Тебе нужно стать достойной женщиной! Но ты оставляешь без внимания все добродетели, свойственные твоему полу. Посмотри на эту книгу исправительных молитв пера преподобного мистера Смоула — она покрылась толстым слоем пыли и лежит непрочитанная… — Голди печально опустила глаза. — А эта вышивка — да четырехлетняя малышка справилась бы лучше! Попугай, и тот способнее тебя! Мало того, я слышал, что тебя видели на улице в мужском платье!
Голди покачала головой.
— Сэр, меня оболгали. Я ни за что больше не надену подобный костюм. Скорее уж я подложила бы жгучей крапивы вам в постель!
— Ерунда! Ты несешь чушь! При чем тут крапива? Мой собственный слуга, Крэбб, видел тебя на Пастушьем рынке в одежде юноши.
Голди расплакалась в кружевной носовой платочек.
— Какая гнусная ложь!
Знайус высился над ней сумрачной громадой.
— Ты должна исправиться, девочка. Я не допущу, чтобы меня выставляли на посмешище. А теперь мне пора идти в суд. Пятеро негодяев ждут повешения. Подумай над моими словами.
Через полчаса судья в своей карете катил в Верховный суд. Голди. разбросав по комнате клочья разорванных женских нарядов, облачилась в брюки и сапоги, рубашку и камзол. Чемодан ее был уже почти собран. Она зашла в соседнюю комнату — спальню судьи. Достала из туалетного столика золотые и серебряные украшения. Из гардероба извлекла три его лучшие батистовые рубашки и сменный парик. Из незапертого шкафа у камина вытащила толстый кошель с монетами и банкнотами и небольшую шкатулку, полную рубинов, — однажды законник, размякнув, по неосторожности открыл ей их местонахождение. Захватила Голди и еще кое-какие вещи. И оставила на память парочку сюрпризов.
Будь на то ее воля, она бы с радостью застрелила судью, но здравый смысл подсказывал, что этот поступок вызовет чересчур много шума и криков. А в числе подозреваемых первой станет она. Возможно, когда-нибудь и подвернется случай как следует отомстить за эти полные скуки месяцы. Малышка Голди чуть ли не с сожалением вспомнила мистера Зверя, своего первого помощника на борту «Врага». Звереныш бы охотно занялся судьей Незнайусом. Но его, стараниями всё того же судьи, повесили в Олленгейтской тюрьме на Локсколдской виселице. Какая жалость! Впрочем, так ему и надо. Он пошел против нее, подбил команду бросить своего капитана на Острове Сокровищ — только потому, что эта мерзавка Артия Стреллби побила Голди в дуэли, совершенно нечестной.
Осталась еще одна маленькая радость. Мистер Крэбб, тот самый, что заметил Голди на улице (она шла повидаться с капитаном Нанном) и доложил хозяину, вдруг получил приказ явиться к ней в гостиную. Он решил, будто она хочет поблагодарить его за бдительность — ведь она так страстно желала избавиться от порочной привычки расхаживать в мужском костюме. Видимо, его ждет щедрая награда.
Глупый мистер Крэбб торопливо поднялся по лестнице и на пороге гостиной получил от Голди полновесный пинок в живот. Он упал, и в тот же миг пиратка на него вспрыгнула, долго лягала в самые болезненные места, как он потом, поскуливая, жаловался, и напоследок приклеила его за волосы к полу.
Покончив с этим, Голди оставила несчастного стонать на ковре, а сама подхватила чемодан и отправилась на улицу. Там она нацепила кортик, пистолет и шляпу с пером. Теперь она была одета точь-в-точь как ландонские модники и модницы.
Направляясь к таверне «Старый бык в кустах», где ее в тревоге ждал капитан Нанн, Голди встретила на пути только одну помеху.
В дверях стоял один из активистов ААПППЧХИ — Ангелийской Ассоциации Противостояния Пиратам и Пропаганды Чая с Хлебом и Ирисками. Его группа поддержки громко кричала о том, что рядовые граждане становятся жертвами буканьерофобии — они, дескать, боятся выйти из дома, дабы не затеряться в этом вавилонском смешении кинжалов и шляп с перьями. «Эй, парень, да, ты, подойди сюда. Сними свой нелепый наряд и не вступай в это гнездилище пороков, где рекой текут гнусный алкоголь и кофе, замутняющие мозги добропорядочным людям! Истинные джентльмены даже пробовать не станут такую бурду!»
