- И все-таки женщина, даже девочка, всегда сделает все по-своему, на-
перекор мужчине, - пробормотал Креллин, пасуя перед цифрами, приведенны-
ми Форрестом, и решив на досуге изучить их.
- Значит, ваша дочка поступит в университет, - рассмеялся Форрест,
готовясь пустить лошадь галопом, - а вы, и я, и все мужчины до скончания
века будут позволять женщинам делать все, что им вздумается?
Провожая взглядом быстро уменьшавшуюся фигуру хозяина и его лошади,
Креллин улыбнулся. Он подумал: "А где же ваши собственные ребята, мистер
Форрест?" - и решил за утренним кофе рассказать жене об этом разговоре.
Прежде чем вернуться к Большому дому. Дик Форрест остановился еще
раз.
Человека, которого он окликнул, звали Менденхоллом; это был управляю-
щий конюшнями и специалист по пастбищам. Про него говорили, что он знает
в имении не только каждую травинку с той минуты, как появился росток, но
и высоту травинки.
По знаку Форреста Менденхолл остановил пару трехлеток, которых он
объезжал в пароконной двуколке.
Окликнул же его Форрест после того, как внимательно вгляделся в се-
верный конец долины Сакраменто: там на много миль тянулась волнистая ли-
ния холмов, озаренных солнцем и уже покрытых яркой, свежей зеленью.
Происшедший затем разговор был краток и свелся к немногосложным воп-
росам и ответам. Они давно научились понимать друг друга. Речь шла о
травах, о зимних дождях и возможности поздних весенних дождей. Упомина-
лись речки - Литтл Койот и Лос-Кватос, холмы Йоло и Миримар, а также Биг
Бэзин, Раунд Валлей и горные кряжи Сан-Ансельмо и Лос-Банос. Обсуждались
теперешние, прошлые и будущие передвижения стад и гуртов, надежды на
травы, посеянные на горных пастбищах, производился приблизительный подс-
чет сена, оставшегося в отдаленных сараях, укрытых в горных долинах, где
скот зимовал и кормился.
Под дубами, у коновязи, Форресту не пришлось самому возиться с Фури-
ей. Подбежавший конюх принял ее. Форрест на ходу бросил несколько слов
относительно Дадди, выездной лошади, и вскоре его шпоры зазвенели на
крыльце дома.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Открыв тяжелую тесовую дверь, обитую железными гвоздями, Форрест во-
шел в один из флигелей Большого дома. И дверь и помещение за ней, с бе-
тонным полом и многочисленными дверями, напоминали средневековую тюрем-
ную башню. Одна из них распахнулась, на пороге показался китаец в белом
фартуке и крахмальном колпаке, а за ним следом вырвался глухой гул дина-
мо-машины. Этот гул и отвлек Форреста от его цели. Он остановился и,
придержав дверь, заглянул в освещенную электрическими лампами прохладную
бетонированную комнату, где стоял длинный стеклянный холодильник со
стеклянными полками, соединенный с машиной для изготовления искусствен-
ного льда и с динамо. На полу в засаленном рабочем комбинезоне сидел на
корточках весь измазанный грязью человечек. Форрест кивнул ему.
- Что-нибудь не ладится, Томсон?
- Не ладилось, - последовал Краткий исчерпывающий ответ.
Форрест закрыл дверь и пошел по длинному, словно туннель, коридору.
Узкие окна, похожие на бойницы средневекового замка, пропускали скудный
свет. Другая дверь привела его в длинную низкую комнату с бревенчатым
потолком; камин был так велик, что в нем можно было бы зажарить целого
быка. На рдеющих углях ярко пылал толстый пень. В комнате стояли два
бильярда, несколько карточных столов, небольшая стойка с напитками, а по
углам - кресла и диваны. Два молодых человека, натиравшие мелом свои
кии, ответили на приветствие Форреста.
- С добрым утром, мистер Нэйсмит, - весело обратился Форрест к одному
из них. - Набрали еще материал для "Газеты скотовода"?
Нэйсмит, молодой человек лет тридцати, в пенсне, смущенно улыбнулся
и, подмигнув, указал на своего товарища.
- Да вот Уэйнрайт вызвал меня...
- Другими словами. Льют и Эрнестина продолжают сладко спать! - засме-
ялся Форрест.
Уэйнрайт хотел ответить на шутку хозяина, но не успел: тот уже отошел
от него, на ходу бросив Нэйсмиту через плечо:
- Хотите ехать со мной в половине двенадцатого? Мы с Тэйером отправ-
ляемся в машине смотреть шропширов. Ему нужны бараны, десять вагонов; и
для вас, наверно, найдется подходящий материал по части вывоза скота в
штат Айдахо. Захватите фотоаппарат. Вы с Тэйером нынче утром виделись?
