Здесь выложена электронная книга Любка автора по имени Рубина Дина. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Рубина Дина - Любка.
Размер архива с книгой Любка равняется 19.32 KB
Любка - Рубина Дина => скачать бесплатную электронную книгу
Рубина Дина
Любка
Дина Рубина
Любка
Ноги у Любки гладкие были, выразительные и на вид - неутомимые, хотя на каждой стопе вдоль пальцев синела наколка "Они устали"... Надо же - щеки впалые, плечи костистые, живот к спине примерз, а ноги - даже странно - что там твоя Психея!
- Одевайтесь, пожалуйста, - сказала Ирина Михайловна и, глядя, как торопливо и зябко путается девушка в лямках рубашки, размышляла.
Надрывная татуировка Ирину Михайловну не смутила. Она второй год сидела в заводской медкомиссии, навидалась за это время всякого, понимала, что детство и юность у человека не всегда протекают на стриженых газонах. Любка держалась скромно, глядела порядочно, пальцы ног на осмотре стыдливо поджимала.
Ирина Михайловна дождалась, пока она оденется, бестолково выворачивая туда-сюда рукава куцей зеленой кофты, и позвала ее в коридор.
- Послушайте... Люба... - она заглянула в лицо девушки. - Вы не представляете, какой это тяжелый хлеб - труд обдирщиц. Через месяц вы рук своих не узнаете, сплошные будут рубцы и ожоги...
Любка настороженно помалкивала, соображая, какого рожна заботливой докторше надо.
- Не пойдете ли няней ко мне? У меня ребенок, восемь месяцев. Сидеть некому, положение тяжелое... А я... я вам шестьдесят рублей буду платить...
Похожа была докторша на воспитанную девочку из ученой семьи. Некрасивая, веснушчатая. Нос не то чтобы очень велик, но как-то вперед выскакивает: "Я, я, сначала - я!" И все лицо скроено так, будто тянется к человеку с огромным вниманием. Губы мягкие, пухлые, глаза перед всеми виноватые. На кармашке белейшего халата уютно вышито синей шелковой ниткой: "И.М.3.".
Ах ты, докторша... Ну нянькой так нянькой...
Любка собрала лоб гармошкой и сказала:
- Прикину. Адресок пишите...
Две-три улочки двухэтажных домов вокруг базарной площади, почтамт, пять магазинов в дощатых будках да несколько десятков бараков - этот городишко лепился к металлургическому комбинату и был его порождением. И небольшая санчасть, куда по распределению после института попала Ирина Михайловна, тоже относилась к комбинату.
Стоял сентябрь пятьдесят первого, жесткие душные ветры летучим песком продраивали насквозь каждый переулочек.
Собственно, распределиться после института можно было удачнее, следовало только вовремя взять справку о беременности. Но мама - а она была человеком мужественным и властным - сказала своей бездумной дочери: "Как ты не понимаешь, Ирина! Сейчас захолустье для нас - спасение... Ничего. Подхвати живот, поедем".
К тому времени прошло два года, как серый, чесучовый, безликий в окошке сообщил, что отца перевели в другой лагерь без права переписки. Передач не принимали. Маму давно уже уволили из госпиталя, где она заведовала неврологическим отделением, жили они на Иринину стипендию, поэтому будущая Иринина зарплата представлялась поводом к дальнейшему существованию.
Так что подхватили живот и прибыли "по месту распределения".
В кирпичном доме им дали комнату - приличная комната, метров двенадцать, в квартире с одной соседкой, и кухня большая, даже ванная с титаном есть - чего еще! Все прекрасно, все прекрасно... Ирина Михайловна проработала три месяца и ушла в декрет. Сонечка родилась в той же санчасти. А что, да почему, да от кого - это никого не касается. Глубоко личное дело...
Главное, с мамой ничего не было страшно, она умела все - перелицевать пальто, торговаться на базаре, сварить из пустяка борщ, нашить пеленок из рваного пододеяльника - вероятно, для этого в свое время она окончила Сорбонну. Словом, Ирина Михайловна выросла в уверенности, что крепкий человек мама не подкачает.
Но мама подкачала. Она умерла в одно мгновение: стояла у окна с пятимесячной Сонечкой на руках, вдруг сказала спокойно:
- Что-то нехорошо мне, Ира, дай-ка воды, - успела опустить ребенка в коляску и - у мамы никогда ничего не болело! - упала навзничь.
Когда, расплескивая воду, Ирина Михайловна прибежала со стаканом из кухни, мама лежала на полу и уже не дышала. Дипломированный врач Ирина Михайловна долго ползала вокруг мамы, как медвежонок вокруг убитой медведицы, оглашая воем квартиру, пытаясь делать искусственное дыхание, не понимая, почему у мамы нет пульса и вообще ничего нет.
Так что, вот какое дело... После похорон на песчаном полупустом кладбище (мама! где Сорбонна, где отец, где отныне твоя могила...) - после похорон оцепеневшей Ирине Михайловне надо было решать что-то с Сонечкой. Были, были ясли от комбината, да черт бы их побрал, эти ясли. Ребенка жалко.
Тут предложила услуги соседка, Кондакова. Она работала телефонисткой на почтамте, дежурила через двое суток на третьи и готова была посидеть с ребенком. Недешево, конечно, за бесплатно дураки сидят. Но выхода не было. В дни дежурств Кондаковой Ирина Михайловна приносила Сонечку в санчасть, и та ползала в ординаторской сама по себе, заползала в углы, доверчиво оставляя там лужи.
Нет, с Сонечкой надо было что-то решать. Да и по хозяйству ничего не успевала Ирина Михайловна. После работы Сонечке кашку сварит, а о себе уже и думать некогда. Простирнет то-другое, а убрать уже и сил нет. В доме стало запущенно, под шкафом пыль каталась. Мама, мама...
Словом, необходим был человек в доме. Где, спрашивается, в этом городишке взять человека?
Из года в год комбинат заглатывал, перемалывал, переваривал сотни заключенных из близрасположенного лагеря, пленных японцев, ну и, конечно, вольнонаемных рабочих.
Любка была вольнонаемной...
Вечером она явилась все в той же линялой кофте - ни чемодана, ни узелка. От нее веяло гордой бездомностью. Привалилась плечом к стенке в коридоре и сказала: - Я сегодня к ребенку не подойду. Здесь, в прихожей, лягу. Киньте какое старое одеяло на пол.
Недоумевающая Ирина Михайловна подчинилась. Как выяснилось в дальнейшем, Любка умела распределять интонацию во фразе так, что исключались вопросы и уточнения. И жест еще делала рукой, легкий, отсылающий, - мол, а слов не надо...
Наутро, в воскресенье, Любка поднялась рано, потребовала керосину и часа три, запершись в ванной, мылась.
- Вшей выводит, - злорадно догадалась Кондакова. Уплывали от нее нянькины денежки, и это было ей чрезвычайно досадно. Она стояла у своего примуса, бодро помешивая ложкой кисель, и ждала событий. Кондакова была невеста среднепожилого возраста, с круглыми глазками цвета молочного тумана, с выщипанными, как куриная гузка, надбровьями, на которых она, слюнявя коричневый карандаш, каждое утро рисовала две острые, короткие, вразлет бровки.
Наконец Любка вышла - голая и парная, спросила чистую одежду, и, пока Ирина Михайловна копалась в шкафу, подбирая что-нибудь из своего скудного гардероба, Любка, обмотанная полотенцем, непринужденно тетешкалась на кухне с Сонечкой. Кондакова, делая вид, что мешает в кастрюле кисель, косилась на Любкины босые, мраморной красоты, ноги и пыталась прочесть наколку. Прочесть было нелегко, и Кондакова щурилась и клонилась к полу. Когда от любопытства она совсем загнулась коромыслом, Любка вдруг подняла ногу и ткнула ступню к лицу Кондаковой.
- На. Читай, близорукая, - предложила она многообещающим голосом. Кондакова подхватила кастрюлю и унеслась в свою комнату, где скрывалась до вечера.
А Любка облачилась в мятое клетчатое платье, сшитое когда-то лучшей ташкентской портнихой для выпускного бала, и долго возилась у печки, не без удовольствия ворочая кочергой в огне топки пожившую зеленую кофту.
- И вот что, доктор, - ласково щурясь в танцующих бликах огня, проговорила Любка. - Вы моих денег мне не давайте... Складывайте где-нибудь... чтоб я места не знала...
Она сразу взвалила на себя всю работу по дому. Скребла, стирала, кипятила, варила, возилась с малышкой - самозабвенно. В народе про такое говорят - пластается. Ирина Михайловна переживала, пыталась придержать ее куда там! Просто, когда Ирина Михайловна возвращалась из санчасти, дом оказывался прибранным, обед приготовлен и укрыт старым маминым платком, ребенок накормлен и угомонен. Всего за два-три дня жизнь Ирины Михайловны задышала теплым ухоженным бытом, словно мама вернулась, и от этого по вечерам тоненько скулило сердце...
Недели через две, прихватив Любкин паспорт, она пошла в отделение милиции - прописывать домработницу.
Майор Степан Семеныч как в паспорт глянул, так откинулся в кресле и даже не сразу говорить начал, только тряс перед Ириной Михайловной раскрытым Любкиным паспортом.
- Ирина Михайловна! Что вы делаете?! - наконец крикнул майор. - Она же главарь банды, эта Любка, недавно срок отбыла!
И бросил паспорт на стол.
- А если она вас обворует?!
Ирина Михайловна села, посмотрела на майора, повертела в руках Любкин, вполне обычный на вид паспорт, подумала о маме... Сильный человек мама всегда говорила: "К черту условности!" Девчоночьим жестом оправив юбку на коленях, Ирина Михайловна деликатно, пальчиком подвинула Любкин паспорт к майору и сказала виновато:
- Ну, обворует - я к вам приду...
Пока шла домой, мучительно размышляла - как себя с Любкой держать. Сказать бодро: все в порядке, Люба, я вам доверяю? - фу, пошлость! Главное, не выдать, до чего боязно засыпать в одной комнате с главарем банды.
В коридоре Ирина Михайловна разделась, на цыпочках прокралась к своей двери и приоткрыла ее. В комнате пели, тихо, заунывно. Любка сидела в темноте, спиною к двери, и мерно колыхала коляску. Узкий луч света из коридора полоснул ее меж лопаток и упал к ногам. Коляска кряхтела, потрескивала - кузов ее сплел из ивовых прутьев пленный японец Такэтори, которого Ирина Михайловна выходила после перитонита. Коляска поскрипывала, и Любка влажным горловым звуком тянула странную колыбельную, приноравливая ее ритм к этому шороху и скрипу:
- Чужой дя-а-дька обеща-ал
Моей ма-а-ме матерья-ал,
- Он обма-а-нет мать твою-у,
Баю-ба-а-юшки, баю-у...
Ирина Михайловна прикрыла дверь и почему-то все на цыпочках пошла в кухню. Там за своим столом сидела Кондакова и понуро тянула чай из пиалы вприкуску с желтым узбекским сахаром.
- Совсем меня с кухни потеснила! - пожаловалась она Ирине Михайловне, длинным шумным хлебком втягивая чай. - Целый день жарит-парит, ресторанное меню готовит... Грубая. Бандитка!
Ирина Михайловна устало подумала, что Кондакова, пожалуй, никогда еще не была так близка к истине. Раскутала кастрюлю, сняла крышку и - замерла, блаженно вдыхая аромат горячего горохового супа.
