Его белый плащ стал черным, а черное лицо — белым. Он поднял голову и на другом берегу увидел разглядывавшего его Азрарна.— Что нового, братец? — спросил Азрарн и добавил:— Теперь уже три места закрыты для тебя — Верхний Мир, город демонов Драхим Ванашта и Симмурад.Между этими двумя Владыками Тьмы — да и между всеми остальными — существовало что-то вроде дружеского соперничества, хотя часто соперники не выносили даже вида друг друга; нечто, именуемое любовью-ненавистью; неприязнь — и в то же время семейная привязанность.— Твоих рук дело, — отозвался Улум.— Верно, братец, моих. Но знаешь, эта игра несколько утомила меня. Я перестал понимать ее смысл. Люди неуклюжи и не могут утолить любовь ваздру к изящному. А ты разве не восхищен городом бессмертных?— Я еще не осмотрел его изнутри, — ответил Улум.— Напрасно, братец. Ты непременно должен побывать там.Они стояли и смотрели друг на друга: один — бледный, как мрамор, черноволосый и одетый в черное, другой — с черной кожей и белыми волосами, словно кусок угля в снегу.— Кто бы мог подумать, — продолжал Азрарн, — что бессмертие, оказавшись в руках смертных, станет таким скучным? Кажется, мы с тобой развязали войну. Если это так, то мне она совсем не по душе.Азрарн поднял руку над мелкой речушкой. Что-то вылетело из нее и ярко вспыхнуло над водой. На поверхности реки возникла картина.Демоны дружили с людьми лишь до тех пор, пока те развлекали их. В воспоминаниях Азрарна Симму высох, как осенний лист. Ваздру могли не вспоминать ни о чем, они просто ничего не забывали.В картине на воде Улум увидел мужчину, облаченного в ярко-красную мантию, обшитую по краям золотом. На его груди висел чернильно-черный скарабей. Его лицо, молодое и красивое, обрамляла черная борода, так же черны были его волосы. Взгляд у него был жестокий и полный презрения. В этих сине-зеленых глазах наравне с ясным рассудком сверкало безумие.В открывшейся картине он, холодный, как камень, наблюдал за человеком, который, корчась, умирал у его ног. Губы несчастного посерели от яда. Когда он затих, на середину комнаты выволокли еще одного, пронзительно кричавшего: «Пощади меня, о могущественный Зайрек! Я не сделал тебе ничего дурного!» Но мольбы не спасли несчастного.Ему сунули под нос чашу и заставили сделать большой глоток. Вскоре и этот несчастный умер в судорогах и замер у ног того, кого он называл Зайреком. Этот Зайрек откинулся в кресле, взял чашу с ядом, осушил ее и небрежно выпустил из рук. А потом он глубоко вздохнул, полуприкрыв свои необычные глаза. Яд, столь быстро и страшно убивающий, ничуть не повредил ему. Изображение померкло.— Когда-то он взывал ко мне, — сказал Азрарн, — но я решил, что его товарищ гораздо занятнее. Он взывал и к тебе, братец.— Я вспомнил, — ответил Улум.Над холмом взошла луна. Азрарн исчез — лишь черная птица с широкими крыльями метнулась в небе.Улум отвернулся от реки и тоже исчез.Последняя ночная тварь — порождение кошмара, отставшая от призрачной свиты Владыки Смерти, — наклонилась над рекой, чтобы напиться, но, увидев отражение, с визгом убежала. ЧАСТЬ ВОСЬМАЯЗАЙРЕК, ЧЕРНЫЙ МАГ Глава 1 Маг Зайрек шел по улицам большого города. Его руки были унизаны золотыми кольцами, а на груди поверх красного платья висел скарабей из черных самоцветов. Однако Чародей шел босиком — такова была одна из его причуд.Его хорошо знали в лицо и боялись. Черные волосы, красота и стать… Многие девицы тосковали по нему и бледнели, завидев его в окне. Но была тому еще одна причина. Иногда Черный Маг выходил на охоту. Зайрек подходил к человеку, пристально гладя ему в глаза, и несчастный чувствовал, что связан по рукам и ногам. Он тут же оставлял все дела — чем бы он ни был занят — и покорно следовал за магом. Плотники, каменщики, писцы, рыбаки, купцы бросали прибыльную работу, оставляли без всякой охраны на милость воров разложенные товары. Даже рабов уводил Зайрек. Никто никогда больше не видел несчастных, попавших в руки колдуну. Королю этого города даже подали жалобу. Прочитав ее, он затрясся от страха и прохрипел:— Я не желаю иметь никаких дел с Зайреком! По правде говоря, однажды ему все же пришлось столкнуться с колдуном. Как-то чародей явился без приглашения на дворцовый праздник и стал насмехаться над королем. Тот, вне себя от гнева, приказал схватить Зайрека и заковать его в цепи за неслыханную дерзость. Но чародей искусно околдовал короля, и тот вообразил себя псом. Он помчался на псарню и там, чавкая, начал грызть кости и даже, говорят, взгромоздясь на одну из гончих, с усердием покрыл ее. Придя в себя, король предпочитал избегать чародея.