Тем более что и кол был не его, а Кудыкин…
Солнышко стремительно падало в невидимое отсюда Теплынь-озеро, плавало
по тресветлому еле заметное пятнышко, на которое так и забыли указать не
доверчивому Докуке. Не до того было…
Когда выбрались из слободки, толпа возросла вчетверо, если не впятеро. Вп
ереди два суровых храбра вели связанного пьянчужку. Моргал, стервец, кру
тил испуганно головой и, кажется, трезвел на глазах. Сказанные им в беспам
ятстве слова передавали друг другу шепотом. Бабы ахали, хватались за поб
ледневшие щеки. Мужики изумленно бранились.
Справа горбились схваченные снегом развалины мертвого города Сволочь-
на-Сволочи. Кое-где карабкался в вечереющее небо жидкий грязноватый дым
ок: погорельцы уже, должно быть, починили сломанные утром землянки и тепе
рь отогревались, как могли. Поначалу при виде угрожающе галдящей толпы с
лобожан они вообразили, что их опять идут бить, хотели было дать деру, одна
ко, уразумев, в чем дело, осмелели и вылезли поглазеть, хотя приблизиться в
плотную так и не решились.
Толпа выла, потрясала дрекольем и призывала тресветлое солнышко пасть н
а плешь дерзкому пьянчужке, испепелив того до самых до пят. Горбатые сугр
обы справа кончились, снежок под ногами перестал скрипеть, начал всхлипы
вать. Капище было уже близехонько. Вскоре пошел снежный уброд, потом хлип
кая грязь и наконец просто влажная земля, кое-где прикрытая молодой ярко-
зеленой травкой. Теплая эта полоса тянулась через всю страну берендеев с
востока на запад, слегка забирая к северу. Называлась она Ярилиной Дорог
ой и почиталась священной, заповедной землей. Не то что пахать Ц праздно
ходить по ней и то разумелось тяжким грехом. Ступить на теплую землицу Яр
илиной Дороги позволялось лишь приносящим жертву да ведущим кого-то на
суд.
Само капище представляло из себя частокол резных идолов, за которыми воз
вышался остроконечный колпак крыши на двенадцати столбах. Верх был увен
чан изображением солнечного лика, а под крышей зияло черное жерло выложе
нного замшелым камнем глубокого колодца, ведущего прямиком в преисподн
юю. Над колодцем был изноровлен
Изноровить (берендейск.) Ц хитро изладить
двуручный ворот; покачивалась на цепях тяжелая позеленевшая от ст
арости бадья, куда грузили принесенные в жертву резные куколки-берендей
ки, а то и преступников, чьи злодеяния требовали столь ужасной казни.
Высокий рябой волхв (тот самый, что утром приходил в слободку), сурово сдви
нув брови, вышел навстречу. Увидев связанного, вперился в него таким жутк
им взглядом, что слободской люд мгновенно притих. Показалось, что и расск
азывать ни о чем не надо: на то он и кудесник, чтобы знать обо всем заранее.
Ц В чем его вина? Ц спросил тем не менее волхв, по-прежнему испепеляюще г
лядя на пьянчужку.
Храбры беспомощно оглянулись. Сабельками-то они орудовать могли славно
, а вот языками… В чем вина… Легко сказать, в чем вина!.. Ну ладно бы там еще те
ленка увел или в чужую клеть залез… А то ведь такое вымолвил, что и повтори
ть страшно…
Ц Солнышко наше хаял, златоподобное! Ц пришел на выручку из толпы бойки
й Шумок.
При этих словах кудесника аж переплюснуло, как с похмелья. Собрал рот в же
мок и грянул железной подковкой посоха о вымощенную камнем землю. Из-за с
ложенных высокой поленницей берендеек вышли и приблизились двое таких
же, как он, волхвов Ц все в оберегах, только что без посохов.
Ц Солнышко хаял?.. Ц медленно выговаривая слова, переспросил кудесник,
и все невольно поежились. Ц Стало быть, солнышку и ответишь… В бадью его!
Охнули бабы, толпа попятилась. Всего ждали, но только не этого. Да ведь не у
бивал же никого, не поджигал!.. Молвил по пьяной лавочке охальное словцо Ц
и на тебе: живого человека Ц да в преисподнюю!..
Мрачные жилистые волхвы подступили к связанному и, подхватив под папоро
тки Под папо
ротки (берендейск.) Ц под силки, под пазушки
, повлекли к дыре. Тот даже и не отбивался, тоже, видать, как громом пор
аженный. Кинув осужденного в бадью, взялись за рукояти ворота и вынули же
лезный клин. С ужасающим скрипом широкая низкая кадка пошла на цепях вни
з, во мрак. Мелькнуло в последний раз лицо пьянчужки, искаженное диковато
й восторженной улыбкой. Не иначе, умом напоследок повихнулся от ужаса… Д
а оно, наверное, и к лучшему.