На столе возле крикунов возвышались шесть громадных чайников. Пропагандисты чая, признававшие только этот напиток, то и дело прихлебывали из носиков, одобрительно фыркая. Еще один увешанный перьями «пират», проходя мимо Голди, бросил:
— Кофе и вино ни в грош не ставят. Прилипли к своему чаю, как банный лист! Вот допьют эти бочки — пойдут заваривать свежую порцию.
— Не слушай его, о кудрявый юноша! — вскричал самый громкоголосый из активистов ААПППЧХИ, отвешивая Голди изысканный поклон. В его глазах горело чайное безумие. Но Голди оттолкнула его с дороги и одним ударом кортика вдребезги расколотила чайники. Во все стороны брызнул черный дождь. Пропагандисты растеряли остатки человеческого достоинства, бросились на землю и, расталкивая друг друга, принялись жадно лакать с мостовой остатки желанного нектара.
Голди, не моргнув глазом, вошла в таверну.
— Соскучился, Николас? — спросила она капитана Нанна. — Или мое место заняла новая подружка? Что ты там делаешь с голубем?
Николас Нанн, капитан военного фрегата «Бесстрашный», прочистил горло. Рядом с Голди он всегда чувствовал себя неловко, несмотря на то что она была хороша собой и намеревалась отправиться за сокровищами. Голубь тоже здорово раздражал его: он внезапно влетел в окно и уселся к нему на стол. «Он скорее похож на белую голубку», — подумал капитан Нанн. А вслух сказал:
— Видишь, что у него на лапке?
— Боже мой, клочок пергамента. Наверное, записка? Расскажи, от кого, кэппи Никки! От твоей новой подружки? Берегись, мой малыш, разрази тебя кошачий гром.
Капитан Нанн попытался поймать белую голубку. Но она вновь легко ускользнула от него, вспорхнув в воздух. На этот раз птица направилась к Голди.
— Ник, вы дурак. — Пиратка грубо схватила птичку и сорвала у нее с лапки клочок бумаги. Потом кинула голубку прямо в пустую капитанскую тарелку.
Голди развернула записку и удивленно повела бровью.
— В чем дело? Что там такое?
— Записка не для вас, сэр. Она для меня. Странно.
Прочитав короткие строчки, она нахмурилась. Капитан Нанн молча глядел на голубя, сидящего у него на тарелке. («Повара здесь никуда не годятся, — заметил проходивший мимо пьянчуга. — Смотри, даже птицу поджарить забыли».)
Когда капитан отважился поднять глаза, Голди смотрела в пространство. На ее лице отражалась причудливая смесь ужаса, гнева и волнения.
— Плохие новости?
— Письмо от доброжелателя.
— Да неужели? От того, кто желает нажить побольше добра?
— Да замолчите же, язык без костей, говорят вам, письмо от человека, который желает мне добра. И он ко мне обращается по имени.
Она тихо прочитала:
— «Малышке Голди, капитану пиратов, дочери Золотого Голиафа». Но, — добавила она, — этот человек не раскрывает своего имени. Тем не менее информация весьма ценная.
— Может быть, я его знаю?
— Надеюсь, что знаешь, Нанни. — Голди стиснула листок в кулаке. — Я давно пыталась разузнать, где она скрывается, эта крысиная королева Артемизия Стреллби. Я даже ходила к церкви и видела толпу, которая чествовала их, когда она выходила замуж за этого негодяя Феникса. Я была единственной, кто не приветствовал новобрачных. Пришлось прошептать, что я потеряла голос и не могу кричать. О, как мне хотелось пристрелить эту парочку прямо там, на высоком крыльце.
— Да. Капитан Стреллби — ваш враг…
— Мой «Враг» — это мой корабль, дурья башка.
Капитан Нанн пришел в полное замешательство.
Открыл рот, потом закрыл. Голди продолжила:
— Артия на своей подштопанной лоханке ушла в Добродел и Довер. Стала законным капером, пиратствует на благо Свободной Ангелии. Разрази ее гром! И он, этот Феникс, тоже. И все они. Вот о чем тут сказано. — Ее пылающие глаза впились в капитана. — Слава богу, я теперь знаю, что она в море. Это рассказал мне мой неизвестный доброжелатель. Поэтому мы должны поскорее спустить на воду ваш корабль. Выпейте. Мы уходим.
— Но… я заказал жаркое…
— Нет времени. Если проголодались, съешьте этого голубя. Или… — Лицо Голди стало жестким, как алмаз, — отдайте его мне…
Несчастная голубка не причинила ей никакого вреда. Но ненависть к Артии, которая перехитрила, разгромила и опозорила Голди, да в придачу вырезала на ее щеке миниатюрный крест, искала выхода. Голубка попалась под горячую руку.
