Удивленная, даже немножко испуганная, Флоранс невольно отступила назад.– Что с вами, дядя?– А то, – вопил Бретт, – что мне тоже все осточертело! Меня тоже тошнит от этой лавочки! С утра до вечера сносить оскорбления, чтобы с превеликим трудом пристроить два десятка идиотских консервных банок. И так каждый божий день. А в благодарность в конце недели председатель правления, этот старый краб, обзывает тебя мальчишкой перед всем советом! Что он возомнил о себе? Вот возьму и швырну ему в физиономию заявление об отставке, тогда посмотрим, что-то он запоет! Подумать только: этот старый педераст осмеливается обзывать меня мальчишкой! Ну нет, черт подери, теперь мы наконец посмеемся. Прямо в морду швырну!Продолжая бушевать, он швырял папки, лежащие на столе у Флоранс. По всей комнате, как по нью-йоркским улицам во время чествования очередного героя, кружились листки. Флоранс молча, чтобы еще больше не раздражить дядю, нагнулась и принялась старательно их собирать. Она не сразу заметила, что дядя с криком вышел из кабинета в приемную, где ждал Квота, и громко хлопнул дверью. Тут она поняла, что произошло. Она резко выпрямилась и стояла, прижав к груди, как веер, кучи папок. Что ей делать? Только смотреть на закрытую дверь, за которой Квота – интересно, слышал ли он их разговор? – попал сейчас в руки буйного сумасшедшего, как пророк Даниил в львиный ров.– Боже мой, – прошептала она, – бедняга, его проглотят живьем…
В полном душевном смятении, неподвижно застывшую среди разбросанных по полу папок и застал ее Каписта, войдя в кабинет минуту спустя. Он услышал крики и, заподозрив, что причиной директорского гнева послужила его острота насчет бигуди, явился чуть смущенный, с виноватым видом узнать, что такое происходит.– Конечно, все это из-за вас, – заявила Флоранс. – А через минуту на вашей совести будет еще и убийство.Она прислушалась. Каписта последовал ее примеру, но ничего не услышал. Убийство! Что она хочет этим сказать?– Я знаю, я вел себя как последний мерзавец, но из этого еще не следует…– В том состоянии, в которое вы привели дядю, – прервала Каписту Флоранс, – он вполне способен выкинуть его в окно.– Кого это «его»? – в недоумении спросил Каписта.– Вы не знаете. Посетителя.Каписта облегченно вздохнул. Значит, все в порядке. Патрон изольет всю ярость на другого и, когда они встретятся, уже сменит гнев на милость. Но Флоранс по-прежнему не спускала с него мрачного взгляда.– Я очень сожалею, – сказал он, чтобы умиротворить ее. – Искренне сожалею. Конечно, я перешел границы. Но поставьте себя на мое место: я из кожи вон лезу, лишь бы продлить существование этой паршивой лавочки, а вместо благодарности одни упреки…Флоранс подняла руку, прося его замолчать. Из кабинета дяди, несмотря на две обитых двери и приемную, доносились возбужденные, нетерпеливые голоса, и, так как слов разобрать было нельзя, становилось еще страшнее.– Ясно, при таком отношении руки опускаются, – продолжав Каписта, не обращая внимания на гул голосов. – К чему все наши усилия? В этой проклятой стране уже сейчас холодильников больше, чем жителей…– Помолчите, – попросила Флоранс.– …И рано или поздно все равно придется прекратить их выпуск. Так почему же не сделать этого сразу? Зачем упорствовать?– Да замолчите же вы наконец!А там, в кабинете Бретта, голоса становились все громче. Теперь ясно слышался крик патрона, словно он хотел заставить замолчать своего противника. И вдруг, перекрывая голоса, раздались какие-то странные звуки: не то застрочил пулемет, не то заработала камнедробилка. Но скорее всего, это был грохот посуды, которую опрокинули на пол вместе со столом.– Так и есть! – воскликнула Флоранс. – Так я и знала. Дядя делает из него котлету! О Каписта, умоляю вас, будьте миленьким, пойдите туда, я не смею.Но Каписта не спешил выполнить эту просьбу, этот грохот его не тревожил. А ведь дело и впрямь могло кончиться дракой.Однако шум внезапно прекратился. Наступила грозная тишина. Потом загрохотало с новой силой.– Боже мой! – простонала Флоранс.Тут Каписта решился. Неуверенным шагом он вышел в приемную – за ним следовала Флоранс. Но не успел он сделать и трех шагов по направлению к кабинету директора, как шум оборвался.Дверь медленно открылась. 3 Застыв от изумления, Флоранс и Каписта увидели, как из своего кабинета быстрыми деловыми шажками вышел сам директор с сияющим детской радостью лицом. За ним на почтительном расстоянии следовал Квота со скромным видом.Бретт нес в руках какой-то странный громоздкий предмет. Это было сложное сооружение из хромированных и белых пластмассовых деталей, отдаленно напоминавшее, если уже обязательно прибегать к сравнениям, силуэт крылатого коня, присевшего на задние ноги, – плод фантазии скульптора-сюрреалиста, страдающего гигантоманией и дурным вкусом.Директор многозначительно подмигнул племяннице, поставил этот диковинный агрегат на край стола и, размотав электрический провод, воткнул вилку в розетку.Приемная тут же наполнилась адским шумом, и Флоранс облегченно вздохнула.– Боже мой, дядя, что это такое?Ей приходилось кричать, чтобы ее услышали, но Бретт, не отвечая, повел с Квотой удивительный диалог, причем оба они орали во все горло.– Я могу приобрести этот аппарат? – кричал Бретт.– Что? Какой аппарат? – вопил Квота.– Вот этот! – Бретт хлопнул рукой по аппарату.– Я уже вам сказал, нет!– Почему нет?– Он уже продан!– А когда я получу свой?– Не беспокойтесь!– На этой неделе?– Чуточку терпения. Для того чтобы сделать, нужно время.– Что? Что?– Я говорю: чу-то-чку тер-пе-ния!Флоранс заткнула уши.– Ради бога, – прокричала она, в свою очередь, – остановите эту гадость!Бретт с неохотой нажал кнопку, и сразу наступило блаженство: так бывает, когда перестает болеть зуб…– Послушайте-ка, – сказал Бретт уже нормальным голосом. – Нажмите, пожалуйста… У меня как раз в воскресенье к обеду будет несколько друзей…– Сожалею, но это невозможно. Невозможно, чуточку терпения, сеньор Бретт.– Ну тогда к следующему воскресенью, а? Еще целых двенадцать дней… Надеюсь вы не скажете…– Посмотрим. Не беспокойтесь. Я вас извещу.
Только тут Бретт, обернувшись, заметил, с каким удрученным видом его племянница и Каписта разглядывают этого нелепо скорчившегося Пегаса, который в тихом состоянии внушал, пожалуй, еще большую тревогу. Поначалу Бретт решил было, что их подавленность объясняется восторгом.– Каково, а? Небось обалдели?– Есть немного, – ответила Флоранс. – А что это такое? Бетономешалка?Дядя даже в лице изменился.– Да, догадливостью ты не блещешь, – возмущенно проговорил он. – Бетономешалка! Надеюсь, ты пошутила?– Но что это на самом деле? – недоумевающе спросил Каписта. – Пневматический молот?По выражению лица директора он уже понял, что дал промашку.– Тогда, признаться, не представляю себе… Может, это насос для пива?– А-а догадалась! – воскликнула Флоранс. – Это мотор к машине, которой вскрывают асфальт… Разве не так?На Бретта больно было смотреть. Его сияющая физиономия постепенно вытягивалась, теряла первоначальное выражение самоуверенности.– Вы действительно не понимаете, что это такое? – пробормотал он. – Ведь сразу же видно, что это…Он осекся, очевидно, и сам почувствовал, что тут не все ладно, и, повернувшись к Квоте, который стоял неподвижно, с видом полнейшего безразличия, что особенно поражало Флоранс, обратился к нему за поддержкой:– Хоть вы объясните им…Квота неопределенно махнул рукой, словно говоря: «Если вам угодно, пожалуйста», и с легким поклоном сказал:– Это крошкособиратель.
Наступило тягостное молчание. Его нарушил Каписта: склонившись над машиной, он вполголоса, как бы про себя, повторил:– Крошкособиратель.– Ну да, вы же сами видите, – с усилием пробормотал Бретт, – он собирает крошки.Тут же с жалкой улыбкой, которая плохо скрывала его смущение, уточнил:– Любые крошки, ну хотя бы от сыра, это же понятно.И, окончательно растерявшись, добавил, показывая пальцами на машину:– Хлебные крошки… после того как…Голос его прервался, и Флоранс ласково спросила дядю:– Но… куда же деваются крошки?Бретт нервно приподнял то, что отдаленно напоминало круп коня, и ответил:– Да вот, взгляни сама, через эту маленькую щель.– А крупные? – спросила Флоранс еще более ласково.– Крупные? – повторил Бретт.Дядя бросил умоляющий взгляд на Квоту, который упорно держался так, словно все происходящее не имеет к нему ни малейшего отношения, но, не получив и от него поддержки, пролепетал:– Ну и что ж, сначала нужно раскрошить помельче, тут ничего мудреного нет: раскрошить крошки.– Да, – подтвердил Каписта. – Надо только придерживаться этого правила. Простите за нескромный вопрос, но позвольте узнать, во сколько вам обойдется этот, этот… крылатый конь?Бретт широко раскрыл глаза и побледнел.– Во сколько… – пробормотал он. – Хм, недорого, словом, не очень дорого.– Во сколько же?– Хм… по правде говоря…– Как! – воскликнула Флоранс. – Вы купили его, даже не поинтересовавшись ценой?– О цене мы пока еще не говорили, – вмешался Квота, и на его лице промелькнула неопределенная улыбка: – Двести песо. Плюс, естественно, налог на предметы роскоши.Двести песо – почти девяносто долларов, то есть цена превосходного сапфира или золотых часов.– Но это великолепная модель! – поспешил оправдаться Бретт. – Модель люкс!Не говоря ни слова, Каписта оглядел поочередно Квоту, аппарат, своего директора. Затем медленно проговорил:– Двести песо. Так. Хорошо. Великолепно. Раз так, сеньор директор, прошу прощения, но моя работа…Он направился к двери. Бретт вытянул руки.– Нет. Подождите, Каписта.Голос его звучал тверже. Теперь и он озадаченно оглядел молчавшее чудовище и прошептал:– Так… так… так… – потом поднял голову и, поморгав, спросил: – Скажите, Каписта… Хм… Только честно… Каково ваше мнение…– Я вам скажу, дядя, каково наше мнение, – вмешалась Флоранс. – Такая цена! Такой шум! Такой вес! Такое уродство! И все это только для того, чтобы собирать крошки! Да еще при условии, если они совсем маленькие…– Спасибо, – прервал ее дядя. – Я все понял!Уставившись на сфинкса из пластмассы и хрома, он медленно тер себе лоб и задумчиво хмурил брови. Квота выступил вперед.– Разрешите мне… – начал он.– Сеньор, я разговариваю не с вами, – резко прервал его Бретт. Затем, как бы размышляя вслух, добавил: – И ты, и Каписта, да и я сам тоже просто не понимаю, как у меня могло возникнуть желание, хотя бы даже мимолетное, приобрести это дурацкое сооружение. А ведь и правда – вот что самое поразительное! – две минуты назад я умирал от желания поскорее получить это воющее чудовище.– Неправда, – сказал Квота.– Что? Как? Что неправда? Что именно…– Вовсе вам не его хотелось приобрести, не этот аппарат, не в нем дело.– Как, я не… Да вы что, издеваетесь надо мной?– Вам хотелось одного: хотеть. И я пробудил в вас желание.– Флоранс, – проговорил Бретт, и его голый череп порозовел, а потом стал перламутрово-белым. – Мне нехорошо. Я не знаю, в своем ли я уме.– Но, насколько я понял, – продолжал Квота все тем же спокойным тоном, – этот аппарат вам разонравился, и, если хотите, я расторгну наш договор…Квота показал подписанный Бреттом заказ, и тот недоверчиво протянул к нему руку, но Квота продолжал:– …и могу вызвать у вас такое же желание приобрести другой аппарат, кстати не менее экстравагантный, дорогостоящий и никчемный, скажем, к примеру, сортировщика чечевицы, или машинку для стрижки ковров, или еще…– Хватит, сеньор.В мгновение ока щеки, затылок и лысина Бретта снова приобрели кирпичный цвет.– Не знаю, – бросил он, яростно стиснув зубы, – не знаю почему, но вы просто издеваетесь надо мной. Да, я попался на удочку, не спорю. Сам не знаю, каким образом, но вы у меня буквально вытянули заказ на этот… могильный памятник. Отлично.И вдруг его снова затопил гнев:– Если вас не прельщает перспектива самому превратиться в крошкособиратель, настойчиво рекомендую вам тотчас же убраться прочь.Но Квота (Флоранс испытывала чуть ли не восхищение от его хладнокровия) сохранял спокойствие, словно бык во время урагана.– Вы только выслушайте меня… – начал было он. Из глотки Бретта вырвался вопль:– А я вам говорю, убирайтесь отсюда! Каписта, будьте добры, выведите этого сеньора! 4 Но уже через минуту Самюэль Бретт понял, что гордиться собой ему нечего. В который уже раз не сдержал себя, вместо того чтобы запастись терпением и разобраться в происходившем. А чем больше он думал, тем более непонятной казалась ему вся эта история. Одно из двух: или Квота сумасшедший, или же за этим на первый взгляд довольно дурнотонным розыгрышем кроется какой-то смысл, какая-то тайная цель. Почему, думал Бретт, почему этот человек из всех жителей Хаварона и служащих «Фрижибокса» выбрал именно его – ведь он не желторотый птенец какой-нибудь, чтобы в его собственном кабинете всучить ему дурацкий крошкособиратель, который в лучшем случае может служить подпоркой для вьющихся растений? Мало того, что сама затея нелепа, так Квота еще выбрал самую неподходящую кандидатуру.– По моему, ему было бы гораздо проще, – сказал Бретт племяннице, – сыграть эту шутку с тобой, например, ведь ты то и дело притаскиваешь в дом всякие древние черепки, которыми уж наверняка гораздо легче собирать крошки…Но Флоранс, которую обычно ничего не стоило рассмешить, на сей раз не приняла дядину шутку. Она сердилась на дядю за эту глупейшую сцену и досадовала на себя за то, что разрешила Квоте прийти к нему. Бретт и впрямь упрекнул ее за это. Впрочем, и себя он упрекал задним числом в несдержанности. В последующие два дня все эти переплетения чувств сильно осложнили отношения между дядей и племянницей. Каждую свободную от работы минуту они проводили во взаимных упреках, высказывали туманные догадки по поводу Квоты. Трудно сказать, сколько бы длилось это положение, если бы к концу второго дня вдруг не открылась дверь и в кабинет Бретта быстрыми, деловыми шажками, с сияющей по-детски физиономией не вошел собственной персоной председатель, да, да, сам сеньор председатель правления «Фрижибокса», тот самый «старый краб», который обозвал Самюэля Бретта мальчишкой. Он держал в руках странный аппарат из хрома и белой пластмассы, на первый взгляд напоминавший уже не крылатого коня, а гигантского скорпиона. На почтительном расстоянии за председателем скромно следовал Квота.Еще минуту назад Самюэль Бретт с племянницей обменивались колкими упреками. Но это зрелище, от которого они сначала оцепенели, вновь объединило их, вызвав в их душах бурю ликования и неумеренного веселья.– Но почему не этот? – спрашивал председатель, подыскивая место, куда бы водрузить свою ношу.– Этот уже продан, – ответил Квота.– А когда я получу свой? На этой неделе?– Нет, чуточку терпения. Для того чтобы его сделать, нужно время.– Тогда на следующей? Скажите, значит, к следующему воскресенью? Я как раз жду к обеду кое-кого из друзей.– Посмотрим. Не беспокойтесь. Я вас извещу.Во время разговора председатель нервно искал штепсельную розетку.– Ни у кого не найдется в долг яичного желтка? – взволнованно спросил он. – И немножко горчицы. Как включается аппарат? – обернулся он к Квоте.– Я вижу, дорогой сеньор председатель, вы принесли великолепную машину, – весело заметил Бретт.– Не правда ли? – отозвался председатель. – Я пришел показать ее вам. Замечательная, верно?– Да. Только что это такое? Мусоропровод?– Вот уж догадливый, – возмущенно бросил председатель и даже в лице изменился.– Мойщик бутылок? Вантус для прочистки ванны? – весело выдвигала предположения Флоранс.– Вы что, смеетесь? – закричал председатель, бросив на нее сердитый взгляд, в котором, однако, уже проскользнуло сомнение.– Что же это в таком случае?Квота, как в первый раз, поклонившись, ответил:– Майонезовосстановитель.
Через несколько минут после подсчетов, сделанных безжалостным Бреттом в явно издевательском тоне, председатель вынужден был признать, что при такой цене, – а раньше он даже не поинтересовался ею, – аппарат окупится лишь через год, да и то при условии, если заново сбивать свернувшийся майонез каждый день с утра до вечера, причем стоимость ложки майонеза будет равна стоимости коробки сигар, и удалился с оскорбленно-брезгливым видом.– Сеньор Квота, – сказал Бретт, – в прошлый раз я был неправ, обойдясь с вами столь нелюбезно. Простите мне мою несдержанность. Приношу вам свои глубочайшие извинения и благодарю вас за то, что вы снова пришли к нам. Не буду спрашивать, как вам удалось проникнуть к председателю…– Я стал акционером, – сказал Квота.– «Фрижибокса»?– Но ведь для вас не секрет, что на бирже ваши акции можно купить по цене, как бы сказать помягче, более чем сходной…– Это не существенно, – поспешно прервал его Бретт. – Вы знаете, сеньор Квота, в вас есть что-то такое, что меня заинтересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
В полном душевном смятении, неподвижно застывшую среди разбросанных по полу папок и застал ее Каписта, войдя в кабинет минуту спустя. Он услышал крики и, заподозрив, что причиной директорского гнева послужила его острота насчет бигуди, явился чуть смущенный, с виноватым видом узнать, что такое происходит.– Конечно, все это из-за вас, – заявила Флоранс. – А через минуту на вашей совести будет еще и убийство.Она прислушалась. Каписта последовал ее примеру, но ничего не услышал. Убийство! Что она хочет этим сказать?– Я знаю, я вел себя как последний мерзавец, но из этого еще не следует…– В том состоянии, в которое вы привели дядю, – прервала Каписту Флоранс, – он вполне способен выкинуть его в окно.– Кого это «его»? – в недоумении спросил Каписта.– Вы не знаете. Посетителя.Каписта облегченно вздохнул. Значит, все в порядке. Патрон изольет всю ярость на другого и, когда они встретятся, уже сменит гнев на милость. Но Флоранс по-прежнему не спускала с него мрачного взгляда.– Я очень сожалею, – сказал он, чтобы умиротворить ее. – Искренне сожалею. Конечно, я перешел границы. Но поставьте себя на мое место: я из кожи вон лезу, лишь бы продлить существование этой паршивой лавочки, а вместо благодарности одни упреки…Флоранс подняла руку, прося его замолчать. Из кабинета дяди, несмотря на две обитых двери и приемную, доносились возбужденные, нетерпеливые голоса, и, так как слов разобрать было нельзя, становилось еще страшнее.– Ясно, при таком отношении руки опускаются, – продолжав Каписта, не обращая внимания на гул голосов. – К чему все наши усилия? В этой проклятой стране уже сейчас холодильников больше, чем жителей…– Помолчите, – попросила Флоранс.– …И рано или поздно все равно придется прекратить их выпуск. Так почему же не сделать этого сразу? Зачем упорствовать?– Да замолчите же вы наконец!А там, в кабинете Бретта, голоса становились все громче. Теперь ясно слышался крик патрона, словно он хотел заставить замолчать своего противника. И вдруг, перекрывая голоса, раздались какие-то странные звуки: не то застрочил пулемет, не то заработала камнедробилка. Но скорее всего, это был грохот посуды, которую опрокинули на пол вместе со столом.– Так и есть! – воскликнула Флоранс. – Так я и знала. Дядя делает из него котлету! О Каписта, умоляю вас, будьте миленьким, пойдите туда, я не смею.Но Каписта не спешил выполнить эту просьбу, этот грохот его не тревожил. А ведь дело и впрямь могло кончиться дракой.Однако шум внезапно прекратился. Наступила грозная тишина. Потом загрохотало с новой силой.– Боже мой! – простонала Флоранс.Тут Каписта решился. Неуверенным шагом он вышел в приемную – за ним следовала Флоранс. Но не успел он сделать и трех шагов по направлению к кабинету директора, как шум оборвался.Дверь медленно открылась. 3 Застыв от изумления, Флоранс и Каписта увидели, как из своего кабинета быстрыми деловыми шажками вышел сам директор с сияющим детской радостью лицом. За ним на почтительном расстоянии следовал Квота со скромным видом.Бретт нес в руках какой-то странный громоздкий предмет. Это было сложное сооружение из хромированных и белых пластмассовых деталей, отдаленно напоминавшее, если уже обязательно прибегать к сравнениям, силуэт крылатого коня, присевшего на задние ноги, – плод фантазии скульптора-сюрреалиста, страдающего гигантоманией и дурным вкусом.Директор многозначительно подмигнул племяннице, поставил этот диковинный агрегат на край стола и, размотав электрический провод, воткнул вилку в розетку.Приемная тут же наполнилась адским шумом, и Флоранс облегченно вздохнула.– Боже мой, дядя, что это такое?Ей приходилось кричать, чтобы ее услышали, но Бретт, не отвечая, повел с Квотой удивительный диалог, причем оба они орали во все горло.– Я могу приобрести этот аппарат? – кричал Бретт.– Что? Какой аппарат? – вопил Квота.– Вот этот! – Бретт хлопнул рукой по аппарату.– Я уже вам сказал, нет!– Почему нет?– Он уже продан!– А когда я получу свой?– Не беспокойтесь!– На этой неделе?– Чуточку терпения. Для того чтобы сделать, нужно время.– Что? Что?– Я говорю: чу-то-чку тер-пе-ния!Флоранс заткнула уши.– Ради бога, – прокричала она, в свою очередь, – остановите эту гадость!Бретт с неохотой нажал кнопку, и сразу наступило блаженство: так бывает, когда перестает болеть зуб…– Послушайте-ка, – сказал Бретт уже нормальным голосом. – Нажмите, пожалуйста… У меня как раз в воскресенье к обеду будет несколько друзей…– Сожалею, но это невозможно. Невозможно, чуточку терпения, сеньор Бретт.– Ну тогда к следующему воскресенью, а? Еще целых двенадцать дней… Надеюсь вы не скажете…– Посмотрим. Не беспокойтесь. Я вас извещу.
