Но, к сожалению, силы здесь неравны, и часто это противостояние оборачивается против самого человека: возникает тревога, усиливается внутреннее напряжение. На пике этой душевной боли он и совершает самый бессмысленный поступок в своей жизни — самоубийство. Да, в чем уж поистине нет никакого смысла — так это в самоубийстве, о жизни этого сказать никак нельзя. Если же кто-то и говорит, то это не он говорит, а царствующая в нем депрессия.
Страдающему нужна помощь, если вы страдаете, значит, вам нужна помощь. Это настолько логично, что спорить с этим не станет даже безумный. Нас почему-то не смущает тот факт, что, получив травму, мы обращаемся к врачу. Чего же странного в том, что, получив душевную травму, мы также должны обращаться именно к врачу? Странно то, что мы не обращаемся. Странно также и то, что не бьют тревогу родственники и близкие человека, попавшего в страшный омут депрессии.
Доктор просто против депрессии
Мы много сказали о несчастьях «счастливого Запада», а как дела обстоят у нас — в матушке-России? Я не знаю, все ли это понимают (мне кажется, что нет), но прошедшие 10—15 лет стали для нас серьезнейшим испытанием. То, что нам довелось пережить, когда-нибудь будут сравнивать с тяжелейшими социальными потрясениями.
Мы (т.е. каждый из нас) подверглись испытанию множества больших и малых социальных потрясений. И дело не в том, к лучшему или к худшему эти произошедшие в нашей стране изменения, дело не в том, правильно или неправильно то, что произошло со всеми нами; дело в том, что мы стали «беженцами» на территории собственной родины.
«Не будем больше строить иллюзий!» — лучшее начало для новой иллюзии.
Карл Краус
Впрочем, одной психологической «перестройкой» наш стресс, разумеется, не ограничивается. Следующая проблема — это отсутствие чувства уверенности в завтрашнем дне. Формулировка эта весьма условна, дело, конечно, не в том, что мы не знаем, что будем завтра есть. Речь идет о тотальном ощущении россиянина (обеспокоенного и испуганного разнообразными деприватизациями, деноминациями, дефолтами и прочими прелестями), что нет у него опоры, что, случись какая неприятность, позаботиться о нем будет некому. Это ощущение собственной незащищенности, подкрепляемое, кстати сказать, разнообразными коррупциями и произволами, есть источник тяжелейшего психологического стресса, о котором, впрочем, он — россиянин — и не догадывается.
Теперь о нагрузках. Нагрузки, которые мы с вами испытываем, к сожалению, слишком велики для наших «больных голов» и не самых здоровых организмов. Отдыхать нас никогда не учили, да и возможности, по правде сказать, у нас такой не было. А сейчас как отдохнешь, когда забот полон рот? Все дела, дела… Дела — дело хорошее, но кто бы подумал о том, что наша психика — это никакой не вечный двигатель, а орган, который имеет ограниченные возможности и мощность, орган, который устает и изнашивается, орган, о котором необходимо заботиться. Причем делать это необходимо самым настоятельным и серьезным образом! Нет, мы об этом не думаем, отдыхать не умеем, а в результате получаем стресс от перегрузок. Последствия стресса, выражающиеся психическим недомоганием или соматическим заболеванием, конечно, на время могут лишить нас возможности работать, но будет ли это отдых? Вряд ли…
Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Часто, кстати, так и случается.
Бертран Рассел
О том, как стресс преобразуется в депрессию, мы скажем чуть позже, а сейчас я пытаюсь, насколько это в моих силах, пояснить одну-единственную мысль: у каждого гражданина нашей страны есть все основания болеть депрессией. Любое психическое расстройство кажется нам порочным явлением и несмываемым пятном в биографии. Конечно, это отчаянная ересь, поскольку, если следовать этой странной логике, таким же пятном должен быть признан и банальный грипп. В действительности, страдать депрессией — это в каком-то смысле то же самое, что и болеть гриппом, хотя последствия в случае депрессии оказываются куда более серьезными.
В тех условиях, в которых мы оказались, заполучить депрессию — это и вовсе естественно, а потому и не стыдно, и не странно. Подозрения у меня, скорее, вызовет тот, кто пережил все произошедшее со всеми нами без каких-либо осложнений. И если уж говорить о естественности и противоестественности, то противоестественна не сама депрессия, а то, что человек продолжает уживаться со своей депрессией, мириться с ней. Знать, что у тебя есть симптомы депрессии, иметь средства борьбы с ней и не сделать ровным счетом ничего для защиты своей жизни — это действительно странно.
Когда на своих лекциях и семинарах я рассказываю о тех причинах, которые делают нашу депрессию почти необходимым условием жизни каждого современного человека (особливо проживающего в России), меня часто спрашивают: «Вы что, хотите вогнать нас в депрессию?!» Упаси Господь! У меня единственная цель: нам необходимо осознать, в каком сложном положении мы оказались, понять, наконец, что наша жизнь не наладится ни по мановению волшебной палочки, ни от приема волшебной таблетки, что у нас — настоящая проблема, имя которой стресс и вытекающая из него депрессия. И до тех пор, пока это не будет принято нами к сведению, пока мы не начнем шевелиться в нужном направлении, не поймем, что надо заняться собой, защитить самих себя и помочь самим себе, вряд ли кому-то придет в голову поставить на нашу жизнь.
Если хочешь быть покоен, не принимай горя и неприятностей на свой счет, но всегда относи их на казенный.
Козьма Прутков
Да, наше с вами положение непростое. И хотя наша жизнь, как кажется, налаживается, она, без нашего осмысленного и целенаправленного участия, существенно улучшаться не будет. Слишком тяжел груз произошедшего, слишком велика травма, нанесенная произошедшим нашей психике. Мы должны принять это к сведению и не надеяться на удачу. Удачи не будет, а вот позитивный результат будет, но только в том случае, если мы запасемся достаточным мужеством, чтобы смотреть своим проблемам в лицо, и достаточным здравомыслием, чтобы понимать их, делать соответствующие выводы и без крика, шума, суеты помогать себе. Я знаю, что у нас все получится, но только в том случае, если мы будем искать не простые, а правильные пути.
Жизнь — то, чем вы занимаетесь, когда не можете заснуть.
Фрэн Лебовиц
Глава 2.
Природа депрессии
Депрессия — это психическое расстройство, и у него есть своя история, своя природа. По своей сути это патологическое, т.е. болезненное усиление нормальной, естественной для каждого из нас эмоции — эмоции горя, печали, страдания. Как и в любой другой системе, в нас есть и «слабые звенья», и «защитные механизмы». Где-то нас подводят наши гены, а где-то мы и сами себя подставляем. Разобраться во всем этом — значит выяснить: кто тебе враг, а кто друг, на кого можно опираться и кому доверять, а чему, напротив, нужно всячески препятствовать. Вот почему все, что поначалу кажется лишь «голой теорией», на самом деле есть основательная и серьезнейшая подготовка к великому бою, который мы должны дать своей депрессии.
Разрыв сердечной связи
Горе, печаль и страдание знакомы каждому человеку, вне зависимости от того, знакомы мы лично с депрессией или нет. Это обычные психологические реакции, известные нам с момента рождения, потому что, появившись на свет, никто из нас не заливался смехом, все мы кричали и плакали, сообщая миру о своем страдании. Да, нам было больно, холодно, неуютно, но главное — мы были исторгнуты, отвергнуты, брошены. Так что горе — это первое пережитое нами эмоциональное состояние!
Собственно говоря, на этом примере можно просмотреть все основные факторы, вызывающие у человека эту негативную эмоцию.
Всеми страданиями вокруг нас должны страдать и мы. У всех у нас не одно тело, но одно развитие, а это проводит нас через все боли в той или иной форме.
