— Они точно знали, в какую комнату войти и какой взломать шкаф. Незаметно, чтобы они рыскали по школе и искали, что украсть. Видимо, они шли прямо сюда. Вы не согласны? — Пусть этому полицейскому станет стыдно, тогда он начнет действовать.
Полицейский задумчиво кивнул и шариковой ручкой аккуратно, по линеечкам что-то записал в блокнот.
— Да, я думаю, вы правы, сэр. Пожалуй, стоит пригласить наших из уголовного розыска и кой у кого взять отпечатки пальцев. Но это можно только у подозреваемых и только с разрешения родителей. У всей школы снимать отпечатки никак невозможно. — Он замолчал, продолжая записывать в блокнот, больше чтоб потрафить директору и репортерам местной газеты, для суда эти записи вряд ли пригодятся. Таким кражам счета нет, за всеми не уследишь. — Но всяком случае, мы возьмем номера украденных транзисторов и их описание сообщим куда надо на случай, если они появятся в подходящих местах. Сидеть сложа руки мы не будем, сэр. Но, боюсь, у нас тут здорово налажена скупка краденого. Все начинается с доков — вы не представляете, сколько всякого добра тайком сбывают с кораблей, а служащие, рабочие, школьники покупают его и думать не думают, что это беззаконие. Так что у воров ваши приемнички не задержатся. Нечего и надеяться. — Он нажал на шариковую ручку и приготовился опять записывать. — Ну, а как, по-нашему, они забрались в школу, сэр, ведь окна и двери не взломаны? — Нападай, защищайся, выкручивайся на все лады, и так изо дня в день, думал он, конца этому нет.
Маршалл сразу учуял тут нечто вроде попытки переложить вину на него. Школа, без сомнения, охраняется неважно, нашлись же какие-то лазейки.
— Видите ли, сторож как раз был в помещении школы — пришел проверить, не протекла ли от дождя плоская крыша, — так что разные двери, которые обычно заперты, были открыты, в том числе и входная дверь. Но Джарвиз считает, что воры каким-то образом влезли в окно зала; понимаете, он там поскользнулся, на полу оказалась лужа, но крыша не протекала. — Маршалл чуть помолчал. — Странная история. Надо будет проверить запоры на всех окнах в зале… — Но об окнах он уже не думал. Полицейский еще не сказал ни слова, но, уж конечно, он теперь подозревает сторожа. В таких вот историях это самое отвратительное. Пока не найдены истинные виновники, подозрение надает на всех и каждого. — Боюсь, больше мне пока сказать нечего… — Директор выпрямился в кресле, нахмурился; его сердило, что он словно бы защищается, а надо бы задать жару этому полицейскому, который не очень рвется исполнять свои обязанности. Но какой-то толк от этого разговора, пожалуй, будет, утешал он себя…
— Ладно, сэр, со сторожем я поговорю и сниму показания с вас обоих. И еще скажу там, в отделе уголовного розыска, может, у них сегодня найдется свободное время…
Маршалл ощутил, как в нем вздымается волна гнева, и еще сильней нахмурился. Что-то, видно, у полицейского на уме. А тот небрежно произнес:
— Надо думать, все это школьное имущество застраховано?
Тут директор окончательно вышел из себя. Так вот оно что! Мало ему было всех этих оскорбительных вопросов. Трудиться отыскивать негодяев, конечно, неохота. Пусть лучше страховая компания заплатит! Если уж так настроена полиция, чем она, спрашивается, лучше преступников? Вечно кивают на страховую компанию и тем успокаивают свою совесть!
Маршалл призвал на помощь всю свойственную его должности холодную внушительность.
— Да, застраховано. Но не в том суть, Питерс. — Он поднялся (так он возвысился над полицейским, тот ведь сидел), оперся костяшками пальцев о стол, заговорил поучительно: — Вне всякого сомнения, кто-то в школе причастен к этой краже со взломом, Питерс, и даже если это вас мало трогает, негодяй должен быть призван к ответу. — Директор был до крайности раздражен, и голос его звучал громче и пронзительней обычного. — Если полиция не займется этим всерьез, преступник останется безнаказанным и над нами же станет потешаться. — Он даже глотнул от волнения, потом продолжал: — Имейте в виду, если сейчас не принять меры, в ближайшее же время вы опять к нам придете, нам не миновать новых происшествий. Мы не успеем оглянуться, как Фокс-хиллская школа станет не лучше Нейпирской, и у нас тоже что ни ночь будут бить окна и устраивать кражи со взломом. — Он уже по-настоящему разгорячился, с трудом перевел дух. — К вашему сведению, в ближайшее время на участок Новых домов переселят жителей из квартала доков, и там полно будет таких вот деточек. Со временем там построят другую школу, но пока нам придется принять их к себе… — Он скорчил гримасу, словно глотнул рыбьего жира. — И все у нас пойдет вкривь и вкось еще до того, как они к нам явятся. Если я не остерегусь, мои добропорядочные семьи заберут своих детей и определят их в частные школы. Так что если не возражаете, пока еще не поздно, будьте столь любезны принять меры…
Полицейский промолчал — для бывшего питомца Нейпирской школы то был верх дипломатического такта.
