«Вы нули друг для друга. Вы оба бесконечно одиноки. Измождены от одиночества. И оба смертельно боитесь одиночества. Боитесь остаться наедине с самим собой. Вы не можете говорить друг с другом ни о чем, кроме семейных вопросов, которые требуют совместных решений. Обычных вопросов, как правило, связанных с вашей дочерью или финансами... Скажи честно, Гера, разве я не права?»
– О, как глубоко ты права, Фира! Я действительно почти не говорю с Норой. Не могу. Боюсь, что она неправильно поймет меня, что мое случайное откровение обернется против меня. Но почему, почему и дочь не хочет говорить со мной откровенно? Я всегда думал, что она словно напоминает мне о моем грехе перед родителями. Они тоже обижались на меня за то, что я им ничего не рассказывал.
«Твоя дочь не умеет говорить с тобой по душам. Ты не научил ее этому, не дал ей почувствовать счастья взаимопонимания с родным человеком. У нее просто не развита такая потребность».
Пурга совсем утихла. Звезды с любопытством заглядывают в мое окно. Мерцают, словно живые светляки. Будто им интересно, что происходит в моем затерянном в ночи кабинете.
Фира... Эстер... НЛО... Значит, то, что я испытываю к тебе, называется любовью.
Впервые прислушиваюсь к своей душе.
«Не бойся, умоляю тебя, Гера. Открой этот плотно закупоренный сосуд. Ты можешь познать настоящее счастье. Познать, для чего Всевышний создал человека, подобного себе».
– – Ты так говоришь, словно знаешь, что ждет нас. Но ведь этого никто не знает...
«Твоя душа открылась навстречу свету моей души, постепенно ты научишься чувствовать его, дышать им».
– Ты стремишься решить все за меня, но я – другой. Ты говоришь, что будет именно так, а не иначе. Ты приписываешь мне то, что чувствуешь сама. А я – другой. Я рациональный человек. Я уверен, что миром правит логика и неизвестность. Например, представь, что было бы, если бы каждый человек знал точную дату своей смерти. На земле начался бы тотальный хаос...
Мне становится очень весело. Представляю, как приглашаю своих друзей в баню, чтобы отметить пять лет до наступающей смерти, потом год, а потом сам день и торжественно умираю, сжимая в руке кружку пенистого пива.
Звонит телефон. Мой кабинет – моя крепость. Здесь я могу находиться сколько хочу. Сюда я приглашаю женщин и занимаюсь с ними любовью. О'кей, Фира, занимаюсь сексом. Главное, если звонит Нора, алиби обеспечено. Я на месте. Я работаю. Она точно знает, где я. И, конечно, не придет сюда. Нора очень умная женщина.
Поднимаю трубку, убежденный – это жена. Я забыл позвонить, предупредить, что задержусь на работе.
– Але.
– Гера...
– Леночка, ты до сих пор не спишь?
– Нет. Я хочу спросить у тебя о чем-то важном... Мне пригодится в будущем.
– Спроси, малыш.
– Что есть в посылке, чего нет у меня? Почему ее ты любишь, а меня нет?
Я чувствую потребность... Впервые чувствую потребность сказать женщине правду. Спасибо, Фира! Незнакомая легкость охватывает меня. Я и Ленке благодарен.
– Малыш, это очень сложно. Я не уверен, что люблю женщину, которая прислала мне посылку.
– Ты любишь ее...
– Не знаю. Я был влюблен раза три или четыре. И всегда тяжело переносил это чувство. Я назвал его «сидеть у окна». Огромная зависимость от другого человека. Ты словно постоянно сидишь у окна и ждешь, когда же он появится. Как только это происходило со мной, я стремился прекратить любые отношения. Заставлял себя избавиться от влюбленности и, освободившись, испытывал огромное наслаждение, что это прошло. Но и радовался тому, что это было. Я был рад, что способен на это чувство и способен оборвать все нити.
– Ты и со мной испытал нечто подобное?
– Нет, Леночка. Мне просто хотелось тебя раздеть и заняться с тобой сексом. Обыкновенное влечение нормального мужика к юной красивой девушке. К тому же я чувствовал – вариант беспроигрышный. Ты же сама несколько недель крутилась возле, пожирая меня своими огромными голубыми глазищами.
– Значит, я сама виновата?
– В чем, малыш? В чем ты виновата?
– В своих страданиях...
