А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Герасимов Дмитрий

Последняя репродукция


 

Здесь выложена электронная книга Последняя репродукция автора по имени Герасимов Дмитрий. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Герасимов Дмитрий - Последняя репродукция.

Размер архива с книгой Последняя репродукция равняется 124.48 KB

Последняя репродукция - Герасимов Дмитрий => скачать бесплатную электронную книгу




« Последняя репродукция»: АСТ, АСТ Москва, Хранитель; Москва; 2007
ISBN 978-5-17-04663
Аннотация
Жизнь провинциального художника Федора Лосева лишена триумфов и падений. Она спокойна и прозаична. Не складывается карьера, гнетут неустроенность и творческие амбиции, но любовь к прекрасной Елене удерживает Федора от отчаяния. Все неожиданно меняется, когда при загадочных обстоятельствах убивают его друга. Федора затягивает в круговорот странных, пугающих событий. Объяснение найти можно, но вот поверить в него человеческий разум отказывается...
По книге снят криминально-мистический сериал, главные роли в котором сыграли Светлана Ходченкова. Кирилл Гребенщиков, Ирина Печерникова, Николай Чиндяйкин и известный рок-музыкант Александр Ф.Скляр.
Дмитрий Герасимов
Последняя репродукция
Сам себе я пишу эпитафию,
А выходит строка неумелая,
И глядит на меня фотография
Не цветная, а черно-белая.
Все тона поменяли обличие,
Место общего заняло частное.
Не найду я на снимке различия
Между счастьем моим и несчастием.
Между трезвостью и безумием,
Между криком моим и молчанием,
Между правильным и придуманным,
Между верою и отчаяньем.
Я боюсь откровения вздорного,
Что являюсь лишь частью целого.
Коль на снимке так много черного,
Значит, в жизни немало белого.
Дмитрий Герасимов
ПРОЛОГ
Обычным московским утром в небольшой галерее изобразительных искусств, приютившейся на бывшей улице Чернышевского, а ныне Покровке, появились ранние посетители. Это была супружеская пара с девочкой лет десяти. Все трое не спеша бродили по павильонам, негромко переговариваясь в гулкой тишине сводчатых комнат. И будний день, и ранний час появления, и несмелая торжественность передвижений по залам, а главное – многочисленные пакеты в руках с лихими лейблами московских торговых центров выдавали в них гостей столицы. Они зашли сюда случайно, коротая время до ближайшего рейсового автобуса или до отправления поезда дальнего следования с Курского вокзала. Но было очевидно, что они интересовались живописью и даже были не прочь что-нибудь прикупить в этой милой галерее. На почтительном расстоянии сопровождала визитеров из зала в зал сотрудница галереи – женщина средних лет с удивленно-сонным выражением на лице. Она не надеялась, что ранние гости совершат покупку, но работа обязывала ее находиться поблизости в стремительной готовности выписать чек.
Наконец семья остановилась возле одной из картин, размещавшихся в самой маленькой комнате.
– Гляди-ка, – сказала женщина, обращаясь к своему спутнику, – какой печальный сюжет. Что-то из мифологии… Это Прометей?
– Это Эстей, – мгновенно подоспела сотрудница, – мифологический герой, обреченный на одиночество.
– На одиночество? – переспросила женщина, вглядываясь в сгорбленную фигурку юноши, стоящего среди камней перед бушующим черным океаном.
– Да. Согласно легенде, его создал по своему образу и подобию маленький бог Тур, племянник Феба, – с удовольствием демонстрировала осведомленность сотрудница галереи. – Эстей – двойник и образ Тора, его эйдолон. Только плотский, осязаемый. Вот и получилось, что Эстей – это второй Тур. И он оказался лишним в этой жизни. Ведь и у Феба – бога солнца, и у Инора – бога океана уже есть свой Тур – их настоящий родственник. Маленький бог камней и надводных скал. Самому Туру тоже не нужен второй бог камней. Поэтому Эстею нельзя ни к солнцу, ни в морскую пучину, ни на ревущие скалы. Он – один. И так – целую вечность, потому что он, увы, бессмертен.
– Действительно, грустная история, – прошептала девочка и, прижавшись к маминой руке, не сводила глаз с печальной фигурки на берегу.
Эстей стоял на самой кромке каменистого склона, отделяющего его от безумной и свирепой стихии. Пузырящиеся ненавистью волны едва не касались его ног, а соленый ветер хлестал по лицу, толкая на камни. Океан бурлил и грозно сдвигал над юношей пенную стену водяных осколков. Крохотный кусочек равнодушного солнца тонул в ватной патоке темнеющих облаков, не оставляя ни одного луча, ни одной надежды брошенному на скале человеку. Шершавый и холодный склон уползал из-под ног Эстея россыпью мелких камней, пытался сбросить его со своей жилистой шеи в кипящую, рвущуюся на миллионы ледяных лохмотьев стихию.
Семья на какое-то время застыла перед картиной в глубоком молчании. Сотрудница галереи задумчиво и без интереса рассматривала своих утренних гостей. Мужчине было около сорока, и он походил на провинциального бизнесмена или чиновника средней руки какой-нибудь захолустной городской администрации. Женщина выглядела моложе.
Последние несколько лет она была скорее всего милой домохозяйкой. А до этого, вероятно, преподавала музыку в центральной школе малюсенького городка.
Сотрудница галереи зевнула в руку, но вдруг от неожиданности вздрогнула: мужчина резко сделал шаг к картине и произнес громко:
– Странно… Просто невероятно!
ГЛАВА 1
Полгода назад, в самом конце января, местные газеты Лобнинска выстрелили аршинными заголовками: «УБИЙСТВО В ФОТОСТУДИИ», «ФОТОГРАФА ЗАРЕЗАЛИ НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ», «В ТЕЛЕ ФОТОГРАФА НАСЧИТАЛИ ВОСЕМЬ НОЖЕВЫХ РАН», «КОМУ ПОМЕШАЛ ЛОБНИНСКИЙ ФОТОМАСТЕР? ЕГО ИСКРОМСАЛИ КУХОННЫМ НОЖОМ». Убийцу так и не нашли. Сейчас газеты уже не вспоминают о той кровавой и страшной расправе. А о странных, почти мистических событиях, последовавших за этим преступлением, журналисты не узнают, наверное, никогда.
Виктор Камолов был другом Федора. Ну, если не другом, то по крайней мере хорошим и близким приятелем. Они познакомились пятнадцать лет назад в Москве, в художественном училище, куда поступили одновременно и даже были зачислены в одну и ту же мастерскую. В отличие от своего нового приятеля Федор Лосев не стремился стать выдающимся художником. Ему просто нравилось рисовать, нравилось, как под рукой медленно оживают сцены и события, услышанные, увиденные или прочитанные когда-то, а то и выдуманные вдруг – неспешно и в охотку. Виктор насмешливо упрекал друга в отсутствии честолюбия и даже фантазии.
– Ты не умеешь мечтать по-настоящему, Федя, – говорил он, разглядывая из-за плеча Лосева влажный от краски ватман. – Художник, Федя, – это творец не картинок, а жизни! Надо вершить не людей, а судьбы!
Этот пафос, кажущийся еще более неуместным в устах семнадцатилетнего подростка, был тем не менее главной отличительной особенностью Виктора. Его кожей. Его лицом. И никто никогда не мог с точностью определить, в маске это лицо или оно настоящее. Лосев не обижался на покровительственный тон Виктора и его кажущееся высокомерие. Он был рад обретенному другу, поскольку определенно встретил интересного человека – ровесника, совсем не похожего на себя.
Камолов даже внешне был прямой противоположностью Федору. Высокого роста, сухой и сутулый, он удивлял окружающих проворством и решительностью, никак не вязавшимися с кажущейся угловатостью. У него было невыразительное лицо, но очень живые черные глаза, стреляющие молниеносно оценивающе, и странная привычка чуть пришлепывать губами перед тем, как что-то сказать.
Виктор видел себя выдающимся художником. Он был тщеславен и резок в суждениях. Его остроумные, но злые шутки веселили далеко не всех. Многие однокурсники сторонились высокомерного малого, опасаясь раниться о его жестокость. А некоторые платили той же монетой. За Виктором прочно закрепилась слава склочника и завистника. Говаривали, что он сблизился с Лосевым только потому, что не увидел в нем конкурента своему таланту. Причем слово «талант» произносилось с фырканьем и усмешкой.
Федор многое прощал другу. Он был физически крепче Виктора, но при этом терпимее и добрее. Поэтому он совершенно искренне негодовал, оказываясь свидетелем чьего-нибудь ехидства:
– Слышали, что сегодня Камолов отмочил на спецсеминаре?
– Камолов, как всегда, исходит какашками и желчью!
– Вы бы видели, что сделалось с Камоловым, когда его работы не отобрали на конкурс!
– Ребята, сегодня Камолов будет срывать зло на всех. Запасайтесь бирушами…
Лосев встревал в разговор:
– Витек такой, какой есть. Он ведь и правда талантлив, чертяка… Значит, ему больше прощается.
Вдобавок ко всему Виктору не везло с девушками. Юные прелестницы, коими была полна не только столица, но и само училище, в упор не замечали его таланта, пожимали плечами, слыша его остроумные колкости в адрес однокашников, и заглядывались на ребят постарше и посмелее. В самом деле, Виктор старался открыто задевать только тех, кто не мог ответить на колкость, с прочими он был молчалив и осторожен. После очередных любовных промахов Камолов запирался в комнате общежития и делал вид, что не слышит стука в дверь более удачливых соседей, возвращавшихся далеко за полночь. Федору один раз пришлось ломать дверной замок, за что на следующий день он был оштрафован комендантом общежития.
– Я спал, – оправдывался Камолов. – Я работал допоздна и вырубился как убитый. Ничего не слышал!
В другой раз он делился с Федором своими наблюдениями – как всегда, категоричными и краткими:
– Москва населена проститутками или пустышками. Они не могут разглядеть в человеке ничего, кроме смазливой рожи и большого члена. Здесь нет места любви и творчеству.

* * *
Сам Виктор приехал в Москву из Лобнинска – крупного областного центра с более чем миллионным населением.
– Москва по сравнению с ним – самосвал, – объяснял Камолов. – Художник должен жить и работать в Лобнинске.
Правда, сразу же нехотя признавал, что за деньгами лучше все-таки ездить в столицу.
– У нас там шесть бюджетообразующих предприятий, трубный завод и комбинат оргсинтеза. Все, кто не сумел стать гражданами этих маленьких государств, – нищие. А художник, Федя, может, и должен быть голодным, но только в плане соблюдения оздоровительной диеты. А в остальном он должен быть сытым! А еще – зубастым и злым. – И Виктор хохотал от души над собственными шутками.
Федор тоже улыбался. Ему и в голову не приходило, какой мистический и страшный поворот сделает его собственная жизнь в этом самом Лобнинске. А пока ему просто нравился его необычный друг. Он прекрасно видел слабости и даже склочность, но не мог не замечать, что Виктор умен, находчив и интересен. Федор чувствовал в нем что-то разительно отличающее его от прочих сверстников. Он был трусоват и смел одновременно. Безумство и неадекватность его поступков и слов, их парадоксальность приводили подчас Лосева в изумление. Впрочем, Камолов это знал. Он сам заявлял хвастливо:
– Я хорош тем, что меня невозможно предугадать. Я непредсказуем! А это удел великих людей.
Вместе с тем Виктор обладал прекрасной, почти машинной памятью и математическим складом ума. Он запоминал на спор целые главы из «Илиады» и с удовольствием и артистизмом цитировал их обомлевшим сокурсникам. Его невозможно было обыграть в шахматы, хотя он в Москве впервые уселся за доску. Мог сыграть партию вслепую, не видя фигур, а назавтра перечислить по памяти все ходы – свои и соперника.
Очень скоро, уже к концу второго курса, у Виктора появились деньги. Он стал все чаще пропускать семинары в творческой мастерской, потому что отсыпался в общаге и вставал только к обеду. Ночи напролет Камолов осваивал покер. Он молниеносно впитал тонкости этой карточной игры и очень скоро стал выигрывать. Его соперники разводили руками: играет, как Лобачевский, а блефует, как Качалов.
Федор с сомнением качал головой:
– Едва ли вам приходилось играть когда-нибудь с тем и другим…
Но в ответ на шутку слышал:
– Нет, серьезно! Он математик и артист. Ему бы продаться шулерам и наперсточникам – оценили бы по достоинству.
Все ухмылялись вокруг, а Виктор не раздумывая так и поступил. Очень скоро он уже был состоятельным студентом. Но в отличие от многих прочих не ударился в ресторанные и клубные загулы, а бережливо откладывал «денюжку», вынашивая в голове соблазнительные и тщеславные планы.
Как-то днем Виктор застал Федора за подготовкой к очередному семинару. Тот обложился тяжелыми и скользкими альбомами в суперобложках и рассеянно просматривал репродукции. Камолов долго молча сопел, упершись руками в стол и исподлобья рассматривая страничку Модильяни, а потом выпалил с сарказмом:
– Лосев, ты знаешь, что такое репродукция? Это не просто копия, а ФОТОКОПИЯ. Она ничтожна и мертва. Она пошла и груба. Она – ТРУД БЕЗ СМЫСЛА, БЕЗ ВДОХНОВЕНИЯ И БЕЗ УСИЛИЙ. Жизнь, Федя, – это только оригинал!
– Не будь снобом, – отмахнулся Лосев. – И помяни мое слово: ты завалишь сессию.
Спустя пару дней Виктор, словно в насмешку над собственными словами, приобрел дорогущий фотоаппарат. Он снимал все подряд и превратил половину общей ванной мужского блока в лабораторию. После лекций он спешно собирался и уезжал куда-то, возвращаясь частенько позднее своих любвеобильных соседей. Вскоре недорогие журнальчики, издававшиеся на газетной бумаге немыслимыми тиражами и с таким же немыслимым количеством полос, стали покупать у Камолова снимки. Охотнее всего у него брали «кадры замочных скважин», как сам Виктор называл свои ночные подглядывания с объективом в окна второго корпуса общежития, находившегося напротив. Камолова так засосало новое увлечение, что он забросил не только грифель и кисти, но и покер. Последнее вызывало открытое недовольство его новых «коллег» по игорному мошенничеству. Сначала Виктору давали понять, что он не прав и обязан образумиться. А вскоре перешли к действиям. Как-то в комнатку общежития, где, по обыкновению, кроме Камолова, находился еще и Лосев, ввалились трое недвусмысленного вида. Один остался в дверях и, прислонившись спиной к косяку, сложил руки на груди, лениво и сонно оглядывая жилище студентов. А двое присели к Виктору на кровать, поигрывая ключами от дорогих «тачек», припаркованных где-нибудь у самого входа в общежитие.
Этому визиту предшествовало еще одно событие. Однажды вечером Камолов отозвал Федора в коридор и, заманив к торцевому балкону этажа, вынул из сумки аккуратно сложенный в трубочку черный лист бумаги.
– Федя, – заговорщическим шепотом сказал он, тараща глаза и пошлепывая губами. – Я сегодня был у одной тетки. Солидная тетка, хоть и дура набитая… Понимаешь, мне о ней рассказывали мои начальнички авторитетные, что, мол, она как по писаному судьбу предсказывает. У нее даже люди Горбача консультировались. Я сегодня к ней пошел. Ну, просто из любопытства. Интересно же, что она там про будущее набрешет. Да и не стоило это мне ни копейки – почему не пойти? Я так решил: если хорошее что-то напророчит – поверю, а плохое – значит, брехня. Посмотри, что мне тут написали…
Федор с интересом развернул черный, стилизованный под состаренный пергамент лист и принялся читать вслух, делая паузы, чтобы дать возможность Виктору прокомментировать то или иное пророчество:
– «ДЛИННЫЙ И ДОЛГИЙ ПУТЬ. ДОРОГА ИСЧЕЗАЕТ НА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ ЛУНЕ. (Это значит, я до семидесяти двух лет доживу. Неплохо!) ДВЕ ЗВЕЗДЫ – ОДНА ЛЮБОВЬ. (Только две женщины будут в моей жизни, но лишь одну из них я полюблю по-настоящему!) ИГРА С НЕБОМ – КТО СИЛЬНЕЕ, ВЕЛИЧИЕ – В КОПИЯХ. (Я спросил у этой дуры: „Я что, великое открытие сделаю? А почему – в копиях? Репродукции, что ли, буду делать?“ А она говорит: „Да“. Я говорю: „Ну, это вряд ли… И в чем величие-то – копии малевать?“ А она: „И величие, и трагедия“. Представляешь?) УТРАЧЕННАЯ ШУЙЦА ЧЕРЕЗ НЕНАВИСТЬ К ТВОРЕНИЮ. (Здесь вообще ни фига не понятно. Шуйца – это левая рука. То есть мне руку отрубят, что ли? Из-за моей ненависти к тому, что я творю? Я, Федя, рисую и творю только правой рукой. Левая-то в чем провинилась?) И ДОЛГАЯ ДОРОГА В НОЧИ ДО СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ ЛУНЫ. (Ну, это она уже повторяется. Только я спросил еще: Почему „в ночи“? Мне что, и глаза могут выколоть?» А она: «Ночь – это скорбь». Я ей говорю: «Иди в жопу!» Вот и весь разговор)».
Когда в общежитие к Виктору нагрянула колоритная троица с требованием вернуться к «ремеслу» и отработать уход, зловещий пергамент висел на стене прямо над кроватью. В самый разгар неприятного разговора Камолов вдруг вскочил на кровать и, тыча кулаком в пергамент, заорал:
– Вы это видели? Я спрашиваю: вы ЭТО видели?
Визитеры растерялись от неожиданного фортеля и уставились, моргая, на черную бумажку.
– Тетушка Нелли мне сделала знак! Слышали о такой? Конечно, слышали! Что хвосты поджали?
Сбитые поначалу с толку нелепыми прыжками своего «подопечного», стриженые парни быстро пришли в себя. Один из них живо схватил Камолова за шиворот и стащил с кровати на пол.
– Ну и что же тебе тетя Нелли сказала? – спросил он насмешливо. – Чтобы ты в карты не играл?
– Она предсказала, что я буду жить до глубокой старости!

Последняя репродукция - Герасимов Дмитрий => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Последняя репродукция автора Герасимов Дмитрий дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Последняя репродукция у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Последняя репродукция своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Герасимов Дмитрий - Последняя репродукция.
Если после завершения чтения книги Последняя репродукция вы захотите почитать и другие книги Герасимов Дмитрий, тогда зайдите на страницу писателя Герасимов Дмитрий - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Последняя репродукция, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Герасимов Дмитрий, написавшего книгу Последняя репродукция, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Последняя репродукция; Герасимов Дмитрий, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн