А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Тяжелый и Грациозный, он с удовольствием ел сахар, колбасу, хлеб — все, что мы ему бросали, и охотно позировал перед фотообъективом. А потом мы улетели, снова оставив его полноправным хозяином ледяного острова — первого «флоберга», с которым мы познакомились и как их стали называть в 50-х годах.
Наша экспедиция привезла на Большую землю. много новых, интересных материалов, изданных впоследствии объемистым томом на русском и английском языках. По сути, наш самолет стал первой «летающей обсерваторией», какие широко используются ныне для изучения Арктики и Антарктики. Но ни Земли Гарриса, ни каких-либо иных настоящих островов мы не обнаружили.
А потом началась война.
НЕПОТОПЛЯЕМЫЕ АВИАНОСЦЫ
С дрейфующими ледяными островами, подобными обнаруженному нашей экспедицией у Полюса недоступности, арктические летчики неоднократно встречались и после Великой Отечественной войны. Название «флоберг» применительно к гигантским, площадью в десятки и сотни квадратных километров, айсбергам получило широкое распространение в 50-х годах. К этому времени стали понятными и их происхождение (как правило, флоберги зарождаются на канадских полярных островах), и их отношение к загадочным землям Арктики, и то практическое значение, которое могут иметь дрейфующие острова.
Из моих личных послевоенных встреч с флобергами особенно памятны две. Первая едва не закончилась трагически. 2 октября 1945 года мы с летчиком М. А. Титловым стартовали с мыса Челюскин на двухмоторном транспортном самолете. Перед нами стояли три основные задачи: первое — достигнуть географического полюса непосредственно перед наступлением полярной ночи, когда не видно ни звезд, ни солнца, а радионавигационные средства отказывают; второе произвести глубокую ледовую разведку в период ледостава; третье — обследовать огромное треугольное «белое пятно» между 100° и 150° восточной долготы с вершиной в географическом полюсе и основанием, проходящим по 83-й параллели.
Дул порывистый встречный ветер. Над морем висела тяжелая, низкая облачность. Перегруженная на полторы тонны машина шла на небольшой высоте — мы обязаны были наблюдать за поверхностью льда. Позади, по самому горизонту, скользило огромное оранжевое солнце: оно еще появлялось на 1,5–2 часа в сутки.
Через два часа после старта мы миновали траверс мыса Арктический, а спустя еще два часа вошли в зону «белого пятна». Стояли густые сумерки. Лед внизу казался гладким, как полированная сталь. Между этим обширным «катком» и облачной «крышей» появились заряды тумана. Видимость резко ухудшилась. Самолет стремительно несся в серой промозглой тьме на бреющем полете. В кабинах стоял запах спиртного. Это струи ректификата сбивали лед с лопастей винтов и лобовых стекол.

Аэрофотоснимок неизвестных островов в море Лаптевых и их карта. Сеть линий на снимке служит для перенесения перспективного изображения на плоскость.
Ко мне подошел наш гидролог М. М. Сомов, впоследствии доктор географических наук, Герой Советского Союза.
— Ничего не понимаю, Валентин! Вместо пака или, на худой конец, двухлетнего льда под нами припай. Какой-то странный. Тянется уже два часа! Ты уверен, что курс правилен?
— При чем тут курс? Ночью все кошки серы! Сейчас нигде в Арктике нет припая!
Сомов замолчал, но по его лицу чувствовалось, что мои слова его не особенно убедили.
Проверив на всякий случай снос и уточнив курс по пока еще работающим компасам, я зашел в рубку к Титлову. Михаил Алексеевич вел самолет легко, словно автомашину по хорошему шоссе. Он глянул на меня своими темными добрыми глазами.
— Как идем?
— На курсе! Компаса пока шевелятся.
— Отлично. Как ты думаешь, Валентин, неизвестные острова нам не встретятся?
— Надеюсь, не встретятся. Слишком низко идем.
В кабину заглянул корреспондент «Правды» Бессуднов.
— Товарищ журналист! — пожаловался ему Титлов. — Наш штурман не хочет открывать новых земель!
— Почему?
— Боится чего-то, — объяснил Титлов. — Славы, наверное…
Все рассмеялись.
Вскоре впереди, чуть слева, облачность разорвалась, и розовая полоса зари охватила полнеба. Видимость сразу улучшилась. Под нами засверкал тяжелый торосистый пак. Я подозвал Сомова и молча показал вниз.