Франц Кафка
Во-первых, новорожденный испытывает сильнейшее воздействие внешних факторов. Сначала, пока он движется по родовым путям, его сдавливают внутренние органы матери, потом он оказывается в относительно холодной внешней среде, испытывает недостаток кислорода и т.д. Иными словами, первый фактор горя (по научному он называется гиперстимуляцией) — это действие очень сильных раздражителей или весьма продолжительное действие одних и тех же раздражителей (например, если мы окажемся в помещении, где действует постоянный источник шума, то рано или поздно начнем страдать по-настоящему от этого).
Во-вторых, новорожденный в пору своего внутриутробного развития привык к определенным условиям жизни, а потому нуждается в них. Грубо говоря, он хочет, чтобы было мокро, тихо, тепло, а кормиться и дышать он желает не обычным для всех нас способом, а через плаценту. Теперь всем этим его «эмбриональным радостям» приходит конец, и он впадает в то, что ученые называют «фрустрацией». Итак, второй фактор горя — это невозможность удовлетворения той или иной потребности, столкновение с непреодолимым препятствием при осуществлении своих целей.
Наконец, в-третьих, новорожденный впервые в своей жизни переживает изоляцию, он оказывается изолированным от тела матери, с которым был связан самым непосредственным образом (все через ту же плаценту, но и не только). То есть, третий фактор или источник горя — изоляция. Изоляция — это одиночество, включая воображаемое, имитируемое или кажущееся.
Любопытная штука эти привычки. Люди сами и не по-дозревают, что они у них есть.
Агата Кристи
Теперь, когда мы, мягко говоря, подросли, чувство горя и страдания продолжает возникать у нас по тем же самым причинам: нас или что-то «достает», или же мы чего-то не можем «достать», или же, наконец, нас все «достали», а потому мы от них отвернулись и испытали тягостное чувство одиночества. Короче говоря, естественная реакция горя незамысловата. Но как же эта естественная реакция перерождается в патологическую, болезненную? Именно этот вопрос и заставляет нас обратиться к разнообразным научным исследованиям, предпринятым для объяснения феномена депрессии.
На заметку
Горе, печаль и страдание являются естественными психологическими реакциями человека. В детстве они выполняли роль своеобразного сигнала, ребенок таким образом информировал родителей (и/или воспитателей) о своих неприятностях. Однако позже, по мере формирования других негативных эмоциональных реакций (страха, гнева и др.), горе, печаль и страдание перестали выполнять эту функцию. Теперь ребенок может не только кричать навзрыд, ожидая подмоги, но и сам, в случае необходимости, спасаться бегством (страх) или даже нападать (гнев). Что же произошло с эмоцией горя? Она перешла, если так можно выразиться, из сферы коммуникации в сферу нашего личного пользования. И, к сожалению, слишком преуспела в этом…
Приведенные выше «причины» горя вполне понятны, они лежат на поверхности и не нуждаются в дополнительном пояснении. Однако в том-то и беда подобных объяснений: описали, вроде бы все стало понятно, а что делать-то? Что делать, неизвестно, потому что недостаточно просто описывать, нужно проникнуть в суть проблемы. Как протекает жизнь младенца в материнской утробе? Самое главное — это звук-ощущение биения сердца матери. Неродившийся ребенок привыкает к этому, это ощущение становится для него привычным. Родившись, он уже больше не слышит, не ощущает этого «бум, бум, бум…». А что будет, если мы не будем нарушать этой его привычки и поместим его в условия, где этот звук будет создаваться искусственным источником звука?
Реальность — это разница между тем, что доставляет нам удовольствие, и тем, чем мы вынуждены доволь-ствоваться.
Габриэль Лауб
С. Томкинс провел соответствующий эксперимент. Он показал, что новорожденные, помещенные в комнату с репродуктором, имитирующим биение сердца матери, быстрее прибавляют в весе и меньше кричат. Иными словами, когда для малышей были созданы условия, которые в большей мере отвечали их привычному — утробному — образу жизни, они испытывали меньше отрицательных эмоций, нежели те дети, чья привычка слышать биение материнского сердца была нарушена. Таким образом, была еще раз подтверждена концепция Ивана Петровича Павлова, который утверждал, что наши негативные эмоции возникают только в тех случаях, когда нарушаются наши привычные стереотипы поведения.