— Никаких дел с Зайреком! — повторил он. — Мы должны принимать его как тяжкое испытание, как проклятие. Все, что нам остается, — это молить богов о том, чтобы они избавили нас от него, да и то мы должны делать это втайне.Все избегали Зайрека, за исключением тех, кого внешность мага повергла в любовное безумие, но даже они побаивались своего господина. Чародей жил недалеко от города, в старинном, полуразрушенном доме, нависающем над морем. По ночам на крыше, на стенах, облепленных ракушками, на обросших мхом каменных зверях, что свирепо таращились с лестницы, играли таинственные отблески. Двери дома никогда не запирались; они всегда были широко распахнуты, даже если чародей куда-нибудь отлучился. Лишь однажды какой-то разбойник оказался настолько глуп, что осмелился забраться в этот дом. Он вышел оттуда идиотом, так и не сумев никому рассказать, что же он там увидел. Конечно же, Зайрек не держал слуг, кроме околдованных им несчастных. Иногда на море начинался страшный шторм, гигантские валы бушевали и разбивались о стены старого дома. Если кто-нибудь в непогоду решался покинуть свое жилище, он мог разглядеть фигуру Зайрека на высокой башне. Колдун всматривался в бурное море и время от времени бросал что-то со своей башни вниз, в волны, — так бросают объедки в клетку с диким голодным зверем. Никто не сомневался, что Зайрек заключил какой-то договор с ужасным Морским Народом, обитающим глубоко под водой.В тот день, когда Зайрек шел по городским улицам, в небе сгустились грозовые тучи. Люди расступались перед магом, кланяясь до земли. Женщины хватали детей и прятались по домам.Сине-черные тучи тяжело нависали над башнями города. Наконец капли дождя упали на раскаленные улицы, но ни одна из них не задела чародея. Вдруг в саду богатого дома открылась калитка; оттуда тихо вышла бледная девушка и упала перед Зайреком на колени.— Возьми меня в рабыни, — попросила девушка. — Посмотри, я надела лучшие драгоценности, чтобы преподнести их тебе в дар.Зайрек не замедлил шага, он даже не взглянул на красавицу. Когда он проходил мимо, девушка вцепилась руками в его ногу.Колдун остановился и посмотрел на нее. Волосы несчастной рассыпались по мостовой. В глазах Чародея бесновались призраки, но он спокойно обратился к красавице:— Может, лучше сразу убить тебя? Девушка подняла голову.— Я все равно умру без твоей любви, — призналась она. — Мне кажется, ты служишь самому Владыке Смерти — так много людей подарил ты ему.— Владыке Смерти? — переспросил Зайрек. — В твоих словах есть нечто забавное, но тебе этого не понять.Он посмотрел в глаза красавице, и девушка повалилась на камни мостовой, отпустив его ногу. Она долго пролежала так под дождем; потом слуги осмелились выйти и занесли ее в дом.В этот день на рыночной площади города казнили убийцу. Зайрек остановился, чтобы посмотреть на казнь, и, когда преступник заплясал на веревке, лицо чародея побледнело. Никто не заметил этого — люди слишком боялись Зайрека, чтобы смотреть на него. Но тут чей-то голос произнес его имя не совсем так, как оно звучало теперь. Чародей быстро обернулся, но никого не увидел — никого, кто бы мог назвать его Зайремом. Глава 2 Несколько лет назад до этого — может, пять, а может и десять — Зайрем очнулся в Долине Смерти под деревом со сломанными сучьями. Его шею все еще сжимала веревочная петля — он хотел повеситься, когда другие средства не помогли. Все еще шел дождь. Зайрем знал, что провел здесь уже несколько дней и ночей, но не мог сообразить сколько. Он лежал на спине, подставив лицо дождю, смутно припоминая тень, коснувшуюся его чела. Тень эта принесла ему облегчение, некое подобие смерти, но не смерть, он всего лишь потерял сознание — ибо от самой смерти он избавлен надолго.