Капитан отвернулся, еле сдерживая тошноту.
И не увидел, как Голди попыталась во второй раз схватить птицу и как та ускользнула. Вспорхнула со стола, отчаянно захлопав белыми крыльями, рванулась и глубоко процарапала клювом ладони обеих рук.
Малышка Голди взвизгнула, и самые трезвые посетители «Старого быка в кустах» обернулись.
— Как же я теперь буду держать шпагу? — заорала она, глядя на капающую кровь.
Голубка давно исчезла в окне таверны. Откуда Голди было знать, что человек, дрессирующий крылатых вестников, заодно обучает их умению защищаться и нападать.
Пока Голди перевязывала руки и пила поднесенный бренди, прошла еще четверть часа. Потом она вместе со своим другом уселась в карету и поехала на юг по улицам, запруженным пиратами. Дорога предстояла долгая: корабль ждал их в Портовом Устье. Это оказался не фрегат. Ради поездки за сокровищами капитан Нанн взял неофициальное увольнение с поста командира корабля. Он надеялся, что Голди не очень огорчится. Но прогадал, ибо его подруга наивно рассчитывала, что он украдет для нее военный фрегат, тот самый, о котором она мечтала. Капитану предстояло пережить много неприятных минут.
* * *
Немало неприятных минут ждали в тот вечер и судью Всезнайуса. Вернувшись домой, он обнаружил, что его выставили-таки на посмешище: слуга избит и приклеен к полу, похищено множество ценных вещей, и всё это — дело рук молодой особы, которую он прошлой зимой спас от виселицы.
В ту ночь он, сгорая от ярости и стыда, добрался до кровати только после полуночи, и там его ждал последний сюрприз от Голди.
Его постель была полным-полна жгучей, как огонь, зеленой крапивы, которую выращивали для супа у него в огороде.
Суровый мудрый судья, громко взвыв, подскочил на своем ложе и скатился вниз, ударившись об пол. Его кожу с головы до пят покрывали болезненные ожоги. На шум сбежались все слуги, даже приклеенный Крэбб.
Стенающего судью осторожно уложили на диван. Знайус знал, что через двадцать четыре часа над ним будет хохотать весь Ландон. Впервые в жизни он рассудил правильно.
* * *
Вечерком Тинки Клинкер пошел прогуляться по докам Портового устья. Ночь была ясная. Ярко светила луна, круглая, как серебряная монета. Несколько таких монет звенело у него в кармане.
Он оглядел бесконечные ряды спящих кораблей. Одни стояли под полными парусами, другие совсем без оснастки. Они походили на прекрасных птиц. Но Тинки не замечал этой красоты. Он уже засек нужное ему судно, ибо полезные сведения всегда можно раздобыть, если подойти к этому умело. Задашь пару вопросов тут, пару вопросов там, поставишь кому надо стаканчик-другой — и дело в шляпе.
«Розовый шквал» оказался корветом, стройным и хорошо оснащенным, с килем из прочного вяза. Сегодня на нем не было парусов — ни белых, ни черных, ни «Веселого Роджера» с черепом и костями. Кто знает, каким захочет его видеть эта полоумная Малышка Голди, когда отойдет подальше от порта? Наверняка сделает из него точную копию «Врага». А может быть, и нет. С такими, как Голди, никогда ничего не знаешь наперед.
А каков его интерес? Тинки хоть и держался настороже, но всё же чуял, что сейчас ему выпала козырная карта. Она поможет ему проникнуть на этот корабль и отправиться за сокровищами.
И добыть эту карту ему помогла дьявольская удача.
Три дня назад, продавая контрабандные товары у задних дверей богатых и бедных домов по всей Южной Ангелии и в городе Ландоне, Тинки зашел к своему последнему клиенту.
Республиканский налог на кофе, алкоголь, шоколад и другие заморские диковинки может и принес правительству кое-какие доходы, но контрабандисты постарались, чтобы они были невелики. Никто не собирался платить за товар бешеные деньги, даже ради того, чтобы посодействовать успешному ходу войны. Чай же облагался самой жестокой пошлиной. А его поклонники и полдня не могли прожить без трех-четырех чайников крепко заваренного напитка.
Клинкера давно рекомендовали этому клиенту. Тот был активистом ААПППЧХИ и встретил контрабандиста с распростертыми объятиями.
— Выпьете чашечку? — предложил он.
— Не возражаю, — ответил Тинки. Во дворе прогуливались гуси.
— Старые добрые птицы, — сказал Тинки, глядя в окно. Доброжелательность часто идет на пользу делу.