Негативные эмоциональные переживания, включая, конечно, и эмоцию горя, являются естественными психологическими реакциями. Но их причина — это вовсе не сами неблагоприятные внешние факторы, а тот сбой, который переживает психика, вынужденная перестраиваться в новых, изменившихся обстоятельствах. Иными словами, даже в норме наши негативные эмоции — это не столько примитивная реакция на неприятности, сколько проблемы самой психики, которая не может меняться настолько же быстро, насколько иногда этого требуют обстоятельства.
И этот пункт нам следует отметить особо. Как бы кощунственно это ни звучало, но все мы хорошо знаем: человек способен ко всему привыкнуть и со всем примириться. Даже потеря близких, будучи серьезной психологической травмой, оказывается лишь временной трагедией. Пройдет месяц, другой, год или несколько лет, и эта рана зарубцуется, а человек сможет жить с прежним психологическим настроем. Следовательно, проблема не в самой потере, а в том, что психика человека на каком-то этапе не может справиться с теми переменами, которые несет за собой подобная утрата. Если бы могли вырезать эти несколько месяцев или лет жизни из личной истории этого человека, сделать, так сказать, монтаж, то увидели бы, что существенных различий в эмоциональном состоянии этого человека до и после данной трагедии не обнаруживается.
Следовательно, если речь идет о том психологическом состоянии, в которое повергают нас жизненные катастрофы, оно лишь отчасти определяется самой травмой, тяжестью произошедшего. Основная же проблема в нашем мозгу, который не способен быстро перестроиться, мгновенно обвыкнуться в новых, изменившихся условиях жизни. В ряде случаев, впрочем, подобная медлительность оборачивается новой трагедией — человек свыкается со своим депрессивным состоянием, а потом уже просто не может из него выйти, поскольку это было бы новым нарушением его, теперь уже привычного — депрессивного образа жизни.
Острая психическая травма
Когда после проведенной консультации я говорю своему пациенту, что у него налицо все симптомы депрессии, он часто удивляется: «С чего? У меня же ничего такого не произошло!» Действительно, так мы обычно и думаем: если у человека случилось несчастье, то у него может быть депрессия, а если нет, то и депрессии не должно быть. Разумеется, подобное суждение ошибочно — человек способен пережить серьезную катастрофу, не став при этом депрессивным больным (хотя это случается крайне редко), а может и не переживать никакой катастрофы, но все равно заполучить депрессию. И это вполне объяснимо. У одних людей депрессия возникает после сбоя в психике, обусловленного тяжелой психической травмой, у других — из-за генетической предрасположенности, у третьих — из-за хронического стресса.
Жизнь — это то, что с вами случается как раз тогда, когда у вас совсем другие планы.
Джон Леннон
Депрессия, следующая за тяжелой психической травмой (гибелью близкого — ребенка, супруга, родителей), называется «реактивной». И надо признать, что реактивная депрессия — состояние, от которого никто из нас не застрахован, поскольку все мы, как известно, под богом ходим. Если гибнет человек, с которым многое связано в нашей жизни, то она, разумеется, серьезно, почти кардинально меняется. Любое изменение жизни, как мы уже говорили, вне зависимости от его качества, является для психики серьезным стрессом. Но положение многократно ухудшается в ситуации, когда произошедшее травматично не только из-за сбоя в работе психического аппарата, но и просто потому, что является для человека подлинной жизненной катастрофой.
Та боль, которую испытывает человек, сталкиваясь с подобной трагедией, тот ужас, который ему приходится пережить, та пронзающая его тревога, когда он узнает о случившемся, не поддаются никакому описанию. Интенсивность этих ощущений и чувств почти фатальна, напряжение оказывается запредельным. В голове человека воцаряется настоящий хаос, в нем рушится все — представления о своем будущем, привычное существование, социальная среда.
Пусть всепобеждающая жизнь — иллюзия, но я верю в нее, и несчастья нынешнего дня не отнимут у меня веры в день грядущий. Жизнь победит — сколько рук ни налагалось бы на нее, сколько безумцев ни пытались ее прекратить. И разве не умнее: жить, хваля жизнь, не-жели ругать ее — и все же жить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Страдающему нужна помощь, если вы страдаете, значит, вам нужна помощь. Это настолько логично, что спорить с этим не станет даже безумный. Нас почему-то не смущает тот факт, что, получив травму, мы обращаемся к врачу. Чего же странного в том, что, получив душевную травму, мы также должны обращаться именно к врачу? Странно то, что мы не обращаемся. Странно также и то, что не бьют тревогу родственники и близкие человека, попавшего в страшный омут депрессии.
Доктор просто против депрессии
Мы много сказали о несчастьях «счастливого Запада», а как дела обстоят у нас — в матушке-России? Я не знаю, все ли это понимают (мне кажется, что нет), но прошедшие 10—15 лет стали для нас серьезнейшим испытанием. То, что нам довелось пережить, когда-нибудь будут сравнивать с тяжелейшими социальными потрясениями.
Мы (т.е. каждый из нас) подверглись испытанию множества больших и малых социальных потрясений. И дело не в том, к лучшему или к худшему эти произошедшие в нашей стране изменения, дело не в том, правильно или неправильно то, что произошло со всеми нами; дело в том, что мы стали «беженцами» на территории собственной родины.
«Не будем больше строить иллюзий!» — лучшее начало для новой иллюзии.
Карл Краус
Впрочем, одной психологической «перестройкой» наш стресс, разумеется, не ограничивается. Следующая проблема — это отсутствие чувства уверенности в завтрашнем дне. Формулировка эта весьма условна, дело, конечно, не в том, что мы не знаем, что будем завтра есть. Речь идет о тотальном ощущении россиянина (обеспокоенного и испуганного разнообразными деприватизациями, деноминациями, дефолтами и прочими прелестями), что нет у него опоры, что, случись какая неприятность, позаботиться о нем будет некому. Это ощущение собственной незащищенности, подкрепляемое, кстати сказать, разнообразными коррупциями и произволами, есть источник тяжелейшего психологического стресса, о котором, впрочем, он — россиянин — и не догадывается.
Теперь о нагрузках. Нагрузки, которые мы с вами испытываем, к сожалению, слишком велики для наших «больных голов» и не самых здоровых организмов. Отдыхать нас никогда не учили, да и возможности, по правде сказать, у нас такой не было. А сейчас как отдохнешь, когда забот полон рот? Все дела, дела… Дела — дело хорошее, но кто бы подумал о том, что наша психика — это никакой не вечный двигатель, а орган, который имеет ограниченные возможности и мощность, орган, который устает и изнашивается, орган, о котором необходимо заботиться. Причем делать это необходимо самым настоятельным и серьезным образом! Нет, мы об этом не думаем, отдыхать не умеем, а в результате получаем стресс от перегрузок. Последствия стресса, выражающиеся психическим недомоганием или соматическим заболеванием, конечно, на время могут лишить нас возможности работать, но будет ли это отдых? Вряд ли…
Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Часто, кстати, так и случается.
Бертран Рассел
О том, как стресс преобразуется в депрессию, мы скажем чуть позже, а сейчас я пытаюсь, насколько это в моих силах, пояснить одну-единственную мысль: у каждого гражданина нашей страны есть все основания болеть депрессией. Любое психическое расстройство кажется нам порочным явлением и несмываемым пятном в биографии. Конечно, это отчаянная ересь, поскольку, если следовать этой странной логике, таким же пятном должен быть признан и банальный грипп. В действительности, страдать депрессией — это в каком-то смысле то же самое, что и болеть гриппом, хотя последствия в случае депрессии оказываются куда более серьезными.
В тех условиях, в которых мы оказались, заполучить депрессию — это и вовсе естественно, а потому и не стыдно, и не странно. Подозрения у меня, скорее, вызовет тот, кто пережил все произошедшее со всеми нами без каких-либо осложнений. И если уж говорить о естественности и противоестественности, то противоестественна не сама депрессия, а то, что человек продолжает уживаться со своей депрессией, мириться с ней. Знать, что у тебя есть симптомы депрессии, иметь средства борьбы с ней и не сделать ровным счетом ничего для защиты своей жизни — это действительно странно.
Когда на своих лекциях и семинарах я рассказываю о тех причинах, которые делают нашу депрессию почти необходимым условием жизни каждого современного человека (особливо проживающего в России), меня часто спрашивают: «Вы что, хотите вогнать нас в депрессию?!» Упаси Господь! У меня единственная цель: нам необходимо осознать, в каком сложном положении мы оказались, понять, наконец, что наша жизнь не наладится ни по мановению волшебной палочки, ни от приема волшебной таблетки, что у нас — настоящая проблема, имя которой стресс и вытекающая из него депрессия. И до тех пор, пока это не будет принято нами к сведению, пока мы не начнем шевелиться в нужном направлении, не поймем, что надо заняться собой, защитить самих себя и помочь самим себе, вряд ли кому-то придет в голову поставить на нашу жизнь.
Если хочешь быть покоен, не принимай горя и неприятностей на свой счет, но всегда относи их на казенный.
Козьма Прутков
Да, наше с вами положение непростое. И хотя наша жизнь, как кажется, налаживается, она, без нашего осмысленного и целенаправленного участия, существенно улучшаться не будет. Слишком тяжел груз произошедшего, слишком велика травма, нанесенная произошедшим нашей психике. Мы должны принять это к сведению и не надеяться на удачу. Удачи не будет, а вот позитивный результат будет, но только в том случае, если мы запасемся достаточным мужеством, чтобы смотреть своим проблемам в лицо, и достаточным здравомыслием, чтобы понимать их, делать соответствующие выводы и без крика, шума, суеты помогать себе. Я знаю, что у нас все получится, но только в том случае, если мы будем искать не простые, а правильные пути.
Жизнь — то, чем вы занимаетесь, когда не можете заснуть.
Фрэн Лебовиц
Глава 2.
Природа депрессии
Депрессия — это психическое расстройство, и у него есть своя история, своя природа. По своей сути это патологическое, т.е. болезненное усиление нормальной, естественной для каждого из нас эмоции — эмоции горя, печали, страдания. Как и в любой другой системе, в нас есть и «слабые звенья», и «защитные механизмы». Где-то нас подводят наши гены, а где-то мы и сами себя подставляем. Разобраться во всем этом — значит выяснить: кто тебе враг, а кто друг, на кого можно опираться и кому доверять, а чему, напротив, нужно всячески препятствовать. Вот почему все, что поначалу кажется лишь «голой теорией», на самом деле есть основательная и серьезнейшая подготовка к великому бою, который мы должны дать своей депрессии.
Разрыв сердечной связи
Горе, печаль и страдание знакомы каждому человеку, вне зависимости от того, знакомы мы лично с депрессией или нет. Это обычные психологические реакции, известные нам с момента рождения, потому что, появившись на свет, никто из нас не заливался смехом, все мы кричали и плакали, сообщая миру о своем страдании. Да, нам было больно, холодно, неуютно, но главное — мы были исторгнуты, отвергнуты, брошены. Так что горе — это первое пережитое нами эмоциональное состояние!
Собственно говоря, на этом примере можно просмотреть все основные факторы, вызывающие у человека эту негативную эмоцию.
Всеми страданиями вокруг нас должны страдать и мы. У всех у нас не одно тело, но одно развитие, а это проводит нас через все боли в той или иной форме.
Франц Кафка
Во-первых, новорожденный испытывает сильнейшее воздействие внешних факторов. Сначала, пока он движется по родовым путям, его сдавливают внутренние органы матери, потом он оказывается в относительно холодной внешней среде, испытывает недостаток кислорода и т.д. Иными словами, первый фактор горя (по научному он называется гиперстимуляцией) — это действие очень сильных раздражителей или весьма продолжительное действие одних и тех же раздражителей (например, если мы окажемся в помещении, где действует постоянный источник шума, то рано или поздно начнем страдать по-настоящему от этого).
Во-вторых, новорожденный в пору своего внутриутробного развития привык к определенным условиям жизни, а потому нуждается в них. Грубо говоря, он хочет, чтобы было мокро, тихо, тепло, а кормиться и дышать он желает не обычным для всех нас способом, а через плаценту. Теперь всем этим его «эмбриональным радостям» приходит конец, и он впадает в то, что ученые называют «фрустрацией». Итак, второй фактор горя — это невозможность удовлетворения той или иной потребности, столкновение с непреодолимым препятствием при осуществлении своих целей.
Наконец, в-третьих, новорожденный впервые в своей жизни переживает изоляцию, он оказывается изолированным от тела матери, с которым был связан самым непосредственным образом (все через ту же плаценту, но и не только). То есть, третий фактор или источник горя — изоляция. Изоляция — это одиночество, включая воображаемое, имитируемое или кажущееся.
Любопытная штука эти привычки. Люди сами и не по-дозревают, что они у них есть.
Агата Кристи
Теперь, когда мы, мягко говоря, подросли, чувство горя и страдания продолжает возникать у нас по тем же самым причинам: нас или что-то «достает», или же мы чего-то не можем «достать», или же, наконец, нас все «достали», а потому мы от них отвернулись и испытали тягостное чувство одиночества. Короче говоря, естественная реакция горя незамысловата. Но как же эта естественная реакция перерождается в патологическую, болезненную? Именно этот вопрос и заставляет нас обратиться к разнообразным научным исследованиям, предпринятым для объяснения феномена депрессии.
На заметку
Горе, печаль и страдание являются естественными психологическими реакциями человека. В детстве они выполняли роль своеобразного сигнала, ребенок таким образом информировал родителей (и/или воспитателей) о своих неприятностях. Однако позже, по мере формирования других негативных эмоциональных реакций (страха, гнева и др.), горе, печаль и страдание перестали выполнять эту функцию. Теперь ребенок может не только кричать навзрыд, ожидая подмоги, но и сам, в случае необходимости, спасаться бегством (страх) или даже нападать (гнев). Что же произошло с эмоцией горя? Она перешла, если так можно выразиться, из сферы коммуникации в сферу нашего личного пользования. И, к сожалению, слишком преуспела в этом…
Приведенные выше «причины» горя вполне понятны, они лежат на поверхности и не нуждаются в дополнительном пояснении. Однако в том-то и беда подобных объяснений: описали, вроде бы все стало понятно, а что делать-то? Что делать, неизвестно, потому что недостаточно просто описывать, нужно проникнуть в суть проблемы. Как протекает жизнь младенца в материнской утробе? Самое главное — это звук-ощущение биения сердца матери. Неродившийся ребенок привыкает к этому, это ощущение становится для него привычным. Родившись, он уже больше не слышит, не ощущает этого «бум, бум, бум…». А что будет, если мы не будем нарушать этой его привычки и поместим его в условия, где этот звук будет создаваться искусственным источником звука?
Реальность — это разница между тем, что доставляет нам удовольствие, и тем, чем мы вынуждены доволь-ствоваться.
Габриэль Лауб
С. Томкинс провел соответствующий эксперимент. Он показал, что новорожденные, помещенные в комнату с репродуктором, имитирующим биение сердца матери, быстрее прибавляют в весе и меньше кричат. Иными словами, когда для малышей были созданы условия, которые в большей мере отвечали их привычному — утробному — образу жизни, они испытывали меньше отрицательных эмоций, нежели те дети, чья привычка слышать биение материнского сердца была нарушена. Таким образом, была еще раз подтверждена концепция Ивана Петровича Павлова, который утверждал, что наши негативные эмоции возникают только в тех случаях, когда нарушаются наши привычные стереотипы поведения.