Зайрем хотел умереть, но смерть отказалась от него. Он хотел служить Владыке Ночи, Азрарну, князю демонов, но его отвергли. У него отняли все: его стремление к добру, надежды и гордость, даже единственную возможность отомстить Судьбе — уничтожить свое собственное тело, — ибо он был неуязвим. Безвыходное положение: Зайрем более всего жаждал убить себя — но не мог этого сделать.Наконец он поднялся и сел на камень у ядовитого ручья. Со временем он вспомнил своего товарища, Симму, ставшего ради него женщиной. Он вспомнил, как она неотступно следовала за ним, как танцевала, зачаровывая единорогов волшебством эшв и своей красотой. Но наслаждение, полученное им, лишь усилило стыд Зайрема, заставило его почувствовать пустоту и отчаяние. И все же сейчас он испытал прежнее гнетущее и непреодолимое желание обладать Симму.Но его спутница не искала его. Прошло много времени, прежде чем Зайрем покинул долину и, еле волоча ноги, отправился в дикие и зловещие черные земли. Когда он добрался до соленого озера, он не нашел ни свою подругу, ни даже ее следов.Дождь перестал лить, и небо прояснилось. В вечернем полумраке озеро светилось каким-то жутким светом. Зайрем бродил по берегу, думая о старом колдуне: тот от имени Азрарна отверг его, но пристально вглядывался в Симму, девушку с сияющими волосами, чья женственность, казалось, расцвела от этого взгляда; в те мгновения Симму стала прекраснее, нежнее и сладострастнее, чем когда-либо бывала для Зайрема.В детстве святые отшельники научили юношу бояться себя и своей радости; монахи в желтом храме, сами того не подозревая, научили его презирать богов. Люди научили Зайрема вероломству. Азрарну он был не нужен. Владыка Смерти отвернулся от него. Зайрем остался ни с чем, однако Симму могла бы подарить ему свою любовь — этой любви, возможно, хватило бы, чтобы исцелить его кровоточащую душу. Но Симму исчезла; дева или юноша — она отреклась от Зайрема. Так ему казалось. Как мог он в тот день и ту ночь догадаться о всепоглощающей печали эшвы, которая стала теперь и печалью Симму? Откуда он мог узнать о тьме и об Азрарне, шагнувшем из тьмы, чтобы навеять чары забвения? Или о том, что, несмотря на эти чары, Симму все еще смутно помнил своего спутника, свое второе я, свою любовь?Ночь раскинула черные крылья — подобно тьме, что царила в душе Зайрема. Он шел по диким землям, шел, куда глаза глядят, и его душа напоминала курган из праха.Долгие месяцы Зайрем скитался, питаясь плодами земли или голодая. И то, и другое не вызывало у него никаких эмоций, он ел ягоды и коренья лишь по привычке. Часто на него нападали дикие звери, но они не могли убить несчастного и в страхе уползали прочь. Иногда Зайрем встречал людей. В одной деревушке, в сотне миль от тех диких земель, его приняли за того, кем он когда-то был, — за жреца. К нему подошли несколько женщин, одна из них держала на руках больного ребенка, но Зайрем с отвращением взглянул на него и зашагал прочь. Когда же несчастная мать догнала его, он, неожиданно для себя самого, ударил ее. Так он впервые понял, что стал жесток. Именно жестокость пробудила его; раньше он испытывал подобные чувства, проявляя доброту и сочувствие к больному.Зайрем не замечал, как меняется ландшафт вокруг него. Все казалось ему плоским и однообразным — днем он брел или ночью, вверх или вниз, светило солнце или шел дождь. С таким же успехом он мог бы просто сесть на землю и не двигаться. Но молодое и деятельное начало еще жило в нем, заставляя идти вперед, куда глаза глядят. Однажды на рассвете Зайрем проснулся в лесу огромных папоротников и, сев среди широких листьев, на которые он в изнеможении повалился вчера в полночь, увидел сидящего неподалеку незнакомца.Человек этот был одет строго, без излишеств, и покрой одежд выдавал в нем странствующего монаха. Его неподвижные грубые черты говорили о хладнокровии, уверенности в себе и безграничном самодовольстве.— Добрый день, сын мой, — сказал незнакомец, и его тонкие розовые губы приоткрылись ровно настолько, чтобы произнести эти слова.Зайрем вздохнул и упал обратно на листья; он слишком устал. Юноша лежал и смотрел вверх, и низкие своды леса с пробитыми в них кое-где оконцами, сквозь которые струился утренний свет, успокаивали его глаза и сердце. Но тут жрец заговорил:— Ты плохо выглядишь, сын мой. Судя по остаткам твоего одеяния, оно когда-то было облачением священнослужителя. Выходит, что ты, как и я, странствующий монах.