А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Романов докладывал о больших потерях в батальонах Воробьева и Назарова. Подкреплений он не просил, отметил только, что три четверти личного состава роты противотанковых ружей выбыло из строя, в полковой противотанковой батарее исправны две пушки, две другие отправлены в ремонт.
Нам уже подали телефонную связь со штабом армии, и я попросил разрешения взять хотя бы еще артдивизион и один-два батальона с тылового рубежа, где находились главные силы дивизии. Полковник Иванов информировал меня, что армия наносит контрудар в центре, вдоль дороги на Харьков, положение там очень напряженное, успеха нет, и 9-я гвардейская дивизия сейчас - единственный резерв командарма.
В 20.00 началась очередная атака фашистов на участке 22-го полка. И артиллерийская ее подготовка, и налеты "юнкерсов" были гораздо более интенсивными и продолжительными, чем прежде. Потом сквозь грохот канонады мы услышали слитный гул танковых моторов. Танки выползали из-за холмов ряд за рядом, они заполнили все видимое с моего НП пространство.
- Идут! - глухо доложил в трубку Романов. - Штук сто, если не больше.
Говорить ему какие-то утешительные слова я не мог, да и не хотел. Каждый фронтовик, встречавший в своем окопе массированную атаку танков, знает, как бесполезны в этот момент всякие фразы. Кроме одной. Одно только говорили нам начальники и, в свою очередь, говорили мы подчиненным в трудный час: "Держись, товарищ!"
- Держись, товарищ Романов! - сказал я.
И гвардейцы 22-го полка держались. Адский огонь обрушился на их окопы. Била по ним тяжелая артиллерия, пикировало до полусотни "юнкерсов", сотню снарядов посылали в них за один залп танковые стволы. Но, заваленные землей, оглушенные, ослепленные дымом и гарью, бойцы, командиры и политработники встретили надвигавшиеся танки прицельным огнем и гранатами. Гвардейцы подбили несколько машин перед передним краем, а когда бронированная лавина ворвалась в глубину обороны, били фашистов и там. Полк был расчленен на отдельные группы, танки крутились на окопах, пытаясь смять, раздавить гвардейцев и морально, и физически.
Бой разбился на десятки поединков. Пять танков подбили бойцы 28-го артполка - расчеты сержантов Ивана Молоканов а, Павла Жука, Федора Козлитина и Геннадия Серебрякова. Гранатами подорвал танк командир 3-го батальона старший лейтенант Пожарский. Политрук 4-й роты Слабунов, вскочив на танк, застрелил из пистолета фашиста, выглянувшего из башенного люка. Два танка подбил командир взвода противотанковых ружей младший лейтенант Г. Ф. Маслюк. Еще один танк подбил гранатой командир роты младший лейтенант Александр Кондратов уже будучи тяжело раненным.
Связь моя с подполковником Романовым прерывалась часто и надолго: танки, ползавшие по обороне полка, наматывали телефонный провод на гусеницы. Одно мне было ясно видно с НП - мотопехота противника не прошла вслед за танками. Она все еще лежала в поле, и все ее попытки атаковать отбивались огнем гвардейцев.
Конечно, передний край 22-го полка в полном смысле этого слова уже не существовал. Но отдельные группы бойцов, командиров и политработников, имея в своем тылу десятки танков противника, продолжали вести ожесточенный бой с его пехотой. Одну такую группу объединил командир роты лейтенант Утешев, другие возглавили младшие лейтенанты Кривошеин, Мальцев, Серебренников, сержант Немиров, красноармейцы автоматчик Чернов и стрелок Волков, ручные пулеметчики Присяжнюк и Хромшин. А в целом геройское сопротивление этих маленьких, иногда в два-три человека, групп не позволяло вражескому командованию закрепить прорыв танков прорывом своей пехоты.
Уже в сумерках опять удалось восстановить связь с командным пунктом Романова.
- Мой КП окружен танками, веду с ними бой, - доложил он.
- Связь с передним краем имеешь?
- Имею. Там, в окопе, сидит геройский парень. Телефонист Рожков Владимир Иванович. Сидит и все мне сообщает. Держимся, товарищ генерал.
Я доложил обстановку в штаб армии: 22-й полк продолжает вести ночной бой с пехотой и танками противника на прежнем рубеже. Полк окружен и расчленен, но Романов сохраняет управление частью своих подразделений.
