Павлу поезд понравился: состоял он из локомотива и всего двух пассажирских вагонов. Потом, правда, перед самым отправлением, к составу подцепили еще какойто вагон, но рассмотреть его не удалось.Приятно стучали колеса, а Павел сидел в своем купе и глядел в окно на уходящий, затухающий день.Завтра начнется новый день, и то, что Павел встретит этот новый день в пути, казалось замечательным и многозначительным.В купе зашла молодая женщина в железнодорожной фуражке — принесла чай.— Скажите, а бублики у вас есть? — спросил у нее Павел.— Да что вы, товарищ! — удивилась женщина. — Откуда здесь бублики?Павел кивнул, поблагодарил за чай, отпил глоток и понял, что чай не сладкий, но спрашивать эту женщину о сахаре не захотел.Женщина зашла через полчаса с пачкой газет.— Читать будете? — спросила она.— Буду, — ответил Павел.— Три хватит? — спросила женщина.— Хватит, — сказал Павел.Железнодорожница отсчитала три газеты и, положив их на столик, ушла.Пока в купе горела тускловатая лампочка, неизвестно откуда питавшаяся током, Павел внимательно читал принесенные газеты и узнавал из них такое множество всего, что представление его о жизни и о своей Родине расширялось с каждым прочитанным словом. И возникало ощущение, что едет он в поезде посреди огромного строящегося города-гиганта, где люди хотя пока и не живут, но уже вовсю работают, побивая всякие мировые рекорды в областях бурения, угледобычи, выпечки хлеба и плавки разных металлов.Немного устав от чтения, решил он рассмотреть в одной из газет лица новых орденоносцев, награжденных в Кремле, и только поднес он к глазам этот групповой фотопортрет, как лампочка в купе потухла. За окном тоже уже было темно, и, отложив газеты на столик, улегся Павел на нижней полке и, накрывшись теплым ватным одеялом, заснул. Глава 6 Тропинка вела ангела все дальше и дальше, пока не вывела к соседствовавшей с лесом деревеньке. Вывела, а сама нырнула в фунтовую дорогу и растворилась в ней. Дорога эта была для деревни единственной улицей, потому что все избы, а было их не больше двух десятков, своими окошками выходили на нее. Дальше, за деревенькой, дорога бежала вдоль лугов и где-то там, среди них, терялась.«Ну вот и первое жилье!» — подумал ангел.Близился вечер. Во дворе ближней избы женщина развешивала для просушки выстиранное белье.Ангел подошел к забору и поздоровался, а она, окинув подошедшего взглядом, забежала в дом, так и не ответив на приветствие.Ангел было развернулся, чтобы идти к другой избе с просьбой о ночлеге и пище, но тут его окликнул мужской голос.— Подойди-ка! — крикнул невысокий мужичок в полотняных штанах и подпоясанной шнурком холщовой рубахе серого цвета. — Ты беглый, че ли?Ангел подошел.— Мне бы переночевать… — сказал он, глядя в лицо хозяина вполне дружелюбно.— Беглый… — проговорил задумчиво мужичок, оглядывая красноармейскую форму ангела. — Ну заходь!Пол в сенях из-за нанесенной сапогами грязи казался земляным. Хозяин сам разулся и ангелу сказал сапоги снять, да вдруг заметил, что гость-то босиком пришел. Удивился, порылся в сундучке, стоявшем тут же, достал худые короткие сапожки и протянул их ангелу: «Надень-ка!» Ангел послушно надел, потопал в них по полу.— Ну как? — глядя на ноги гостя, спросил хозяин.— Хороши, — ответил ангел.Были сапожки чуть велики, но скрываемая ангелом радость от встречи с такою добротою была еще больше.Прошли в горницу, а там у русской печки уже хлопотала хозяйка, просовывая кочергою поближе к огню большой горшок.— Сейчас все будет, все сейчас будет готово… — приговаривала она.Гость присел на скамью и, уже сидя, покрутил головою, осматривая комнату. Жилье было чистым и аккуратным, широкая кровать, стоявшая за русской печкой как за углом, была покрыта вышитым красными петухами покрывалом. На столе уже лежала осьмина хлеба.Хозяин заглянул в комнату, улыбнулся гостю и снова исчез в сенях, а потом, видимо, во двор вышел — дверь на улицу хлопнула.Пока ангел рассматривал горницу, загорелась своим неживым светом маленькая лампочка, привешенная к потолку, а вслед за этим снова хлопнула дверь в сенях и появился хозяин, довольный, но серьезный. Зашел, глянул на лампочку, потом же, переведя взгляд свой на гостя, пояснил, что какая-то птица провод оборвала и пришлось его узлом связать, чтобы пустил он по себе электрический ток в избу.