А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я создал себе круг знакомых, который мог бы при желании расширить. Мои друзья готовы были во всякое время поручиться за мою честность. Полиция, решительно ни в чем не подозревая меня, внесла мое имя в список иностранцев, увеличив свою богатую коллекцию бесполезных актов еще одной бумагой. Моя одежда, роговые очки, короткая борода, усы так изменили мою наружность, что даже сам великий сэр Норман Грэй не в состоянии был бы узнать меня. Я давно уже не слышал имен тех людей, среди которых вращался в Англии.
Поэтому меня как гром среди ясного дня поразил человек, сидевший рядом со мной. Казалось, он принадлежал к высшему классу общества. Я часто встречал его по утрам, гуляя в парке, – и этот человек назвал меня настоящим, данным мне моими родителями именем.
– Собственно, чересчур прохладно для апреля. Вы не находите, мистер Майкл Сэйр? Но скоро, вероятно, станет теплее. Почки на каштанах начинают уже распускаться.
Я обернулся к нему. Моя правая рука словно ненароком опустилась в карман. Он, не дрогнув, выдержал мой пристальный взгляд.
– Каким именем вы меня назвали?
– Вашим собственным. Вы, вероятно, переменили уже много имен, не так ли? Но в беседе между нами было бы лучше употреблять ваше настоящее имя.
Он мог быть только французским сыщиком, решил я, и глубже запустил руку в карман. Я взвешивал возможности побега. Вблизи почти никого не было, и метро находилось в двух шагах.
– Разрешите представиться вам, – продолжил мой сосед, вытянул из кармана бумажник и протянул мне визитную карточку цвета слоновой кости. Я внимательно прочел ее – не переставая зорко наблюдать за ним:
Мосье Гастон Лефевр.
Агент страхового общества
13, улица Скриб.
– Это не настоящее мое имя, сударь. Это псевдоним, под которым я занимаю в обществе видное положение. Меня крестили Полем, а фамилия моя Гонт.
– Поль Гонт? – недоверчиво повторил я.
– Да.
Мои пальцы все еще сжимали рукоятку револьвера, которую было выпустили на мгновение.
– Говорят, – сказал я, не спуская с него глаз, – что Поль Гонт поступил на службу во французскую тайную полицию.
Мой сосед поморщился. Он уже больше не выглядел таким приветливым и благодушно настроенным.
– Если бы это было правдой, я был бы уже инспектором полиции. Я говорю с вами как специалист своего дела со специалистом. Можете мне поверить.
– Откуда вы взяли, что меня зовут Майклом Сэйром?
Он улыбнулся.
– Я живо интересуюсь деятельностью моих заграничных коллег. С огромным удовольствием и – поверьте мне – с глубоким изумлением я прочел о вашем бегстве из Шотландии; точно так же меня заинтересовал приезд мистера Джона Д. Гармона из Провиденса. Я узнаю почти обо всем, что происходит в Париже.
– Вы имеете собственную тайную полицию?
– Разумеется. Но она служит мне, а не государству.
Он закурил папиросу, которую вынул из красивого золотого портсигара после того, как предложил одну мне. Оперся руками на резной набалдашник своей трости и с довольным видом оглянулся.
– Немного позже погода станет прекрасной, – сказал он. – Пахнет лилиями. Даже хмурые лица продавцов цветов проясняются на солнце. И взгляните-ка туда, на эту молоденькую бонну: с какой тоской она озирается кругом и как кокетливо. Даже мы, старики…
– Я хотел бы знать, – прервал я его, – почему вы назвали меня Майклом Сэйром?
– Это действительно было опасно. Вы известны как очень ловкий стрелок из кармана. Но как бы то ни было, не забывайте, что я доверил вам тайну, которая стоит вашей.
Я вынул руку из кармана. Этот человек говорил правду. В мире преступников имя Поля Гонта было даже известнее, чем имя Майкла Сэйра.
– Вы, вероятно, имеете определенную причину, вследствие которой решили завести со мной знакомство? – спросил я.
– Не говорю уж о личном удовольствии, полученном при знакомстве с таким знаменитым коллегой. Я хочу предложить вам дело, в котором вы, без сомнения, согласитесь принять участие. Праздность, с которой связано ваше теперешнее положение, вам, вероятно наскучила.
– О чем идет речь? – спросил я.
Мой спутник стряхнул пепел со своих брюк и приподнялся.