Словом не обмолвились - ни та, ни другая. Будто Любкина биография началась в кабинете медкомиссии. Хотя на человека, скрывающего свое прошлое, Любка похожа не была.
- Вы, Ринмихална, денег в шкафу, в белье, не держите, - посоветовала однажды. - Нельзя так простодушно жить.
Ирина Михайловна растерялась, вспыхнула, возмутилась: неужели Любка в шкафу рылась?
- Я не рылась, - добавила Любка, словно услышав ее мысли. - Заметила, когда вы Кондаковой одалживали... А шкаф, да еще в белье, - первое для домушника место. С него начинают.
- Да какие у меня деньги, Люба!
- Тем более, - возразила та строго.
Незаметно выяснилось, что в жизни Любка разбирается лучше Ирины Михайловны и уж гораздо толковее обращается с деньгами: знает, на что и когда потратить, а когда и придержать. Само собой получилось, что на рынок выгодней посылать Любку.
Как-то прибежала, запыхавшись, бросила в коридоре кошелку с картошкой.
- Ринмихална! Гоните-ка восемьдесят рублей! Там старушка два стула продает! Сдохнуть можно! Графские! Ножки гнутые, лакированные! Я час торговалась.
- Люба, у нас же до зарплаты всего сотня осталась...
- Не жмитесь, выкрутимся!
...А стулья и вправду оказались чудом из прошлой, дореволюционной еще, жизни - с нежной шелковой обивкой: по лиловому полю кремовые цветочки завиваются - осколок какого-нибудь гамбсовского гарнитура, неведомо какою судьбой занесенный в захолустье азиатского городка. Стулья стояли теперь по обе стороны круглого стола с обшарпанными слоновьими ногами, девственно лиловели обивкой и напоминали двух юных фрейлин, случайно оказавшихся на постоялом дворе.
За вечер Любка сшила на них чехлы, протирала каждый день особой тряпкой изящные гнутые ножки и называла стулья не иначе как "мебель" ("Какая мебель! - с нежностью: - Даром, даром!..").
Аванс и получку Ирина Михайловна отдавала теперь Любке с огромным облегчением, как раньше - маме. Не надо было рассчитывать и раскладывать по полочкам, а потом, как бывало, тянуть последнюю тридцатку. Рассчитывала теперь Любка. И увлеченно - присядет на краешек стула, разбросает перед собою веером на столе небогатую получку Ирины Михайловны и, сосредоточенно шепча, долго передвигает туда-сюда бумажки, словно пасьянс раскладывает. И упаси боже отвлечь ее каким-нибудь невинным вопросом - например, зачем на примусе весь вечер суп кипит? - она еще и огрызнется:
- Да Ринмихална! Не дергайте меня, Христа ради, я ж считаю! Кипит пусть кипит, авось не сдохнет!
И обязательно еще выгадает, спрячет десятку-другую в толстенный том "Гинекология и акушерство", а в конце месяца торжественно выложит перед Ириной Михайловной: занавески покупаем.
- Люба, может, лучше боты?
- Боты в другой раз. Сейчас занавески. Живем, как голые, - у всех на виду...
Однажды под вечер ушла в магазин и часа три пропадала. Обеспокоенная Ирина Михайловна с Сонечкой на руках вышла на крыльцо и стояла там, вглядываясь в конец переулка. Наконец из топких сумерек на углу возникла Любка, легкая, веселая, чем-то страшно довольная. В каждой руке - по узбекской, с загнутыми острыми носами галоше.
- Люба!..
- Во! Пара - двугривенный! - вплывая из темени на крыльцо, Любка сунула к лицу Ирины Михайловны глянцем отливающую галошу.
- Что это? Зачем?