— Они моя краса и гордость, сэр. Открою вам тайну. Мы с вами оба немножечко вне закона.
— Как это?
— Каждый из этих превосходных гусей предназначен кому-нибудь на праздничный ужин. Покупатели мне платят, потом приходят за птицей. Я вручаю им покупку — так сказать, в натуральном виде. — Тинки ничего не понимал. — То есть живого и с перьями.
Хвастливый ненавистник пиратов, подогретый чаем, объяснил, что покупатели всегда поднимают крик. Они, дескать, хотели видеть гуся убитым и зажаренным. Продавец же втолковывал им, что это недопонимание с их стороны: свежий гусь — живой гусь. Управиться с птицей будет проще простого, заверял он и выпроваживал клиентов.
— А через два дня они возвращаются.
— Что, такие вкусные гуси? Или такие невкусные?
— Нет, сэр. Возвращаются мои гуси. Я выучиваю их улетать от покупателей и находить дорогу домой. Домашние птицы, так сказать.
— А почему покупатели не приходят, чтобы намять вам бока?
— Понимаете, — скромно ответил пиратофоб, — мы с женой часто переселяемся с места на место. И гуси с нами. Продадим птицу — и переезжаем. И бывшие покупатели не могут нас найти. Только один раз у нас были хлопоты, — добавил он. — Вон с тем гусем. Я зову его Пузырь. Вот он, смотрите.
Тинки выглянул в открытую дверь. Все гуси казались совершенно одинаковыми.
— Ага.
— Я продавал Пузыря двадцать шесть раз. И он всегда возвращался дня через три. Но в прошлый раз — это случилось на исходе зимы — негодник пропадал пять месяцев. Я знал, что покупатель его не съел. Мы тогда не переехали. Приходилось держаться начеку, ждать, пока Пузырь прилетит. Тут и появился мой клиент, кричит, гусь у него сбежал. Но я сказал ему чистую правду: «Вот они, все мои гусятки. Сами видите, вашего среди них нет». Ему пришлось согласиться. Я уж думал, что потерял Пузыря навсегда. И вдруг, этим летом, он появился. Я его сразу узнал. «Если бы ты мог говорить, старина, — попенял я ему, — ты бы многое порассказал. Где тебя носило?» И он в некотором смысле рассказал.
— Да неужели?
— Клянусь святыми креветками! Пузырь принес в клюве провощенный пергамент, свернутый в виде кораблика. Карта, надо думать. Отдал мне и пошел к своим товарищам. Я эту диковинку сберег.
Тинки окаменел. Конечно, он слыхал легенду о гусе и карте Острова Сокровищ, но всегда считал ее шуткой. Он медленно стряхнул с себя оцепенение, чтобы не привлекать интереса, чихнул и задумчиво произнес:
— Хотел бы я одним глазком взглянуть на эту карту, что Пузырь принес. Я в долгу не останусь.
— Правда? Дружище, сейчас я ее принесу. Да вы можете ее совсем забрать. Наверное, театральная штуковинка, из тех бесконечных спектаклей о пиратах. Мы в ААПППЧХИ пикетируем театры, чтобы запретить эти дурацкие пьесы и спасти помешавшийся народ. Вот она, карта, вот тут, в кувшине. Берите, берите. Мне она ни к чему. Пиратская дрянь. Сегодня придут за еще одной гусыней, вон той — видите? Ее зовут Клуша. Так что через пару дней мы с супругой будем попивать ваш восхитительный чай уже в новом доме. Я непременно пришлю вам адрес.
2. Белл и прилив
Таинственный мистер Белл — который не был мистером и не носил имя Белл — стоял у берега и глядел на парад кораблей, разворачивающийся в залитой солнцем Краевой бухте.
У устроителей праздника произошли некоторые трения с капитанами стоявших здесь военных кораблей и с морскими патрулями.
Но праздник все же состоялся. На него приехала сама Пиратика. А власти пытались сохранить это в тайне. Ха-ха.
Вон ее корабль, «Незваный гость», прославленный в песнях и легендах, стоит у входа в бухту и ждет. Говорят, он ждет вечернего прилива, чтобы покинуть Ангелию и пуститься в плавание — пиратствовать на законных основаниях, грабить лягушатников.
И праздник устроили в честь Пиратики.
Мистер Белл безмолвно смотрела на веселье. Ее длинные черные волосы были убраны назад, карие глаза сияли. Блестели начищенные сапоги, блестел кортик и кремневое ружье.
К вечеру она узнает, приняли ли ее в команду знаменитой Пиратики.
