И после всего этого ты берешься утверждать, будто относишься ко мне по-товарищески!
– Каюсь! – поднимая руки, устало улыбнулся Орлов. – Каюсь и готов понести самое суровое наказание. Но… ничего поделать не могу – решение уже принято. Более того, не могу дать никакой гарантии, что такое не повторится еще много-много раз. Ты Гуров, – генерал выделил фамилию без тени иронии, – и этим все сказано. Таких, как ты, к сожалению, не так много, как хотелось бы. Поэтому и гордись, и страдай одновременно – другой судьбы у тебя уже не будет.
– Ну, утешил, отец родной! – Обменявшись с Орловым прощальным рукопожатием, Гуров направился к выходу.
Распахнув дверь кабинета, он на секунду задержался и быстро два раза стукнул каблуком о порог.
– Это что еще за танцевальный номер? – подняв голову от бумаг, рассмеялся генерал.
– Знакомая жены рассказала ей о том, что ее муж, выходя из кабинета своего начальника, обязательно два раза бьет каблуком по порогу, и у него любое задание всегда выполняется без сучка и задоринки, – понизив голос, доверительно поведал Гуров. – Вот, как видишь, перенимаю передовой опыт.
Помахав рукой, он скрылся за дверью, провожаемый задумчиво-ироничным взглядом Орлова. Гуров шел по коридору, предвкушая, как, возвратившись из командировки, он расскажет Петру о том, что сулящий удачу стук каблуком о порог – его собственная выдумка, которая экспромтом пришла ему в голову во время разговора в кабинете. Он был уверен, что Орлов, человек абсолютно не суеверный, все равно как-нибудь, выходя от министра, не удержится и обязательно постучит каблуком. Гурова заранее разбирал смех, когда он представлял себе выражение лица генерала, узнавшего, что его элементарно разыграли. Что это была всего лишь своего рода маленькая дружеская месть Гурова за необходимость в который уже раз объясняться с Марией по поводу внезапного отъезда.
На автостоянку аэропорта Домодедово зарулил неброский «жигуленок» пятой модели. Из него вышли двое мужчин, столь же неброско одетых. Под светлой ветровкой одного и легкой джинсовой курткой другого угадывались сильные, отлично натренированные тела. Достав из багажника дорожные сумки, они не спеша направились к зданию аэровокзала.
Пройдя регистрацию и сдав вещи в багаж, мужчины присели на свободный диванчик в зале ожидания. Они вполголоса перебрасывались короткими фразами и скучающе смотрели на спешащих мимо людей, на информационное табло, где цепочками огоньков высвечивались названия рейсов, на буйную зелень за огромным, во всю стену, окном.
Соседям по залу ожидания они, скорее всего, напоминали отставных военных, подавшихся в предпринимательство, которые отправляются самолетом то ли на рыбалку, то ли на охоту. Ну, выдались у состоятельных, привычных к сложностям жизни людей свободные деньки, и решили они потратить их на приобретение мощной порции адреналина и полного набора всевозможных положительных эмоций. А для этого отправляются куда-нибудь на Байкал или в камчатскую Долину гейзеров…
Две молодые, накрашенные особы – типичные искательницы приключений, – по достоинству оценив стать и подлинную мужественность двух путешественников, обратили в их сторону интригующе-кокетливые томные взоры. Но те, всецело уйдя в обсуждение каких-то чрезвычайно важных дел, этого как будто даже и не заметили.
Стоило бы отметить, что сами путешественники таковыми и надеялись казаться окружающим. И кто бы знал, сколь опасную рыбку отправлялись удить эти двое.
Лев Гуров и на сей раз не изменил своей привычке – отправляясь в ответственную командировку, не допускать ни тени помпы, саморекламы или рисовки. Человек по своей натуре очень скромный, он в душе порицал склонность некоторых своих коллег везде и всюду гарцевать на служебных авто под блики мигалок и завывание сирен. Случайно узнав о его командировке в далекие сибирские края, их со Стасом до аэропорта взялся подбросить сосед по подъезду, отставной опер Данилыч, «пятерку» которого, игнорируя протесты старика, Гуров за свой счет заправил по самую завязку.