— Теперь понимаю. Все зависит от освещения! — улыбнулся Михаил Михайлович. — Действительно, ночью все кошки серы! Но с курсом, по-моему, все-таки что-то неладно. Закат должен быть сзади, а он впереди. И на компасе курс не 360°, а 280°! Куда мы летим, Валентин?
— На полюс, куда же еще! Заря на севере — лишь отблеск настоящей зари. А куре 280° из-за магнитного склонения, которое здесь равно 80°. Сколько будет 280 прибавить 80, как ты полагаешь?..
Горизонт расширился: самолет шел теперь на высоте 300 метров. Вдруг на моем пульте замигали красная, зеленая и белая лампочки — сигнал срочного вызова.
Я вбежал в кабину пилотов.
— Смотри! — показал Титлов.
Окутанные снизу туманом, на нас быстро надвигались две высокие скалы, напоминающие сдвоенного ялтинского «Монаха». Это были заснеженные вершины огромного айсберга. Они проплыли прямо под самолетом. Я невольно представил себе эту встречу на 15 минут раньше.
Стояли глубокие сумерки, но Бессуднов яростно щелкал фотоаппаратом.
— Теперь понятно, почему штурман не хотел ничего открывать? — спросил у него Титлов.
— Еще бы! — сказал журналист. — На всю жизнь запомню! Внукам буду рассказывать, почему летчики не любят географических открытий!..
Ледяные пики ушли назад и затерялись в арктической ночи. Тем и закончилась эта короткая встреча. Ночной полет на полюс продолжался.
Вторая моя послевоенная встреча с флобергом, не такая драматическая, но и не столь мимолетная, произошла полтора года спустя. Для выполнения стратегической ледовой разведки в Центральном бассейне и южных морях Арктики (есть и такие!) 18 марта 1947 года мы с пилотом Л. Г. Крузе стартовали к географическому полюсу. Нужно было сделать ледовый разрез вдоль 180-го меридиана. Беспосадочный перелет рассчитывался на 16 часов. Машина, как всегда в таких рейсах, была сильно перегружена, фюзеляж забит бочками с запасом бензина.
Мы шли на высоте 600 метров. Стояла ясная солнечная погода, как обычно бывает ранней весной в восточном секторе Арктики.
Близилось время обеда. К привычному запаху бензина подмешивался дразнящий аромат кофе и поджаренной оленины. Носы пилотов все чаще и все нетерпеливее «ловили пеленги» с камбуза, где священнодействовал у электроплиты наш бортмеханик Г. В. Косухин.
Неожиданно левый мотор пронзительно взвыл. Самолет резко дернулся. Раздался грохот посуды, запахло горелым кофе.
Я бросил взгляд в иллюминатор. Левый винт не вращался.
— Бочки с горючим за борт! — спокойно приказал Леонард Густавович. Штурман, курс — на остров Врангеля!
— Курс 170 градусов. До Роджерса тысяча километров!
В открытый люк одна за другой полетели двенадцать бочек. Самолет без «балласта», резко снизившийся до 300 метров, уверенно шел на этой высоте. Глаза привычно искали впереди льдину, пригодную для вынужденной посадки: правый двигатель работал, но он был перегружен и мог отказать в любой момент. Подходящие ледяные поля изредка встречались, но садиться здесь на колеса значит наверняка потерять самолет. Да и организовать спасательную экспедицию будет не так-то просто…
Но двигатель пока работал. Нам удалось вновь набрать высоту — мы шли теперь на 700 метрах.

В. Аккуратов, М. Титлов и бортрадист А. Челышев после ночного полета на Северный полюс.
Экипаж готовился к вынужденной посадке: у люка уложили аварийную радиостанцию, продовольствие, лагерное имущество — все, что необходимо для жизни во льдах. Тем временем Косухин снова сварил кофе. Кофе получился на славу.
Я внимательно следил за курсом и горизонтом. Видимость была беспредельной. Под нами расстилались льды, испещренные черными разводьями. Вдруг в поле зрения бинокля возникло странное чечевицеобразное облако. Оно поднималось над горизонтом, не меняя формы и положения. Вскоре оно стало доступным и для невооруженного глаза…
Крузе тоже его заметил.
— Видишь? Что это такое? Подозрительно…
— Да, это не облако!
Через 20 минут мы уже ясно различали большой остров с высокими обрывистыми берегами. На нем отчетливо виднелись русла замерзших ручьев, а у берега ровный припай. С юго-востока остров был огражден от дрейфующих льдов высоким валом торошения. Заснеженные холмы тянулись до границ видимости.