Заголосила баба, за ней Ц другая. Скрипел ворот, колебались туго натянут
ые цепи. Потом из бездны донесся глухой стук Ц должно быть, бадья достигл
а дна преисподней.
Тут снова грянул о камень посох, и плач Ц будто сабелькой отмахнуло. Волх
в, вскинув обе руки, повернулся к закатному солнышку и запел Ц трудно, про
стуженно:
Свет и сила
Бог Ярило.
Красное Солнце наше!
Нет тебя в мире краше.
Берендеи с трудом разомкнули рты и, тоже поворотясь в сторону Теплынь-оз
ера, повторили хвалебную песнь. Потом снова уставились на волхва.
Ц А вы, Ц в остолбенелой тишине проговорил тот, Ц вольно или невольно п
ричастные, тоже должны очиститься. Тот, кто слышал противные слова, прине
сет в жертву лишнюю берендейку. Тот же, кто слышал и сам потом произнес (хо
тя бы и шепотом) принесет две.
* * *
В слободку возращались, когда солнышко почти уже коснулось самого что ни
на есть небостыка. Или горизонта
Горизонт (греч.) Ц небостык, кругозор, досло
вно Ц ограничивающий
, как его называют греки… Надо же было придумать такое дурацкое сло
во! Ну «гори» еще понятно, а вот «зонт» что такое?..
Ц Берендей, а, берендей!..
Кудыка обернулся на голос. Меж двух заснеженных развалин мертвого город
а избоченилась молоденькая чумазая погорелица в каких-то косматых лохм
отьях вместо шубейки. Впрочем беженцы из Черной Сумеречи, кого ни возьми,
все ходили чумазые. Оно и понятно: дров нету, снегом умываться Ц зябко, а г
рязь ведь тоже от стужи хоть немного, да спасает.
Ц Чего тебе?
Ц Расскажи, что с ним сделали-то!..
Ц Что-что, Ц недовольно сказал Кудыка. Ц В жертву принесли, вот что! Бро
сили в бадью Ц и к навьим душам, в преисподнюю.
Повернулся и двинулся дальше. Не то чтобы он презирал или там боялся пого
рельцев, как многие в слободе, Ц просто солнышко вот-вот должно было пог
рузиться в Теплынь-озеро, а добираться до дому в темноте не хотелось.
Ц Берендей, а, берендей!..
Ц Ну, чего?..
Ц А я ведь про него кое-что знаю.
Ц Про кого?
Ц Ну, про этого… которого в жертву…
Ц Да ну? Ц Кудыка подступил поближе. Ц Расскажи!..
Чумазая погорелица засмеялась, дразня белыми зубами. Вроде даже и не баб
а. Девка еще…
Ц А замуж возьмешь?
Ц Да иди ты к ляду! Ц обиделся древорез.
Ц Ну тогда идольца резного подари.
Кудыка тут же отшагнул назад.
Ц Ишь ты! Идольца ей… А вот не дам я тебе идольца! Вы их, говорят, в кострах ж
жете…
Ц Тогда не расскажу!
Кудыка покряхтел, раздираемый надвое любопытством и боязнью. С одной сто
роны, он готов был понять погорельцев: землянки Ц ветхие, топить нечем, ту
т, пожалуй, все, что хочешь, в костерок подкинешь… Но ведь не берендейку же!
Во-первых, грех, а во-вторых, ты ее резал, старался Ц и на тебе! В огонь!..
Ц Поклянись, что не сожжешь!
Ц Отоймись рука и нога, коли сожгу! До завтра дотерплю, а там пойду в слобо
дку Ц на хворост выменяю!..
Кудыка поколебался еще немного Ц и полез за пазуху.
Ц Ну? Ц сказал он, отдав берендейку.
Погорелица ухватила древореза за рукав и, подавшись губами к уху, зашепт
ала жарко:
Ц Его один уж раз туда бросали…
Ц Кого? Ц Кудыка ошалело отстранился.
Ц Да этого… О ком говорю… Только в другом капище, у сволочан… Он там, сказ
ывают, большого идола у волхвов на дрова скрал… Не то Перуна
Перун (берендейск.) Ц бо
г грома и молнии, с виду Ц плечистый головач, брада золотая, в правой руке
Ц лук, в левой Ц колчан
, не то Велеса
Велес (берендейск.) Ц скотий бог
… Ну, поймали, кинули в бадью да и вниз… Как сейчас…
Кудыку прошиб озноб.
Ц А вдруг это не он был?
Ц Он-он! Я его хорошо запомнила… Да и как не запомнишь Ц такая страсть!..
Ц Да ты погоди, погоди… Ц забормотал Кудыка, отдирая грязные пальцы от р
укава шубейки. Ц А как же он из-под земли-то потом выбрался?
Ц Ну вот выбрался, значит… Ей-ей, не вру… А только зря ты, берендей, в жены м
еня брать не хочешь… Возьми, а?..