Мистер Белл великолепно владела собой. Лучше, чем кто-либо мог ожидать, — ведь хоть ей и исполнилось девятнадцать лет, в мужском костюме она смотрелась гораздо моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Голди покачала головой.
— Сэр, меня оболгали. Я ни за что больше не надену подобный костюм. Скорее уж я подложила бы жгучей крапивы вам в постель!
— Ерунда! Ты несешь чушь! При чем тут крапива? Мой собственный слуга, Крэбб, видел тебя на Пастушьем рынке в одежде юноши.
Голди расплакалась в кружевной носовой платочек.
— Какая гнусная ложь!
Знайус высился над ней сумрачной громадой.
— Ты должна исправиться, девочка. Я не допущу, чтобы меня выставляли на посмешище. А теперь мне пора идти в суд. Пятеро негодяев ждут повешения. Подумай над моими словами.
Через полчаса судья в своей карете катил в Верховный суд. Голди. разбросав по комнате клочья разорванных женских нарядов, облачилась в брюки и сапоги, рубашку и камзол. Чемодан ее был уже почти собран. Она зашла в соседнюю комнату — спальню судьи. Достала из туалетного столика золотые и серебряные украшения. Из гардероба извлекла три его лучшие батистовые рубашки и сменный парик. Из незапертого шкафа у камина вытащила толстый кошель с монетами и банкнотами и небольшую шкатулку, полную рубинов, — однажды законник, размякнув, по неосторожности открыл ей их местонахождение. Захватила Голди и еще кое-какие вещи. И оставила на память парочку сюрпризов.
Будь на то ее воля, она бы с радостью застрелила судью, но здравый смысл подсказывал, что этот поступок вызовет чересчур много шума и криков. А в числе подозреваемых первой станет она. Возможно, когда-нибудь и подвернется случай как следует отомстить за эти полные скуки месяцы. Малышка Голди чуть ли не с сожалением вспомнила мистера Зверя, своего первого помощника на борту «Врага». Звереныш бы охотно занялся судьей Незнайусом. Но его, стараниями всё того же судьи, повесили в Олленгейтской тюрьме на Локсколдской виселице. Какая жалость! Впрочем, так ему и надо. Он пошел против нее, подбил команду бросить своего капитана на Острове Сокровищ — только потому, что эта мерзавка Артия Стреллби побила Голди в дуэли, совершенно нечестной.
Осталась еще одна маленькая радость. Мистер Крэбб, тот самый, что заметил Голди на улице (она шла повидаться с капитаном Нанном) и доложил хозяину, вдруг получил приказ явиться к ней в гостиную. Он решил, будто она хочет поблагодарить его за бдительность — ведь она так страстно желала избавиться от порочной привычки расхаживать в мужском костюме. Видимо, его ждет щедрая награда.
Глупый мистер Крэбб торопливо поднялся по лестнице и на пороге гостиной получил от Голди полновесный пинок в живот. Он упал, и в тот же миг пиратка на него вспрыгнула, долго лягала в самые болезненные места, как он потом, поскуливая, жаловался, и напоследок приклеила его за волосы к полу.
Покончив с этим, Голди оставила несчастного стонать на ковре, а сама подхватила чемодан и отправилась на улицу. Там она нацепила кортик, пистолет и шляпу с пером. Теперь она была одета точь-в-точь как ландонские модники и модницы.
Направляясь к таверне «Старый бык в кустах», где ее в тревоге ждал капитан Нанн, Голди встретила на пути только одну помеху.
В дверях стоял один из активистов ААПППЧХИ — Ангелийской Ассоциации Противостояния Пиратам и Пропаганды Чая с Хлебом и Ирисками. Его группа поддержки громко кричала о том, что рядовые граждане становятся жертвами буканьерофобии — они, дескать, боятся выйти из дома, дабы не затеряться в этом вавилонском смешении кинжалов и шляп с перьями. «Эй, парень, да, ты, подойди сюда. Сними свой нелепый наряд и не вступай в это гнездилище пороков, где рекой текут гнусный алкоголь и кофе, замутняющие мозги добропорядочным людям! Истинные джентльмены даже пробовать не станут такую бурду!»
На столе возле крикунов возвышались шесть громадных чайников. Пропагандисты чая, признававшие только этот напиток, то и дело прихлебывали из носиков, одобрительно фыркая. Еще один увешанный перьями «пират», проходя мимо Голди, бросил:
— Кофе и вино ни в грош не ставят. Прилипли к своему чаю, как банный лист! Вот допьют эти бочки — пойдут заваривать свежую порцию.