– Не знаю, можно ли говорить о какой-то вине... Тебе было хорошо со мной?
– Да. Без тебя было очень плохо. В тысячу раз хуже, чем рядом с тобой... Ты не ответил на мой вопрос: «Чего нет у меня?»
– Вопрос задан неправильно. У тебя, малыш, есть все. У меня нет ничего. У меня нет ничего по отношению к тебе. Это невозможно объяснить. С одной женщиной ты делаешь то же самое, что и с другой, а ощущения другие. Я думаю, это где-то в голове. Все в голове.
– Или в душе.
– Может быть... Только этот вопрос для меня непостижим.
– А как ты был с женщиной в первый раз? Тоже без души?
– В первый раз?.. Это случилось, когда я был довольно взрослым. Лет в двадцать.
– Как это было?
– Это не было точно в первый раз... Сначала было как бы это... потом близко к этому. Потом произошло... Какая-то бесконечная борьба. Я помню, что девушка все время твердила мне: «Ты – как все. Ты хочешь того же, что и все».
– Ты бросил ее?
– Мы расстались. Не помню, по чьей инициативе, Я действительно был как все и хотел того же, что и все... И она была для меня такой же, как все.
– И я...
– Нет. Ты первая женщина, с которой я говорю откровенно. И знаешь, получаю от этого большое удовольствие. А ты?
– Не знаю... Тяжело слышать правду. Но это очень важно для меня. Спасибо, Гера... Ты не собираешься идти сегодня домой?
– Который час?
– Половина второго.
– Пожалуй, ты права, Пора. Напомни: что у меня завтра?
– С девяти утра до семи вечера встречи одна за другой.
– Неужели ты не сделала перерыв для нас с тобой?
– Сделала. С двенадцати до двух, включая обед.
– Молодец. Воспользуюсь твоей предусмотрительностью и посплю. И тебе пора спать. Не страдай, малыш. Еще встретишь свою настоящую любовь. Ты ведь красавица!
– Да... Опять встретится такой же, как ты, лишь бы переспать...
– Без «переспать» ведь настоящей любви не бывает... Женщина чувствовать должна. Научись чувствовать. И если окажется не тот, сказать «нет». Лучше сразу. Надо же, ты меня прямо в профессора сердечных наук превращаешь! Спи, малыш. Пусть тебе приснятся нежные белые барашки.
– А тебе пусть приснится эта женщина из Иерусалима.
– Благородно, малыш. Я и так ее вижу перед глазами беспрестанно.
– «Сидишь у окна»?
– Нет. Это что-то другое.
Глава 2. ФИРА
Это началось с детства.
С тех мгновений, когда я стала осознавать себя и видеть то, что вокруг меня.
Окружающий мир был беспощаден, но никто не учил, как с ним бороться.
Я не знала другого мира, а потому была уверена, что так и должно быть. Много лет я была жертвой всего происходящего, постепенно познавая науку уединяться, отстраняться, улетать в небо и жить там. Там всегда было хорошо. Там никто никогда меня не обидел. Никогда...
Я плохо видела, плохо бегала, у меня все валилось из рук. Я не умела поймать мяч. Я была неловкой и застенчивой. Меня не брали в игры. Надо мной смеялись, и я привыкла смеяться над собой вместе со всеми.
...Дети. Дети – самые безжалостные и жестокие существа. Мне было тяжело среди детей, но взрослые утверждали, что мое место именно там. Среди детей.
Иногда я просыпалась утром и не могла оторвать взгляда от облаков. Тогда я брала чистый лист, акварель, забиралась на теплый подоконник и рисовала облака, пытаясь повторить творения Всевышнего. Я всматривалась в оттенки цвета, раскрасившего причудливые пушистые формы; и мне невыносимо хотелось взлететь туда, к ним. Высоко-высоко... Было странно, что я не могу это сделать.
Это единственное, что мне было странно. Все остальное казалось нормальным. Обычным.
Окружающие люди воспринимали меня по-разному. Большинство из них я вообще не интересовала, остальные считали меня не совсем нормальной.
Теперь, спустя много лет, я понимаю, как они были правы. Даже те десятилетние мальчишки, которые насильно рассказывали мне страшные истории. А я даже не могла закрыть уши, потому что они держали мои руки. Я никогда никому не жаловалась. Сначала, правда, пыталась жаловаться отцу, но он всегда отвечал: «Ты должна показать, что в ярости. Взять стул и запустить кому-нибудь в голову. Одному дашь хорошенько, другие никогда не полезут больше. Никогда». Я поняла, что не способна взять стул и запустить кому-нибудь в голову. Перестала жаловаться и сторонилась детей.
Пыталась посещать разные кружки: вязания, шитья, танцев, театральный, тенниса. Однажды меня целый год держали в баскетбольной школе. Это было настоящее чудо. У меня открылся какой-то необычный талант – попадать в корзину издалека. Должно быть, из-за этого меня и держали целый год, ведь я не подходила для баскетбола ни ростом, ни телосложением, но я была непредсказуема и часто забивала этот необходимый гол неожиданно для всех. Впрочем, и для себя самой.
А через год нас привезли в парк сдавать спортивные нормы. Я никогда не была в этом парке. Нам предстоял бег на три километра. Через несколько минут после старта я отстала от всех и вскоре потеряла дорогу. Какая-то добрая женщина помогла мне вернуться домой.
А через два дня мне сообщили об отчислении из баскетбольной школы. Я отправилась на берег реки и долго рыдала, глядя на серебристую воду, переливающуюся в закатных лучах солнца. Над рекой кружились чайки. Они кружились низко, почти касаясь крыльями блестящей поверхности, дрались из-за пойманных рыбешек и орали друг на друга, словно вороны...
Непредсказуемость была моим единственным положительным качеством. Но объяснить его было невозможно. Ведь не скажешь: «Возьмите меня в вашу игру, со мной иногда происходят чудеса».
Однажды в конце лета к нам во двор пришла наша классная руководительница. Она искала кого-нибудь из детей, чтобы послать на районный конкурс рисунков на асфальте. Все дети были на дачах или в пионерских лагерях. Только я слонялась одна по двору, потому что меня вернули из лагеря раньше срока. Я заболела ангиной. Классная руководительница попросила меня принять участие в конкурсе. Я сказала ей, что не умею рисовать. Вера Петровна убедила, что для школы главное – не победа, а участие, и мы поехали с ней к райкому партии.
Там уже собралось много детей на огромной асфальтированной площади, расчерченной на ровные квадраты с номерами. Мне выдали цветные мелки и отвели на мой квадрат. Когда-то давно папин друг научил меня рисовать оленя. Еще я умела рисовать облака. Хотя вряд ли они были для меня рисунками. Я опустилась на колени и нарисовала оленя в облаках.
Через час мне сообщили, что я победила, вручили диплом и куклу и отправили на городской конкурс рисунков на асфальте. Там я вновь нарисовала оленя в облаках и опять заняла первое место.
Через неделю начался учебный год, а мне пришло письмо из художественной школы. В письме предлагали сдать экзамен и, если он пройдет успешно, начать учиться. Мне исполнилось одиннадцать лет. По мнению директора школы, это был подходящий возраст для начала обучения в художественной школе.
Я печально прочла письмо. Мне очень не хотелось вновь рыдать на берегу реки и слушать скандалы чаек, похожих на ворон, но я была послушным ребенком. На экзамен нужно было представить несколько рисунков, но все, что у меня было – облака без оленей или олени без облаков, либо то и другое вместе. Через месяц я вновь рыдала на берегу реки и думала, что, когда вырасту, моя жизнь будет гораздо лучше. Я почему-то была убеждена, что жизнь взрослых намного лучше, чем жизнь детей. Может быть, оттого, что в моем детском мире взрослые всегда распоряжались, принимали решения и могли делать, что им захочется. Или не делать того, что не захочется. Так мне казалось.
Кроме того, взрослым не нужно было большую часть времени проводить с детьми. А это было для меня огромным плюсом.
Я мечтала, став взрослой, путешествовать по разным городам. Если будет плохо в одном, перееду в другой или третий. Я верила, что обязательно найду этот чудесный город, где буду счастлива...
И еще я верила, что в этом городе встречу мужчину. Очень доброго и очень сильного. Мужчину, который защитит меня от всего мира, потому что очень полюбит и не сможет без меня жить. Я думала, что он будет так любить меня, так бояться потерять меня, что никогда никому не позволит причинить мне боль. Теперь мне уже даже трудно вспомнить, когда впервые я начала мечтать об этом городе и об этом мужчине.