– Не проводите ли вы меня в мое бюро? Мы узнаем, не поступили ли новые предложения. После этого, если вы ничего не имеете против, мы пообедаем в каком-нибудь скромном ресторане. Что сказала бы полиция, если бы накрыла нас обоих за бутылкой вина?
Я не мог окончательно подавить возникшего во мне подозрения. Мне казалось невероятным, что этот человек действительно – известный преступник, которого годами напрасно искала полиция трех стран. Но не случилось ничего, что укрепило бы мое подозрение. Мы пошли в его бюро на улице Скриб, состоящее из многих комнат. Мой спутник отдал разные деловые распоряжения своим служащим, просмотрел заказы и подписал нужные письма. Оттуда мы отправились на площадь Кайон, где мой компаньон заказал обед со вкусом настоящего гурмана. Он не позволил мне выпить до обеда ликеру, но велел принести самого лучшего вина. Во время еды он поставил мне вопрос, озадачивший меня.
– Имеете ли вы какие-либо известия о вашем друге Нормане Грэе?
– Минута, когда я о нем услышу, не будет для меня особенно радостной. Что знаете о нем вы?
Мой спутник улыбнулся.
– Со мной произошла здесь такая же история с помощником шефа полиции. Его имя Франсуа Дюметель.
– Где же он теперь? – спросил я.
– Исчез. В Париже исчезает много людей. Мы вели борьбу, требовавшую напряжения всех наших сил, и я почти сожалел, когда она кончилась. Но иногда инстинкт самосохранения подчиняет себе все другие расчеты.
– Что же с Норманом Грэем? – спросил я.
– Извините, я немного отвлекся от темы. Я упомянул Нормана Грэя, потому что он в Париже.
– В Париже?
– Он приехал экспрессом из Кале вчера вечером. Я думаю, что он уже сегодня придет в американский бар Гранд-Отеля.
Эта новость была в высшей степени неприятна. Я не мог представить себе ничего, что навело бы его на мой след. Если Норман Грэй действительно находится в погоне за мной, то он обладает качествами, которых я в нем никогда не подозревал. Или, может быть, я был предан людьми, от которых не ожидал измены.
– Я понимаю, – медленно произнес я, – вы хотите сказать, что Норман Грэй открыл мое местопребывание.
– Я буду с вами откровенен, – быстро сказал он. – Этого я не знаю. Я хотел бы так же, как и вы, получить об этом точные сведения. Возможно, Норман Грэй явился сюда по другому делу, в котором я косвенно заинтересован. Если это так, его приезд не имеет к вам никакого отношения. Я хочу предложить вам кое-что. Возьмите авто и поезжайте до вечера в Версаль. На обратном пути остановитесь в таверне «Бертэн» вблизи Арменонвиля. В шесть часов я буду там с подробными сведениями. Я предлагаю вам честную игру: если он здесь ради вас, я обязуюсь помочь вам скрыться; если же его приезд касается меня, я рассчитываю на вашу помощь.
– Принимаю ваше предложение.
– Ну вот. А теперь примемся за курицу, – сказал мой спутник, с удовольствием глядя на поданное блюдо.
Было, вероятно, около половины шестого, когда я вышел из автомобиля и сел за один из маленьких столиков под деревьями перед таверной «Бертэн». Кресла стояли довольно далеко от уличной пыли, но можно было отлично видеть проезжавшие мимо авто. Я заказал чай с лимоном, коробку папирос и предался своему излюбленному занятию – наблюдению за окружавшими меня людьми. Сюда съехались всевозможного рода люди во всех типах автомобилей. Фривольная, очаровательная парижанка со своим минутным кавалером; она – одетая и надушенная по последней моде; он – тщеславный хлыщ, похожий на обезьяну в своей созданной портным элегантности; обыкновенный мещанин со своим семейством; богатый купец с разодетой супругой; интеллигент с хорошенькой и скромной женой. Сюда стремились все, изголодавшиеся по свежему воздуху и по тому, что они называют жизнью. Жалкие существа, подумал я с презрением. Ни один из них не знает настоящей божественной радости жизни. Но, казалось, сама судьба захотела нанести моей философии смертельный удар: я собственными глазами увидел то, что считал совершенно невозможным.