— Не слушай его, о кудрявый юноша! — вскричал самый громкоголосый из активистов ААПППЧХИ, отвешивая Голди изысканный поклон. В его глазах горело чайное безумие. Но Голди оттолкнула его с дороги и одним ударом кортика вдребезги расколотила чайники. Во все стороны брызнул черный дождь. Пропагандисты растеряли остатки человеческого достоинства, бросились на землю и, расталкивая друг друга, принялись жадно лакать с мостовой остатки желанного нектара.
Голди, не моргнув глазом, вошла в таверну.
— Соскучился, Николас? — спросила она капитана Нанна. — Или мое место заняла новая подружка? Что ты там делаешь с голубем?
Николас Нанн, капитан военного фрегата «Бесстрашный», прочистил горло. Рядом с Голди он всегда чувствовал себя неловко, несмотря на то что она была хороша собой и намеревалась отправиться за сокровищами. Голубь тоже здорово раздражал его: он внезапно влетел в окно и уселся к нему на стол. «Он скорее похож на белую голубку», — подумал капитан Нанн. А вслух сказал:
— Видишь, что у него на лапке?
— Боже мой, клочок пергамента. Наверное, записка? Расскажи, от кого, кэппи Никки! От твоей новой подружки? Берегись, мой малыш, разрази тебя кошачий гром.
Капитан Нанн попытался поймать белую голубку. Но она вновь легко ускользнула от него, вспорхнув в воздух. На этот раз птица направилась к Голди.
— Ник, вы дурак. — Пиратка грубо схватила птичку и сорвала у нее с лапки клочок бумаги. Потом кинула голубку прямо в пустую капитанскую тарелку.
Голди развернула записку и удивленно повела бровью.
— В чем дело? Что там такое?
— Записка не для вас, сэр. Она для меня. Странно.
Прочитав короткие строчки, она нахмурилась. Капитан Нанн молча глядел на голубя, сидящего у него на тарелке. («Повара здесь никуда не годятся, — заметил проходивший мимо пьянчуга. — Смотри, даже птицу поджарить забыли».)
Когда капитан отважился поднять глаза, Голди смотрела в пространство. На ее лице отражалась причудливая смесь ужаса, гнева и волнения.
— Плохие новости?
— Письмо от доброжелателя.
— Да неужели? От того, кто желает нажить побольше добра?
— Да замолчите же, язык без костей, говорят вам, письмо от человека, который желает мне добра. И он ко мне обращается по имени.
Она тихо прочитала:
— «Малышке Голди, капитану пиратов, дочери Золотого Голиафа». Но, — добавила она, — этот человек не раскрывает своего имени. Тем не менее информация весьма ценная.
— Может быть, я его знаю?
— Надеюсь, что знаешь, Нанни. — Голди стиснула листок в кулаке. — Я давно пыталась разузнать, где она скрывается, эта крысиная королева Артемизия Стреллби. Я даже ходила к церкви и видела толпу, которая чествовала их, когда она выходила замуж за этого негодяя Феникса. Я была единственной, кто не приветствовал новобрачных. Пришлось прошептать, что я потеряла голос и не могу кричать. О, как мне хотелось пристрелить эту парочку прямо там, на высоком крыльце.
— Да. Капитан Стреллби — ваш враг…
— Мой «Враг» — это мой корабль, дурья башка.
Капитан Нанн пришел в полное замешательство.
Открыл рот, потом закрыл. Голди продолжила:
— Артия на своей подштопанной лоханке ушла в Добродел и Довер. Стала законным капером, пиратствует на благо Свободной Ангелии. Разрази ее гром! И он, этот Феникс, тоже. И все они. Вот о чем тут сказано. — Ее пылающие глаза впились в капитана. — Слава богу, я теперь знаю, что она в море. Это рассказал мне мой неизвестный доброжелатель. Поэтому мы должны поскорее спустить на воду ваш корабль. Выпейте. Мы уходим.
— Но… я заказал жаркое…
— Нет времени. Если проголодались, съешьте этого голубя. Или… — Лицо Голди стало жестким, как алмаз, — отдайте его мне…
Несчастная голубка не причинила ей никакого вреда. Но ненависть к Артии, которая перехитрила, разгромила и опозорила Голди, да в придачу вырезала на ее щеке миниатюрный крест, искала выхода. Голубка попалась под горячую руку.
Капитан отвернулся, еле сдерживая тошноту.
И не увидел, как Голди попыталась во второй раз схватить птицу и как та ускользнула. Вспорхнула со стола, отчаянно захлопав белыми крыльями, рванулась и глубоко процарапала клювом ладони обеих рук.