— Самое малое, что вы можете сделать, — пройдите по классам и что-нибудь такое скажите, чтоб нагнать страху на этих мерзавцев. Разве это уж так трудно?
Взору Питерса ясно представилась ядовитая жалоба на столе начальника. Полицейский всегда между двух огней: что бы ни случилось, на него обрушиваются с обеих сторон.
— Хорошо, сэр, сделаю, если, по-вашему, это поможет.
— Благодарю вас, мистер Питерс. — Директор выпрямился. — Поговорите со сторожем, а потом, пожалуй, начнем с четвертого класса. Сторож вас ждет. Он как будто может вам описать одного из участников налета — не бог весть какие сведения, но, возможно, кому-нибудь они что-то подскажут…
Питерс — человек крупный, и, когда он неожиданно появился в классе в сопровождении невысокого, но властного мистера Маршалла, вдруг стало тихо, будто выключили радио. Головы повернулись, глаза распахнулись, рты приоткрылись. Терри чуть не подскочил от страха, но совладал с собой, только руки затряслись, не удержали книгу об индейцах племени сиу, и она шлепнулась на пол.
По классу пошел шепот:
— Смотри-ка…
— Сам Питерс!
До сих пор смысл всей деятельности участкового в школе заключался в том, чтобы внушить ребятам, что блюститель закона им друг и ему можно поведать свои беды, но сегодня Маршалл воспользовался им как пугалом, и успех его в этой роли превзошел все ожидания. Когда он вошел, чуть ли не у всех по той ли, по иной причине сердце так и затрепыхалось. Терри крепко сжал губы, чуть передвинулся, чтобы видеть все, но быть не слишком на виду, и вцепился в стол, точно в поручни на корабле, готовый выдержать натиск шторма. Вот уж не вовремя — еще несколько секунд, и ничего бы уже не случилось.
Маршалл строго соблюдал правила учтивости:
— Вы позволите, мистер Эванс?
— Разумеется, мистер Маршалл, пожалуйста.
Директор сложил руки на животе, обвел проницательным взглядом класс и, приковав к себе все взоры, заговорил.
— Сегодня в Фокс-хиллской школе печальный день, — с чувством объявил он, — ибо я вынужден сообщить вам, хотя кое-кому из вас это, может быть, уже известно, что вчера вечером несколько мальчиков вошли, вернее забрались в школу, в нашу школу, проникли в мой кабинет, открыли там шкаф и убежали с двумя нашими транзисторами. — Тут он на минуту замолчал, чтобы все успели осознать сказанное, и ребята принялись переглядываться.
Иные девочки громким шепотом выразили возмущение и недоверие — и Терри тоже. Маршалл еще помолчал — он по-актерски нагнетал напряжение, умело рассчитал время, когда следовало продолжать.
— Если бы не бдительность мистера Джарвиза, они унесли бы все шесть транзисторов!
Точно ветерок по пшеничному полю, по классу опять прокатилась волна преувеличенного ужаса — те, кто промолчал в первый раз, были рады воспользоваться случаем. Маршалл опять выждал, чтобы волнение утихло.
— Итак, нам нужна ваша помощь, ибо случай этот запятнал доброе имя Фокс-хиллской школы и мириться с таким позором я не намерен. — Последние слова прозвучали точно барабанная дробь. — Паршивая овца заразит все стадо… Болезнь надо пресечь в зародыше. Как вы полагаете, мистер Эванс? (До мистера Эванса, который уже знал о краже и не сводил глаз с ребячьих лиц, вдруг дошло, что слова эти обращены к нему, и он усиленно закивал.) Так вот, извольте внимательнейшим образом выслушать то, что сейчас вам скажет мистер Питерс, наш участковый. И я рассчитываю, что все вы, как он вправе ожидать, пойдете ему навстречу. — Директор повернулся к полицейскому и сказал громко, официально: — Прошу вас, мистер Питерс.
