Неужели и
гнетущее чувство неотвратимой розы исходит всего лишь от строчек
математических формул, которыми день за днем заполнял он бесчисленные листки
бумаги? Воображаемые шаги над потолком, мягкие и крадущиеся ужасно
раздражали. Появилось какое-то новое и все усиливающееся ощущение: Джилмену
казалось, будто что-то или кто-то склоняет его к чему-то ужасному, чего он
ни при каких условиях не должен делать. А лунатизм? Куда он отправлялся по
ночам во сне? И что это был за звук, вернее, слабый отголосок какого-то
звука, то и дело прорывавшийся сквозь невообразимое смешение уже привычных
шумов даже в дневное время, когда он и не думает спать? Едва различимый,
этот звук подчинялся какой-то странной ритмической закономерности, не
похожей ни на что земное, кроме, может быть, ритмов самых сокровенных гимнов
Шабаша, названий которых не смеет произносить смертный. Иногда Джилмен со
страхом думал, что есть в этом ритме и нечто от того скрежета и рева, что
заполнял мрачные пропасти его сновидений.
Сны, между тем, становились все ужаснее. В первой, менее глубокой их
части, злобная старуха появлялась теперь в дьявольски отчетливом облике, и
Джилмен убедился, что именно она так напугала его во время давнишней
прогулки по старым городским кварталам. В этом невозможно было усомниться -
достаточно было взглянуть на ее согбенную спину, длинный нос и морщинистое
лицо, легко было узнать и бесформенное коричневое платье. Лицо старухи
носило выражение самой гнусной злобы и омерзительного возбуждения; по утрам
Джилмен вспоминал ее каркающий голос, настойчивый и угрожающий. Он должен
был предстать перед Черным Человеком, и вместе с ним справиться к трону
Азатота, что находится в самом сердце хаоса, - вот чего требовала старуха.
Там своею собственной кровью распишется он в книге Азатота, раз уж удалось
ему самостоятельно дойти до сокровенных тайн. Джилмен почти готов был
подчиниться и отправиться вместе с ведьмой, Бурым Дженкином и тем, третьим,
к трону хаоса, туда, где бездумно играют тонкие флейты; его останавливало
только упоминание об Азатоте - из книги "Некрономикон" он знал, что этим
именем обозначают исконное зло, слишком ужасное, чтобы его можно было
описать.
Старуха всегда появлялась, будто из пустоты, вблизи того угла, где
наклонный потолок встречался с наклонной стеной. Кажется, она
материализовывалась ближе к потолку, чем к полу; в каждом новом сне она
понемногу приближалась к Джилмену, и он видел ее все отчетливее. Бурый
Дженкин тоже приближался к юноше в течение этого непродолжительного сна; в
облаке неестественного фиолетового света зловеще поблескивали его длинные
желтовато-белые клыки. Его визгливый хихикающий голосок все сильнее врезался
Джилмену в память, и по утрам юноша вспоминал, как мерзкая тварь говорила
что-то об Азатоте и о ком-то по имени Ньярлат-хотеп.
Затем следовали более глубокие и длительные сны, в них тоже все имело
гораздо более отчетливые очертания, чем прежде; Джилмен теперь ясно
почувствовал, что окружающие его пропасти принадлежат четвертому измерению.
Органические объекты, чьи движения казались наименее беспричинными и
бесцельными, вероятно, представляли собою проекции живых существ, населяющих
нашу планету, включая и людей. Что касается остальных, то Джилмен не решался
даже представить себе, как они могут выглядеть в своих собственных
пространственных сферах. Два существа из числа двигавшихся наиболее
осмысленно (одно напоминало скопление переливающихся пузырей вытянутой
сферической формы, а другое, поменьше - многоугольник совершенно
невероятной окраски с быстро сменяющимися выступами на поверхностях),
казалось, чуть ли не опекали Джилмена и двигались рядом с ним или чуть
впереди) пока он пробирался между какими-то гигантскими призмами, огромными
лабиринтами, нагромождениями кубов и плоскостей, подобиями странных
циклопических построек. На всем протяжении сна видения сопровождались
отдаленным скрежетом и ревом, постоянно пребывавшими в силе, как будто
стремившимися к некоему чудовищному пределу мощности, совершенно не
переносимому для человеческого слуха.
В ночь с 19 на 20 апреля в сновидениях Джилмена появилось нечто новое и
чрезвычайно важное. Почти вопреки своей воле он парил по сумеречной пропасти
вслед за скоплением переливающихся пузырей и маленьким многоугольником,
когда заметил, что края находившихся в стороне от него гигантских призм
образуют на удивление правильные повторяющиеся углы. В то же мгновение он
оказался вне привычной бездны, обнаружив, что стоит, едва удерживая
равновесие, на склоне каменистого холма, залитого ярким, хотя и рассеянным
светом. Джилмен был без обуви, в одной только пижаме. Он пытался пойти
дальше, но не в силах был оторвать ноги от земли. Кружащиеся клубы каких-то
густых испарений скрывали от него окрестности: Джилмен видел только
небольшую часть склона прямо перед собой; он содрогнулся при мысли о том,
какие звуки может таить в себе непроницаемый для взора туман.
Затем он заметил две с трудом подползавшие к нему фигуры - то были
старуха и маленькая косматая тварь. Старая ведьма с видимым усилием
поднялась на колени и как-то необыкновенно крестила руки. Бурый Дженкин,
тоже с большим трудом, приподнял правую лапку, так пугающе похожую на
человеческую кисть, и указал ею куда-то в пустоту. Подчиняясь непостижимолу
импульсу извне, Джилмен, преодолевая огромную тяжесть, потащился по
направлению, обозначенному средней линией угла, под которым сходились
скрещенные руки ведьмы и лапка маленького чудовища. Едва Джилмен сумел
сделать пару шагов, так снова оказался в привычной полутемной пропасти.
Вокруг проносились бесчисленные тела всевозможных форм; чувствуя немыслимое
головокружение, Джилмен стремительно падал куда-то вниз, и стремительному
полету не было конца... Он проснулся в своей постели, в мансарде старого
дома, сводившей с ума своей непонятной формой.
Не было и речи о том, чтобы заняться чем-нибудь серьезмым; Джилмен не
пошел на лекции. К своему немалому удивлению он вдруг обнаружил, что
какая-то неведомая сила странным образом управляет его зрением: он просто не
мог оторвать взгляда от совершенно пустого места на полу. Со временем
положение точки, притягивавшей его невидящий взор, менялось, но только к
полудню удалось Джилмену справиться с непреодолимым желанием сидеть на одном
месте, уставившись в пустоту. Около двух часов дня он отправился в город
перекусить и, шагая по узким переулкам, неожиданно заметил, что все время
поворачивает на юго-восток. Ему потребовалось известное усилие воли, чтобы
заставить себя зайти в кафе на Черч-Стрит, но после обеда непонятное
притяжение только усилилось.
Все-таки в ближайшее время придется обратиться к психиатру - может
быть, это как-то связано с лунатизмом; но до тех пор нужно хотя бы
попытаться самому справиться с болезненным наваждением. Несомненно, у него
еще достанет сил сопротивляться непостижимому притяжению; полный решимости
бороться, Джилмен направился на север, по Гаррисон-стрит, но обнаружил, что
едва способен медленно тащиться по улице. Пока ему удалось добраться до
моста через Мискатоник, он весь облился холодным потом; ухватившись за
железные перила, юноша взглянул на лежавший вверх по течению остров, что
пользовался такой дурной славой; в ярких лучах послеполуденного солнца резко
выделялись правильные ряды древних каменных глыб, стоявших в мрачной
задумчивости...
А потом бросился прочь. Он едва не упал, различив на пустынном острове
какую-то фигуру, в которой нетрудно было узнать странную старуху, чей образ
безжалостно вторгся в его сны. Рядом со старухой шевелилась высокая трава,
как если бы у ног ее, на земле, копошилось какое-то другое живое существо.
Увидев, что старая ведьма поворачивается в его сторону, Джилмен стремительно
спустился с моста и углубился в сумрачные аллеи, высаженные по берегу реки.
Даже находясь на значительном расстоянии от острова, он, казалось,
чувствовал всю силу чудовищной, неукротимой злобы, которую источал полный
насмешки взгляд согбенной ветхой старухи в коричневом платье.
Странное притяжение с юго-востока не ослабевало; Джилмену стоило
огромных усилий добраться до старого дома и взойти по шаткой лестнице к себе
в мансарду. Несколько часов просидел он бесцельно, в полном молчании,
сосредоточив бессмысленный взгляд на неведомой ему точке, медленно
смещавшейся к западу. Около шести вечера его тонкий слух снова уловил
заунывные молитвы Джо Мазуревича, жившего двумя этажами ниже. В отчаянии
Джилмен схватил шляпу и вышел на залитую лучистым золотом заходящего солнца
улицу, решившись полностью отдаться странному чувству, влекшему его теперь
точно на юг. Часом позже солнце зашло. Темнота застала Джилмена в открытом
поле, где-то за Ручьем Висельников; впереди него сверкало звездами весеннее
небо. Стремление во что бы то ни стало идти вперед сменилось почти
непреодолимым желанием оторваться от Земли, пусть только мысленно, и
устремиться в космос. Джилмен вдруг понял, откуда исходит странное
притяжение, мучившие его весь день.
Источник притяжения - в небе. Какая-то точка небесной сферы властно
звала к себе Джилмена, чем-то манила его. Очевидно, она располагалась где-то
между Гидрой и Арго Навис; Джилмен знал теперь, что неведомая звезда влекла
его к себе с той минуты, как он проснулся рано утром. В то время эта звезда
находилась под ним, внизу, а сейчас переместилась на юг и медленно двигалась
к западу. Что могло все это означать? Не сходит ли он с ума? Долго ли все
это будет продолжаться? Вновь собравшись с силами, Джилмен повернул обратно
и медленно, с трудом зашагал домой.
У дверей его поджидал Мазуревич; жгучее желание сообщить соседу о новых
сверхъестественных событиях боролось в нем с суеверным страхом говорить на
подобные темы. Дело в том, что в доме снова появился колдовской свет.
Накануне Джо довольно поздно вернулся домой - по всему Массачусетсу
отмечался День Патриота, - уже после полуночи. Перед тем, как войти в дом,
он взглянул на окна Джилмена: сначала они показавшись ему совершенно
темными, но потом стало заметно слабое фиолетовое свечение. Джо хотел бы
предостеречь молодого джентльмена, ибо всякому в городе было известно, что
такой свет всегда сопровождает появление призрака старухи Кеции и Бурого
Дженкина. Раньше Мазуревич предпочитал не заговаривать на эту тему, но
теперь он видит, как это необходимо: появление колдовского света означало,
что Кеция и ее зубастая тварь начали преследовать юного джентльмена. Не раз
и сам Джо Мазуревич, и Павел Чонский и домовладелец господин Домбровский
вроде бы замечали, что такой же свет пробивается наружу сквозь щели в
стенке, закрывавшей часть чердака над комнатой джентльмена; правда, все трое
сговорились держать язык за зубами... Лучше бы молодому джентльмену сменить
комнату и запастись распятием хорошего ксендза, вроде отца Иваницкого.
Высушивая нескончаемую болтовню соседа снизу, Джилмен ощущал, как тиски
страха все плотнее сжимаются вокруг него. Конечно, Джо наверняка был в
изрядном подпитии, когда возвращался домой накануне ночью; тем не менее его
упоминание о фиолетовом свете имело ужасное значение. Именно такой искристый
свет всегда окружал старуху и маленькую косматую тварь в тех недолгих и
отчетливых снах, которые предшествовали погружению в неведомые пропасти
более глубоких видений; однако сама мысль, что бодрствующий сторонний
наблюдатель мог видеть свет, являвшийся Джилмену во сне, решительно не
укладывалась в рамки разумного. И где только этот парень мог такое узнать?
Может, он и сам разговаривает или ходит во сне? Нет, Джо говорит, что нет.
Надо будет все-таки проверить. Может быть, Фрэнк Илвуд что-нибудь знает,
хотя очень уж не хочется обращаться к нему с такого рода расспросами.
Горячка, невероятные сновидения, лунатизм, слуховые галлюцинации - а
теперь еще и подозрение, что он разговаривает во сне, и без того очень
нездоровом! Необходимо отложить занятия, посоветоваться с психиатром, и
взять себя в руки. Поднявшись на второй этаж, Джилмен задержался было у
двери Илвуда, но увидел, что того нет дома. Он неохотно поднялся к себе и
сел, не зажигая света. Взгляд был по-прежнему прикован к югу; кроме того, он
поймал себя на том, что настойчиво прислушивается к тишине, словно надеясь
уловить некий звук с чердака, и кажется, воображает, будто видит зловещий
фиолетовый свет, просачивающийся сквозь микроскопическую щель в низком
наклонном потолке.
Той ночью во сне фиолетовый свет обрушился на него с возросшей силой, а
старая ведьма и маленькая косматая тварь подобрались еще ближе и явно
издевались над ним, визжа нечеловеческими голосами и делая какие-то
дьявольские жесты. Джилмен был даже рад погрузиться в сумрачную бездну с ее
привычным приглушенным ревом, хотя и там настойчивое преследование двух
существ, похожих на скопление переливающихся пузырей и маленький
многоугольник со сторонами, меняющимися словно в калейдоскопе, вызывало
особенно острое ощущение угрозы и необычайно раздражало. Затем сверху и
снизу возникли огромные сходящиеся плоскости из очень гладкого материала -
и Джилмен очутился в ином пространстве, ослепившем его резким холодным
светом, представлявшим из себя какую-то неистовую смесь красного, желтого и
синего.
Он полулежал на высокой террасе, окруженной балюстрадой совершенно
фантастической формы; внизу простиралась бескрайняя равнина, вся покрытая
невероятно причудливыми остроконечными пиками, огромными наклонными
плоскостями, неизвестно каким чудом удерживавшимися в равновесии, куполами,
башенками наподобие минаретов, дисками, опиравшимися на тонкие шпили и
бесчисленными комбинациями других фигур. Некоторые из камня, остальные из
металла - все они переливались великолепными красками в ослепительном
многоцветном сиянии неба. Взглянув наверх, Джилмен увидел три гигантских
пламенеющих диска разных оттенков, находившихся на различных расстояниях от
необыкновенно далекого дугообразного горизонта, на котором выделялись
вершины низких гор. Позади, насколько хватало глаз, были видны все новые и
новые ярусы вздымавшихся к небу террас, подобных той, на которой находился
Джилмен. Скопление необыкновенных строений, скорее всего, что-то вроде
города, простиралось до самых пределов видимости; Джилмен надеялся только,
что оттуда не донесется какой-нибудь новый невыносимый звук.
Он очень легко поднялся с террасы; пол был выложен из отполированного
камня неизвестной породы с частыми прожилками. Джилмена поразила причудливая
форма угловатых плиток - не то, чтобы полностью асимметричная, но скорее
имеющая какую-то свою необычную симметрию, правил которой он никак не мог
уразуметь. Балюстрада по краю террасы, доходившая Джилмену до груди, была
необычайно тонко и причудливо отделана: вдоль перил на небольшом расстоянии
друг от друга стояли фигурки весьма необычного вида и очень искусной работы,
изготовленные, по-видимому, как и сама балюстрада, из какого-то неизвестного
металла. Цвет этого металла невозможно было определить в царившем здесь
ослепительном хаосе; нельзя было также понять, что могут изображать эти
странные статуэтки. Они представляли из себя нечто вроде поставленных
вертикально цилиндров, сужающихся к концам, с тонкими спицами,
расходившимися из центра, как от ступицы колеса. На обоих концах, сверху и
снизу, каждый цилиндр имел по шарику или набалдашнику, с пятью плоскими
треугольной формы лучами, наподобие лучей морской звезды. Лучи лежали почти
точно в горизонтальной плоскости, лишь немного отклоняясь от центрального
цилиндра. Нижними своими шариками фигурки были припаяны к сплошным перилам,
но крепление казалось крайне непрочным из-за очень маленькой площади
соприкосновения двух поверхностей в месте пайки, так что нескольких
статуэток недоставало:
1 2 3 4 5 6 7