Никто не хотел тогда идти под
начальство молодого голодного капитана, сына нью-тайваньских
эмигрантов, и Ванвейлен набрал людей со всяческими прорехами в
биографии. За Вегой-20 это отребье отказалось лететь дальше, и
капитану пришлось продырявить пару горячих голов, чтобы охладить
остальные. Экспедиция завершилась довольно удачно, но по
возвращении Ванвейлена из компании вышибли.
Так вот появилась у Ванвейлена репутация, а заодно и файл в
федеральном компьютере. Ха-ароший файл, увлекательный, кабы не
этот файл, и не выбрал бы господин Бредшо себе такого капитана
для импорта геофизической демократии...


Когда у землян стало шестьдесят рабов, Ванвейлен снял с корабля
все оборудование, какое хотел, навьючил рабов копченым мясом,
саговой мукой и разобранным ракетным двигателем, запасся хорошей
водой и двинулся к побережью.
Дорогу в город дикари и в самом деле знали отлично. Через десять
дней земляне увидели с вершины холма городские здания. Тут рабы
сложили поклажу, сели под пальму, зажарили курицу, скатили
косточки к Городу вниз, собрали свои корзины и объяснили
Ванвейлену, что он может их, конечно, съесть, но в город они не
пойдут.
Ванвейлен не стал их есть, и земляне спустились в Город одни.
Маленький город с большим космодромом для народных собраний был
пуст лет триста. Время и отчасти землетрясение потрудились над
ним, но преуспели мало, ибо люди им не помогли.
Люди пропали, а душа города осталась на месте: виноградные
прессы и земляные печи для меди и золота, фрески на стенах, дома
и очаги, боги и оборотни-предки, спустившиеся с гор в виде
животных. В городских цистернах плескалась дождевая вода, но
изощренная система подземных каналов, пронизывавшая горные
террасы, была безнадежно разрушена. В доках рассыхались корабли
со звериными мордами, за стенами городских садов дичали яблони и
пчелы, в храмах на голодных богах истлела одежда, в золотых
рудниках на склонах гор обрушилась деревянная крепь: "Люди
вынесли из гор золото и потеряли интерес к этой земле," -
подумал Ванвейлен.
В храмах стояли яшмовые ларцы, в ларцах - сандаловые валики, на
которые когда-то были навиты шелковые свитки. Слова истлели.
Из-за обилия рисунков и подписей город сам был как большая
книга, но Ванвейлен не умел читать и только разглядывал
картинки.
На картинках текла обычная жизнь людей, вещей и исчадий
фантазии. Стучали по наковальне кузнецы, лавочники расхваливали
товар, умирали и воскресали боги, и над рудниками, похожими на
преисподнюю, росли золотые деревья с говорящими яблоками. Люди
были маленькие и с паучьими ножками, - те, кто рисовал
картинки-комиксы, знали, что главные действующие лица
нарисованных историй - не люди, а вещи более непреходящие:
Города, Сады, Священные Вещицы.
Но самое невероятное было - клады. Круглые монеты, квадратные
монеты, монеты со звериными головами и головами человеческими,
монеты с дырочкой посередине и вверху, но чаще всего: рубленые
слитки с номером и печатью, изображавшие множество людей на
площади. Детекторы обнаруживали заветные кубышки в пересохших
колодцах, в кладках печей, в самых бедных домах, и почти во
всех: золото, золото, золото.
Конечно, не одно золото. Были там вазы, драгоценные камни, мечи,
полуистлевшие ткани. Вещи продолжали жить: на рукоятках мечей
пели райские птицы, на клинках тявкали собачки, кувшины дремали,
стоя на маленьких лапах, сложив ручки на животе. И главное -
Ванвейлен нашел несколько морских карт, вырезанных на
черепаховых пластинках и на нефрите. Карты указывали рельеф
берега, направления течений и ветров, и кружки городов на том
берегу.
А через несколько дней Бредшо набрел на еще одну карту. Эта была
очень красивая карта. Ее никто не прятал в сундук, и она была
выложена плоскими камешками на внтуренней стене какого-то храма.
Центр карты был не на полюсе и не на экваторе, а немного к югу
от середины восточного материка, и в центре этом была выложена
ониксом черепаха. Восемь ног черепахи переходили в восемь
главных меридианов. Карта была выполнена в ортогональной
проекции, искажения нарастали по мере удаления от центра, и
заморский берег был мало на себя похож.