- Он шел завтракать, как раз когда мы уходили из столовой, - вмешался
Берт Уэйнрайт.
- Если увидите его, скажите, чтобы он был готов к половине двенадца-
того. Тебя, Берт, я не приглашаю... из сострадания: к тому времени деви-
цы наверняка встанут.
- Возьми с собой хоть Риту! - жалобно попросил Берт.
- Боюсь, что не смогу, - ответил Форрест уже в дверях, - мы едем по
делам. Да и Риту с Эрнестиной, как тебе известно, водой не разольешь.
- Вот мне и хотелось, чтобы это хоть раз случилось, - усмехнулся
Берт.
- Удивительно! Братья почему-то никогда не ценят своих сестер, - за-
метил Форрест. - Мне всегда казалось, что Рита очень славная сестренка.
Чем она тебе не угодила?
Не дожидаясь ответа, он закрыл за собой дверь, и звон его шпор донес-
ся из коридора, а затем с витой лестницы. Поднимаясь по ее широким бе-
тонным ступеням, он услышал наверху звуки рояля и, привлеченный ритмом
веселого танца и взрывами смеха, заглянул в светлую комнату, всю залитую
солнцем. За роялем сидела молодая девушка в розовом кимоно и утреннем
чепчике, а две других, тоже в кимоно, исполняли какой-то фантастический
танец: его не изучали ни в каких танцклассах, и он отнюдь не предназна-
чался для мужских глаз.
Девушка, сидевшая за роялем, сразу увидела Форреста, подмигнула ему и
продолжала играть. Танцующие заметили его лишь через несколько минут.
Они взвизгнули, смеясь, упали друг Другу в объятия, и музыка оборвалась.
Все трое были сильные, молодые и здоровые, и при виде их в глазах Фор-
реста засветилось такое же удовольствие, какое светилось в них, когда он
смотрел на Принцессу Фозрингтонскую.
Начались взаимные насмешки и поддразнивания, как бывает обычно, когда
соберется молодежь.
- Я здесь уже пять минут, - уверял их Дик Форрест.
Обе танцовщицы, желая скрыть свое смущение, заявили, что сильно сом-
неваются в этом, и стали приводить примеры его будто бы общеизвестной
лживости. Сидевшая за роялем Эрнестина, сестра его жены, утверждала, на-
оборот, что уста его, как всегда, глаголют истину, что она видела его с
первой же минуты, как он вошел, и что, по ее расчетам, он смотрел на них
гораздо дольше, чем пять минут.
- Ну, как бы там ни было, - прервал он их болтовню, - Берт, этот не-
винный младенец, даже не подозревает, что вы уже встали.
- Встали, да... но не для него! - заявила одна из танцевавших деву-
шек, похожая на веселую юную Венеру. - И не для вас тоже! А потому уби-
райтесь-ка отсюда, мой мальчик, марш!
- Послушайте, Льют, - сурово начал Форрест. - Хоть я и дряхлый ста-
рец, а вам только что исполнилось восемнадцать лет - ровно восемнадцать
- и вы случайно приходитесь мне свояченицей, но из этого вовсе не следу-
ет, что вам можно надо мной куражиться. Не забудьте, и я должен конста-
тировать этот факт, как сие ни прискорбно для вас, исключительно в инте-
ресах Риты, - не забудьте, что за истекшие десять лет мне приходилось
награждать вас шлепками гораздо чаще, чем вам теперь хочется признать.
Правда, я уже не так молод, как был когда-то, но... - он пощупал мышцы
на правой руке и сделал вид, что хочет засучить рукава, - но еще не сов-
сем развалина; и если вы меня доведете...
- Что будет, если доведу? - вызывающе подхватила Льют.
- Если вы меня доведете... - пробормотал он угрожающе. - Если...
Кстати, я должен, к моему прискорбию, вам заметить, что у вас чепчик на-
бок. Кроме того, он мне кажется вообще не слишком удачным произведением
искусства. Я сшил бы вам чепчик гораздо больше к лицу, даже зажмурив-
шись, даже во сне и даже... если бы у меня была морская болезнь.
Льют задорно качнула белокурой головкой, взглянула на подруг, как бы
прося поддержки, и заявила:
- Сомневаюсь!.. Неужели вы воображаете, что мы втроем не справимся с
одним пожилым, не в меру тучным и дерзким мужчиной? Как вы думаете, де-
вочки? Давайте-ка возьмемся за него все вместе! Ведь ему не меньше соро-
ка лет, у него аневризм сердца, и - хотя не следует выдавать семейных
тайн - в довершение всего меньерова болезнь [1].
Эрнестина, маленькая, но крепкая восемнадцатилетняя блондинка, выско-
чила из-за рояля, и все три девушки совершили набег на стоявший в амбра-
зуре диван; захватив каждая по диванной подушке и отойдя друг от друга
так, чтобы можно было хорошенько размахнуться, они двинулись на врага.
Форрест приготовился, затем поднял руку для переговоров.
- Трусишка! - насмешливо закричали они вразнобой и повторили хором: -
Трусишка!
Он упрямо покачал головой.
- Вот за это и за прочие ваши дерзости вы все три будете наказаны по
заслугам. Сейчас передо мной с ослепительной ясностью встают все нане-
сенные мне в жизни обиды. Через минуту я начну действовать. Но сначала.
Льют, как сельский хозяин, со всем смирением, на какое я способен, прошу
вас: объясните, ради создателя, что это за штука - меньерова болезнь.
Овцы могут заразиться ею?
- Меньерова болезнь - это, - начала Льют, - это... как раз то, что у
вас. И единственные живые существа, которых постигает меньерова болезнь,
- бараны.
Враги бросились друг на друга и вступили в яростную схватку. Форрест
сразу атаковал противника излюбленным в Калифорнии футбольным приемом,
который применялся еще до распространения регби; но девушки, пропустив
его, ринулись на него с флангов и обстреляли подушками. Он тут же обер-
нулся, раскинул руки и, согнув пальцы, словно крючком, зацепил всех трех
сразу. Теперь это уже был смерч, в центре которого вертелся человек со
шпорами, а вокруг него крутились полы шелковых кимоно, летели во все
стороны туфли, чепчики, шпильки. Слышались глухие удары подушек, рычание
атакуемого, писк, визг и восклицания девушек, неудержимый хохот и треск
рвущихся шелковых тканей.
Наконец Дик Форрест оказался лежащим на полу, полузадушенный и оглу-
шенный ударами подушек; в руке он сжимал растерзанный голубой шелковый
пояс, затканный красными розами.
На пороге одной из дверей стояла Рита, ее лицо пылало; она насторожи-
лась, как лань, готовая бежать. В другой - не менее разгоряченная Эрнес-
тина застыла в гордой позе матери Гракхов; она стыдливо завернулась в
остатки своего кимоно и целомудренно придерживала его локтем. Спрятавша-
яся было за роялем Льют пыталась бежать оттуда, но ей угрожал Форрест.
Он стоял на четвереньках, изо всей силы ударял ладонями о паркет и сви-
репо вертел головой, подражая реву разъяренного быка.
- И люди все еще верят в доисторический миф, будто это жалкое подобие
человека, распростертое здесь во прахе, когда-то помогло команде Беркли
победить Стэнфорд! - торжественно провозгласила Эрнестина, которая нахо-
дилась в большей безопасности, чем остальные.
Она тяжело дышала, и Форрест с удовольствием заметил трепет ее груди
под легким блестящим вишневым шелком. Когда он взглянул на других, то
увидел, что и они выбились из сил.
Рояль, за которым спряталась Льют, был небольшой, ярко-белый, с золо-
том, в стиле этой светлой комнаты, предназначенной для утренних часов;
он стоял на некотором расстоянии от стены, и Льют могла бежать в обе
стороны. Форрест вскочил на ноги и потянулся к ней через широкую плоскую
деку инструмента. Он сделал вид, что хочет перепрыгнуть, и Льют восклик-
нула в ужасе:
- Шпоры, Дик! Ведь на вас шпоры!
- Тогда подождите, я их сниму, - отозвался он.
Только он наклонился, чтобы отстегнуть их, как Льют сделала попытку
бежать, но он расставил руки и опять загнал ее за рояль.
- Ну смотрите! - закричал он. - Все падет на вашу голову! Если на
крышке рояля будут царапины, я пожалуюсь Паоле.
- А у меня есть свидетельницы, - задыхаясь, крикнула Льют, показывая
смеющимися голубыми глазами на подруг, стоявших в дверях.
- Превосходно, милочка! - Форрест отступил назад и вытянул руки. -
Сейчас я доберусь до вас.
Он мгновенно выполнил свою угрозу: опершись руками о крышку рояля,
боком перекинул через него свое тело, и страшные шпоры пролетели на вы-
соте целого фута над блестящей белой поверхностью. И так же мгновенно
Льют нырнула под рояль, намереваясь проползти под ним на четвереньках,
но стукнулась головой о его дно и не успела еще опомниться от ушиба, как
Форрест оказался уже на той стороне и загнал ее обратно под рояль.