Весь класс замер в ожидании. Пока полицейский прокашлялся, никто не мигнул, не шелохнулся.
— Спасибо, мистер Маршалл. Так вот, ваш директор уже сказал, из школы украли два транзистора, и у нас есть кой-какие доказательства, что кто-то из учеников, может и не один, кто именно, нам пока неизвестно, пожалуй, кое-что об этом знает. И еще нам описали одного паренька, который, пожалуй, может нам помочь расследовать это дело. Так вот, слушайте повнимательней, может, вы этого паренька знаете. Если догадаетесь, кто это, не кричите сразу, а подойдите ко мне потом и тихонько скажите. — Как и многие полицейские, разговаривая с детьми при учителях, Питерс говорил невыразительно, почти застенчиво, тусклым голосом, а слова старался произносить чересчур отчетливо, будто профсоюзный оратор. Но записную книжку он раскрыл привычным движением, как в суде, и прочел: — Там было четверо или пятеро мальчиков лет одиннадцати, сторож, мистер Уолтер Джарвиз, видел, как они убегали. — «Уолтер» вызвал смешки, но Маршалл одним взглядом их прекратил. — Один из ребят, возможно, немного постарше. Один из убегавших был в синих джинсах и в черной либо серой рубашке. — Питерс произнес это подчеркнуто, с расстановкой, а затем докончил скороговоркой, так как это их ужо не касалось: — Кто-то из ребят на бегу помянул про телевизор, но украдены два транзисторных приемника марки «Великоленный-70»…
Он захлопнул блокнот, и класс загудел, а лицо Терри так и запылало, его жгли тридцать пар глаз. Ведь все накануне видели его гордость — его новую рубашечку, даже мистер Эванс ее похвалил, и Терри понимал, они только в первый миг засомневались, да к тому же участковый велел помалкивать, не то кто-нибудь уже выкрикнул бы догадку. Но думают они все, конечно, то же, что и он, и, затаив дыхание, не в силах пошевелиться, он с отчаянием смотрел на Питерса. Он не смел посмотреть ни на мистера Эванса, ни на директора, не смел ответить на косые взгляды одноклассников. Молчание длилось вечность. Скоро он не выдержит — мигнет, проглотит ком в горле. Но он все-таки сдерживался, сдерживался, пока от старания не шевельнуть головой не начал вздрагивать затылок и шею не свела судорога — верные признаки, что ты виноват, их наверняка заметил и распознал весь класс.
Теперь наконец Маршалл заговорил спокойнее, не так пронзительно и отрывисто:
— Да, тут есть о чем поговорить, есть о чем подумать. И вот что я вам еще скажу. — Он оперся о первую нарту, подался вперед. — Я убежден, что кто-то в нашей школе кое-что о случившемся знает, и поверьте мне, уж я постараюсь доискаться, кто это. А если в ближайшие день-два транзисторы не будут возвращены в целости и сохранности, придется мне, пожалуй, отменить летнюю поездку третьего и четвертого классов в Булонь катером на воздушной подушке. Деньги вашим родителям вернут, и я им напишу, почему поездка отменяется. Они поймут, что я намерен искоренить зло. Если к школе такое отношение, с какой стати школа будет выбиваться из сил, брать на себя столько хлопот ради вашего удовольствия? Итак, если вы об этом происшествии что-то знаете, или вам кажется, что знаете, или вы кого-то подозреваете, поставьте меня в известность. И помните, — прибавил он, чтобы их не мучила совесть, — рассказать то, что поможет возвратить вашу собственность, собственность вашей школы, вовсе не значит стать доносчиком.
Вот оно. Директор нанес удар по самому чувствительному месту, и ошеломленные ребята еще молчат, но это затишье ненадолго, сейчас на Терри обрушится град обвинений. Поездка в Булонь стоит немалых денег, о ней мечтали с начала весенней четверти и деньги собрали не сразу, их вносили еженедельно. То было совсем особенное путешествие, затеянное в честь того, что в школе уже второй год изучают французский язык, и этой приманкой то и дело помахивали перед носом у ребят, отчего она становилась только еще соблазнительней. Пригрозив отменить поездку, Маршалл разом добился, чего хотел: преданность школе взяла у ребят верх над дружбой. Если приходится выбирать между Булонью и Хармером, ясно, что победит Булонь. Терри это понимал. Он ждал, кто из ребят заговорит первым. Кто же это будет? Еще несколько секунд — и его выдадут ради путешествия во Францию; он упустил время, не успел их опередить. Теперь ему не так-то легко поверят, он утратил доверие — а все потому, что хотел сперва кончить работу!
Но еще прежде, чем иуды успели объявиться, в классе прорезался некий бесплотный голос. То прикрепленный к мундиру Питерса служебный транзистор призывал его к делам более неотложным, и пришлось ему попросить извинения и отправиться туда, куда его призывали.
Маршалл пошел проводить его, но на прощанье сказал:
— Помните, четвертый класс, если подведете меня, подведете самих себя…
Он уже хотел закрыть за собой дверь, но следом решительно зашагал мистер Эванс.
— Если можно, я хотел бы вам кое-что сказать, мистер Маршалл, — сказал он негромко и тоже вышел.
И тогда Терри понял, его песенка спета.
— Признавайся, Хармер!
— Давай, давай, Терри Хармер. Мы же знаем, это ты!
— Поглядите на него! Красный, как свекла!
Если прежде в ребятах и шевельнулось было сочувствие к однокласснику, оно исчезло без следа; сомнения рассеялись. Теперь весь класс был точно свора гончих, которая кидается на затравленную лисицу: все лаяли взахлеб, стараясь заслужить подачку. Терри возражал. Что еще ему оставалось? Любая лисица отбрехивается, пока ее не прикончат.
— А черную рубашку почему сегодня не надел, Хармер? Вчера как фасонил.
— Мама больше не велела надевать.
— Вон что? А где вчера вечером был, а?
— Дома сидел.
— А делал что?
— Телек смотрел…
— Вон что? А чего смотрел?
— Скотленд-ярд…
— Это поздно показывали. А до того?
— Поп-музыка.
— Вон что? А выступал кто?
— Э…
— Не знает! Врешь, ничего ты не смотрел! Это он! Давай признавайся, Хармер!
— Признавайся, Хармер! И давай тащи обратно транзисторы, не то излупим!
— Ты наделал дел, а нам отдуваться?
— Точно…
— Эванс знает. Пошел говорить Маршаллу!
— Сразу сообразил.
— Давай тащи их назад, Хармер! Не то видал?…
Когда тебе сгоряча просто покажут кулак, — это одно, так, бывает, и отец пригрозит. Но когда крепко сжатый кулак — даже костяшки побелели — уже у тебя под носом, тут не до шуток. Злобные выкрики больше ни к чему, и так ясней ясного: он теперь между двух огней — между этой оравой и Лесом с его командой; правда, сейчас он спасен, в класс неожиданно вернулся мистер Эванс, но, конечно, спасен ненадолго, самое трудное впереди. Теперь уже мало просто рассказать историю, которую он сочинил, надо еще вернуть транзисторы, другого выхода нет. Весь класс как на иголках, все только и ждут звонка на перемену, и Терри понимает: Лес или не Лес, нож или не нож, «Терик» или не «Терик», а пора открыть кому-то всю правду. И когда за ним пришла секретарша и сказала, что мистер Маршалл требует его к себе в кабинет, он пошел на место преступления не со страхом, а скорее с облегчением.
11
Маршалл нарочно не спешил посылать за Терри и покуда кое-что успел: во-первых, достал из шкафа и просмотрел личное дело Терри и, во-вторых, привел кабинет в такой вид, чтобы сама обстановка ударила по мальчишке. Занялся он этим сразу после разговора с несколько озадаченным Эвансом.
По словам учителя, накануне Терри был одет именно так, как описывал сторож, и оба наставника призадумались, насколько вероятно, что он замешан в краже. То приподнимаясь на носках, то опускаясь, Эванс негромко поделился своими опасениями и тотчас пояснил: слова его вовсе не означают, что он уверен в виновности Терри, просто мальчик подходит под описание, данное сторожем; но, с другой стороны, он, Эванс, не мог не заметить, как вели себя остальные дети, слушая краткую речь полицейского; оба педагога хорошо знали ребячьи повадки и понимали, что глаза невиновного иной раз могут сказать больше, чем уста виноватого. Оба поняли еще одно и почувствовали, что и сами не без вины: оказывается, они очень мало знают мальчика, на которого пало подозрение. Он из тихих, со средними способностями, о таких учителям всегда трудно дать письменный отзыв или заинтересованно беседовать с родителями. Для обоих он был просто одним из множества серых, неприметных середнячков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Полицейский задумчиво кивнул и шариковой ручкой аккуратно, по линеечкам что-то записал в блокнот.
— Да, я думаю, вы правы, сэр. Пожалуй, стоит пригласить наших из уголовного розыска и кой у кого взять отпечатки пальцев. Но это можно только у подозреваемых и только с разрешения родителей. У всей школы снимать отпечатки никак невозможно. — Он замолчал, продолжая записывать в блокнот, больше чтоб потрафить директору и репортерам местной газеты, для суда эти записи вряд ли пригодятся. Таким кражам счета нет, за всеми не уследишь. — Но всяком случае, мы возьмем номера украденных транзисторов и их описание сообщим куда надо на случай, если они появятся в подходящих местах. Сидеть сложа руки мы не будем, сэр. Но, боюсь, у нас тут здорово налажена скупка краденого. Все начинается с доков — вы не представляете, сколько всякого добра тайком сбывают с кораблей, а служащие, рабочие, школьники покупают его и думать не думают, что это беззаконие. Так что у воров ваши приемнички не задержатся. Нечего и надеяться. — Он нажал на шариковую ручку и приготовился опять записывать. — Ну, а как, по-нашему, они забрались в школу, сэр, ведь окна и двери не взломаны? — Нападай, защищайся, выкручивайся на все лады, и так изо дня в день, думал он, конца этому нет.
Маршалл сразу учуял тут нечто вроде попытки переложить вину на него. Школа, без сомнения, охраняется неважно, нашлись же какие-то лазейки.
— Видите ли, сторож как раз был в помещении школы — пришел проверить, не протекла ли от дождя плоская крыша, — так что разные двери, которые обычно заперты, были открыты, в том числе и входная дверь. Но Джарвиз считает, что воры каким-то образом влезли в окно зала; понимаете, он там поскользнулся, на полу оказалась лужа, но крыша не протекала. — Маршалл чуть помолчал. — Странная история. Надо будет проверить запоры на всех окнах в зале… — Но об окнах он уже не думал. Полицейский еще не сказал ни слова, но, уж конечно, он теперь подозревает сторожа. В таких вот историях это самое отвратительное. Пока не найдены истинные виновники, подозрение надает на всех и каждого. — Боюсь, больше мне пока сказать нечего… — Директор выпрямился в кресле, нахмурился; его сердило, что он словно бы защищается, а надо бы задать жару этому полицейскому, который не очень рвется исполнять свои обязанности. Но какой-то толк от этого разговора, пожалуй, будет, утешал он себя…
— Ладно, сэр, со сторожем я поговорю и сниму показания с вас обоих. И еще скажу там, в отделе уголовного розыска, может, у них сегодня найдется свободное время…
Маршалл ощутил, как в нем вздымается волна гнева, и еще сильней нахмурился. Что-то, видно, у полицейского на уме. А тот небрежно произнес:
— Надо думать, все это школьное имущество застраховано?
Тут директор окончательно вышел из себя. Так вот оно что! Мало ему было всех этих оскорбительных вопросов. Трудиться отыскивать негодяев, конечно, неохота. Пусть лучше страховая компания заплатит! Если уж так настроена полиция, чем она, спрашивается, лучше преступников? Вечно кивают на страховую компанию и тем успокаивают свою совесть!
Маршалл призвал на помощь всю свойственную его должности холодную внушительность.
— Да, застраховано. Но не в том суть, Питерс. — Он поднялся (так он возвысился над полицейским, тот ведь сидел), оперся костяшками пальцев о стол, заговорил поучительно: — Вне всякого сомнения, кто-то в школе причастен к этой краже со взломом, Питерс, и даже если это вас мало трогает, негодяй должен быть призван к ответу. — Директор был до крайности раздражен, и голос его звучал громче и пронзительней обычного. — Если полиция не займется этим всерьез, преступник останется безнаказанным и над нами же станет потешаться. — Он даже глотнул от волнения, потом продолжал: — Имейте в виду, если сейчас не принять меры, в ближайшее же время вы опять к нам придете, нам не миновать новых происшествий. Мы не успеем оглянуться, как Фокс-хиллская школа станет не лучше Нейпирской, и у нас тоже что ни ночь будут бить окна и устраивать кражи со взломом. — Он уже по-настоящему разгорячился, с трудом перевел дух. — К вашему сведению, в ближайшее время на участок Новых домов переселят жителей из квартала доков, и там полно будет таких вот деточек. Со временем там построят другую школу, но пока нам придется принять их к себе… — Он скорчил гримасу, словно глотнул рыбьего жира. — И все у нас пойдет вкривь и вкось еще до того, как они к нам явятся. Если я не остерегусь, мои добропорядочные семьи заберут своих детей и определят их в частные школы. Так что если не возражаете, пока еще не поздно, будьте столь любезны принять меры…
Полицейский промолчал — для бывшего питомца Нейпирской школы то был верх дипломатического такта.
— Самое малое, что вы можете сделать, — пройдите по классам и что-нибудь такое скажите, чтоб нагнать страху на этих мерзавцев. Разве это уж так трудно?
Взору Питерса ясно представилась ядовитая жалоба на столе начальника. Полицейский всегда между двух огней: что бы ни случилось, на него обрушиваются с обеих сторон.
— Хорошо, сэр, сделаю, если, по-вашему, это поможет.
— Благодарю вас, мистер Питерс. — Директор выпрямился. — Поговорите со сторожем, а потом, пожалуй, начнем с четвертого класса. Сторож вас ждет. Он как будто может вам описать одного из участников налета — не бог весть какие сведения, но, возможно, кому-нибудь они что-то подскажут…
Питерс — человек крупный, и, когда он неожиданно появился в классе в сопровождении невысокого, но властного мистера Маршалла, вдруг стало тихо, будто выключили радио. Головы повернулись, глаза распахнулись, рты приоткрылись. Терри чуть не подскочил от страха, но совладал с собой, только руки затряслись, не удержали книгу об индейцах племени сиу, и она шлепнулась на пол.
По классу пошел шепот:
— Смотри-ка…
— Сам Питерс!
До сих пор смысл всей деятельности участкового в школе заключался в том, чтобы внушить ребятам, что блюститель закона им друг и ему можно поведать свои беды, но сегодня Маршалл воспользовался им как пугалом, и успех его в этой роли превзошел все ожидания. Когда он вошел, чуть ли не у всех по той ли, по иной причине сердце так и затрепыхалось. Терри крепко сжал губы, чуть передвинулся, чтобы видеть все, но быть не слишком на виду, и вцепился в стол, точно в поручни на корабле, готовый выдержать натиск шторма. Вот уж не вовремя — еще несколько секунд, и ничего бы уже не случилось.
Маршалл строго соблюдал правила учтивости:
— Вы позволите, мистер Эванс?
— Разумеется, мистер Маршалл, пожалуйста.
Директор сложил руки на животе, обвел проницательным взглядом класс и, приковав к себе все взоры, заговорил.
— Сегодня в Фокс-хиллской школе печальный день, — с чувством объявил он, — ибо я вынужден сообщить вам, хотя кое-кому из вас это, может быть, уже известно, что вчера вечером несколько мальчиков вошли, вернее забрались в школу, в нашу школу, проникли в мой кабинет, открыли там шкаф и убежали с двумя нашими транзисторами. — Тут он на минуту замолчал, чтобы все успели осознать сказанное, и ребята принялись переглядываться.
Иные девочки громким шепотом выразили возмущение и недоверие — и Терри тоже. Маршалл еще помолчал — он по-актерски нагнетал напряжение, умело рассчитал время, когда следовало продолжать.
— Если бы не бдительность мистера Джарвиза, они унесли бы все шесть транзисторов!
Точно ветерок по пшеничному полю, по классу опять прокатилась волна преувеличенного ужаса — те, кто промолчал в первый раз, были рады воспользоваться случаем. Маршалл опять выждал, чтобы волнение утихло.
— Итак, нам нужна ваша помощь, ибо случай этот запятнал доброе имя Фокс-хиллской школы и мириться с таким позором я не намерен. — Последние слова прозвучали точно барабанная дробь. — Паршивая овца заразит все стадо… Болезнь надо пресечь в зародыше. Как вы полагаете, мистер Эванс? (До мистера Эванса, который уже знал о краже и не сводил глаз с ребячьих лиц, вдруг дошло, что слова эти обращены к нему, и он усиленно закивал.) Так вот, извольте внимательнейшим образом выслушать то, что сейчас вам скажет мистер Питерс, наш участковый. И я рассчитываю, что все вы, как он вправе ожидать, пойдете ему навстречу. — Директор повернулся к полицейскому и сказал громко, официально: — Прошу вас, мистер Питерс.
Весь класс замер в ожидании. Пока полицейский прокашлялся, никто не мигнул, не шелохнулся.
— Спасибо, мистер Маршалл. Так вот, ваш директор уже сказал, из школы украли два транзистора, и у нас есть кой-какие доказательства, что кто-то из учеников, может и не один, кто именно, нам пока неизвестно, пожалуй, кое-что об этом знает. И еще нам описали одного паренька, который, пожалуй, может нам помочь расследовать это дело. Так вот, слушайте повнимательней, может, вы этого паренька знаете. Если догадаетесь, кто это, не кричите сразу, а подойдите ко мне потом и тихонько скажите. — Как и многие полицейские, разговаривая с детьми при учителях, Питерс говорил невыразительно, почти застенчиво, тусклым голосом, а слова старался произносить чересчур отчетливо, будто профсоюзный оратор. Но записную книжку он раскрыл привычным движением, как в суде, и прочел: — Там было четверо или пятеро мальчиков лет одиннадцати, сторож, мистер Уолтер Джарвиз, видел, как они убегали. — «Уолтер» вызвал смешки, но Маршалл одним взглядом их прекратил. — Один из ребят, возможно, немного постарше. Один из убегавших был в синих джинсах и в черной либо серой рубашке. — Питерс произнес это подчеркнуто, с расстановкой, а затем докончил скороговоркой, так как это их ужо не касалось: — Кто-то из ребят на бегу помянул про телевизор, но украдены два транзисторных приемника марки «Великоленный-70»…
Он захлопнул блокнот, и класс загудел, а лицо Терри так и запылало, его жгли тридцать пар глаз. Ведь все накануне видели его гордость — его новую рубашечку, даже мистер Эванс ее похвалил, и Терри понимал, они только в первый миг засомневались, да к тому же участковый велел помалкивать, не то кто-нибудь уже выкрикнул бы догадку. Но думают они все, конечно, то же, что и он, и, затаив дыхание, не в силах пошевелиться, он с отчаянием смотрел на Питерса. Он не смел посмотреть ни на мистера Эванса, ни на директора, не смел ответить на косые взгляды одноклассников. Молчание длилось вечность. Скоро он не выдержит — мигнет, проглотит ком в горле. Но он все-таки сдерживался, сдерживался, пока от старания не шевельнуть головой не начал вздрагивать затылок и шею не свела судорога — верные признаки, что ты виноват, их наверняка заметил и распознал весь класс.
Теперь наконец Маршалл заговорил спокойнее, не так пронзительно и отрывисто:
— Да, тут есть о чем поговорить, есть о чем подумать. И вот что я вам еще скажу. — Он оперся о первую нарту, подался вперед. — Я убежден, что кто-то в нашей школе кое-что о случившемся знает, и поверьте мне, уж я постараюсь доискаться, кто это. А если в ближайшие день-два транзисторы не будут возвращены в целости и сохранности, придется мне, пожалуй, отменить летнюю поездку третьего и четвертого классов в Булонь катером на воздушной подушке. Деньги вашим родителям вернут, и я им напишу, почему поездка отменяется. Они поймут, что я намерен искоренить зло. Если к школе такое отношение, с какой стати школа будет выбиваться из сил, брать на себя столько хлопот ради вашего удовольствия? Итак, если вы об этом происшествии что-то знаете, или вам кажется, что знаете, или вы кого-то подозреваете, поставьте меня в известность. И помните, — прибавил он, чтобы их не мучила совесть, — рассказать то, что поможет возвратить вашу собственность, собственность вашей школы, вовсе не значит стать доносчиком.
Вот оно. Директор нанес удар по самому чувствительному месту, и ошеломленные ребята еще молчат, но это затишье ненадолго, сейчас на Терри обрушится град обвинений. Поездка в Булонь стоит немалых денег, о ней мечтали с начала весенней четверти и деньги собрали не сразу, их вносили еженедельно. То было совсем особенное путешествие, затеянное в честь того, что в школе уже второй год изучают французский язык, и этой приманкой то и дело помахивали перед носом у ребят, отчего она становилась только еще соблазнительней. Пригрозив отменить поездку, Маршалл разом добился, чего хотел: преданность школе взяла у ребят верх над дружбой. Если приходится выбирать между Булонью и Хармером, ясно, что победит Булонь. Терри это понимал. Он ждал, кто из ребят заговорит первым. Кто же это будет? Еще несколько секунд — и его выдадут ради путешествия во Францию; он упустил время, не успел их опередить. Теперь ему не так-то легко поверят, он утратил доверие — а все потому, что хотел сперва кончить работу!
Но еще прежде, чем иуды успели объявиться, в классе прорезался некий бесплотный голос. То прикрепленный к мундиру Питерса служебный транзистор призывал его к делам более неотложным, и пришлось ему попросить извинения и отправиться туда, куда его призывали.
Маршалл пошел проводить его, но на прощанье сказал:
— Помните, четвертый класс, если подведете меня, подведете самих себя…
Он уже хотел закрыть за собой дверь, но следом решительно зашагал мистер Эванс.
— Если можно, я хотел бы вам кое-что сказать, мистер Маршалл, — сказал он негромко и тоже вышел.
И тогда Терри понял, его песенка спета.
— Признавайся, Хармер!
— Давай, давай, Терри Хармер. Мы же знаем, это ты!
— Поглядите на него! Красный, как свекла!
Если прежде в ребятах и шевельнулось было сочувствие к однокласснику, оно исчезло без следа; сомнения рассеялись. Теперь весь класс был точно свора гончих, которая кидается на затравленную лисицу: все лаяли взахлеб, стараясь заслужить подачку. Терри возражал. Что еще ему оставалось? Любая лисица отбрехивается, пока ее не прикончат.
— А черную рубашку почему сегодня не надел, Хармер? Вчера как фасонил.
— Мама больше не велела надевать.
— Вон что? А где вчера вечером был, а?
— Дома сидел.
— А делал что?
— Телек смотрел…
— Вон что? А чего смотрел?
— Скотленд-ярд…
— Это поздно показывали. А до того?
— Поп-музыка.
— Вон что? А выступал кто?
— Э…
— Не знает! Врешь, ничего ты не смотрел! Это он! Давай признавайся, Хармер!
— Признавайся, Хармер! И давай тащи обратно транзисторы, не то излупим!
— Ты наделал дел, а нам отдуваться?
— Точно…
— Эванс знает. Пошел говорить Маршаллу!
— Сразу сообразил.
— Давай тащи их назад, Хармер! Не то видал?…
Когда тебе сгоряча просто покажут кулак, — это одно, так, бывает, и отец пригрозит. Но когда крепко сжатый кулак — даже костяшки побелели — уже у тебя под носом, тут не до шуток. Злобные выкрики больше ни к чему, и так ясней ясного: он теперь между двух огней — между этой оравой и Лесом с его командой; правда, сейчас он спасен, в класс неожиданно вернулся мистер Эванс, но, конечно, спасен ненадолго, самое трудное впереди. Теперь уже мало просто рассказать историю, которую он сочинил, надо еще вернуть транзисторы, другого выхода нет. Весь класс как на иголках, все только и ждут звонка на перемену, и Терри понимает: Лес или не Лес, нож или не нож, «Терик» или не «Терик», а пора открыть кому-то всю правду. И когда за ним пришла секретарша и сказала, что мистер Маршалл требует его к себе в кабинет, он пошел на место преступления не со страхом, а скорее с облегчением.
11
Маршалл нарочно не спешил посылать за Терри и покуда кое-что успел: во-первых, достал из шкафа и просмотрел личное дело Терри и, во-вторых, привел кабинет в такой вид, чтобы сама обстановка ударила по мальчишке. Занялся он этим сразу после разговора с несколько озадаченным Эвансом.
По словам учителя, накануне Терри был одет именно так, как описывал сторож, и оба наставника призадумались, насколько вероятно, что он замешан в краже. То приподнимаясь на носках, то опускаясь, Эванс негромко поделился своими опасениями и тотчас пояснил: слова его вовсе не означают, что он уверен в виновности Терри, просто мальчик подходит под описание, данное сторожем; но, с другой стороны, он, Эванс, не мог не заметить, как вели себя остальные дети, слушая краткую речь полицейского; оба педагога хорошо знали ребячьи повадки и понимали, что глаза невиновного иной раз могут сказать больше, чем уста виноватого. Оба поняли еще одно и почувствовали, что и сами не без вины: оказывается, они очень мало знают мальчика, на которого пало подозрение. Он из тихих, со средними способностями, о таких учителям всегда трудно дать письменный отзыв или заинтересованно беседовать с родителями. Для обоих он был просто одним из множества серых, неприметных середнячков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24