В одном из медленно движущихся автомобилей сидел мой враг Норман Грэй и рядом с ним – Дженет. Его продолговатое, энергичное лицо было серьезным и задумчивым как всегда. Дженет говорила, а он слушал. Она говорила, вероятно, о чем-то более важном, чем проносящийся в это мгновение мимо них праздный поток людей. Автомобиль скрылся. Я остался сидеть, словно прикованный к месту, но думал, что никто не заметил моего волнения. Ледяная рука сдавила мое сердце. На мгновение меня охватило желание, дикое и бессмысленное, – швырнуть свой стакан в прыгавшего возле меня дрозда. К кафе бесшумно подъехал электромобиль. Из него вышел человек, представившийся мне под именем Гастона Лефевра. Он был тщательно одет, и, казалось, только что вышел от парикмахера. Он подошел ко мне и сел за мой столик.
– Вы хорошо владеете собой, дорогой мой, – сказал он. – Но, может быть, вы не поверили своим собственным глазам?
– Мои глаза, – единственное в этом мире, чему я безусловно верю, – холодно ответил я.
Мой знакомый погладил свою серую бороду.
– Я хотел бы сегодня выпить абсенту, – сказал он, поклонившись кельнеру. – Позаботьтесь о том, чтоб он был приготовлен так, как я люблю. Уберите ваш чай, – обратился он ко мне, – и выпейте со мной абсенту.
Я отказался.
– Алкоголь не является для меня необходимостью, – сказал я. – Конечно, он иногда меня возбуждает, но обычно приводит меня и плохое настроение. Скажите лучше, что вы узнали о Грэе.
– Итак, раньше всего, – заявил Лефевр, довольный, зажигая одну из моих папирос, – я могу вас успокоить: Грэй приехал в Париж не ради вас.
– А его спутница?
– Это пока для меня загадка, – откровенно сознался он. – Скажу вам только, что это я вызвал сюда вашу жену. Я очень мало о ней знаю, это правда, но я имею в Лондоне агентов, которые уведомляют меня обо всем, происходящем по ту сторону канала, и, судя по некоторым дошедшим до меня сведениям, я пришел к убеждению, что она является единственным человеком, при посредстве которого я в состоянии буду привести в исполнение свой план. Я сейчас подробно разъясню вам его.
– Вы говорите так, словно получили мое согласие содействовать вам, – сказал я ему.
– Я уверен, что вы не откажетесь от сотрудничества. Вы заработаете полмиллиона золотых франков; а вы, я думаю, не располагаете большими капиталами. Кроме того, главой наших противников является ваш старый враг.
– Этой причины для меня достаточно. Все же я прошу вас поближе познакомить меня с вашим планом.
Мой спутник осмотрелся кругом, как будто хотел вдохнуть полной грудью свежий весенний воздух и насладиться блеском заходящего солнца. Он вздохнул с чувством довольства. Все соседние столики были свободны.
– Я расскажу вам необыкновенную историю, – сказал он.
Грэй
В утро моего приезда я отпраздновал свое возвращение к цивилизации прогулкой по Бонд-стрит. Дул легкий и приятный ветер, по синему небу плыли белые барашки. Солнце ласково грело, воздух напоен был ароматом, струящимся из цветочных лавок и корзин уличных торговцев цветами. После двухлетнего отсутствия все казалось мне новым. Я встретил нескольких знакомых и обменялся поклонами с парой старых друзей. На углу Кондет-стрит я столкнулся с Дженет Стенфилд. Мы, как будто сговорившись, остановились, и, казалось, все вокруг нас исчезло. В последний раз я думал о ней, когда был в Северо-Западной Индии. Я стоял на краю бездонной пропасти, для безопасности привязанный за пояс к корням маленького дерева. Огни бивуака бросали фантастические отблески в черную бездну подо мной. Небольшая группа проводников в экзотических костюмах тихонько напевала какую-то песню. В почти неземной тишине загадочное лицо этой женщины, ее холодные, но все же тоскующие глаза, всегда раскрытые для поцелуя и все же неподатливые губы всецело овладели моими мыслями. Я уснул лишь под утро, и все время меня мучили кошмары. И вот я стоял против нее – в ней ничего не изменилось; та же тайна мерцала в ее глазах и улыбке.
– Сердечно приветствую вас на родине, сэр Норман Грэй, – сказала она.
– Спасибо, – ответил я. – Я вернулся только вчера вечером.
Она испытующе посмотрела на меня.
– Вы чудесно загорели. И похудели немного. Вы подвергались опасностям?
– Только таким, на которые я шел добровольно. Я был восемь месяцев в Месопотамии, а остальное время – в Индии.
– Газеты писали о вашей охоте на диких зверей. Признайтесь, друг мой, была она так же занимательна, как охота на людей?