- Вылезайте, вылезайте, нечего! - потребовал он. - И получайте заслу-
женное возмездие.
- Смилуйтесь, добрый рыцарь, - взмолилась Льют. - Смилуйтесь во имя
любви и всех угнетенных прекрасных девушек на свете!
- Я не рыцарь, - заявил Форрест низким басом. - Я людоед, свирепый,
неисправимый людоед. Я родился в болоте. Мой отец был людоедом, а мать
моя - еще более страшной людоедкой. Я засыпал под вопли пожираемых де-
тей. Я был проклят и обречен. Я питался только кровью девиц из Милльско-
го пансиона. Охотнее всего я ел на деревянном полу, моим любимым ку-
шаньем был бок молодой девицы, кровлей мне служил рояль. Мой отец был не
только людоедом, он занимался и конокрадством. А я еще свирепее отца, у
меня больше зубов. Помимо людоедства, моя мать была в Неваде агентом по
распространению книг и даже подписке на дамские журналы! Подумайте, ка-
кой позор! Но я еще хуже моей матери: я торговал безопасными бритвами!
- Неужели ничто не может смягчить и очаровать ваше суровое сердце? -
молила Льют, в то же время готовясь при первой возможности к побегу.
- "Только одно, несчастная! Только одно на небе, на земле и в морской
пучине".
"Эрнестина прервала его легким возгласом негодования - ведь это был
плагиат.
- Знаю, знаю, - продолжал Форрест. - Смотри Эрнст Досон, страница
двадцать седьмая, жиденькая книжонка с жиденькими стихотворениями для
девиц, заключенных в Милльский пансион. Итак, я возвестил, до того как
меня прервали: единственное, что способно смягчить и успокоить мое лютое
сердце, - это "Молитва девы". Слушайте, несчастные, пока я не отгрыз ва-
ши уши порознь и оптом! Слушайте и вы, глупая, толстая, коротконогая и
безобразная женщина - вы там, под роялем! Можете вы исполнить "Молитву
девы"?
Ответа не последовало. В это время из обеих дверей раздались востор-
женные вопли, и Льют крикнула из-под рояля входившему Берту Уэйнрайту:
- На помощь, рыцарь, на помощь!
- Отпусти деву сию! - приказал Берт.
- А ты кто? - вопросил Форрест.
- Я король Джордж, то, есть святой Георгий.
- Ну что ж! В таком случае я твой дракон, - с должным смирением приз-
нал Форрест. - Но прошу тебя, пощади эту древнюю, достойную и несравнен-
ную голову, ибо другой у меня нет.
- Отрубите ему голову! - скомандовали его три врага.
- Подождите, о девы, молю вас! - продолжал Берт. - Хоть я и ничто-
жество, но мне страх неведом. Я схвачу дракона за бороду и удушу его же
бородой, а пока он будет медленно издыхать, проклиная мою жестокость и
беспощадность, вы, прекрасные девы, бегите в горы, чтобы долины не под-
нялись на вас. Иоло, Петалуме и Западному Сакраменто грозят океанские
волны и огромные рыбы.
- Отрубите ему голову! - кричали девушки. - А потом надо его заколоть
и зажарить целиком.
- Они не знают пощады. Горе мне! - простонал Форрест. - Я погиб! Вот
они, христианские чувства молодых девиц тысяча девятьсот четырнадцатого
года! А ведь они в один прекрасный день будут участвовать в голосовании,
если еще подрастут и не повыскочат замуж за иностранцев! Бери, святой
Георгий, мою голову! Моя песенка спета! Я умираю и останусь навсегда не-
ведом потомству!
Тут Форрест, громко стеная и всхлипывая, лег на пол, начал весьма на-
турально корчиться и брыкаться, отчаянно звеня шпорами, и наконец испус-
тил дух.
Льют вылезла из-под рояля и исполнила вместе с Ритой и Эрнестиной
импровизированный танец - это фурии плясали над телом убитого.
Но мертвец вдруг вскочил. Он сделал Льют тайный знак и крикнул:
- А герой-то! Героя забыли! Увенчайте его цветами! И Берт был увенчан
полуувядшими ранними тюльпанами, которые со вчерашнего дня стояли в ва-
зах. Но когда сильной рукой Льют пучок намокших стеблей был засунут ему
за ворот, Берт бежал. Шум погони гулко разнесся по холлу и стал уда-
ляться вниз по лестнице, в сторону бильярдной. А Форрест поднялся, при-
вел себя, насколько мог, в порядок и, улыбаясь и позванивая шпорами,
продолжал свой путь по Большому дому.
1 2 3 4 5 6