Полюбовавшись еще недолго светом лампочки, хозяин уселся по другую сторону стола на такую же деревянную скамью и принялся ждать еды.Тушенная с салом картошка меньше всего походила на райскую пищу, но ангел ел ее с удовольствием, хотя, конечно, больше всего радовался сытному мягкому хлебу. Хозяин тоже набросился на еду так, словно полстраны плугом вспахал. Жевал он жадно и как-то уж очень спешил.— Еще положить? — спросила хозяйка.— Нет, спасибо… — сказал ангел.А хозяин просто помотал головою отрицательно.— Ну, тогда я остальное вниз спущу! — проговорила женщина и взяла со стола пузатый горшок.С горшком она прошла в угол горницы, ближний к дверям в сени, и одной рукой подняла деревянный щит —вход в подпол.Ангел доел свой ужин и почувствовал, что неплохо было бы ему прилечь. Он бросил взгляд на хозяина, но тот все еще жевал, а посему гость перевел взгляд в другую сторону и увидел хозяйку, выбирающуюся из подпола уже без горшка в руках.Заоконная жизнь тем временем наполнилась темнотою, и сидевший лицом к окну хозяин дожевал последний ломоть хлеба и широко зевнул, тут же перекрестивши свой рот.— Ну че, гость дорогой, — заговорил он мятным полусонным голосом. — Спать небось хочешь?Ангел кивнул, наслаждаясь внутренним спокойствием тела. Чувствовал себя он в этой избе уютно.— Ну, че ж, пора уж… — хозяин еще раз зевнул, а после поискал взглядом жену. Взглядом не нашел, ио слухом услышал — возилась она с чем-то у кровати за русской печкой.— Валя! — окликнул ее мужичок. — Где гостю постелем?— Дак стелить-то уж нечего… Внизу все, пускай спускается да вместе с солдатиком и ляжет… — отвечала из-за печки жена.— Ну, слышь, — хозяин развел руками. — Ну, да и ты вроде солдатик, так что уж не в обиде…— Тама не закрыто, покажи ему! — добавила хозяйка и тут же уронила что-то и шепотом выругалась.Подвел хозяин гостя ко входу в подпол, и полез ангел вниз по лесенке. Спустился, а там тоже светло и такая же лампочка горит, только низковатый подпол оказался — прямо по его росту. Правда, размером он был чуть поменьше горницы, и тоже стол там стоял, три лежанки деревянные, застеленные чем-то полотняным. На столе — горшок тот самый, что хозяйка уносила, а за столом — люди. Чуть пригнулся ангел, чтобы свет от висевшей рядом лампочки глаза не резал. И увидел троих сотрапезников за едою: старика и двух людей помоложе возрастом, из которых один был в похожей зеленой одежде, а второй — в суконной рванине.Ангел поздоровался, и трое сотрапезников кивнули ему в ответ. Ели они сосредоточенно и как-то устало, но усталость эта скорее была написана на их лицах. Появление новичка их не смутило и не удивило.Доев картошку, они передохнули чуток. Старик тут же пошел и улегся на стоявшую в углу лежанку. И отвернулся от света и от остальных.Человек в зеленой одежде внимательным образом осмотрел ангела, потом обменялся взглядом со своим соседом по столу.— Ты из какого отряда? — спросил он ангела, выковыривая пальцем что-то из зубов.— Я не из отряда… — проговорил ангел. — Я с неба спустился… посмотреть хотел, что тут…— С луны ты свалился, а не с неба!.. — оборвал злобно человек в зеленой одежде. — Что, не мог обменять где-то свою форму?— Но ведь и у вас такая одежда… — возразил на это ангел.— Я уже договорился. Мне хозяин принесет этой ночью.— Может, он и мне принесет? — подумал вслух ангел, уже понявший, что одежда, которую он имел на себе, способна стать, причиной многих неприятностей.— Тебе он не принесет. Нету у него больше… Да и чем ты платить будешь? Я-то ему ружье дал, а у тебя ж ни шиша нету, даже из карманов ничего не выпирает.Ангел провел рукой по карманам и действительно убедился в их пустотелой гладкости.— А ты скажи хозяину, что отработаешь у него на свинарнике! — посоветовал парень в суконной рванине. — У него свинарник есть, я когда подходил к дому — слышал!— Не-е-е, — протянул солдатик. — Что он, себе дурень, чтобы разрешать дезертиру в форме свой свинарник убирать?!Старик, лежавший на угловой лежанке, захрапел, и все трое посмотрели в его сторону.— А че? — заторможенно проговорил парень в рванине. — Может, пристукнуть старика, тогда и переоденешься? Хотя коротковато все будет, но глянь, какое сукно.— Зачем пристукнуть? — удивился ангел. — За что?— Сам-то он не отдаст, и, вишь какой, на ночь не раздевается, во всей своей одеже спит, — объяснил парень. — А значит: если не пристукнуть, то и не переоденешься.— Да ладно, — ангел махнул рукой. — Где-нибудь потом переоденусь.— Дурень, — сказал, как отрезал, дезертир.Открылся со скрипом вход в подпол, и хозяин, приспустившись на поллестницы, бросил дезертиру узелок.Дезертир спешно развязал его — оказалось, что это и есть обещанные лохмотья. Тут же переоделся и разглядел себя.Парень в рванине хохотнул, хотя сам был одет не лучше, а ангел улыбнулся: на дезертире теперь были синие штаны, обрезанные чуть ниже колен, и верхняя часть женского сарафана, конечно, без рукавов, и цвета неопределенного, от которого в глазах рябило.Дезертир, не сказав ни слова, бросил хозяину в руки свою военную форму. Скрипнула лестница, и вход в подпол закрылся.— Спать надо… — буркнул только что переодевшийся и, подойдя к лампочке, что-то с ней сделал, отчего она погасла.В полнейшей темноте ангел стоял и слушал, как устраиваются на своих лежанках обитатели этого подпола. А когда стало тихо, он спросил: «А где мне можно лечь?» — На стол ложись! — проговорил из темноты дезертир. Ангел послушно забрался на стол, лег на бок, подогнув под себя ноги, чтобы не свисали, и попробовал заснуть. Но было ему и холодно, и неудобно, и поэтому лежал он на столе без всякого удовольствия и занимал себя мыслями, в которых понять пытался встреченную им жизнь. Лежал он так и тогда, когда воздух в темном подполе наполнился храпами, сопеньями и чьим-то бормотанием во сне. Бормотание было про любовь, про любовь несчастную и неразделенную, и сделалось от этого ангелу еще грустнее и неудобнее. И слушал он это бормотание с затаенной болью до тех пор, пока не прозвучало откуда-то сверху, и не из комнаты, что над подполом располагалась, а вообще с земли, некое механическое рычание, которое, однако же, вскоре затихло, но на смену ему пришли другие шумы и голоса, и наполнили они собою уже не всю землю, а ту комнату, что располагалась прямо над ними, и заскрипели виноватым скрипом доски пола, по которым расхаживал кто-то, а может, и расхаживали, потому что голосов было несколько, и среди них улавливался негромкий голос хозяина, однако говорили чаще другие, более грубые голоса. Потом разом все стихло, но тотчас открывшийся вход в подпол впустил вниз целый коридор света.— Эй, там, выходи все! — крикнул кто-то сверху, и тут же в углу ойкнули громко, словно от снившегося кошмарного сна.— Выходи! Неча отлеживаться! — повторил голос. Ангел, будучи не спящим, слез со стола и, войдя в этот до рези в глазах яркий коридор, созданный такою маленькою лампочкой, поднялся по лесенке и остановился, увидев перед собою четырех вооруженных красноармейцев.— Садись пока! — ткнул рукою на скамью у стола один из них.Ангел сел.Тем временем поднялись из подпола и остальные. И их усадили у стола; вперед на шаг выступил красноармеец постарше, осмотрел странную компанию, задержав взгляд на обрезанной верхней половинке сарафана, одетой на дезертире. Ухмыльнулся.— Ну, — сказал он, — кто откуда будет? А? На сей вопрос ответа не последовало, и тогда красноармеец пальцем показал на парня в суконной рванине и, сощурив глаза, спросил:— Ты! Откуда сбег?— Из колхоза, — дрожащим голосом ответил парень.— Какого колхоза?— «Заветы Ильича».— Ишь ты… — покачал головой красноармеец. — Из заветов Ильича сбег! И не стыдно?!— Стыдно… — сказал парень и опустил голову.— Эт у тебя первый побег? — все допытывался красноармеец.— Ага, — сказал парень.— Ладно, — красноармеец вздохнул и перевел взгляд на дезертира. — А ты?— Я не сбегал, я по делам шел… и здесь заночевать попросился… — заговорил тот.— А кто ж тебе такую сарафанную сорочку сшил? Жена што ли? — заулыбался красноармеец.— Да, жена… — кивнул дезертир.— Ну че, правду говорит? — красноармеец повернулся к хозяину, голубоватому лицом из-за недосыпа.— Не-е, — ответил хозяин. — Эт он со мной поменялся. Свою-то форму мне дал, а это я ему кинул…— Ах ты сволочь! — чуть было не бросился дезертир на хозяина, но вовремя заметив, как один из красноармейцев выставил в его сторону винтовку со штыком, усидел-таки на месте.— Та-ак, — красноармеец покачал головой. — Откуда сбег?— Тридцать восьмой кавалерийский особый отряд по поимке беглых колхозников… — проговорил упавшим голосом дезертир.— Ишь ты! — снова покачал головой красноармеец. — А мы из тридцать девятого механизированного особого отряда по такой же поимке… Первый раз бежишь?— Второй… — сознался дезертир.— Ясно, — красноармеец посмотрел на ангела. — А ты? — спросил он.— Я… — начал было отвечать ангел, да запнулся, понимая, что правду говорить нет смысла, а неправду, в которую эти люди с радостью поверят, — не хотелось говорить.— Чокнутый он! — брякнул беглый колхозник. — Старика пристукнуть не захотел…— Эт точно, чокнутый! — подтвердил дезертир, и красноармеец с усилившимся интересом посмотрел на ангела.— А в форме чего? Дезертир пожал плечами.— Поменяться попросил один… — сказал ангел. — Я ему свою отдал, а он мне эту…— Дезертиру, значит, помог! — негромко проговорил красноармеец. — Нехорошо. Придется приравнять тебя за это к беглым колхозникам. И то лучше, чем дезертиром из Красной Армии быть.Красноармеец посмотрел пристально на дезертира, пожевал губы, размышляя о чем-то военном, потом спросил у хозяина:— А много ли они съели?— Да много, ясное дело. Картошки полпуда, сала четыре фунта, две курицы…— Врешь! — заверещал беглый колхозник. — Не было куриц, и сала там на грош съели!— Куриц старик съел, — добавил хозяин. — Ему ж положено?!Старик кивнул.— Ну а как вам здесь, отец? — спросил старика красноармеец.— Да ничего, все одно лучше, чем в тринадцатом на каторге.— Ну еще посидите…Старик обратил свой усталый взгляд на красноармейца.— Мне б гулять иногда… — попросил он. — А, сынок? Можно?— Ну, ночью можно, — ответил красноармеец. Потом же, обернувшись к другим солдатам, стоявшим за его спиной, скомандовал: «Этих троих в кузов, старика оставить и принести сюда те два мешка картошки».— Товарищ командир! — просительным голосом обратился хозяин. — А вы ж обещали еще проса и овса на три трудодня…— Эт в следующий раз! — сказал красноармеец так твердо, что хозяин кивнул и замолчал.Ангел, дезертир и беглый колхозник были выведены солдатами на дорогу, где им приказали забраться в кузов стоявшего там же грузовичка, куда также залезли два красноармейца. А командир их с другим солдатом, который кроме прочего был еще и шофером, сели в кабину машины и, не попрощавшись с вышедшим их проводить хозяином, завели мотор.Мотор взревел так сильно, что сверху, с безоблачного глубокого неба сорвалась одна звезда и на глазах у хозяина застремилась вниз, однако по дороге угасла и упала вследствие этого невидимо, да и, должно быть, далеко от этих мест, так как при близком падении звезд должен возникать гром, а тут было тихо, и только удаляющееся рычание машины нарушало ночную тишину и отвлекало мысли хозяина от остальных звезд, светивших ярко и уверенно. Глава 7 В столицу поезд прибывал утром.Как только в окне появились первые постройки, Павел вскочил и приготовился выходить. Но дома все продолжались и продолжались, и не было им конца, и понял тогда Добрынин размеры столицы. Стал терпеливо ждать, а чтоб не скучно ждать было — решил проверить свою котомку, собранную женой Маняшей по случаю отъезда. Сначала вытащил оттуда топор, полученный от нее же напоследок, потом полотняный мешочек с сухарями, немного проса, карандаш, чистую бухгалтерскую тетрадь и просто листок бумаги с кое-какими буквами. Прочитал. Маняша в той записке просила не забывать ее и детей их и писать им письма из всяких мест, куда работа закинет. Больше в котомке ничего не было, и положил Павел все, кроме топора, обратно, а что делать с топором думал-думал, а придумать не мог. С одной стороны, топор — вещь хозяйская и полезная, но с другой — возить его по стране и тяжело, и как-то неприятно. Подумал было оставить в поезде, но тут же откинул эту мысль, ведь всякому человеку он может в руки попасть, а что, если убийца найдет его и убьет кого-нибудь? Нет, в купе оставлять его было нельзя.
1 2 3 4 5 6