Твердое правило Гурова: меньше пустого шума – лучше результат – себя оправдывало многократно. Вряд ли он мог бы добиться реальных результатов, если бы там, где ему предстояло распутывать хитросплетения заведомо безнадежных дел, все, и кому положено, и кому не положено, заранее знали о прибытии крутейшего столичного опера. Стас, куда более склонный к внешним эффектам, испытывал некоторое внутреннее раздражение из-за необходимости маскироваться под «серый пиджачок», в чем он не видел абсолютно никакого резона.
– Лев, а не махнуть ли нам в буфет? – после пространной тирады о климатических особенностях Средней Сибири неожиданно предложил он. – Кофейку выпьем… С коньячком! А? Ты глянь, глянь, какие две нимфы на нас кидают свои благосклонные взоры. Кстати, могли бы и их пригласить.
– Постой! – сохраняя все то же подчеркнутое безразличие к происходящему вокруг, Гуров неприметным внимательным взглядом окинул мужчину средних лет, стоявшего к ним вполоборота у яркого рекламного стенда. Что-то неуловимое в его то ли осанке, то ли в манере вальяжно держать руки в карманах брюк, то ли в несколько неестественном положении головы привлекло к себе внимание Гурова.
– Стас, – глядя на информационное табло, тихо окликнул Гуров, – обрати-ка внимание на человека в бежевом костюме, он от нас слева. Присмотрись – что-то в нем не так.
– Вижу, – так же тихо откликнулся Крячко. – Да, не пойму пока, чем именно, но его фасад мне знаком. Где-то я его уже видел… Ты считаешь, он здесь в связи с нашей командировкой?
– Твердой уверенности нет. Но чувствую, что он здесь неспроста.
В этот момент неподалеку прошли двое милицейских офицеров, майор и подполковник, с чемоданчиками-кейсами. Ровной походкой, сохраняя четкую выправку, офицеры проследовали в сторону касс. Человек в бежевом костюме оценивающе окинул их колючим пристальным взглядом, как бы что-то вспомнив, посмотрел на часы и пошел следом.
– Та-ак! – удивленно констатировал Стас. – И что это может означать? Кто-то нас активно вычисляет? А чего ради? Не вижу смысла.
– Я, в общем, тоже… – честно признался Гуров. – Хотя могу предположить, что если некто каким-то образом получил информацию о выезде оперативной группы на место происшествия, что для него теоретически чревато не очень приятными последствиями, он был бы крайне заинтересован, во-первых, в том, чтобы выяснить, кто в эту опергруппу входит. А во-вторых, в том, чтобы приставить к опергруппе свой «хвост» и отслеживать направление расследования – по правильному пути оно пошло или по ложному. Впрочем, не исключено, что я ошибаюсь.
– Логично, – одобрительно кивнул Крячко. – В таком случае можно предположить, что в тамошнем областном управлении сидит «крот» или «кроты», работающие на криминалитет. Скажем, узнав о том, что из их краев в Москву ушло электронное письмо о событиях на прииске, они обязательно станут ожидать приезда оперативной группы. При этом, скорее всего, они не знают, какой информацией располагают московские гости, и нервничают. А вдруг в письме приведены были какие-то разоблачительные факты, названы конкретные фамилии? О-о, да тут нетрудно и аппетит потерять. Кстати, мы там будем работать инкогнито, как гоголевский ревизор?
– Не совсем. Без лишней рекламы, но вполне официально. Смотри, – Гуров непринужденно откинулся на спинку дивана, глядя в окно, – наш «бежевый» опять движется в эту часть зала.
– И, судя по его физиономии, он чем-то явно огорчен, – развернув на коленях газету со сканвордом, злорадно отметил Стас. – И я, кажется, догадываюсь, чем именно. Те двое летят не туда, куда он предполагал. Ну что, кроссвордики поразгадываем в целях маскировки? Конспирация, батенька! – спародировал он великого вождя мирового пролетариата.
«Бежевый» и впрямь смотрелся довольно кисло. Краем глаза зацепив чем-то обративших на себя его внимание Гурова и Крячко, он с минуту понаблюдал за их вяловатым бдением над сканвордом и, судя по всему, так и не сделав никаких выводов, двинулся дальше.
– Да, теперь уже можно сделать окончательный вывод – он здесь крутится неспроста, – неприметно поглядывая «бежевому» вслед, заключил Гуров. – И если он действительно ищет именно нас, значит, запаниковали там здорово.
– Уверен, на просторах Сибири мы не заскучаем! – тихо воскликнул Стас с наигранным ироническим оптимизмом.