Еле отвязавшись от назойливой погорелицы, Кудыка заторопился в слободк
у. Был он сильно раздосадован и бранил себя на все корки. Который уже раз п
одводило Кудыку его неистребимое любопытство. Взял вот и отдал берендей
ку неизвестно за что. Ишь! В жены ее возьми, чумазую!.. Верно говорят, бабий у
м Ц что коромысло: и косо, и криво, и на два конца… Надо же что придумала: из
преисподней вылез! Хотя курносый храбр Нахалко тоже вон в кружале говори
л, что вылезают… черные, с кочергами…
Пали быстрые сумерки. Уже подходя к дому, Кудыка заподозрил еще кое-что не
ладное и снова полез за пазуху. Так и есть! Второго идольца тоже как не быв
ало. Ну, погорелица!.. Одну, значит, берендейку выпросила, другую Ц стащила
… Плюнул, Кудыка, выругался. Правильно им сегодня землянки разорили, забр
одыгам!..
* * *
Старый дед Пихто Твердятич не спал, ждал возвращения внука. Выслушав рас
сказ Кудыки, сказал: «Вона как…» Ц и угрюмо задумался.
Ц Дед, Ц затосковав, позвал Кудыка. Ц А вот, скажем, помер берендей… Пок
инул Явь, стало быть… Чистые души идут в Правь, к солнышку. Нечистые Ц в На
вь, под землю… Это я понимаю. А вот те, кого волхвы заживо в бадейке в дыру эт
у опущают… С ними как?
Ц Да так же… Ц недовольно отвечал ему дед. Ц Пока дна достигнет, со стра
ху помрет…
Кудыка вспомнил глухой негромкий удар, пришедший из черной глубины коло
дца, и содрогнулся.
Ц А потом куда?
Ц Как «куда»?.. Ц Дед заморгал. Ц Так в преисподней и остаются. Куда ж еще
?..
Кудыка аж скривился, представив.
Ц И что они там?
Ц Что-что!.. Ц сварливо отозвался дед. Ц Мы туда берендейки опущаем… А о
ни их, значит, солнышку относят, трудятся…
Ц Так они же нечистые! Души-то!..
Ц Ну, ясное дело, нечистые, Ц сердито сказал дед. Ц Будут тебе чистые ду
ши такую тяжесть таскать!..
Ужинали молча. Поднявшись к себе в горенку, Кудыка долго маялся, топтал тр
опу из угла в угол и все поглядывал на дубовый винтовой жом. Наконец не выд
ержал, соблазнился. Вынул собранный снарядец, намотал ремень на валик до
отказа и, установив позвонок, пустил колебало. «Трык-трык… Ц заскрипело
и застучало в горнице. Ц Трык-трык…» Может, оно и грех, а все веселее…
Во сне виделось Кудыке черное жерло колодца и пьянчужка, с шальной улыбк
ой влекущий куда-то преогромную охапку резных берендеек. «Ты того… поос
торожнее… Ц забеспокоился во сне Кудыка. Ц Резьбу спортишь… Солнышку,
чай, несешь!..» «Катали мы ваше солнце!» Ц с безобразной ухмылкой ответил
ему пьянчужка и ссыпал дробно загрохотавшую охапку на каменный замшелы
й пол преисподней. Откуда-то взялась чумазая белозубая погорелица тоже
с идольцами (один Ц выпрошенный, другой Ц украденный), и стали эти двое о
хально и бесстыдно разводить костер из берендеек. Тут из стены вышел ряб
ой волхв, сдвинул брови, грянул посохом, искры из камня выбил. «Видел? Ц во
просил он Кудыку, грозно кивнув на пьянчужку с погорелицей. Ц Стало быть
, тоже грешен. А ну жертвуй еще одну берендейку!..»
Сильно озадаченный сновидением, Кудыка проснулся и обнаружил, что слюда
в косящатом оконце давно уже тлеет розовым. Уставился на исправно поскри
пывающий снарядец. Ремень размотался едва наполовину. По всему выходило
, что эта ночь была, по меньшей мере, вдвое короче обычной и втрое короче пр
едыдущей. Вот и горница еще не выстыла, как следует… Придерживая у горла з
ипун, Кудыка вылетел в верхние сени, приотворил махонькую ставенку сквоз
ного, не забранного слюдой оконца. Щеки и лоб ошпарило морозом. Над синева
той зубчаткой далеких Кудыкиных гор в розовой дымке возносилось в небо с
ветлое и тресветлое наше солнышко. Несколько мгновений древорез вгляды
вался напряженно, не проползет ли по алому лику темное пятно. Нет, не пропо
лзло… Сброшенный в преисподнюю пьянчужка оказался прав. Нечетное встав
ало солнышко. Счастливое…
* * *
Утречко, понятно, выдалось славное. Помолясь да позавтракав, Кудыка взял
ся за работу. Вырезал пяток берендеек, не больше, когда стукнуло кольцо на
воротах и звонким лаем залились во дворе кобели. Пришел зажиточный своло
чанин из заречного села Нижние Верхи, принес заказ Ц дюжину чурок. Обычн
о селяне к древорезам не обращались и обтяпывали идольцев сами. Работа, к
онечно, была грубая, одно слово, топорная, ну да сойдет для мужика. Не бояри
н, чай… А этот вот решил щегольнуть. На вопрос Кудыки, не проще ли самому то
пориком помахать, мужик ответил, что дал-де зарок пожертвовать десяток и
дольцев, причем настоящих, не самодельных… Не иначе, украл что-нибудь при
ясном солнышке, а теперь вот задабривает… Цены он, во всяком случае, знал:
пять берендеек Ц заказчику, шестую Ц древорезу, а щепу и стружки Ц попо
лам.
Чтобы не было сомнений, Кудыка провел его в повалушу
Повалуша (берендейск.) Ц хо
лодная клеть
, где хранились готовые идольцы. Селянин, с виду робкий, а на деле хит
рющий мужичонка, ахал и хлопал себя по коленям, брал то одну берендейку, то
другую, чуть на зуб не пробовал.
Ц Стружек-то, стружек, чай, от них… Ц бормотал он, завороженно оглаживая
глубокую красивую резьбу. Ц Всю зиму одними стружками топить можно…
Кудыка лишь усмехнулся про себя. Хоть и почитала его слобода чудаком, а др
еворез он был преискусный: добрых полчурки иной раз в стружку улетало…
Ц И ведь каждую складочку надо было вывести!.. Ц восхищенно причитал за
казчик, покручивая головой. Ц Слышь, берендей!.. Ц Он оглянулся и замер, п
риоткрыв рот, чем-то, видать, осененный. Ц А ведь ежели вместо сотни махон
ьких одну большую стяпать… Оно ведь и легче, и стружек поболе…
Ц Так когда-то и делали, Ц снисходительно объяснил Кудыка. Ц Особливо
кто побогаче. Всяк хотел, чтобы его идол выше других торчал… Да волхвы, виш
ь, запретили. Лучше, говорят, числом побольше, но чтобы каждая берендейка р
овно с локоток была. Так-то вот…
Мужичок скорчил недовольную рожу, пожевал бородой.
Ц Волхвы… Ц весь скривившись, выговорил он. Ц Ну, ясно, волхвы… Верно го
ворят: сколько волхва ни корми…
Свершив рукобитие, расстались. В один захап перенеся чурки в горницу, Куд
ыка полюбовался ими малость и, рассудив, что резать он их может и вечером,
решил сходить на торг. Денек тоже намечался славный, как и утречко.
Оделся, подпоясался, переметнул через плечо суму с десятком берендеек Ц
и отправился. Скрипел снежок, дробилось в сугробах искорками счастливое
нечетное солнышко. И берендеи попадались навстречу тоже все больше радо
стные, приветливые.
Над рыночной площадью стоял веселый гомон, прорезаемый лихими криками т
оргующих:
Ц Эх, с коричкой, с гвоздичкой, с лимонной корочкой
Коричка, гвоздичка, лимонн
ая корочка (иноземн.) Ц заморские пряности
, наливаем, что ли?..
Ц Ешь, дружки, набивай брюшки по самые ушки, будто камушки!..
Ц Чудеса, а не колеса, сами катятся Ц только повези!..
Ц С пылу! С жару! Кипят, шипят, чуть не говорят!.. Подь-дойди!..
Торговля шла бойко. Слышался повсюду дробный сухой стук высыпаемых и пер
есчитываемых берендеек. По мере того как переметные сумы слобожан освоб
ождались от резных идольцев и наполнялись покупками, вес их заметно умен
ьшался. Тут и там вспыхивали жаркие споры относительно достоинства вруч
аемой берендейки. Понятно, что идольцы, резанные Плоскыней или, скажем, те
м же Кудыкой ценились не в пример выше, нежели работа ленивого красавца Д
окуки, не говоря уже о самодельных топорных изделиях сволочан. Греков, сл
учайно попавших на слободской рынок, это каждый раз сильно забавляло. У н
их-то у самих Ц что ясная денежка, что тусклая Ц все едино, лишь бы вес и р
езьба сходны были. Чудной они все-таки народ. Дед говорит: живут во тьме, за
Теплынь-озером… а с чего же это они смуглые такие?..
Однако, на рынок Кудыка заглянул не столько поторговать, сколько потолко
вать. Да и не он один.
Ц В бадью болезного… Ц рассказывали взахлеб неподалеку, Ц и туды… в на
вьи души…
Ц Из-за него, стало быть, солнышко-то и гневалось… А ну как не уличили бы в
овремя? Это ж страсть подумать… Совсем бы не взошло!..
Ц Да запросто!..
И всюду, куда ни плюнь, сияло ликующее мурло верткого Шумка.
Ц А? Что я вам говорил? Ц перекрывал рыночную разноголосицу его пронзит
ельный, не к месту взревывающий голос.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Катали мы ваше солнце'
1 2 3 4 5
Солнышко стремительно падало в невидимое отсюда Теплынь-озеро, плавало
по тресветлому еле заметное пятнышко, на которое так и забыли указать не
доверчивому Докуке. Не до того было…
Когда выбрались из слободки, толпа возросла вчетверо, если не впятеро. Вп
ереди два суровых храбра вели связанного пьянчужку. Моргал, стервец, кру
тил испуганно головой и, кажется, трезвел на глазах. Сказанные им в беспам
ятстве слова передавали друг другу шепотом. Бабы ахали, хватались за поб
ледневшие щеки. Мужики изумленно бранились.
Справа горбились схваченные снегом развалины мертвого города Сволочь-
на-Сволочи. Кое-где карабкался в вечереющее небо жидкий грязноватый дым
ок: погорельцы уже, должно быть, починили сломанные утром землянки и тепе
рь отогревались, как могли. Поначалу при виде угрожающе галдящей толпы с
лобожан они вообразили, что их опять идут бить, хотели было дать деру, одна
ко, уразумев, в чем дело, осмелели и вылезли поглазеть, хотя приблизиться в
плотную так и не решились.
Толпа выла, потрясала дрекольем и призывала тресветлое солнышко пасть н
а плешь дерзкому пьянчужке, испепелив того до самых до пят. Горбатые сугр
обы справа кончились, снежок под ногами перестал скрипеть, начал всхлипы
вать. Капище было уже близехонько. Вскоре пошел снежный уброд, потом хлип
кая грязь и наконец просто влажная земля, кое-где прикрытая молодой ярко-
зеленой травкой. Теплая эта полоса тянулась через всю страну берендеев с
востока на запад, слегка забирая к северу. Называлась она Ярилиной Дорог
ой и почиталась священной, заповедной землей. Не то что пахать Ц праздно
ходить по ней и то разумелось тяжким грехом. Ступить на теплую землицу Яр
илиной Дороги позволялось лишь приносящим жертву да ведущим кого-то на
суд.
Само капище представляло из себя частокол резных идолов, за которыми воз
вышался остроконечный колпак крыши на двенадцати столбах. Верх был увен
чан изображением солнечного лика, а под крышей зияло черное жерло выложе
нного замшелым камнем глубокого колодца, ведущего прямиком в преисподн
юю. Над колодцем был изноровлен
Изноровить (берендейск.) Ц хитро изладить
двуручный ворот; покачивалась на цепях тяжелая позеленевшая от ст
арости бадья, куда грузили принесенные в жертву резные куколки-берендей
ки, а то и преступников, чьи злодеяния требовали столь ужасной казни.
Высокий рябой волхв (тот самый, что утром приходил в слободку), сурово сдви
нув брови, вышел навстречу. Увидев связанного, вперился в него таким жутк
им взглядом, что слободской люд мгновенно притих. Показалось, что и расск
азывать ни о чем не надо: на то он и кудесник, чтобы знать обо всем заранее.
Ц В чем его вина? Ц спросил тем не менее волхв, по-прежнему испепеляюще г
лядя на пьянчужку.
Храбры беспомощно оглянулись. Сабельками-то они орудовать могли славно
, а вот языками… В чем вина… Легко сказать, в чем вина!.. Ну ладно бы там еще те
ленка увел или в чужую клеть залез… А то ведь такое вымолвил, что и повтори
ть страшно…
Ц Солнышко наше хаял, златоподобное! Ц пришел на выручку из толпы бойки
й Шумок.
При этих словах кудесника аж переплюснуло, как с похмелья. Собрал рот в же
мок и грянул железной подковкой посоха о вымощенную камнем землю. Из-за с
ложенных высокой поленницей берендеек вышли и приблизились двое таких
же, как он, волхвов Ц все в оберегах, только что без посохов.
Ц Солнышко хаял?.. Ц медленно выговаривая слова, переспросил кудесник,
и все невольно поежились. Ц Стало быть, солнышку и ответишь… В бадью его!
Охнули бабы, толпа попятилась. Всего ждали, но только не этого. Да ведь не у
бивал же никого, не поджигал!.. Молвил по пьяной лавочке охальное словцо Ц
и на тебе: живого человека Ц да в преисподнюю!..
Мрачные жилистые волхвы подступили к связанному и, подхватив под папоро
тки Под папо
ротки (берендейск.) Ц под силки, под пазушки
, повлекли к дыре. Тот даже и не отбивался, тоже, видать, как громом пор
аженный. Кинув осужденного в бадью, взялись за рукояти ворота и вынули же
лезный клин. С ужасающим скрипом широкая низкая кадка пошла на цепях вни
з, во мрак. Мелькнуло в последний раз лицо пьянчужки, искаженное диковато
й восторженной улыбкой. Не иначе, умом напоследок повихнулся от ужаса… Д
а оно, наверное, и к лучшему.