Негативные эмоциональные переживания, включая, конечно, и эмоцию горя, являются естественными психологическими реакциями. Но их причина — это вовсе не сами неблагоприятные внешние факторы, а тот сбой, который переживает психика, вынужденная перестраиваться в новых, изменившихся обстоятельствах. Иными словами, даже в норме наши негативные эмоции — это не столько примитивная реакция на неприятности, сколько проблемы самой психики, которая не может меняться настолько же быстро, насколько иногда этого требуют обстоятельства.
И этот пункт нам следует отметить особо. Как бы кощунственно это ни звучало, но все мы хорошо знаем: человек способен ко всему привыкнуть и со всем примириться. Даже потеря близких, будучи серьезной психологической травмой, оказывается лишь временной трагедией. Пройдет месяц, другой, год или несколько лет, и эта рана зарубцуется, а человек сможет жить с прежним психологическим настроем. Следовательно, проблема не в самой потере, а в том, что психика человека на каком-то этапе не может справиться с теми переменами, которые несет за собой подобная утрата. Если бы могли вырезать эти несколько месяцев или лет жизни из личной истории этого человека, сделать, так сказать, монтаж, то увидели бы, что существенных различий в эмоциональном состоянии этого человека до и после данной трагедии не обнаруживается.
Следовательно, если речь идет о том психологическом состоянии, в которое повергают нас жизненные катастрофы, оно лишь отчасти определяется самой травмой, тяжестью произошедшего. Основная же проблема в нашем мозгу, который не способен быстро перестроиться, мгновенно обвыкнуться в новых, изменившихся условиях жизни. В ряде случаев, впрочем, подобная медлительность оборачивается новой трагедией — человек свыкается со своим депрессивным состоянием, а потом уже просто не может из него выйти, поскольку это было бы новым нарушением его, теперь уже привычного — депрессивного образа жизни.
Острая психическая травма
Когда после проведенной консультации я говорю своему пациенту, что у него налицо все симптомы депрессии, он часто удивляется: «С чего? У меня же ничего такого не произошло!» Действительно, так мы обычно и думаем: если у человека случилось несчастье, то у него может быть депрессия, а если нет, то и депрессии не должно быть. Разумеется, подобное суждение ошибочно — человек способен пережить серьезную катастрофу, не став при этом депрессивным больным (хотя это случается крайне редко), а может и не переживать никакой катастрофы, но все равно заполучить депрессию. И это вполне объяснимо. У одних людей депрессия возникает после сбоя в психике, обусловленного тяжелой психической травмой, у других — из-за генетической предрасположенности, у третьих — из-за хронического стресса.
Жизнь — это то, что с вами случается как раз тогда, когда у вас совсем другие планы.
Джон Леннон
Депрессия, следующая за тяжелой психической травмой (гибелью близкого — ребенка, супруга, родителей), называется «реактивной». И надо признать, что реактивная депрессия — состояние, от которого никто из нас не застрахован, поскольку все мы, как известно, под богом ходим. Если гибнет человек, с которым многое связано в нашей жизни, то она, разумеется, серьезно, почти кардинально меняется. Любое изменение жизни, как мы уже говорили, вне зависимости от его качества, является для психики серьезным стрессом. Но положение многократно ухудшается в ситуации, когда произошедшее травматично не только из-за сбоя в работе психического аппарата, но и просто потому, что является для человека подлинной жизненной катастрофой.
Та боль, которую испытывает человек, сталкиваясь с подобной трагедией, тот ужас, который ему приходится пережить, та пронзающая его тревога, когда он узнает о случившемся, не поддаются никакому описанию. Интенсивность этих ощущений и чувств почти фатальна, напряжение оказывается запредельным. В голове человека воцаряется настоящий хаос, в нем рушится все — представления о своем будущем, привычное существование, социальная среда.
Пусть всепобеждающая жизнь — иллюзия, но я верю в нее, и несчастья нынешнего дня не отнимут у меня веры в день грядущий. Жизнь победит — сколько рук ни налагалось бы на нее, сколько безумцев ни пытались ее прекратить. И разве не умнее: жить, хваля жизнь, не-жели ругать ее — и все же жить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19