Я не представляла себе, как будут выглядеть мужчина и город моей мечты. Нет, не совсем так. Город я иногда видела. Облака на закате были порой похожи на город. Розово-красные облака громоздились друг над другом и были похожи на загадочные здания, словно там, на небе, жил еще один город и над ним тоже заходило солнце.
Иногда я видела города во сне. Я никогда не бродила по их улицам, но всегда летала над крышами, пытаясь рассмотреть извилистые улицы и маленьких людей, которые шли по ним. Во сне я всегда была счастлива.
Как будет выглядеть мужчина, который полюбит так, что не сможет жить без меня, я не знала... Знала только: он будет намного старше, будет очень далек от детства и совсем не похож на мальчишку...
Известно, что жизнь движется, несмотря ни на что, и годы идут один за другим. Сначала медленно, очень медленно, а потом все быстрее, словно поезд, который раскачивается, долго набирает ход, и вот его уже невозможно остановить – так стремительно он несется.
Мои трудности и недостатки не мешали расти и хорошо учиться. Я без труда заканчивала школу и размышляла, в какой институт поступить. Окружающие воспринимали меня взрослым человеком. По крайней мере, так я выглядела. На самом деле я по-прежнему оставалась несчастным беззащитным ребенком. А ведь в действительности человек именно такой, каким он себя чувствует, а не такой, каким выглядит.
В жизни я вполне соответствовала сказке Андерсена «Гадкий утенок», потому что к семнадцати годам из неуклюжей толстоватой девочки превратилась в красивую девушку. Мужчины заглядывались на меня, пытались завести разговор, но гадкий утенок, живущий во мне, сгорал от смущения и требовал немедленно уединиться и не отвечать взаимностью.
В начале десятого класса у меня наконец появилась подруга в настоящем смысле этого слова. Развитая не по годам девушка, имеющая большой успех у парней. Теперь я понимаю, что была, несомненно, очень интересна ей, как редкая находка археологу, ведущему раскопки древних стоянок людей, или как Маугли – ученым. Моя подруга с энтузиазмом прочла мне курс лекций на тему, откуда берутся дети, как должны одеваться девушки в соответствии с современной модой и как должны завлекать парней. Она взялась защищать меня в школьных скандалах и делала это так нагло и виртуозно, что у меня дух захватывало. Я была невероятно благодарна ей за это и часами напролет слушала ее наставления. Она наверняка чувствовала себя рядом со мной суперчеловеком. Впрочем, для меня она несомненно таковой и являлась. Еще Стелла – так звали мою наставницу – аккуратно собирала мои стихи, которые я писала на чем попало и о которых тут же забывала. Стелла говорила, что продаст их задорого, когда я стану знаменитой поэтессой.
Она таскала меня на танцы и постоянно твердила, что я писаная красавица.
Однажды на одной из таких вечеринок Стелла познакомила меня с другом своего очередного возлюбленного. Парень был лет на десять старше нас, работал токарем, а в свободное время перепродавал на рынке джинсы и другую модную одежду. Он стал серьезно ухаживать за мной и очень сожалел, что мне еще не исполнилось восемнадцати лет. Я не понимала почему. Ведь до восемнадцати оставалось всего три месяца.
Он был очень внимателен ко мне, брал с собой на вечеринки в компании своих приятелей и никому не позволял относиться ко мне небрежно. Тем более – смеяться надо мной. Однажды один из его пьяных дружков спросил, глядя на меня, зачем он возится с этой малолетней жидовкой. Олег взял со стола бутылку и без слов запустил ее в голову своему приятелю.
После этого я поняла, что полюбила Олега на всю жизнь. Но главное – я считала, что и он тоже полюбил меня на всю жизнь. Мы никогда не говорили об этом, но мне и не требовалось слов.
Взрослая жизнь действительно оказалась в тысячу раз лучше, чем детская. Я оказалась права.
Примерно через неделю после случая с бутылкой Олег предложил мне пойти с ним на рынок, надев предварительно джинсы, партией которых он собирался торговать в тот день. Я с радостью согласилась быть манекеном. Теперь это называется моделью. За три часа Олег распродал почти все джинсы.
В следующее воскресенье я рекламировала модный французский комбинезон. Это был день моего рождения. Мне наконец исполнилось восемнадцать.
Было раннее утро. Только что прошел легкий дождик, оставив на асфальте маленькие лужицы. Парни и девчата степенно ходили вдоль торговых рядов, лузгали семечки, прицениваясь к модной одежде, разложенной на сумках и газетах. Торговля шла бойко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27