– Каждый род охоты дает особые ощущения. Но не забывайте, я давно охочусь на людей только как любитель.
Она улыбнулась.
– Значит, это является причиной того, что вы оставили в покое моего мужа?
– Преследовать его было не моим делом. Это было делом полиции. Если мне предлагают раскрыть преступление, я обычно готов сделать все от меня зависящее. Помимо этого, я ни во что не вмешиваюсь. Получаете ли вы известия от него?
Она горько засмеялась.
– С той ночи, когда он покинул виллу в Шотландии и вы, следуя данному вами слову, ничего не предприняли против него, я ничего больше о нем не слышала.
– Серьезно?
Она утвердительно кивнула.
– Скотленд-Ярд не способен совершить чего-нибудь значительного, но охотно занимается мелочами. Больше года за мной шпионили день и ночь. Где бы мой муж ни находился, он не придет ко мне, прежде чем не почувствует себя достаточно застрахованным от опасности.
– А если он будет в безопасности?
– Я пойду к нему.
Внезапно я с болью заметил, что она была очень просто, даже бедно одета. Она все еще казалась элегантной, все еще выделялась среди других женщин, но она уж не была обязана этим своим платьям. К моему ужасу, она тотчас же разгадала мою мысль.
– Показываться на этой улице в прошлогодних платьях просто ужасно, – сказала она, улыбаясь. – Я как раз думала о том, как чудесно было бы заказать себе новый светлый костюм. Имеете ли вы что-либо против того, чтобы купить его мне, сэр Норман? Собственно, вы обязаны сделать это. Наш заем в банке на Мэнвуд-стрит обошелся нам очень дорого, и мы мало на нем заработали, главным образом, из-за вашего вмешательства.
– Я признаю себя виновным. В какой конфекцион мы направимся?
Она пожала плечами.
– В глубине души я чувствую себя порядочной женщиной. Мысль о том, что вы уплатите за мои платья, была бы мне невыносима. Но вместо этого вы можете пригласить меня к обеду. Должна признаться, что я нуждаюсь в еде не меньше, чем в платье. Я очень голодна.
Мы повернули на Риджент-стрит и пообедали в известном ресторане, который одинаково охотно посещается артистами и всякой другой публикой. Она не хотела сказать мне правды о своей жизни; но, судя по некоторым ее замечаниям, я понял, что каждый день ее заполнен борьбой за существование. Она справилась о моем адресе, но не решилась сообщить мне своего. Мне показалось, что она ожидает от меня вторичного приглашения, но когда я пригласил ее, она отказалась прийти. На прощание она сказала серьезно:
– Свидания с вами всегда волнуют меня больше, чем я могу выразить; долго после этого я испытываю что-то такое, чего не могла бы объяснить. Не думаю, что мне придется еще раз пообедать с вами, сэр Норман, – во всяком случае это будет нескоро.
Она взглянула на часы и торопливо ушла. У меня создалось впечатление, что она спешила на свою ежедневную работу. Я пошел в клуб, беседовал со своими друзьями и вернулся после этого в свою квартиру. Я был в тревожном состоянии и до смешного рассеян. Казалось слишком странным, что я встретил эту женщину в первый же день моего приезда. К счастью, дела скоро отвлекли меня от этих мыслей.
– Мистер Ремингтон ждет уже довольно долго, – сказал мой слуга. – Он у вас в салоне с каким-то господином.
Когда я вошел, мой друг радостно поднялся мне навстречу, и мы сердечно поздоровались. Я протянул руку его спутнику, которого знал мельком.
– Шеф поручил мне привести к вам лорда Хэмпдона, – объяснил Ремингтон. – Он пришел к нам сегодня утром по делу, лежащему вне круга наших обязанностей. Шеф полагает, что вы могли бы оказать ему помощь.
– Расскажите, пожалуйста, что случилось?
Мой знатный посетитель тотчас же приступил к изложению дела.
– Все это очень просто, но серьезно. Вы, вероятно, знакомы, сэр Норман, с политикой французских дипломатов?
– Нет, последние восемь месяцев я провел в Индии и только вчера вернулся в Лондон.
– Французская политика вращается, главным образом, вокруг того, какую позицию следует занять по отношению к Германии. Одна партия – военно-шовинистическая – твердо решила принудить Германию уплатить весь долг и силой выжать из нее последнюю каплю крови. Оппозиция же за то, чтобы облегчить торговые отношения с Германией и даже сблизиться с нею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23