Заголосила баба, за ней Ц другая. Скрипел ворот, колебались туго натянут
ые цепи. Потом из бездны донесся глухой стук Ц должно быть, бадья достигл
а дна преисподней.
Тут снова грянул о камень посох, и плач Ц будто сабелькой отмахнуло. Волх
в, вскинув обе руки, повернулся к закатному солнышку и запел Ц трудно, про
стуженно:
Свет и сила
Бог Ярило.
Красное Солнце наше!
Нет тебя в мире краше.
Берендеи с трудом разомкнули рты и, тоже поворотясь в сторону Теплынь-оз
ера, повторили хвалебную песнь. Потом снова уставились на волхва.
Ц А вы, Ц в остолбенелой тишине проговорил тот, Ц вольно или невольно п
ричастные, тоже должны очиститься. Тот, кто слышал противные слова, прине
сет в жертву лишнюю берендейку. Тот же, кто слышал и сам потом произнес (хо
тя бы и шепотом) принесет две.
* * *
В слободку возращались, когда солнышко почти уже коснулось самого что ни
на есть небостыка. Или горизонта
Горизонт (греч.) Ц небостык, кругозор, досло
вно Ц ограничивающий
, как его называют греки… Надо же было придумать такое дурацкое сло
во! Ну «гори» еще понятно, а вот «зонт» что такое?..
Ц Берендей, а, берендей!..
Кудыка обернулся на голос. Меж двух заснеженных развалин мертвого город
а избоченилась молоденькая чумазая погорелица в каких-то косматых лохм
отьях вместо шубейки. Впрочем беженцы из Черной Сумеречи, кого ни возьми,
все ходили чумазые. Оно и понятно: дров нету, снегом умываться Ц зябко, а г
рязь ведь тоже от стужи хоть немного, да спасает.
Ц Чего тебе?
Ц Расскажи, что с ним сделали-то!..
Ц Что-что, Ц недовольно сказал Кудыка. Ц В жертву принесли, вот что! Бро
сили в бадью Ц и к навьим душам, в преисподнюю.
Повернулся и двинулся дальше. Не то чтобы он презирал или там боялся пого
рельцев, как многие в слободе, Ц просто солнышко вот-вот должно было пог
рузиться в Теплынь-озеро, а добираться до дому в темноте не хотелось.
Ц Берендей, а, берендей!..
Ц Ну, чего?..
Ц А я ведь про него кое-что знаю.
Ц Про кого?
Ц Ну, про этого… которого в жертву…
Ц Да ну? Ц Кудыка подступил поближе. Ц Расскажи!..
Чумазая погорелица засмеялась, дразня белыми зубами. Вроде даже и не баб
а. Девка еще…
Ц А замуж возьмешь?
Ц Да иди ты к ляду! Ц обиделся древорез.
Ц Ну тогда идольца резного подари.
Кудыка тут же отшагнул назад.
Ц Ишь ты! Идольца ей… А вот не дам я тебе идольца! Вы их, говорят, в кострах ж
жете…
Ц Тогда не расскажу!
Кудыка покряхтел, раздираемый надвое любопытством и боязнью. С одной сто
роны, он готов был понять погорельцев: землянки Ц ветхие, топить нечем, ту
т, пожалуй, все, что хочешь, в костерок подкинешь… Но ведь не берендейку же!
Во-первых, грех, а во-вторых, ты ее резал, старался Ц и на тебе! В огонь!..
Ц Поклянись, что не сожжешь!
Ц Отоймись рука и нога, коли сожгу! До завтра дотерплю, а там пойду в слобо
дку Ц на хворост выменяю!..
Кудыка поколебался еще немного Ц и полез за пазуху.
Ц Ну? Ц сказал он, отдав берендейку.
Погорелица ухватила древореза за рукав и, подавшись губами к уху, зашепт
ала жарко:
Ц Его один уж раз туда бросали…
Ц Кого? Ц Кудыка ошалело отстранился.
Ц Да этого… О ком говорю… Только в другом капище, у сволочан… Он там, сказ
ывают, большого идола у волхвов на дрова скрал… Не то Перуна
Перун (берендейск.) Ц бо
г грома и молнии, с виду Ц плечистый головач, брада золотая, в правой руке
Ц лук, в левой Ц колчан
, не то Велеса
Велес (берендейск.) Ц скотий бог
… Ну, поймали, кинули в бадью да и вниз… Как сейчас…
Кудыку прошиб озноб.
Ц А вдруг это не он был?
Ц Он-он! Я его хорошо запомнила… Да и как не запомнишь Ц такая страсть!..
Ц Да ты погоди, погоди… Ц забормотал Кудыка, отдирая грязные пальцы от р
укава шубейки. Ц А как же он из-под земли-то потом выбрался?
Ц Ну вот выбрался, значит… Ей-ей, не вру… А только зря ты, берендей, в жены м
еня брать не хочешь… Возьми, а?..