- Как - что? Во! Пара - двугривенный! Один старый узбек продавал. Он, жук, что выдумал - все в кучу свалил, они, видать, все разные, брак какой-то. Огромная такая гора получилась. Хочешь пару - ползай подбирай. Зато двугривенный.
- Ну?..
- Что - ну?! Я часа три по шею в этих галошах... Там еще старухи копошились, но, кроме меня, никто не смог подобрать, - она соединила галоши подошвами, довольно пристукнула, - во, почти одинаковые!
- Люба, а зачем нам галоши? - растерянно спросила Ирина Михайловна, и, по-видимому, что-то в ее лице поколебало светлую Любкину радость. Она задумалась на мгновение, пытаясь объяснить мотивы своей радости, и, наконец, сказала убежденно:
- Ну... Ринмихална! Пара - двугривенный! Жалко было не купить!
С пальто еще выдающийся случай был. Поскольку явилась Любка к Ирине Михайловне буквально в чем мать родила, а ростом и комплекцией они не очень различались, многое из вещей Ирины Михайловны естественным путем перешло к Любке. Возникли бреши в гардеробе. Что-то, конечно, можно было надевать по очереди, но надвигались холода, шел октябрь, и, например, без пальто, пусть демисезонного, никак не получалось выкрутиться.
Месяца два Любка вкладывала в "Гинекологию и акушерство" сэкономленные бумажки, томительно ожидала зарплату Ирины Михайловны...
Наконец сухо объявила, что пальто, пожалуй, можно подыскивать. Тут и всплыла Кондакова со своею нутриевой шубой. То есть не то чтобы неожиданно всплыла - шуба-то ее была известной на почтамте и в окрестностях, приличная, с рыжеватой проседью, но продавать ее до сих пор Кондакова вроде не собиралась, а тут вдруг собралась и предложила недорого.
Ирина Михайловна померила, погляделась в длинное зеркало кондаковского шифоньера, долго размышлять ей показалось неловким, и - решила покупать. Но в тот момент, когда она уже и деньги отсчитывать собралась, грянула Любка, вернувшаяся из очередного похода на воскресный базар.
- Люба, вот шубу у Екатерины Федоровны покупаем, - сообщила Ирина Михайловна, - совсем недорого.
Свалив в коридоре кошелки, Любка отерла руки и твердо вошла к Кондаковой. Молча стянула с плеч Ирины Михайловны шубу, раскинула на руках, пощупала, дунула на мех.
- А вы, Ирина Михайловна, всегда теперь у домработницы спрашиваетесь позволения на покупки? - едко осведомилась Кондакова. Продолжая рассматривать шубу, Любка молча подняла брови. - Просто смех, и больше ничего... - добавила та, поскучнев.
Любка вдруг ухватила горстью мех, рванула несильно, и - оказалась у нее под пальцами проплешина в шубе, а на пол облетали печально длинные волоски. Раз - и еще плешь. И еще.
Кондакова скандально взвизгнула и кинулась на Любку. Но та как-то ненарочно и слегка выставила локоть, и Кондакова, напоровшись на него, как на арматуру, крякнула и осела на кровать. Любка и краем глаза на нее не взглянула.
- Ну что ж вы, Ринмихална, как ребенок, в самом деле! - проговорила она, и досада слышалась в ее голосе, и жалость, и странная какая-то ласка. Любая сволота вас облапошит... Шуба эта была когда-то шубой, не спорю... А сейчас в ней только чертовы поминки справлять или, вон, обед греть...
Она вздохнула, скинула шубу на голову опавшей Кондаковой и вышла из комнаты.
Любка - Рубина Дина => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Любка автора Рубина Дина дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Любка у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Любка своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Рубина Дина - Любка.
Если после завершения чтения книги Любка вы захотите почитать и другие книги Рубина Дина, тогда зайдите на страницу писателя Рубина Дина - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Любка, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Рубина Дина, написавшего книгу Любка, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Любка; Рубина Дина, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн