывая свои раны.
Я был уверен, что Черная Фея мертва, но секунду спустя она осторожно подняла голову. Юнона бросилась к ней, и Черная Фея застыла, как мертвая, — очевидно, признавая свое поражение. Юнона опять потрусила прочь. Следующие десять минут, как только Черная Фея отваживалась пошевельнуться, Юнона бросалась на нее, но в конце концов она позволила бедняге встать на ноги. Тут уж Черная Фея сама себя превзошла, проявляя полную покорность: она лизала губы и пасть Юноны, виляя хвостом и прижимая уши, растягивая губы в угодливой улыбке. Она недвусмысленно показывала, что, по крайней мере в данное время, полностью признает превосходство противницы. Судя по всему, этого было достаточно; смерть прошла мимо, Юнона не требовала наказания по высшей мере.
Во время драки Желтый Дьявол и второй самец оставались со щенками где-то в стороне. Один раз Желтый Дьявол подошел поближе, как будто собирался тоже принять участие в сражении, но отступил — должно быть, напуганный яростью и одержимостью самок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Один из самых интересных жестов подчинения у гиеновых собак, который и самые низшие, и более высокие по рангу животные демонстрируют перед доминирующими особями, — это «подставление шеи»: подчиненная особь слегка отворачивает морду и подставляет согнутую шею доминирующему животному. Таким образом, животное убирает в сторону свое единственное оружие — зубы и, следовательно, демонстрирует отсутствие каких-либо агрессивных намерений. Но зачастую это подставление шеи, очевидно, вызывает внутреннее смятение у подчиненного животного: в нем борются, с одной стороны, желание умилостивить сильнейшего, отвернув зубы, а с другой — желание выказать дружбу, облизав его морду, или стремление защититься в случае необходимости, а для этого нужно повернуть морду к «противнику». Этот конфликт проявляется в целой серии взмахов головой, когда движения «к противнику» и «от противника» в быстрой последовательности следуют одно за другим, подавляя и сменяя друг друга.
К. Лоренц в своей знаменитой книге «Человек находит друга» описывает подставление шеи как жест подчинения у волков и домашних собак. Опубликовав эти данные, Лоренц стал мишенью нападок, обвиняющих его в неточности наблюдений. Р. Шенкель, наблюдавший за американскими волками, чепрачными шакалами и домашними собаками, утверждает, что шею подставляют только доминирующие особи. Во-первых, это хорошая исходная позиция для того, чтобы ударить противника задней частью тела (как это делают шакалы); во-вторых, эта поза полна уверенности, и подчиненное животное не решается укусить. Шенкель высказал предположение, что в подобных сценах Лоренц мог спутать доминирующее и подчиненное животное.
Но когда я наблюдал такой жест у гиеновых собак, это был совершенно очевидный знак подчинения, характерный для особей низшего ранга; позднее, увидев этот жест, столь же несомненно выражавший подчинение у обыкновенных шакалов, я снова вспомнил наблюдения Лоренца. А потом, когда я спросил де ла Фуэнте, который хорошо знает европейского волка, наблюдал ли он подставление шеи у подчиненной особи, он с некоторым удивлением ответил мне, что это один из самых широко распространенных жестов подчинения.
Так что Лоренц был абсолютно прав — вероятно, европейские волки отличаются от американских больше, чем полагал Шенкель. Я же могу сказать только одно: подставление шеи — один из самых обычных жестов подчинения, который я чаще всего наблюдал в любой стае гиеновых собак.
Но одна черта в поведении гиеновых собак, которая более других повинна в столь широкой распространенности мнения об отсутствии субординации в стае, — это обряд приветствия. В разгар этой короткой и суматошной сцены, как правило, совершенно невозможно разобраться, какое положение занимают отдельные животные, и единственный способ понять это — всецело сосредоточиться на поведении одной-единственной собаки. Но и тут ранг этой собаки может остаться загадкой — сцена приветствия превратилась в настолько четкий ритуал, что каждая собака повторяет те же движения, что и ее товарка, с которой она здоровается. Так, если Ведьма сновала среди собак, насторожив уши и подняв хвост, Юнона делала то же самое. Обе лизали друг друга в губы и постепенно наклоняли головы все ниже к земле словно состязаясь, кто опустит ниже. Очень возможно, как я уже замечал, что эта церемония демонстрирует подчинение особи интересам стаи и, таким образом, обеспечивает успешное сотрудничество всех собак во время охоты. Мне было интересно узнать, что и волчья стая, имеющая очень четкую систему иерархии доминирования, также совершает накануне охоты обряд приветствия, поразительно напоминающий церемонию у гиеновых собак.
Еще один факт поддерживал ошибочное утверждение, что «никакой иерархии нет»: когда собаки поедают добычу, между ними почти никогда не вспыхивают драки. Но и в этом случае — стоит только понаблюдать за стаей подольше — всегда удается проследить за признаками, указывающими на иерархию внутри группы.
В стае, состоявшей из девяти взрослых собак, было два отщепенца: доминирующие особи неизменно прогоняли их, как только они приближались к добыче. Одним из этих незадачливых псов был молодой самец, настолько сильно хромавший, что бегать ему приходилось на трех лапах, и меня очень удивляло, что его гнали прочь, — как мне известно, стая иногда кормит отрыжкой своих покалеченных товарищей.
За этой стаей мне удалось проследить всего в течение нескольких дней; в эти дни стая загнала трех газелей Томсона и упорно не подпускала к мясу калеку и второго, старого самца. Хромому приходилось совсем плохо — насколько я мог судить, ему перепала всего одна небольшая косточка газели. И все же, несмотря на такое враждебное с виду отношение стаи, не было никаких признаков того, что он или старик-самец были изгоями в каком-нибудь другом отношении. Как-то раз, прогнав от туши гну гиену, несколько шакалов и бесчисленную тучу падальщиков, вся стая больше часа дожидалась, пока хромой самец старательно отдирал от костей несколько высохших клочков мяса, а если гиена подбиралась чересчур близко к туше, собаки бросались вперед и помогали хромому отогнать ее. А в другой раз, когда на него напала целая группа разъяренных самцов гну, стая примчалась на помощь калеке и разогнала ее.
Размышляя впоследствии над этим эпизодом, я предположил, что столь необычное поведение, возможно, обусловлено тем, что одна из двух самок была в течке. Именно ее поклонник и отгонял этих двух собак от добычи чаще всего: быть может, их приближение к его самке, а не к его добыче вызывало у него такую агрессивную реакцию.
Другие примеры постоянной агрессивности среди взрослых собак у добычи мы видели лишь в стае из четырех собак, которую Джек, Роджер и я постоянно наблюдали на протяжении десяти недель. Первые несколько недель доминирующая самка всегда отгоняла от добычи подчиненную, часто нападая на нее. Вдобавок и самцы, поодиночке или оба разом, присоединялись к доминирующей самке и вместе с ней набрасывались на подчиненную; это разительно напоминало поведение щенят — они непременно сбегаются и всем скопом налетают на того, кому пришлось хуже всех в грубой и подчас жестокой игре. Но когда собаки не ели, доминирующий самец частенько спешил на помощь подчиненной самке, если доминирующая нападала на нее, — он проскальзывал между ними и тихонько отталкивал доминирующую самку, а то и недвусмысленно угрожал, едва не тыкаясь носом ей в шею. Но через несколько недель после начала наших наблюдений доминирующая самка по неизвестным нам причинам смилостивилась и разрешила своей бывшей противнице питаться спокойно и мирно.
О системе доминирования мы очень многое узнали, наблюдая именно за этой маленькой стаей, и особенно после того, как примерно через месяц у доминирующей самки началась течка. С этого момента доминирующий самец, как я уже рассказывал, почти не отходил от нее. Самец номер два и раньше выказывал уважение высшему по рангу, теперь же он и подавно старался держаться как можно дальше от этой парочки. Правда, иногда у нас создавалось впечатление, что сама самка номер один желала предъявить свои права на все и на вся — время от времени она как бы невзначай подходила ко второму самцу. Ее поклонник постоянно был настороже, подстерегая эти попытки измены, и даже спать укладывался так, чтобы поместиться между своей дамой и соперником. Если она оказывалась в опасной близости к другому, он бережно оттеснял ее боком. Порой она делала вид, что не понимает намека, и все же проскальзывала мимо (с самым невинным видом), но едва она подбиралась к подчиненному самцу на несколько метров, ее поклонник считал нужным принимать меры к устранению соперника. Ему не приходилось тратить особых усилий — злосчастный подчиненный, заметив соблазнительные авансы самки, начинал праздновать труса и добровольно убирался подальше от искушения. А если он не успевал отступить заблаговременно, малейшая угроза со стороны самца номер один заставляла его поспешно уносить ноги куда-нибудь подальше.
В самый разгар течки у доминирующей самки доминирующему самцу почти не удавалось передохнуть. Стоило его даме отойти от него на полтора-два метра, как он начинал волноваться; подбегал к ней, лизал ее, бежал к тому месту, где она только что лежала, тщательно отмечал его, мчался к подчиненному самцу. Тот никогда не ложился ближе чем в пятнадцати метрах, но видя приближение доминирующего самца, отходил еще дальше. Пылкий поклонник ограничивался тем, что старательно отмечал место, с которого согнал соперника, тотчас же спешил обратно к своей даме и укладывался у нее под боком, пытаясь хоть немного передохнуть — но какой уж тут отдых!
Взаимоотношения двух доминирующих собак и подчиненной самки очень напоминали мне отношения, сложившиеся между Ведьмой, Черной Феей и Лилией в стае Чингиз-хана. В этом своеобразном треугольнике Лилия часто старалась быть поближе к Ведьме, как будто близость к доминирующей самке могла придать ей больше веса в стае. Но не тут-то было — Черпая Фея, которая явно придерживалась того же мнения, не теряя ни минуты, втиралась между ними. И если в стае из четырех собак подчиненная самка старалась быть поближе к самцу номер один, то доминирующая самка немедленно их расталкивала. Это особенно бросалось в глаза, когда собаки отдыхали. Самец номер один и самка номер один почти неизменно укладывались рядом, а самка номер два обычно тоже ложилась около них. Она никогда не устраивалась поблизости от доминирующей самки, если рядом не было доминирующего самца, — возможно, она рассчитывала на его заступничество. Но и рядом с ним она никогда не ложилась, если здесь же не было доминирующей самки, — наверное, если бы она на это решилась, она восстановила бы против себя более сильную самку и даже вызвала бы нападение с ее стороны. Иногда меня просто поражало, до каких тонкостей доходит подчиненное животное, стараясь избежать неприятностей.
Боюсь, что высокоученые коллеги осудят меня за приписывание животным человеческих чувств, но я не могу не сказать, до какой степени меня потрясло открытие, что животное может лелеять жажду мести. И я приведу пример.
Все это началось, когда я вновь встретил стаю Чингиз-хана — примерно через два месяца после того, как щенки Юноны покинули логово. Стая вернулась на свой гнездовой участок, и я наткнулся на нее совершенно случайно, потому что занимался в то время гепардами. Тем не менее я сразу же отложил всю другую работу и решил оставаться со своими собаками как можно дольше. Так прошла почти неделя. Луна совсем не показывалась, и каждое утро я находил собак поблизости от того места, где оставил их накануне вечером.
В первый вечер стая свалила добычу после необычайно затянувшейся погони. Щенята были еще раза в четыре мельче взрослой собаки и очень отстали, а когда подбежали к добыче — это была газель Томсона, — от нее уже почти ничего не осталось, и они принялись клянчить мясо у взрослых. Ведьма сразу же вняла их мольбам и отрыгнула немного мяса. Черная Фея тоже подбежала к щенкам и начала отрыгивать мясо рядом с Ведьмой. Что именно спровоцировало нападение Ведьмы, я не знаю, — возможно, она вообразила, будто Черная Фея собирается съесть мясо, которое она, Ведьма, отрыгнула. Как бы то ни было, она внезапно налетела на Черную Фею и стала кусать ее за шею. Стриж незамедлительно присоединился к этой атаке.
И тут Лилия, увидев, как Черная Фея припала к земле, уклоняясь от двух доминирующих собак, вихрем налетела на нее. Ведьма и Стриж кусали не слишком сильно, а Лилия с первого же раза рванула до крови: она грызла шею Черной Феи так, что вскоре по передней лапе ее жертвы уже струилась кровь.
Но если Лилия решила воспользоваться этой минутой, чтобы взять верх над Черной Феей, то она сильно просчиталась. Как только Ведьма и Стриж оставили Черную Фею в покое, та стала мстить, не теряя ни секунды. Двадцать минут кряду она гоняла Лилию по степи, и та, позабыв о своем минутном торжестве, со всех ног удирала от разъяренной соперницы.
Очевидно, этот случай резко нарушил привычную систему взаимоотношений четырех самок. Несколько дней Черная Фея спуску не давала Лилии, и очень часто эти две и Юнона сцеплялись, когда стая терзала добычу. Бросалось в глаза, что Юнона стала гораздо менее угодливой и покорной, чем раньше. Может быть, теперь, когда она больше не мешала самкам высшего ранга возиться с щенками, на нее уже не бросались так часто и внезапно, как раньше, и она постепенно набралась храбрости? Во всяком случае, я никак не ждал, что между Юноной и Черной Феей разразится столь драматическая схватка.
Обстоятельства сложились не совсем обычно, и их надо вкратце обрисовать, чтобы стало ясно, почему драка происходила в отсутствие Ведьмы: если бы при этом была доминирующая самка, все могло бы кончиться иначе. Мимо стаи пробегала небольшая группа из пяти чужих гиеновых собак, направляясь к Нааби-Хилл, и стая Чингиз-хана разделилась: Ведьма, Лилия и большинство взрослых самцов помчались в погоню за чужаками, а Черная Фея и Юнона вместе с Желтым Дьяволом и еще одним самцом остались возле щенков.
За несколько дней до этого я заметил, что между Черной Феей и Желтым Дьяволом возникла какая-то странная близость. Может быть, их соединяло то, что у обоих было по полхвоста. Дружба эта казалась мне довольно неожиданной, но собаки постоянно бежали бок о бок или сворачивались на земле рядышком друг с другом. Желтый Дьявол с несвойственной ему энергией отмечал те же куртинки трав, что и Черная Фея. Я упоминаю об этом потому, что это могло быть связано с причиной драки.
Драка вспыхнула, когда щенята лежали тесной кучкой, а четверо взрослых стояли и смотрели вслед исчезнувшей стае. Юнона, проходя мимо Желтого Дьявола, приостановилась, и он попытался ее лизнуть. По-видимому, Черная Фея решила, что это грубое вмешательство в ее личные отношения со старым самцом. Как бы то ни было, она понеслась к Юноне, поставив уши торчком и воинственно подняв хвост кверху. Юнона и не подумала спасаться бегством, а бросилась ей навстречу, и через секунду обе собаки взметнулись на дыбы, опираясь передними лапами о плечи друг друга. Эта поза ничем не отличалась от той, которую я так часто видел во время игр взрослых собак, но тут игрой и не пахло — Черная Фея мертвой хваткой вцепилась в горло Юноны. Через несколько секунд Юконе удалось вывернуться и в свою очередь схватить противницу за горло. Черная Фея цапнула Юнону за ухо и оторвала кусочек кожи, однако Юнона ни на секунду не разжала зубов, сцепленных на горле врага. Но вот Черная Фея молнией взвилась вверх и, извернувшись в воздухе, ударила Юнону лапами. Та выпустила ее горло и неуверенно отступила.
Минутный перерыв, и обе снова поднялись на задние лапы, поочередно и быстро кусая друг друга за горло. Небольшие пятна крови появились на шее обеих собак, уши были порваны. Примерно через пять минут после начала схватки Юноне удалось по-настоящему вцепиться в Черную Фею, глубоко запустив зубы ей в горло. Вскоре кровь потекла в пасть Юноне и закапала на землю.
Черная Фея всегда была моей любимицей, и я застыл в ужасе, глядя, как она бьется, безуспешно пытаясь вырваться. Ее движения заметно слабели, а через несколько секунд она стала опускаться все ниже, бессильно свесив голову на сторону. Внезапно она испустила душераздирающий вопль и свалилась на землю, а Юнона разжала зубы и стояла, задыхаясь, над неподвижным телом; кровь все еще медленно капала у нее из пасти. Потом она отбежала трусцой и уселась неподалеку, зализывая свои раны.
Я был уверен, что Черная Фея мертва, но секунду спустя она осторожно подняла голову. Юнона бросилась к ней, и Черная Фея застыла, как мертвая, — очевидно, признавая свое поражение. Юнона опять потрусила прочь. Следующие десять минут, как только Черная Фея отваживалась пошевельнуться, Юнона бросалась на нее, но в конце концов она позволила бедняге встать на ноги. Тут уж Черная Фея сама себя превзошла, проявляя полную покорность: она лизала губы и пасть Юноны, виляя хвостом и прижимая уши, растягивая губы в угодливой улыбке. Она недвусмысленно показывала, что, по крайней мере в данное время, полностью признает превосходство противницы. Судя по всему, этого было достаточно; смерть прошла мимо, Юнона не требовала наказания по высшей мере.
Во время драки Желтый Дьявол и второй самец оставались со щенками где-то в стороне. Один раз Желтый Дьявол подошел поближе, как будто собирался тоже принять участие в сражении, но отступил — должно быть, напуганный яростью и одержимостью самок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26