Вскоре я получил приказ генерала К. С. Москаленко вывести полк из окружения и занять оборону по берегу реки Большой Бурлук. Туда же были двинуты форсированным маршем главные силы 9-й гвардейской дивизии. 18-й и 31-й стрелковые полки заняли оборону в назначенном районе, а 22-й полк, выведенный ночью из окружения, был поставлен во втором эшелоне дивизии.
Мы подвели итоги дня: гвардейцы Романова подбили и сожгли 27 танков противника34.
В последующие дни фашистские танки и мотопехота не раз пытались форсировать Большой Бурлук, но были отбиты с большими для них потерями.
С 14 июня на всем фронте 38-й армии установилось относительное затишье. Как показали пленные, приказ перейти к обороне получили, в частности, действовавшие против нас и ближайших наших соседей 14-я танковая и 71-я пехотная немецкие дивизии. Приказ этот имел веские основания: за четыре дня наступления немецко-фашистские войска продвинулись незначительно, а потери понесли огромные. Согласно разведывательным данным, боевой состав той же 14-й танковой дивизии сократился до 50 - 60 танков35. Следовательно, дивизия потеряла около 100 танков. Причем 30 из них подбили и сожгли гвардейцы нашей дивизии, главным образом 22-й полк.
Подвиг этого полка был по достоинству оценен и армейским и фронтовым командованием. Боевым делам полка посвятила яркие материалы газета Юго-Западного фронта36. К нам приехал член Военного совета 38-й армии бригадный комиссар Н. Г. Ку-динов. Он побывал и в 22-м стрелковом полку Романова, и в 28-м артиллерийском Осипычева.
А несколько дней спустя в Гусинку, где находился КП дивизии, приехали представители фронтового командования. Мы с комиссаром Бронниковым осматривали оборону 22-го полка, стоявшего во втором эшелоне дивизии, когда неподалеку от нас остановились несколько легковых машин и бронетранспортеры с бойцами охраны. Из машины вышла группа командиров; среди них был невысокий, коренастый человек во френче и фуражке военного образца, но без знаков различия. По всему было видно, что он здесь старший. Я представился ему, он крепко пожал мне руку:
- Член Военного совета фронта Хрущев.
Никита Сергеевич попросил показать ему 22-й полк, сказал, что наслышан уже о его геройской борьбе с танковой дивизией фашистов. Мы побывали в полку, член Военного совета беседовал с бойцами и командирами, расспрашивал о подробностях боя 11 июня. Я доложил, что в этом бою более трети личного состава полка выбыло из строя, что такие потери в лучшем нашем полку сказываются на боеспособности всей дивизии. Никита Сергеевич ответил, что информирует о нуждах дивизии маршала Тимошенко и, если будет возможность, пополнение нам пришлют. И действительно, на другой же день прибыло отлично подготовленное пополнение - 500 курсантов учебного батальона.
Вслед за курсантами прибыло и артиллерийское усиление - 233-й артполк РГК и 51-й гвардейский минометный полк ("катюши"). Нам была поставлена задача наступать с форсированием реки Большой Бурлук, однако на следующий день, 18 июня, приказ о наступлении был отменен.
9-я гвардейская дивизия продолжала совершенствовать свою оборону, развивая ее в глубину и к флангам. Особенности построения противотанковой обороны подсказывала местность. Речку Большой Бурлук атакующая вражеская пехота могла преодолеть вброд, так как глубина ее от 0,5 до 2 м, а ширина не превышает 10 м. Однако берега реки сильно заболочены, и поэтому она непроходима для танков. Единственный мост на этом участке был подорван саперным взводом лейтенанта В. Н. Кезаря еще 11 июня, когда, атакуя оборону 22-го полка, 14-я немецкая танковая дивизия пыталась одновременно прорваться и в наши тылы, на восточный берег Большого Бурлука.
Теперь противник активности не проявлял. Это настораживало. Разведка наблюдением давала нам скудные сведения, так как фашисты занимали правый, высокий берег с господствующими над местностью высотами. Там, в глубине, в лощинах и оврагах, противник мог незаметно для нас сосредоточить и крупные силы танков, и артиллерию, и пехоту.