Город был, однако, покинут не совсем: не то снова приезжали
переселенцы, не то наведывались пираты. Длинный шпиль у храма на
городской площади был починен недавно, и на стапелях в доке
сидел новый корабль с одинокой мачтой и пустыми уключинами для
весел. Киль его, восемнадцати метров длиной, был вытесан из
одного куска дерева, и с обоих его концов удивленно посматривали
на землян два резных длинношеих дракона.
Ванвейлен осмотрел корабль и сказал:
- Вот на этот корабль мы погрузим вон то золото, и доплывем на
нем до материка.
Накануне отплытия, когда круглый корабль качался в бухточке, к
Ванвейлену, скорчившемуся у костра, подошел Бредшо. Ванвейлен,
сев на корточки, выгребал из углей завернутую в пальмовые листья
дикую курицу, - рецепт, подсмотренный у местного населения.
- Неужели вы действительно думаете дотащить все это золото до
"Ориона"?
- Да.
- Глупо. А знаете ли вы, во сколько раз грамм золота дешевле
грамма рения?
- Жаль, что горожане забыли спрятать свой рений в тайники.
- Глупо. Нас убъют за это золото.
- Нас убъют и без него. А вы что, боитесь, что мы потонем в
море?
- Просто я не люблю деньги.
- Мистер Бредшо, если человек говорит, что он не любит деньги,
это значит, что деньги его не любят.
Бредшо пожал плечами, и они некоторое время в молчании ели
курицу. Курица была божественная. Аромат ее возносился над
опустевшим городом, и местные голодные боги свесились с облаков
на запах и жадно глотали слюнки.
- Кстати, - полюбопытствовал Бредшо, - откуда на вашем корабле
бортовые лазеры? И почему вы не стали стрелять в пиратов?
- Вас побоялся, - сказал Ванвейлен, - думаю, сидит невинный
геофизик, испугается, донесет.
- Да, - сказал Бредшо, - испугался помидор помидора.
Помолчал и прибавил:
- Странная все-таки история приключилась с кораблем. Как вы
думаете, что нас ждет на том берегу? Мне так ужасно интересно,
куда мы попадем?
Ванвейлен ничего не думал о том, что его ждет на том берегу. Он
привык думать только о тех вещах, про которые можно надумать
что-то толковое, и тут он думал до конца. О вещах, о которых
думать бесполезно, а можно только гадать, он никогда не думал.
- Да, - сказал Ванвейлен, - очень интересно.
- А?
- Очень интересно, куда мы попадем. Вдруг у них там сейчас
гражданская война, и они распотрошили нашу ракету, - и лупят
сейчас друг друга вашим... геофизическим оборудованием.

На следующий день корабль со звериной мордой отплывал из пустого
города. Неудачно развернутый травяной парус хлопнул и сбил
Ванвейлена с ног, и бывший капитан "Ориона" долго воевал с новым
своим двигателем и ругался, что всякая катастрофа - великий шанс
для примитивных устройств.
Окончив свое занятие, он подошел к поварам: бортпрограммист
Хатчинсон готовил обед, а Бредшо стоял рядом и, вместо того,
чтобы чистить батат, чесал языком.
- О чем спор? - осведомился Ванвейлен.
- Да вот, Клайд, - сказал Бредшо, - мы спорим о политическом
устройстве земель за материком. Согласитесь, что от их уровня
развития и образа правления во многом зависит, сумеем ли мы
добраться до корабля. Вот Хатчинсон полагает, что мы столкнемся
с целым рядом таких же э...э.. городских республик, как этом
покинутый город. А мне кажется, что горожане вовсе не были
самостоятельным государством. Они были частью какой-то очень
дисциплинированной империи, которая приказала им переселиться
отсюда, - вот они и переселились. И согласитесь, что если на том
берегу нас ожидает централизованное государство со шпионами и
доносчиками, то про корабль наш давно донесли по начальству и
прибрали к рукам, и договориться с таким правительством будет
нелегко.
- Я на стороне правительства, - сказал Ванвейлен. - им на голову
сваливается три тонны плазменнных гранат, ракетометы и прочее, а
потом являются хозяева всего этого барахла и заявляют, что они
мирные люди и поклонники свободы. Кстати, для кого вы везли мой
груз?
Бредшо надулся.
- Не скажу.
- Подумаешь, теорема Ферма, - фыркнул Ванвейлен. - Если учесть,
что на Эрконе всего две воюющие стороны, и если учесть, что наши
доблестные спецслужбы вряд ли будут поставлять оружие этому
уголовнику-президенту, то, стало быть, оружие предназначалось
будущим демократам.
Бредшо молчал. Хранитель государственных тайн.
- Так вот, учтите - сказал Ванвейлен. - Я, конечно, не знаю, что
там на том берегу, рабовладение или еще какое хитрое слово, но я
полагаю, что по сравнению с режимом на том берегу даже президент
Эркона может получить медаль за прогресс и демократию. И если вы
там тоже попытаетесь нести в массы огонь свободы, то я вас
придушу раньше, чем это сделают массы. Никакой самодеятельности,
ясно? Наше дело - дотащить это золото до корабля и улететь. Мы -
торговцы. Торговцы не спасают прекрасных принцесс, не убивают
драконов и не вступаются за права угнетаемого населения.
Понятно?
Бредшо сказал, что ему понятно.

