А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



Эпиграф
40000 / 5 = 8000
8000 / 24 = 333.(3)
Смещение: 20
Вводим топологическую погрешность: (- 12)
20 * 504 = 10080
39988 / 2 = 19994
19994 - 10080 = 9914
Начальные координаты: (- 3000)
9914 - (- 3000) = 12914
19994 - 12914 = 7080
7080 / 5 = 1416
1416 / 24 = 59
Ответ: 59
1 фарсах равен ~5.07км
Пролог

56-й сег, дуга Зена, 504-я натра.
Мерзнут руки. Стило выскальзывает из пальцев, буквы получаются кривые, строки налезают одна на другую. Если мы когда-нибудь вернемся, за этот бортжурнал меня высекут перед всей ментепой.
Но мы не вернемся. Рулевая ось износилась так, что сквозь манжеты проникает снег, корка льда на первой палубе уже в палец толщиной. Вчера Туим пытался на ходу законопатить щели. Сломал помазок, сильно повредил руку. Я наложил ему восемь швов и заставил выпить макового молока, снимающего боль.
Меня зовут Яхмес, я летописец. Раньше я был помощником Нефри, главного масленщика, но после атаки, когда пробили двурогую амфору, масла не осталось. Тогда вспомнили, что я учился на эскулапа и, стало быть, владел грамотой. Синухет приказал мне продолжить журнал исчезнувшего Хатэма.
Теперь на моих плечах лежит груз ответственности. Я пишу историю нашего поражения. И пусть за спиной подшучивают, все равно - когда-нибудь галеру найдут, и мой бортжурнал станет единственным клочком истины среди ледяного поля лжи. Это даже греет немного, если хорошенько представить.
Записи Хатэма разбирать непросто. Почерк у него был мелкий и стремительный, к тому же покойный отличался болезненной лаконичностью. Что, например, может обычный человек сказать о записи «12 сег. Без поворотов. Уклон. Западный сильный»? Лишь развести руками. К счастью, вернее к несчастью, я сам был свидетелем всего, о чем писал Хатэм, и кое- как понимал общий смысл. А тем, кто спустя стонатрии отыщет заледеневшую галеру, такой бортжурнал окажется бесполезен.
Вчера я поделился своими мыслями с Синухетом. Командир молча выслушал, не отрываясь от штурвала. Он редко отходил от штурвала.
- Дельно говоришь, - сказал Синухет, когда я закончил. - Вот и займись этим.
Поэтому сейчас я, закутавшись в меха, сижу в каюте на третьей палубе и готовлюсь начать свою повесть. Я решил писать правду, не утаивая ничего, даже фактов, о которых никто кроме меня не знал. Все равно корабль не вернется назад. Топливо почти закончилось, холод медленно вползает в галеру. Если за ближайшие пять- шесть сегов нам не удастся отыскать месторождение танталовой соли, реактор затухнет, открыв смерти все люки.
Надеюсь, я успею дописать свою историю.
Глава 1
Это началось, когда встретились двое людей, мечтавших о невозможном. Одного звали Синухетом, он был опытным командиром и владел отличной девятиосной галерой. Второго звали Хатэмом. Он был безумцем.
Если бы Хатэм и Синухет встретились как-нибудь иначе, все мы - экипаж галеры - остались бы живы. Но судьба неумолима, а прошлого не вернуть. Нам остается лишь слать проклятия на голову Хатэма и надеяться, что справедливость где-нибудь существует...
Итак, все началось, когда галера Синухета столкнулась со стареньким меркуром Хатэма и раздавила его, словно череп поросенка. Всадник едва уцелел, со сказочной везучестью избежав всех тридцати шести колес нашей галеры и закончив нелегкий путь на верхней палубе, в каюте Синухета. Ему даже не переломало костей, лишь на левой ноге раздробило пальцы.
Я в то время прислуживал командиру, и к тому же был знаком с ремеслом эскулапа, поэтому мне выпало заботиться о раненном. Не скажу, чтобы в последующие сеги это прибавило мне любви среди экипажа, зато, волей- неволей, я стал свидетелем всех разговоров Синухета с Хатэмом. Знать бы тогда, к чему это приведет...
Их первую беседу я помню от слова до слова.
- Как он? - спросил Синухет, заглянув в каюту. Командир недавно вернулся с охоты, его меховой комбинезон был забрызган кровью.
- Лучше, - вместо меня ответил Хатэм. - Благодарю тебя, варвар.
- За что? - резко спросил Синухет. Войдя в каюту, он задвинул дверь и повернул до упора регулятор отопительной системы. - Я едва не стал причиной твоей смерти, юноша.