Почти ежедневно мы проводили либо разведку боем, в которой участвовало от взвода до роты стрелков, либо разведывательный поиск. Разведчики 12-й гвардейской разведроты под командованием лейтенанта А. Ф. Дмитриевского и 18-го гвардейского полка захватили несколько пленных. Их показания подтвердили, что пассивность фашистов - лишь маскировка. Вражеское командование сосредоточивало к правому флангу 38-й армии крупные силы. Помимо уже известных нам немецких дивизий - 14-й танковой и 71-й пехотной, здесь появились две новые - 60-я и 297-я пехотные.
В ночь на 21 июня мы с разрешения штаба армии подготовили залп "катюш" по точно установленному скоплению пехоты в лесистой лощине на западном берегу реки. Командир 51-го гвардейского минометного полка майор А. Д. Никонов-Шеванов сам рассчитал исходные данные для стрельбы. Ночной залп был очень эффективным. Реактивные снаряды накрыли и пехоту и склады с боеприпасами. Мощные взрывы гремели в лощине до утра, зарево пожара освещало реку. У противника поднялась паника, и, воспользовавшись ею, разведчики 18-го полка опять захватили пленных. От них мы узнали, что особенно большие потери понес располагавшийся в лощине 522-й пехотный полк 297-й немецкой дивизии.
День 21 июня прошел в напряженном ожидании. К вечеру штаб армии предупредил нас, что наступление немецко-фашистских войск начнется в ближайшие часы. Я отдал приказ: частям дивизии быть в полной готовности, всем бодрствовать, вести активную разведку, ночью иметь на переднем крае дозоры автоматчиков через каждые 100 метров. Около полуночи разведчики Дмитриевского привели в штаб дивизии очередного пленного из 191-го пехотного полка 71-й немецкой дивизии. Он подтвердил, что его дивизия заняла исходные позиции для наступления.
Доложив эти сведения в штаб армии, я позвонил соседям командирам 6-й гвардейской кавдивизии и 34-й мотострелковой бригады. И справа, у кавалеристов, и слева, у мотострелков, обстановка была напряженной. Группы фашистских автоматчиков, переходя вброд реку, пытались просочиться в глубину обороны наших соседей. Несколько взятых в плен автоматчиков оказались переодетыми в красноармейскую форму.
В три часа утра ударила вражеская артиллерия. Сотни орудийных и минометных стволов били и по переднему краю нашей дивизии, и по ее тылам. В 4.15 появились с запада первые эскадрильи "юнкерсов", они шли эшелонами, и скоро утреннее июньское небо от края до края покрылось черными крестами. Заваливаясь на крыло и включая сирены, около 150 бомбардировщиков с надрывным воем пикировали на боевые порядки дивизии. Серии бомбовых разрывов сливались с разрывами мин - и снарядов. Взрывная волна с гигантской силой раз за разом била по тройным перекрытиям блиндажей и наблюдательных пунктов, осаживая и обрушивая бревна. Окрестности затмила сплошная двадцатиметровая стена вздыбленной земли. Она не успевала опадать, подбрасываемая вверх сотнями новых одновременных разрывов.
Артобстрел и бомбардировка продолжались более двух часов. Под прикрытием огня первые цепи фашистской пехоты пошли через Большой Бурлук и атаковали оборону дивизии по всему фронту - от населенного пункта Средний Бурлук до Аркадьевки, до стыка с 34-й мотострелковой бригадой. Именно оттуда, с левого фланга, в пять утра поступил первый тревожный сигнал: в ходе вражеской артподготовки мотострелки понесли тяжелые потери и теперь отходили, обнажая наш левый фланг. Вражеская пехота захватила плацдарм на восточном берегу реки, немецкие саперы уже наводили переправу для своих танков.
Доложив мне об этом, командир 31-го полка полковник Докучаев добавил, что готовит контратаку. Я направил к нему свой резерв - учебный батальон. Стрелки и курсанты контратаковали противника и задержали его продвижение до двух часов дня. Однако локтевую связь с 34-й бригадой восстановить не удалось. Фашисты переправили танки на восточный берег реки и стали обходить наш левый фланг.
К тому времени обострилась обстановка и в центре боевых порядков дивизии, на стыке 18-го и 31-го полков. Здесь гитлеровской пехоте удалось форсировать реку и продвинуться примерно на километр к востоку. Таким образом противник охватил и правый фланг 31-го полка. Стрелки Докучаева дрались уже в полуокружении. Надо было предпринимать срочные меры и восстановить наш передний край по Большому Бур-луку, пока вражеское командование еще не успело переправить через реку танки и на этом участке.
Звоню правому соседу - командиру 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майору В. Д. Крюченкину, информирую о создавшейся обстановке. И хотя мы с ним подчинены разным командующим - один командарму 28, другой командарму 38, я знаю: в трудный час генерал Крюченкин всегда выручит. Внешне резковатый, он был очень хорошим товарищем, с прямым характером и открытой душой.
- Два полка фашистской пехоты пробивают мне центр, -сказал я Крюченкину. Готовлю контратаку двумя батальонами. Чувствуешь, какое соотношение сил?
- Понятно! - ответил он. - На мои танки намекаешь?
- Да. Дай хоть взвод.
- Дам больше, - сказал он. - Договорись о деталях с комбригом Скубой. Я ему позвоню.
Час спустя в мое распоряжение прибыли девять танков из 6-й гвардейской танковой бригады подполковника М. К. Скубы. Вместе со стрелками 22-го полка они контратаковали прорвавшихся-гитлеровцев. Это был стремительный и сильный удар. Пехота противника - 522-й и 524-й полки 71-й дивизии - не выдержала. Теряя оружие, немцы бежали за реку, под защиту своих танков. Мы захватили немало пленных. Передний край дивизии в центре и на правом фланге был полностью восстановлен по восточному берегу Большого Бурлука.
Однако положение на левом фланге внушало все большую тревогу. 34-я мотострелковая бригада продолжала отходить, в связи с чем был вынужден отводить на восток и растягивать боевые порядки своего 31-го полка полковник Докучаев.
К исходу дня 22 июня оборона дивизии представляла собой уже прямой угол. Его западная сторона по-прежнему твердо стояла на рубеже реки Большой Бурлук, и сражавшиеся здесь полки Романова и Кондратенко успешно отбивали все атаки противника. А южная сторона этого угла тянулась от реки на восток до станции Гусинка, до района, который еще утром считался у нас тыловым. Оборонявшиеся под Гусинкой полк Докучаева и учебный батальон вели тяжелые бои с фашистскими танками и мотопехотой, которые обошли левый фланг дивизии на глубину до 8 км.
Противник, несмотря на большие потери, продолжал сохранять громадное численное и техническое превосходство. В полосе обороны 9-й гвардейской дивизии наступали две немецкие пехотные дивизии (71-я и 297-я) и около ста танков, причем большая их часть действовала против нашего левого фланга, в образовавшемся разрыве с соседними соединениями.
Отход войск 38-й армии сопровождался упорными боями. Каждый километр продвижения на восток, к Купянску, стоил фашистской ударной группировке больших усилий. Ее танковые и моторизованные дивизии к концу первого дня наступления так и не смогли вырваться на оперативный простор, выйти к переправам на реке Оскол и создать предпосылки для окружения 38-й армии в районе Купянска. Танковый клин завяз в нашей обороне. Это подтвердила и запись в служебном дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск гитлеровской Германии генерала Гальдера. Суммируя итоги дня 22 июня, он отметил: "Наступление "Фридрикус II" (Изюм Купянск) сначала благодаря внезапности развивалось хорошо, но потом задержалось западнее Купянска из-за встреченного здесь упорного сопротивления противника"37.
Наш бывший командующий, ныне Маршал Советского Союза, Кирилл Семенович Москаленко уже говорил в своих воспоминаниях о заблуждении командования гитлеровского вермахта насчет "внезапности" наступления. Надеюсь, факты, которые я привел выше, также убедительно подтверждают это. Они взяты мной из журнала боевых действий 9-й гвардейской дивизии, где на основе разведданных прослеживаются действия вражеской группировки, противостоявшей нам и ближайшим нашим соседям. Никакой внезапности в наступлении врага для нас не было. Он имел громадный численный и технический перевес. Но и это не принесло быстрого успеха.
23 июня, с утра, противник продолжил массированные танковые атаки, поддержанные непрерывными ударами бомбардировочной авиации. Он стремился любой ценой расширить и углубить клинья, вбитые накануне в оборону 38-й армии, и прорваться к Купянску, к главным переправам через Оскол.
Один такой клин был нацелен на станцию Гусинка и одноименный населенный пункт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48