***

Прошла неделя. Люди из горной деревни спустились на праздник в
Город. В городе они увидели, что нелюди, прилетевшие с неба,
уехали по морю на погребальном корабле, который строят раз в
четыре года и пускают по воде со всеми отходами жизни. Староста
сказал, что вряд ли такой поступок принесет нелюдям удачу, если
только они не большие колдуны. А колдовство этих людей было
слабее деревенского. Ведь они прилетели с неба в большой тыкве,
а деревенские колдуны летали на небо безо всяких тыкв, и это
было гораздо сложнее.
А люди очистили Большой Дом и площадку перед ним, после чего
Белый Батат устроил на площадке обещанный праздник. Пришли со
всех деревень. Раскрасили тела, сообразуясь с фресками и надели
на ноги лучшие браслеты, сообразуясь с браслетами, которые
надевали боги на их предков, но несколько хуже, потому что
браслеты предков были из железа, а браслеты нынешние - из перьев
и лака. Пришлось немало потрудиться, чтобы съесть за неделю всех
свиней и овощи, потому что Белый Батат запасал и менял все для
праздника один год и еще один год и еще четверть года. В конце
прошел слух, что Белый Батат что-то оставил себе: люди пришли с
камнями и пристыдили его, что в следующий раз не будут на него
работать. Он выменял откуда-то свиней и раздал еще.
У Большого Короба был родственник, Малый Короб. Вместе им
причиталась целая свинья. Большой Короб был человеком уважаемым,
и ему причиталась почти вся свинья, а Малому Коробу - только
левая задняя нога. У Малого Короба явилась хорошая мысль, и на
празднике он спросил:
- А нельзя ли нам получить свинью живой?
Белому Батату было, конечно, все равно, и он обещал им свинью
живой. А вскоре Малый Короб пошел к Большому Коробу и сказал:
- Я, пожалуй, передумал. Отрублю-ка я лучше свою ногу и съем.
Большой Короб испугался, потому что трехногая свинья никуда не
годилась, и стал его уговаривать. Наконец тот уступил, выпросив
себе вторую заднюю ногу.
Через неделю Малый Короб опять пришел к Большому и сказал:
- Я, пожалуй, передумал: съем-ка я эти задние ноги.
Большой Короб испугался и посулил Малому Коробу третью ногу.
"Ну, так и быть", - сказал тот и ушел.
А через неделю он вернулся снова и сказал:
- Гляжу я на нашу свинью, и так мне хочется съесть свою долю.
Тут Большой Короб плюнул и сказал:
- И зачем я с тобой связался! Забирай свинью целиком и уходи.
Отчего, однако, если ты такой хитрый, ты не можешь нажить свиньи
сам?
После этого Большой Короб взял мотыгу и пошел копать ямс на
огороде Дикого Кота, чтобы Дикий Кот прополол кукурузу на
огороде Рябушки, а Рябушка за это подарил Большому Коробу
поросеночка от своей свиньи.
Если бы Большой Короб умел считать, он бы посчитал, что у него
почти сто полей, огородов и деревьев. Однако Свои поля, как
известно, имеют затем, что это очень почетно, и затем, чтобы
знать, на чьем Чужом ты работаешь.
А Малый Короб через три дня свинью зарезал и съел.
И больше мы не будем упоминать об этом острове, пусть их живут и
наживают добро, а станем рассказывать о том, что происходило на
восточном берегу, на материке.



Глава ВТОРАЯ, в которой оказывается, что Страна Великого Света
лежит и на востоке, и на западе, и на севере, и на юге, однако
непременно по ту сторону горизонта.