Здесь надо сказать, что Хатэм был молод и отличался редкой красотой. Он был высок, строен, белокож, как и все центряки, длинные курчавые волосы ниспадали на широкие плечи. На лице выделялся квадратный подбородок, говоривший о примеси древней крови, карие глаза смотрели открыто, даже немного наивно.
Синухет мало чем напоминал Хатэма. Уже немолодой, коренастый и смуглый, командир никогда не строил из себя благородного господина, хотя род его восходил к самим Первопроходцам. Двигался он быстро и точно; говорил кратко, по делу, задиристо смеялся, не терял чувства юмора даже в опасности. Синухета любили все. Его было трудно не любить.
- Я едва не стал причиной твоей смерти, юноша, - сказал командир, снимая перчатки.
- Вина моя, - спокойно ответил раненый. - Я знал, чем рискую.
- Риск? - переспросил Синухет. Его густые черные брови сошлись к переносице. - У любого риска должна быть цель. Риск - это опасность ради пользы. Ехать поперек Движения не риск, а глупость.
Хатэм слабо улыбнулся. Несмотря на маковое молоко, он испытывал сильную боль.
- У меня была цель. Я почти добрался до Обочины...
- Почти? - фыркнул Синухет. - От моей галеры на той развалине, что была у тебя, до Обочины ехать сега три.
Он опустился в кресло и дал мне знак. Я поспешно наполнил пиалу.
- Зачем ты ехал к Обочине? - спросил командир, отпив черного пива.
Хатэм тяжело вздохнул.
- Желая проверить одну теорию. Сомневаюсь, варвар, что тебе она покажется интересной.
- Предоставь мне судить, - отрезал Синухет. - Итак?
Раненый помолчал.
- Вам не кажется, что Дорога становится длиннее с каждой натрой? - спросил он затем. - Я изучил сотни манускриптов и записей, читал журналы Первопроходцев. В древности натра была гораздо короче нынешней...
Мы с Синухетом переглянулись и, не сговариваясь, рассмеялись. Хатэм недоуменно поднял брови.
- Я сказал что- то смешное?
Синухет взял себя в руки и строго на меня посмотрел. Пришлось умолкнуть.
- Как твоё имя, юноша? - спросил командир. Когда Хатэм представился, Синухет вновь едва не рассмеялся.
- Я так и думал, что ты философ. Юноша, видишь ли, все кормчие, а я много дуг был кормчим на другой галере, прекрасно знают об удлинившейся натре.
- Мне известно об этом, - сдержанно отозвался Хатэм. - Но позволь закончить, варвар.
- Говори.
- Я построил теорию, объясняющую причину этого явления.
- Боюсь тебя огорчить, но это тоже не является тайной, - фыркнул Синухет. Однако Хатэм с неожиданной горячностью возразил, даже привстав от волнения:
- Общепринятые теории фальшивы! Я могу доказать!
Синухет умолк и странно посмотрел на раненого.
- Можешь? - спросил он после паузы. Хатэм кивнул. Командир дал мне знак, подождал пока его пиала окажется полной и откинулся в кресле, заложив ногу за ногу.
- Слушаю.
- Варвар, как твоё имя?
Синухет представился. Хатэм жестом приказал мне поправить постель и, когда это было сделано, заговорил негромко, с горячим убеждением в голосе:
- Мною обнаружены доказательства, что известная нам история - не более чем легенда, родившаяся в пьяном уме какого- то кормчего на заре времен. Только полный дурак мог бы вообразить, словно мир - это гигантское искусственное колесо, Станция, в ободе которой проложена бесконечная лента Дороги. На самом деле, мы живем на шаре!
Услышав это в первый раз, я решил, что Хатэм безумен. Но Синухет, к несчастью, был человеком редкого ума и страдал общей болезнью всех умных людей. Любопытством.
- Шар? - насмешливо переспросил командир. - Да- а, такой теории мне пока не встречалось. Ответь, юноша, как в таком случае объяснить натры? Что такое натра?
- Мальчик, - раненый обернулся ко мне. - Что такое натра?
- Ответить, командир? - спросил я. Синухет небрежно кивнул. - Натрой называется сегмент великой Станции, где древнейшие обогреватели перестали действовать. Холод мирового пространства убивает там все живое, поэтому мы вынуждены двигаться против вращения Станции, вечно убегая от натры...
- Достаточно! - прервал Хатэм. - Это чушь! Ерунда! Глупость!
- Ну, ну, потише, - улыбнулся Синухет. - Что глупого в теории мироздания?
- Нет никакой Станции! - горячо сказал философ. - Наш мир - это гигантский каменный шар, такой огромный, что с поверхности невозможно увидеть его кривизну. Шар очень медленно вращается вокруг своей оси, совершая один оборот за срок, сравнимый с натрой.
Я взглянул на Синухета, готовый рассмеяться следом за ним, но к своему изумлению увидел в глазах командира интерес. Огладив бороду, Синухет кивнул мне и указал на полку, где лежали принадлежности для письма.
- Черти, - коротко сказал он. Я поставил перед Хатэмом станок и молча смотрел, как раненый выводит на бумаге странный рисунок. То был смертный приговор всем нам, но тогда я этого еще не знал.
- Смотри, варвар, - философ закончил рисовать и протянул Синухету чертеж. - Видишь? Если представить, что где- то за тучами, всегда на одном и том же месте находится гигантский обогреватель, его тепло будет действовать лишь на половину шара. Но шар вращается - поэтому один раз в натру каждая его точка оказывается на противоположной стороне, где обогреватель не виден и повсюду царит холод мирового пространства.
- Так, так, - Синухет прищурил глаза. - И-и-интересная мысль. Значит, мы вечно движемся по поверхности этого шара, убегая от границы холода?
- Именно! - просиял Хатэм. - Ты очень умен, варвар, другим приходилось объяснять на макетах.
- Любопытно... - Синухет огладил бороду. - Солнце побери, в самом деле любопытно. Конечно, твоя теория в чистом виде - глупость, но идея о шаре... Над этим можно думать, юноша!
- Чем глупа моя теория? - опешил Хатэм.
Тут я почувствовал, что больше не могу молчать, и шагнул вперед:
- Закон всемирного тяготения к движению не позволит мистическому обогревателю висеть в небе на одном месте. Закон гласит: то, что не двигается, гибнет. Поэтому тучи всегда летят в сторону Движения, поэтому вечно дует ветер, а стада животных мигрируют, поэтому брошенный камень летит по дуге и, если его остановить, сразу падает...
- Умница, Яхмес, - улыбнулся Синухет. - Устами младенца... Хатэм, надо и в самом деле быть философом, чтобы придумать такую замечательную идею и не суметь ее развить.
Раненый мрачно смотрел на командира. Тот рассмеялся.
- Ты едешь по старой дороге, юноша. Общепринятая теория мироздания утверждает, что Станция под нашими ногами медленно вертится, и ты придумал вращающийся шар. Но любой человек, знакомый с техникой, сразу скажет - гораздо выгоднее вращать обогреватель вокруг шара!
- Я думал над этим, - возразил Хатэм. - Но такая схема противоречит постулату Диокла о непризнании исключительности нашего места во Вселенной.
- Причем тут место во Вселенной? - Синухет фыркнул. - Хоть шар, хоть Станция, мы где были, там и останемся. Лучше скажи, какие доказательства своей теории ты обнаружил?
Философ вздохнул.
- Их немного, однако они есть. Наблюдения за температурой в разных местах Колонны, отчеты дальних земледельцев и разведчиков, миграции животных - все это говорит в пользу шара. Но, самое главное, моя теория способна объяснить постоянное удлинение натры.
- Шар замедляет вращение? - Синухет поднял брови. И тогда Хатэм сказал фразу, подписавшую всем нам смертный приговор:
- Нет, гораздо проще. Мы движемся по спирали.
Глава 2
За следующие сеги Хатэм сумел убедить в своей идее всех жителей галеры, включая и меня. Что касается командира, то он стал горячим сторонником «шаровой теории» и в свободное от работы время спорил с Хатэмом, покрывая листы сотнями чертежей и математических выкладок. Мы и раньше знали, что Синухет - весьма образованный человек, но лишь с появлением Хатэма стало ясно, как много известно командиру.
Жизнь вскоре вернулась к обычной рутине. Охотничьи меркуры регулярно стартовали под углом к Движению, в погоне за бесчисленными стадами кризонов, вечно опережавших Колонну на несколько сегов. Лесорубы с граничных трирем время от времени стыковали свои неповоротливые, но быстрые корабли к нашей галере и меняли дерево на шкуры. Лесорубам в Колонне приходилось труднее всего; их работу нельзя было делать на ходу, но дерево требовалось постоянно, поэтому, в отличие от дальних земледельцев и разведчиков, лесорубы двигались вместе с главными кораблями. Вынужденные часто останавливаться, их триремы работали на износ: поговаривали, лесорубам приходилось менять корабли едва ли не раз в натру...