Малышка Голди взвизгнула, и самые трезвые посетители «Старого быка в кустах» обернулись.
— Как же я теперь буду держать шпагу? — заорала она, глядя на капающую кровь.
Голубка давно исчезла в окне таверны. Откуда Голди было знать, что человек, дрессирующий крылатых вестников, заодно обучает их умению защищаться и нападать.
Пока Голди перевязывала руки и пила поднесенный бренди, прошла еще четверть часа. Потом она вместе со своим другом уселась в карету и поехала на юг по улицам, запруженным пиратами. Дорога предстояла долгая: корабль ждал их в Портовом Устье. Это оказался не фрегат. Ради поездки за сокровищами капитан Нанн взял неофициальное увольнение с поста командира корабля. Он надеялся, что Голди не очень огорчится. Но прогадал, ибо его подруга наивно рассчитывала, что он украдет для нее военный фрегат, тот самый, о котором она мечтала. Капитану предстояло пережить много неприятных минут.
* * *
Немало неприятных минут ждали в тот вечер и судью Всезнайуса. Вернувшись домой, он обнаружил, что его выставили-таки на посмешище: слуга избит и приклеен к полу, похищено множество ценных вещей, и всё это — дело рук молодой особы, которую он прошлой зимой спас от виселицы.
В ту ночь он, сгорая от ярости и стыда, добрался до кровати только после полуночи, и там его ждал последний сюрприз от Голди.
Его постель была полным-полна жгучей, как огонь, зеленой крапивы, которую выращивали для супа у него в огороде.
Суровый мудрый судья, громко взвыв, подскочил на своем ложе и скатился вниз, ударившись об пол. Его кожу с головы до пят покрывали болезненные ожоги. На шум сбежались все слуги, даже приклеенный Крэбб.
Стенающего судью осторожно уложили на диван. Знайус знал, что через двадцать четыре часа над ним будет хохотать весь Ландон. Впервые в жизни он рассудил правильно.
* * *
Вечерком Тинки Клинкер пошел прогуляться по докам Портового устья. Ночь была ясная. Ярко светила луна, круглая, как серебряная монета. Несколько таких монет звенело у него в кармане.
Он оглядел бесконечные ряды спящих кораблей. Одни стояли под полными парусами, другие совсем без оснастки. Они походили на прекрасных птиц. Но Тинки не замечал этой красоты. Он уже засек нужное ему судно, ибо полезные сведения всегда можно раздобыть, если подойти к этому умело. Задашь пару вопросов тут, пару вопросов там, поставишь кому надо стаканчик-другой — и дело в шляпе.
«Розовый шквал» оказался корветом, стройным и хорошо оснащенным, с килем из прочного вяза. Сегодня на нем не было парусов — ни белых, ни черных, ни «Веселого Роджера» с черепом и костями. Кто знает, каким захочет его видеть эта полоумная Малышка Голди, когда отойдет подальше от порта? Наверняка сделает из него точную копию «Врага». А может быть, и нет. С такими, как Голди, никогда ничего не знаешь наперед.
А каков его интерес? Тинки хоть и держался настороже, но всё же чуял, что сейчас ему выпала козырная карта. Она поможет ему проникнуть на этот корабль и отправиться за сокровищами.
И добыть эту карту ему помогла дьявольская удача.
Три дня назад, продавая контрабандные товары у задних дверей богатых и бедных домов по всей Южной Ангелии и в городе Ландоне, Тинки зашел к своему последнему клиенту.
Республиканский налог на кофе, алкоголь, шоколад и другие заморские диковинки может и принес правительству кое-какие доходы, но контрабандисты постарались, чтобы они были невелики. Никто не собирался платить за товар бешеные деньги, даже ради того, чтобы посодействовать успешному ходу войны. Чай же облагался самой жестокой пошлиной. А его поклонники и полдня не могли прожить без трех-четырех чайников крепко заваренного напитка.
Клинкера давно рекомендовали этому клиенту. Тот был активистом ААПППЧХИ и встретил контрабандиста с распростертыми объятиями.
— Выпьете чашечку? — предложил он.
— Не возражаю, — ответил Тинки. Во дворе прогуливались гуси.
— Старые добрые птицы, — сказал Тинки, глядя в окно. Доброжелательность часто идет на пользу делу.
— Они моя краса и гордость, сэр. Открою вам тайну. Мы с вами оба немножечко вне закона.
— Как это?