В эту пору в Горном Варнарайне, в усадьбе Золотой Улей жил
человек по имени Шодом Опоссум. Он был один из самых
рассудительных людей в округе, и многие обращались к нему за
советом и поддержкой. Этой весной пришла пора выдавать замуж его
младшую дочь. Шодом решил добыть побольше мехов перед приходом
храмовых торговцев, снарядил три больших лодки и поехал грабить
деревню Лисий-Нос, принадлежавшую Коротконосому Махуду, его
давнему врагу. Все вышло как нельзя лучше, а еще Шодом навестил
храм матери зверей, стены сжег, а украшения и прочее взял себе.
На обратном пути Шодом остановился в усадьбе Птичий Лог, и
хозяйка сказала ему, что рыбаки, ездившие к Темному острову за
черепахами, видели там на мели разбитый корабль, точь-в-точь как
корабли предков на скалах.
- Кто там был, люди или покойники, неизвестно, - сказала
хозяйка, - но их было не больше семи и держались они смирно.
Дружинник Шодома, Арнут Песчанка, сказал ему:
- Если это покойники, какой смысл с ними драться? Все равно
навье золото, если его взять силой, обернется углем и грязью.
- Можешь остаться, - говорит Шодом Опоссум.
- Я не останусь, - говорит Арнут Песчанка, - однако я вижу, что
поездка эта добра не принесет.
Через некоторое время Шодом вышел по малой нужде и оставил в
сенях секиру. Возвращается - а с секиры капает кровь. Шодом стал
ее вытирать, а железо течет, течет, словно женщина в месячные.
Тогда Шодом пихнул секиру под лавку, чтобы никто не заметил, и
вернулся на свое место.
Хозяйка, однако, увидела, что он стал рассеян, усмехнулась и
сказала:
- Вряд ли тебе, Шодом Опоссум, этот корабль по зубам, потому что
три дня назад здесь проехал Марбод Кукушонок. А теперь он стоит
у Песчаного Вала, и ходят слухи, что он решил с этим кораблем не
связываться.
Тогда Шодом Опоссум сказал:
- Марбод Кукушонок своей храбростью торгует за деньги, вот она у
него и кончилась.
И наутро выехал к Темному острову.
А женщина проводила его и вернулась во двор. Слышит - собаки
подняли страшный лай. Вот она входит во двор, и видит, что это
лают не ее собаки, а посреди двора бьются пернатый Вей и рыцарь
Алом, и собаки лают и визжат с пластины на панцире Алома, и еще
клекочет кречет с лезвия секиры. Но тут Вей взмахнул плащом из
птичьих перьев, в точности таким, какие рисуют на людях Великого
Света на скалах, - перья посыпались с плаща, превратились в
голубые мечи и оранжевые цепы, бросились на собак и стали их
мять и трепать, так что кишки разлетелись от угла до угла.
Рыцарь взмахнул рогатым копьем и затрубил в рог: наваждение
сгинуло, голубые мечи полетели на землю простыми листьями с
золотыми кистями, собаки стали рвать бумагу...
Тут, однако, Пернатый Вей взмахнул рукой, кинул в землю семена:
из земли - копья в виде колосьев, новые воины.
Женщина убежала к себе бочком, в ужасе, села прясть: глядь, а на
прялку вместо кудели накручены собачьи кишки...
Она рассказала все служанке, и та говорит:
- Не к добру это. Потому что, несомненно, тот морской корабль из
Страны Великого Света, и люди с него - из рода Пернатого Вея.
А женщина подумала и добавила:
- Сдается мне, однако, что не про Шодома Опоссума это видение,
хоть он и уважаемый человек, а в Варнарайне скоро настанут
страшные времена...

* * *

А с Марбодом Кукушонком было следующее. Услышав про корабль, он
не подал виду, а велел плыть к соседнему островку, где была
рыбачья деревушка. Жители попрятались, но Кукушонок не велел
ничего трогать.
Ночь была с двойной луной, по воде плавали льдинки.
Вечером Марбод подвязал штаны и куртку, надел на пальцы рук и
ног кожаные перепонки, чтобы лучше плавать, взял с собой в мешке
лук, стрелы и меч. За два часа переплыл пролив, а еще до
рассвета перешел на другую сторону Темного острова, где видели
корабль.
Корабль был, действительно, точь-в-точь как корабль предков, и
весь светился белым светом. Когда рассвело, стало видно, что он
лежит на мели, и мачта у него сломана. Люди на корабле совсем не
береглись: двое прошли мимо кустов, где сидел Марбод, взявшись
за руки, так что тот мог бы без труда изловить обоих.
1 2 3 4 5 6 7