— Земля!
Все припали к иллюминаторам. «Но как она попала сюда? Ведь мы летали здесь в прошлом году! Сбились с курса? Тогда это Канада или Аляска? Нет, расчеты верны. Идем точно…» — тревожно и быстро работали мысли, и, будто прочитав их, Крузе обернулся ко мне:
— Проверь координаты! Откуда эта земля? Еще напоремся на американцев!
Я тщательно проверил расчеты.
— Широта 76°26 , долгота 173°09 западная. Сомнений нет! Поздравляю с открытием острова!
— Какая-то чертовщина, — растерянно отозвался Крузе. — Не понимаю! Откуда она взялась? Проверь еще раз!
Все молчали. По-моему, один я был уверен, что мы не заблудились в полярной пустыне.
— До Врангеля 660 километров. 3 часа 35 минут ходу! — Я взял планшет и стал зарисовывать приближающийся остров.
Вскоре он был под нами. Моя уверенность, видимо, успокоила Крузе.
— Да, это, несомненно, земля! Нужно срочно радировать в Москву — открыт новый остров!
— Леонард Густавович, мы идем на одном моторе… Нас никто не осудит, давай сядем. Такого случая больше не представится!..
Крузе строго посмотрел на меня.
— Никто не осудит? Съедят за такую посадку! Забыл, как вы с Черевичным летали на «белое пятно»? Придем на Врангель, заменим мотор и прилетим обратно!
— Но тогда причины не будет. А сейчас — вынужденная. Мы имеем право! Смотри, какой ровный припай!
— Нет, Валентин, нельзя! Кто его знает, чей это остров! Замеряй лучше его габариты, пересекаю в двух направлениях!
Мы дважды прошли над островом — сначала вдоль, потом поперек. Его длина составляла 35 км, ширина — 26. По форме он напоминал сердце. Хорошо различались русла ручьев, кое-где выступали бурые обтаявшие камни. Остров был сильно заснежен, но все же это была земля! Реальная, близкая, почти осязаемая.
Я заметил, что Крузе внимательно изучает припай, прицеливаясь на посадку. Но снежный покров был хотя и неглубоким, но испещренным высокими серповидными застругами.
— Нет, побьем машину! Зарисовывай — и домой! — твердо произнес Крузе и, расстроенный, отвернулся.
По прибытии в бухту Роджерс мы составили акт об открытии острова и передали по радио запрос командованию о доставке нового двигателя. Кроме того, мы просили разрешения посетить остров и высадить на нем партию зимовщиков.
Ответа мы так и не получили. А через месяц, когда мы отремонтировали самолет, нам было приказано заняться своим делом: водить суда по трассе Северного морского пути.
Только в августе получили мы разрешение на полет к открытому острову. Но уже начиналась арктическая осень с ее сильными туманами, оледенениями и снегопадами. А в 1948 году стало известно, что наш остров заново открыли американцы, назвали его Тарджет-1 и заняли под свою авиабазу. Иными словами, американцы превратили ледяной остров — флоберг — в «непотопляемый авианосец». Мы неоднократно встречали его впоследствии. Над ним развевался полосатый флаг Соединенных Штатов.

В. Аккуратов и М. Титлов в штурманской рубке.
В дальнейшем это, к сожалению, повторялось не раз: советские авиаторы открывали дрейфующие острова, а американцы использовали их для своих целей. (Кстати, по-английски слово «Тарджет» как раз и означает «цель».) Так, в апреле 1948 года летчик И. Мазурук и штурман Б. Иванов открыли ледяной остров размерами 28 Х 32 км. Он дрейфовал тогда в нашем секторе, в точке с координатами 82°00 северной широты и 170°00 восточной долготы. Потом его обнаружили (уже в своем секторе) американские летчики, назвали Тарджет-2 и оборудовали на нем свою военно-воздушную базу. В апреле 1950 года пилот В. Перов и штурман Б. Бродкин открыли ледяной остров площадью в 1000 км2. Впоследствии его опять-таки заняли американцы, назвав его Тарджет-3.
Все эти ледяные острова имели характерную волнистую поверхность и крутые обрывистые берега высотой 10 — 12 м. Они рождаются на островах канадского архипелага и дрейфуют в Арктическом бассейне, пока их не выносит в Атлантику, где они умирают в ее теплых водах.
Именно такие острова принимались в прошлом за новые арктические земли. Они служат советской науке: ведь они самой природой предназначены для размещения на них арктических научно-исследовательских станций.

Флоберг, встреченный в океане в 640 км к северу от о. Врангеля.

Обломок большого ледового острова — флоберга.
САМАЯ СЕВЕРНАЯ ЗЕМЛЯ
Акватория Арктики огромна. Она занимает более 13 миллионов квадратных километров. Мы, полярные летчики, опутали ее густой сетью своих маршрутов. Одних только посадок на дрейфующие льды совершено несколько тысяч. Казалось бы, ни один крошечный островок не смог бы скрыться от наших глаз. Но если меня спросят: есть ли еще в Арктике новые, неизвестные до сих пор острова, то я, не задумываясь, без сомнений и колебаний отвечу: «Есть!»
Есть еще не открытые земли!
Эту мою уверенность подтверждает прежде всего история неизвестных островов в море Лаптевых. Они были обнаружены нами, экипажем гидросамолета СССР-Н-275, 27 июля 1940 года при выполнении стратегической ледовой разведки в северо-западной части моря Лаптевых.
Ни по форме, ни по своему геологическому строению они не похожи ни на один из дрейфующих островов. Обрывистые берега, темная тундровая поверхность, небольшие озера, песчаные косы, стаи птиц (кайры и чайки), наличие плавника все говорило о том, что это настоящая земля.
Многочасовая разведка проходила в сложных метеорологических условиях. Сплошная низкая облачность, снегопад, туман и оледенение исключали астроориентацию, а радионавигационные средства тогда попросту отсутствовали.
В морских лоциях и картах того довоенного времени эти острова не значились. Проверить действительное положение островов помешала тяжелая ледовая обстановка, заставившая все силы бросить на проводку морских караванов через льды. А потом началась война, и острова были забыты. От них осталась лишь фотография, которая здесь воспроизводится, и карта, сделанная мною тогда.
Эта история хорошо иллюстрирует тот факт, что не так просто открыть в Арктике заново уже обнаруженный остров, если неизвестны его точные координаты, и, возможно, проливает некоторый свет на события, случившиеся 12 лет спустя.
25-24 августа 1952 года, выполняя глубокую ледовую разведку с выходом за географический полюс, в 160 км за ним мы с И. Черевичным встретили неизвестные острова.

Под крылом — неизвестная земля (1938 г.).
Открытие земли в этом районе было настолько ошеломляющим, что мы сначала даже решили, что сбились с курса. Неужели струйное воздушное течение вынесло нас к канадскому архипелагу? Контроль по трем радиопеленгаторам подтвердил, что мы находимся в нашей счислимой точке. Однако это нас не удовлетворило: пробив облака, мы проверили свое местоположение по высоте солнца. Все совпадало. Мы были там, где должны были быть, а под нами лежали два неведомых острова, четко выделявшиеся на фоне океанских льдов.
Странное, какое-то раздвоенное было наше состояние. Глаза видели твердую землю, осыпи каменистой породы, стаи кайр и чаек, реющих над островами, но в мыслях это открытие не укладывалось. К тому времени дрейфующие острова были полярным летчикам не в диковину. Мы встречались с ними неоднократно и не только легко распознавали их по внешнему виду, но и знали, где и как они зарождаются.
Острова же, увиденные нами за Северным полюсом, не были похожи ни на один из флобергов, этих пришельцев с берегов Земли Элсмира. Их бурый цвет, осыпи крупных камней, следы монолитных скальных пород, большие стаи водоплавающих птиц — все напоминало типичный ландшафт арктических островов.
Находившиеся на борту самолета ученые из Арктического института А. Трешников (ныне член-корреспондент АН СССР), П. Гордиенко и Н. Волков, а также члены экипажа И. Черевичного — все были твердо уверены, что под нами находятся настоящие острова. Зарисовав их конфигурацию и сделав девять фотоснимков, мы вернулись на базу для доклада начальству.
Острова в районе полюса сулили огромные выгоды. Ведь отсюда очень удобно следить за погодой, заниматься океанологическими исследованиями, помогать авиаторам и мореплавателям. Увы, последующие поиски этих островов оказались безуспешными.
Почему же мы не нашли их вторично? Куда исчезла эта «терра инкогнита»?
На мой взгляд, причина есть, и достаточно убедительная. В августе 1952 года в районе полюса было необычно тепло.
1 2 3 4 5