— Каждый из этих превосходных гусей предназначен кому-нибудь на праздничный ужин. Покупатели мне платят, потом приходят за птицей. Я вручаю им покупку — так сказать, в натуральном виде. — Тинки ничего не понимал. — То есть живого и с перьями.
Хвастливый ненавистник пиратов, подогретый чаем, объяснил, что покупатели всегда поднимают крик. Они, дескать, хотели видеть гуся убитым и зажаренным. Продавец же втолковывал им, что это недопонимание с их стороны: свежий гусь — живой гусь. Управиться с птицей будет проще простого, заверял он и выпроваживал клиентов.
— А через два дня они возвращаются.
— Что, такие вкусные гуси? Или такие невкусные?
— Нет, сэр. Возвращаются мои гуси. Я выучиваю их улетать от покупателей и находить дорогу домой. Домашние птицы, так сказать.
— А почему покупатели не приходят, чтобы намять вам бока?
— Понимаете, — скромно ответил пиратофоб, — мы с женой часто переселяемся с места на место. И гуси с нами. Продадим птицу — и переезжаем. И бывшие покупатели не могут нас найти. Только один раз у нас были хлопоты, — добавил он. — Вон с тем гусем. Я зову его Пузырь. Вот он, смотрите.
Тинки выглянул в открытую дверь. Все гуси казались совершенно одинаковыми.
— Ага.
— Я продавал Пузыря двадцать шесть раз. И он всегда возвращался дня через три. Но в прошлый раз — это случилось на исходе зимы — негодник пропадал пять месяцев. Я знал, что покупатель его не съел. Мы тогда не переехали. Приходилось держаться начеку, ждать, пока Пузырь прилетит. Тут и появился мой клиент, кричит, гусь у него сбежал. Но я сказал ему чистую правду: «Вот они, все мои гусятки. Сами видите, вашего среди них нет». Ему пришлось согласиться. Я уж думал, что потерял Пузыря навсегда. И вдруг, этим летом, он появился. Я его сразу узнал. «Если бы ты мог говорить, старина, — попенял я ему, — ты бы многое порассказал. Где тебя носило?» И он в некотором смысле рассказал.
— Да неужели?
— Клянусь святыми креветками! Пузырь принес в клюве провощенный пергамент, свернутый в виде кораблика. Карта, надо думать. Отдал мне и пошел к своим товарищам. Я эту диковинку сберег.
Тинки окаменел. Конечно, он слыхал легенду о гусе и карте Острова Сокровищ, но всегда считал ее шуткой. Он медленно стряхнул с себя оцепенение, чтобы не привлекать интереса, чихнул и задумчиво произнес:
— Хотел бы я одним глазком взглянуть на эту карту, что Пузырь принес. Я в долгу не останусь.
— Правда? Дружище, сейчас я ее принесу. Да вы можете ее совсем забрать. Наверное, театральная штуковинка, из тех бесконечных спектаклей о пиратах. Мы в ААПППЧХИ пикетируем театры, чтобы запретить эти дурацкие пьесы и спасти помешавшийся народ. Вот она, карта, вот тут, в кувшине. Берите, берите. Мне она ни к чему. Пиратская дрянь. Сегодня придут за еще одной гусыней, вон той — видите? Ее зовут Клуша. Так что через пару дней мы с супругой будем попивать ваш восхитительный чай уже в новом доме. Я непременно пришлю вам адрес.
2. Белл и прилив
Таинственный мистер Белл — который не был мистером и не носил имя Белл — стоял у берега и глядел на парад кораблей, разворачивающийся в залитой солнцем Краевой бухте.
У устроителей праздника произошли некоторые трения с капитанами стоявших здесь военных кораблей и с морскими патрулями.
Но праздник все же состоялся. На него приехала сама Пиратика. А власти пытались сохранить это в тайне. Ха-ха.
Вон ее корабль, «Незваный гость», прославленный в песнях и легендах, стоит у входа в бухту и ждет. Говорят, он ждет вечернего прилива, чтобы покинуть Ангелию и пуститься в плавание — пиратствовать на законных основаниях, грабить лягушатников.
И праздник устроили в честь Пиратики.
Мистер Белл безмолвно смотрела на веселье. Ее длинные черные волосы были убраны назад, карие глаза сияли. Блестели начищенные сапоги, блестел кортик и кремневое ружье.
К вечеру она узнает, приняли ли ее в команду знаменитой Пиратики.
Мистер Белл великолепно владела собой. Лучше, чем кто-либо мог ожидать, — ведь хоть ей и исполнилось девятнадцать лет, в мужском костюме она смотрелась гораздо моложе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32