— Нет, — пробормотал Зайрем, и глаза его, непонятно почему, наполнились слезами.Монах, не обратив внимания на отрицание Зайрема, невозмутимо продолжал:— Я думаю, сын мой, мне не помешало бы пойти с тобой. Сдается мне, что мое общество принесет тебе пользу. Видишь ли, я очень благочестив и посвятил свою жизнь благим делам, усердно поклонялся богам и помогал людям в трудную минуту. За это много лет назад меня вознаградили, по велению богов либо каких-то других могущественных сил на меня снизошла благодать. Ничто — что бы это ни было! — не может повредить мне. Молния никогда не ударит в то место, где я стою; море никогда не опрокинет корабль, на котором я плыву; дикий зверь не разорвет меня. Ну, не замечательно ли это? — Зайрем не ответил, и монах продолжал:— Ты можешь себе представить, где бы ни случился пир, всегда приглашают меня. Даже чужестранцы зовут меня на свои празднества, ибо знают, что, пока я нахожусь в доме, он в безопасности, даже в самую бурную погоду. Корабли соперничают между собой за право взять меня на борт пассажиром — конечно, бесплатно, — ибо корабль, на котором я плыву, не может утонуть. К сожалению, — добавил монах, поджимая губы, — это не все. Есть одно «но». Если я оказываюсь в обществе только одного человека и какая-нибудь опасность угрожает нам, то она всегда обрушится на моего спутника, а не на меня. Но пусть это не смущает тебя, ибо я уверен, что смогу найти то, чего жаждет твоя душа.— Не сможешь, — резко ответил Зайрем и, поднявшись, зашагал прочь.Монах тут же вскочил на ноги и поспешил за ним.— Я не привык к подобному обращению, — торопливо проговорил он. — Ты многое мог бы узнать от меня.— У меня тоже есть, что тебе рассказать, — отозвался Зайрем, останавливаясь и пристально глядя монаху в глаза. — Ничто и никогда не сможет причинить мне вреда, и я не желаю иметь попутчиков.— Ты не можешь так говорить! — вскричал монах. — Такое высокомерие не приличествует твоему возрасту. Боги…— Боги мертвы. Или спят.— Да простят тебя небеса! — взвизгнул жрец, скривившись. — Горе тебе, заблудший! Я вижу, небеса тебя не простили.Огромный тигр со сверкающими глазами выскочил из-за деревьев и бросился на них.— Я буду молиться за тебя, сын мой, пока ты принимаешь эту мучительную смерть, — сообщил монах.До сих пор Зайрем пребывал в каком-то оцепенении, но тут безразличие покинуло его, сменившись безумным весельем. Он громко рассмеялся.— Ты бы лучше уносил ноги, брат, — посоветовал Зайрем.В этот момент тигр прыгнул на него, но, не успев долететь до груди юноши, фыркая и рыча, покатился в заросли папоротника, будто что-то оттолкнуло его.У монаха отвисла челюсть.Тигр поднялся и снова напал на Зайрема. Но опять он словно уткнулся носом в какую-то мягкую подушку и, тщетно хватая лапами воздух, отлетел назад. Наконец он отполз в сторону и задумчиво уставился на монаха. Очевидно, тигр с самого начала вознамеривался сожрать одного из этих двоих, и, хотя монаха защищала благодать богов, у тигра не осталось выбора. Хищник явно не собирался считаться с небесной благодатью.Когда тигр бросился на монаха, тот провозгласил:— Я достойно приму свою участь!Увы, это оказалось совсем не просто осуществить, и Зайрем убежал, запинаясь о корни и затыкая уши, чтобы не слышать пронзительных криков несчастного. Там он повалился под дерево, трясясь от ужаса и дикого, безумного хохота.Вечером он вышел из леса и оказался в предместье процветающего города. Едва оказавшись на дороге, он очутился в толпе шумно приветствовавших его людей со светильниками и гирляндами.— Приходи к нам на праздник! — кричали они. — Дочь виноторговца выходит замуж… А в прошлом году у нас было землетрясение… Войди в наш дом и сохрани его, пока мы празднуем!Зайрем понял, что эти люди ждали монаха-праведника, и перепутали их. Он попытался все объяснить, но, пока они спорили, нахлынула другая толпа.— Приходи к нам на праздник! — закричали и они. — Сын торговца зерном вернулся из-за моря, но мы боимся землетрясения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45