Галера Синухета уже больше дуги шла в опасной близости к Обочине. Здесь Дорога была плохо укатана, нас трясло. Однажды мы увидели, как небольшая охотничья барка едет на брюхе, потеряв обе задние оси в каменистой россыпи. Командир приказал остановиться и помочь неудачливым соседям, из- за этого стада кризонов ушли дальше и нам пришлось поставить второй парус. Целый сег затем галера мчалась на предельной для ее шасси скорости, жалобно поскрипывая на каждом ухабе.
От экипажа спасенной барки мы узнали, что рабовладельцы вновь сократили отрыв. Их галеоны видели с гигантских кораблей центряков. Люди роптали и требовали устроить рейд, но могучие пентеры Легиона продолжали с хищной грацией следовать за гражданскими кораблями, не пытаясь замедлить ход. В радионовостях, как обычно, про рабовладельцев хранили гробовое молчание.
- Говорю вам, это неспроста, - ворчал старый Тимн, наш кормчий. - Помяните мои слова, Легион давно в сговоре с пиратами...
- Скажи еще, со сциллами, - фыркнул Хебсен.
Хебсен - охотник, наш лучший добытчик кризонов. Он один из немногих мог похвастать, что видел сцилла воочию. Проверить это никто не мог, но при одном взгляде на его лицо, изуродованное плетьми рабовладельцев, при виде обрубленных ушей и негнущихся пальцев левой руки, сомнения как- то сами собой пропадали.
Хебсен никогда не рассказывал про свою жизнь в рабстве. Но от его брата, Хатшепа, мы знали, что к пиратам они попали случайно, когда разбили меркур далеко в стороне от Колонны и не успели добежать обратно. Неудачники вроде них, да еще преступники, которых ссаживают с кораблей, составляют почти всю добычу рабовладельцев. Открыто нападать на Колонну эти мерзавцы не рискуют, хотя, конечно, не гнушаются ловить отставшие барки и меркуры.
А за пиратскими галеонами, говорил Хебсен, у самых границ натры, идут звери. Падальщики. Бесчисленное множество животных, мигрирующих далеко впереди Колонны, снабжает их обильным источником пищи, даже на Дороге нередко попадаются раздавленные, перемешанные с песком тела. Еще больше пищи создают люди, бросающие на Дорогу мусор, объедки, внутренности, кости своей добычи. Звери очищают за нами путь...
- Сциллы идут нескончаемой стеной, - рассказывал Хебсен. - Они движутся, как натра, не быстро и не медленно. Даже самый маленький сцилл вдвое больше нашей галеры, а встречаются там и такие, что трирема рядом покажется игрушкой. Земля дрожит под их шагами!
Хебсен любил говорить о сциллах.
- Их молодь вылупляется из яиц, которые самки всегда несут на спине, - рассказывал он, оживленно жестикулируя левой рукой.- Пока сцилл молодой, он едет на матери и учится жизни, наблюдая за другими сциллами. Они никогда не останавливаются и никогда не едят живую добычу. Бедуины раньше пробовали бросать им пленников, но сциллы проходили мимо. Они никому не враги...
Здесь надо сказать, что бедуины были нашими врагами. Они передвигались верхом на ламаргах, грациозных родичах кризонов, умевших бегать быстрее галеры и не нуждавшихся в Дороге. Это позволяло бедуинам сильно опережать натру и жить в неподвижности, иногда, целыми дугами.
Они ненавидели дальних земледельцев, особенно тех, кто сажал быстрые деревья для приближающейся Колонны. Старый Тимн говорил, ради скорости земледельцы поливают свои поля особыми жидкостями, которые помогают деревьям расти, но отравляют обычную траву и животных. Бедуины гибнут десятками, если их стада попадают на бывшее поле, поэтому они часто нападают на земледельцев и сжигают их корабли. Легионеры тут бессильны: даже самая лучшая пентера не угонится за отрядом всадников, покинувших Дорогу.
Всякий раз, когда Тимн начинал ворчать про бедуинов, Хебсен вставлял, что сциллы и бедуины делают одно дело. Не знаю, кого он хотел этим оскорбить - бедуинов или сцилл, но в результате всегда обижался Тимн. Старик упорно не верил в сцилл и говорил, что если такие звери существуют, их кости обязательно встречались бы нам на пути. Ведь Колонна уже пятьсот четвертый раз проходит по одному и тому же месту, убегая от натры.
- Сциллы уходят умирать в мировое пространство, - отвечал на это Хебсен.
Кто бы мог подумать, что именно сказки о сциллах подскажут Синухету и его новому другу Хатэму план, как погубить всех жителей галеры?
А начиналось так мирно... Было самое начало сега. Большая часть экипажа еще спала, галера мягко катилась по Дороге:
1 2 3 4 5