В кармане Гурова раздалась трель сотового телефона.
– Мария?! – сочувственно поинтересовался Крячко.
Но на экранчике дисплея высветился номер Твердова.
– Товарищ полковник, Лев Иванович! Это Твердов, – услышал Гуров молодой, хрипловатый басок майора. – У нас тут такая заморочка – бесследно исчез главный подозреваемый, Корытов. Я предполагаю…
– Нет, он никуда не убежал, и его не убили. – Выйдя в вестибюль, Гуров решительно опередил умозаключения Твердова. – Скорее всего, он отлеживается или в Мытищах, или в Одинцове. Побеседуй по душам с Пяткиным. Этот прохиндей знает все норы Корытова.
Когда Гуров вернулся на свое место, Стас, не отрываясь от сканворда, тихо сообщил:
– Видимо, «бежевый» нас все же расшифровал. Уже минут пять поблизости отирается.
– Да ну и плевать на него, – рассмеялся Гуров. – Главное, мы его раскусили.
Уже не маскируясь, он открыто, в упор, дерзко и вызывающе стал рассматривать «бежевого». Тот, ошарашенный подобным выпадом, некоторое время растерянно стоял, с деланым любопытством разглядывая рекламные плакаты. Похоже, он к такому повороту не был готов и не знал, как лучше отреагировать. Но в конце концов, одарив Гурова недружелюбным взглядом, быстро вышел из зала ожидания.
– Враг панически отступает по всей линии фронта! – рубанув кулаком, возликовал Стас, обрадованный тем, что больше уже нет нужды конспиративничать. Его последние слова заглушил бархатный голос дикторши, объявившей посадку.
Подходя к трапу, Гуров пробежал глазами по текучей толпе пассажиров и негромко сообщил Стасу на ухо:
– Тут, похоже, все чисто. Значит, полетим без «хвоста»…
– Что вы сказали, молодой человек?! – К Гурову буквально прилип бойкий дедок лет семидесяти, который, помимо прочих достоинств, таких, как роскошные усы и мексиканская шляпа-сомбреро, обладал еще и не по возрасту острым слухом. – Вы изволили выразиться, что наш самолет полетит без хвоста. Вы имеете в виду, что он технически неисправен и всем нам угрожает опасность?
Теперь уже про хвост и самолет услышали и прочие пассажиры. Все головы повернулись в их сторону, продвижение по трапу резко замедлилось.
– Дедушка! – со смиренным укором в голосе Стас обнял старика за плечо. – Вы неправильно поняли и все перепутали. Мы с товарищем – студенты, удачно сдали сессию и летим домой без «хвостов» по зачетам. А самолет исправен, долетим – как своими ногами по тротуару прогуляемся.
Этот спич приободрил оробевших, и дальнейшая посадка протекала без особых проблем. Лишь одна строгая дама со старомодными бусами на шее громко объявила:
– По-моему, сегодня в клинике Кащенко был день открытых дверей!
ГЛАВА 3
За низеньким столиком, непринужденно развалясь на кожаных подушках дорогих кресел в холле одной из подмосковных вилл, что в изобилии заполонили самые живописные заповедные места, восседали трое неуловимо чем-то очень похожих друг на друга мужчин. Красивая странная женщина в строгом ослепительно белом костюме, с изысканной прической, явный эксклюзив кого-то из ведущих московских мастеров, сидела в стороне от прочих на роскошном диване, взглянув на который можно было бы заподозрить, что он каким-то образом попал сюда прямо из Лувра. Она небрежно листала модный женский журнал, как будто не замечая никого вокруг.
Трое за столом, напротив, время от времени украдкой бросая в ее сторону восхищенные взгляды с примесью плотоядного любопытства, вели негромкую беседу. Мужчины позванивали бесценным венецианским стеклом, в котором искрилось умопомрачительно дорогое вино, доставленное из лучших французских погребов. И сервировка стола, и мебель, и антикварная хрустальная люстра, достойная лучших залов Эрмитажа, и подлинники Врубеля, Брюллова, Гогена, Пикассо, развешанные на стенах холла, говорили об изысканности, аристократичности и социальной недосягаемости этого уровня для простых смертных. Об этом же свидетельствовали и темы бесед – о мировых ценах на золото и алмазы, о фаворитах последних бегов и скачек, о скандале в одной из монарших семей Европы…
Но если бы сидящие в холле вдруг принуждены были исповедаться о своей жизни и делах земных, они могли бы порассказать много такого, что никак не гармонировало бы с великосветским интерьером из роскошного обиталища. Хозяин виллы, крупноносый плотный брюнет, известный в определенных кругах как Шнобель, еще при серпасто-молоткастой общественно-экономической формации немало лет провел в стенах с куда более скромной обстановкой, о чем свидетельствовал недавно вытравленный с руки бессмертный зэковский лозунг «Не забуду мать родную». Начав когда-то с банальных грабежей в подворотне, в романтически революционные девяностые Шнобель, рэкетируя торговцев и «курируя» тружениц московской панели, нажил свои первые миллионы. Позже он ушел в более респектабельный бизнес – открыл несколько крупных казино, стал по-крупному играть на бирже, купил транспортную фирму. Но не брезговал и старым «бизнесом» – принадлежащие ему липовые риэлторские конторы пустили по миру не одну сотню своих клиентов.
Гость, сидевший напротив, высокий, худощавый, с тонкой ниточкой усов и крупными ближневосточными глазами, был облачен в дорогой костюм от лучших кутюрье. Несмотря на манеры благовоспитанного, лощеного английского денди, его биография тоже была далеко не безупречной. Начав в эпоху хиппи мелким поставщиком опиума, впоследствии Фрэнсис Стиллнайф сумел прибрать к рукам значительную часть нелегального рынка драгметаллов и камней. Для прикрытия он провозгласил себя идейным борцом за освобождение угнетенных народов. Объявив беспощадную войну американскому империализму, он успешно сотрудничал с американской же мафией, а свои накопления хранил в американских банках.
Третий из сидящих за столом, крупный мужчина с грубовато вытесанным, угловатым лицом, прибыл на эту встречу из отдаленного сибирского региона, где считался всевластным владыкой огромных таежных просторов. Павлу Игоревичу Самойлову, как представился гость, были подконтрольны золотодобыча, лесозаготовки и многое другое. По слухам, в своих краях он мог запросто давать указания губернаторам, не говоря уже о прочих, более мелких чинах. Хотя, возможно, это действительно были всего лишь только слухи.
Когда разговор мужчин зашел о достоинствах нового, недавно спущенного на воду круизного лайнера-гиганта, в супермодной сумочке дамы, сшитой то ли из кожи игуаны, то ли из варана с острова Комодо, мелодично дал о себе знать сотовый телефон. Мужчины разом замолчали и отставили фужеры, повернувшись в ее сторону. Разговор по телефону был недолгим. Спрятав аппаратик в сумочку, дама вежливо улыбнулась и встала.
– Господа! – чистым, приятным голосом обратилась она к присутствующим. – Мистер Альберт уполномочил меня уведомить вас о том, что на данную встречу прибыть, к большому его сожалению, не сможет по ряду весьма важных причин, в связи с чем приносит свои глубочайшие извинения. Вместе с тем он поручил мне, как своему пресс-секретарю и советнику, представлять здесь его интересы.
– Вам? – чуть снисходительно усмехнулся хозяин дома. – Безусловно, это очень приятное обстоятельство. Но… имеете ли вы достаточные полномочия, чтобы обсуждать вопросы, намеченные в повестке встречи, и тем более принимать по ним какие-то конкретные решения?
– Простите, леди, – сказав это на ломаном русском, Стиллнайф учтиво поднялся со своего места. – Вы представились как госпожа Розалия, и я не берусь уточнять, действительно ли это имя принадлежит вам от рождения, но вот подлинность ваших полномочий явно нуждается в каком-то подтверждении.
– Разумеется, – лучезарно и даже как-то снисходительно улыбнулась дама. – Надеюсь, этот голос вам знаком?
Она достала сотовый и, поманипулировав с кнопками, положила его на столик.
– Господа! – услышав густой баритон, мужчины посерьезнели. – Я поручаю госпоже Розалии вести от моего имени любые переговоры и предоставляю ей право принятия любых, самых ответственных решений. Желаю успехов!
– А нельзя ли уточнить, что за причины не позволили прибыть самому мистеру Альберту? – недовольно насупился Самойлов.
В глазах дамы сверкнули искорки неприязни и сарказма, Фрэнсис и Шнобель обменялись многозначительными взглядами.
– Хорошо, я поясню. Именно вам.
1 2 3 4