Еле отвязавшись от назойливой погорелицы, Кудыка заторопился в слободк
у. Был он сильно раздосадован и бранил себя на все корки. Который уже раз п
одводило Кудыку его неистребимое любопытство. Взял вот и отдал берендей
ку неизвестно за что. Ишь! В жены ее возьми, чумазую!.. Верно говорят, бабий у
м Ц что коромысло: и косо, и криво, и на два конца… Надо же что придумала: из
преисподней вылез! Хотя курносый храбр Нахалко тоже вон в кружале говори
л, что вылезают… черные, с кочергами…
Пали быстрые сумерки. Уже подходя к дому, Кудыка заподозрил еще кое-что не
ладное и снова полез за пазуху. Так и есть! Второго идольца тоже как не быв
ало. Ну, погорелица!.. Одну, значит, берендейку выпросила, другую Ц стащила
… Плюнул, Кудыка, выругался. Правильно им сегодня землянки разорили, забр
одыгам!..
* * *
Старый дед Пихто Твердятич не спал, ждал возвращения внука. Выслушав рас
сказ Кудыки, сказал: «Вона как…» Ц и угрюмо задумался.
Ц Дед, Ц затосковав, позвал Кудыка. Ц А вот, скажем, помер берендей… Пок
инул Явь, стало быть… Чистые души идут в Правь, к солнышку. Нечистые Ц в На
вь, под землю… Это я понимаю. А вот те, кого волхвы заживо в бадейке в дыру эт
у опущают… С ними как?
Ц Да так же… Ц недовольно отвечал ему дед. Ц Пока дна достигнет, со стра
ху помрет…
Кудыка вспомнил глухой негромкий удар, пришедший из черной глубины коло
дца, и содрогнулся.
Ц А потом куда?
Ц Как «куда»?.. Ц Дед заморгал. Ц Так в преисподней и остаются. Куда ж еще
?..
Кудыка аж скривился, представив.
Ц И что они там?
Ц Что-что!.. Ц сварливо отозвался дед. Ц Мы туда берендейки опущаем… А о
ни их, значит, солнышку относят, трудятся…
Ц Так они же нечистые! Души-то!..
Ц Ну, ясное дело, нечистые, Ц сердито сказал дед. Ц Будут тебе чистые ду
ши такую тяжесть таскать!..
Ужинали молча. Поднявшись к себе в горенку, Кудыка долго маялся, топтал тр
опу из угла в угол и все поглядывал на дубовый винтовой жом. Наконец не выд
ержал, соблазнился. Вынул собранный снарядец, намотал ремень на валик до
отказа и, установив позвонок, пустил колебало. «Трык-трык… Ц заскрипело
и застучало в горнице. Ц Трык-трык…» Может, оно и грех, а все веселее…
Во сне виделось Кудыке черное жерло колодца и пьянчужка, с шальной улыбк
ой влекущий куда-то преогромную охапку резных берендеек. «Ты того… поос
торожнее… Ц забеспокоился во сне Кудыка. Ц Резьбу спортишь… Солнышку,
чай, несешь!..» «Катали мы ваше солнце!» Ц с безобразной ухмылкой ответил
ему пьянчужка и ссыпал дробно загрохотавшую охапку на каменный замшелы
й пол преисподней. Откуда-то взялась чумазая белозубая погорелица тоже
с идольцами (один Ц выпрошенный, другой Ц украденный), и стали эти двое о
хально и бесстыдно разводить костер из берендеек. Тут из стены вышел ряб
ой волхв, сдвинул брови, грянул посохом, искры из камня выбил. «Видел? Ц во
просил он Кудыку, грозно кивнув на пьянчужку с погорелицей. Ц Стало быть
, тоже грешен. А ну жертвуй еще одну берендейку!..»
Сильно озадаченный сновидением, Кудыка проснулся и обнаружил, что слюда
в косящатом оконце давно уже тлеет розовым. Уставился на исправно поскри
пывающий снарядец. Ремень размотался едва наполовину. По всему выходило
, что эта ночь была, по меньшей мере, вдвое короче обычной и втрое короче пр
едыдущей. Вот и горница еще не выстыла, как следует… Придерживая у горла з
ипун, Кудыка вылетел в верхние сени, приотворил махонькую ставенку сквоз
ного, не забранного слюдой оконца. Щеки и лоб ошпарило морозом. Над синева
той зубчаткой далеких Кудыкиных гор в розовой дымке возносилось в небо с
ветлое и тресветлое наше солнышко. Несколько мгновений древорез вгляды
вался напряженно, не проползет ли по алому лику темное пятно. Нет, не пропо
лзло… Сброшенный в преисподнюю пьянчужка оказался прав. Нечетное встав
ало солнышко. Счастливое…
* * *
Утречко, понятно, выдалось славное. Помолясь да позавтракав, Кудыка взял
ся за работу. Вырезал пяток берендеек, не больше, когда стукнуло кольцо на
воротах и звонким лаем залились во дворе кобели. Пришел зажиточный своло
чанин из заречного села Нижние Верхи, принес заказ Ц дюжину чурок. Обычн
о селяне к древорезам не обращались и обтяпывали идольцев сами. Работа, к
онечно, была грубая, одно слово, топорная, ну да сойдет для мужика. Не бояри
н, чай… А этот вот решил щегольнуть. На вопрос Кудыки, не проще ли самому то
пориком помахать, мужик ответил, что дал-де зарок пожертвовать десяток и
дольцев, причем настоящих, не самодельных… Не иначе, украл что-нибудь при
ясном солнышке, а теперь вот задабривает… Цены он, во всяком случае, знал:
пять берендеек Ц заказчику, шестую Ц древорезу, а щепу и стружки Ц попо
лам.
Чтобы не было сомнений, Кудыка провел его в повалушу
Повалуша (берендейск.) Ц хо
лодная клеть
, где хранились готовые идольцы. Селянин, с виду робкий, а на деле хит
рющий мужичонка, ахал и хлопал себя по коленям, брал то одну берендейку, то
другую, чуть на зуб не пробовал.
Ц Стружек-то, стружек, чай, от них… Ц бормотал он, завороженно оглаживая
глубокую красивую резьбу. Ц Всю зиму одними стружками топить можно…
Кудыка лишь усмехнулся про себя. Хоть и почитала его слобода чудаком, а др
еворез он был преискусный: добрых полчурки иной раз в стружку улетало…
Ц И ведь каждую складочку надо было вывести!.. Ц восхищенно причитал за
казчик, покручивая головой. Ц Слышь, берендей!.. Ц Он оглянулся и замер, п
риоткрыв рот, чем-то, видать, осененный. Ц А ведь ежели вместо сотни махон
ьких одну большую стяпать… Оно ведь и легче, и стружек поболе…
Ц Так когда-то и делали, Ц снисходительно объяснил Кудыка. Ц Особливо
кто побогаче. Всяк хотел, чтобы его идол выше других торчал… Да волхвы, виш
ь, запретили. Лучше, говорят, числом побольше, но чтобы каждая берендейка р
овно с локоток была. Так-то вот…
Мужичок скорчил недовольную рожу, пожевал бородой.
Ц Волхвы… Ц весь скривившись, выговорил он. Ц Ну, ясно, волхвы… Верно го
ворят: сколько волхва ни корми…
Свершив рукобитие, расстались. В один захап перенеся чурки в горницу, Куд
ыка полюбовался ими малость и, рассудив, что резать он их может и вечером,
решил сходить на торг. Денек тоже намечался славный, как и утречко.
Оделся, подпоясался, переметнул через плечо суму с десятком берендеек Ц
и отправился. Скрипел снежок, дробилось в сугробах искорками счастливое
нечетное солнышко. И берендеи попадались навстречу тоже все больше радо
стные, приветливые.
Над рыночной площадью стоял веселый гомон, прорезаемый лихими криками т
оргующих:
Ц Эх, с коричкой, с гвоздичкой, с лимонной корочкой
Коричка, гвоздичка, лимонн
ая корочка (иноземн.) Ц заморские пряности
, наливаем, что ли?..
Ц Ешь, дружки, набивай брюшки по самые ушки, будто камушки!..
Ц Чудеса, а не колеса, сами катятся Ц только повези!..
Ц С пылу! С жару! Кипят, шипят, чуть не говорят!.. Подь-дойди!..
Торговля шла бойко. Слышался повсюду дробный сухой стук высыпаемых и пер
есчитываемых берендеек. По мере того как переметные сумы слобожан освоб
ождались от резных идольцев и наполнялись покупками, вес их заметно умен
ьшался. Тут и там вспыхивали жаркие споры относительно достоинства вруч
аемой берендейки. Понятно, что идольцы, резанные Плоскыней или, скажем, те
м же Кудыкой ценились не в пример выше, нежели работа ленивого красавца Д
окуки, не говоря уже о самодельных топорных изделиях сволочан. Греков, сл
учайно попавших на слободской рынок, это каждый раз сильно забавляло. У н
их-то у самих Ц что ясная денежка, что тусклая Ц все едино, лишь бы вес и р
езьба сходны были. Чудной они все-таки народ. Дед говорит: живут во тьме, за
Теплынь-озером… а с чего же это они смуглые такие?..
Однако, на рынок Кудыка заглянул не столько поторговать, сколько потолко
вать. Да и не он один.
Ц В бадью болезного… Ц рассказывали взахлеб неподалеку, Ц и туды… в на
вьи души…
Ц Из-за него, стало быть, солнышко-то и гневалось… А ну как не уличили бы в
овремя? Это ж страсть подумать… Совсем бы не взошло!..
Ц Да запросто!..
И всюду, куда ни плюнь, сияло ликующее мурло верткого Шумка.
Ц А? Что я вам говорил? Ц перекрывал рыночную разноголосицу его пронзит
ельный, не к месту взревывающий голос.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Катали мы ваше солнце'
1 2 3 4 5