Только тут Бретт, обернувшись, заметил, с каким удрученным видом его племянница и Каписта разглядывают этого нелепо скорчившегося Пегаса, который в тихом состоянии внушал, пожалуй, еще большую тревогу. Поначалу Бретт решил было, что их подавленность объясняется восторгом.– Каково, а? Небось обалдели?– Есть немного, – ответила Флоранс. – А что это такое? Бетономешалка?Дядя даже в лице изменился.– Да, догадливостью ты не блещешь, – возмущенно проговорил он. – Бетономешалка! Надеюсь, ты пошутила?– Но что это на самом деле? – недоумевающе спросил Каписта. – Пневматический молот?По выражению лица директора он уже понял, что дал промашку.– Тогда, признаться, не представляю себе… Может, это насос для пива?– А-а догадалась! – воскликнула Флоранс. – Это мотор к машине, которой вскрывают асфальт… Разве не так?На Бретта больно было смотреть. Его сияющая физиономия постепенно вытягивалась, теряла первоначальное выражение самоуверенности.– Вы действительно не понимаете, что это такое? – пробормотал он. – Ведь сразу же видно, что это…Он осекся, очевидно, и сам почувствовал, что тут не все ладно, и, повернувшись к Квоте, который стоял неподвижно, с видом полнейшего безразличия, что особенно поражало Флоранс, обратился к нему за поддержкой:– Хоть вы объясните им…Квота неопределенно махнул рукой, словно говоря: «Если вам угодно, пожалуйста», и с легким поклоном сказал:– Это крошкособиратель.
Наступило тягостное молчание. Его нарушил Каписта: склонившись над машиной, он вполголоса, как бы про себя, повторил:– Крошкособиратель.– Ну да, вы же сами видите, – с усилием пробормотал Бретт, – он собирает крошки.Тут же с жалкой улыбкой, которая плохо скрывала его смущение, уточнил:– Любые крошки, ну хотя бы от сыра, это же понятно.И, окончательно растерявшись, добавил, показывая пальцами на машину:– Хлебные крошки… после того как…Голос его прервался, и Флоранс ласково спросила дядю:– Но… куда же деваются крошки?Бретт нервно приподнял то, что отдаленно напоминало круп коня, и ответил:– Да вот, взгляни сама, через эту маленькую щель.– А крупные? – спросила Флоранс еще более ласково.– Крупные? – повторил Бретт.Дядя бросил умоляющий взгляд на Квоту, который упорно держался так, словно все происходящее не имеет к нему ни малейшего отношения, но, не получив и от него поддержки, пролепетал:– Ну и что ж, сначала нужно раскрошить помельче, тут ничего мудреного нет: раскрошить крошки.– Да, – подтвердил Каписта. – Надо только придерживаться этого правила. Простите за нескромный вопрос, но позвольте узнать, во сколько вам обойдется этот, этот… крылатый конь?Бретт широко раскрыл глаза и побледнел.– Во сколько… – пробормотал он. – Хм, недорого, словом, не очень дорого.– Во сколько же?– Хм… по правде говоря…– Как! – воскликнула Флоранс. – Вы купили его, даже не поинтересовавшись ценой?– О цене мы пока еще не говорили, – вмешался Квота, и на его лице промелькнула неопределенная улыбка: – Двести песо. Плюс, естественно, налог на предметы роскоши.Двести песо – почти девяносто долларов, то есть цена превосходного сапфира или золотых часов.– Но это великолепная модель! – поспешил оправдаться Бретт. – Модель люкс!Не говоря ни слова, Каписта оглядел поочередно Квоту, аппарат, своего директора. Затем медленно проговорил:– Двести песо. Так. Хорошо. Великолепно. Раз так, сеньор директор, прошу прощения, но моя работа…Он направился к двери. Бретт вытянул руки.– Нет. Подождите, Каписта.Голос его звучал тверже. Теперь и он озадаченно оглядел молчавшее чудовище и прошептал:– Так… так… так… – потом поднял голову и, поморгав, спросил: – Скажите, Каписта… Хм… Только честно… Каково ваше мнение…– Я вам скажу, дядя, каково наше мнение, – вмешалась Флоранс. – Такая цена! Такой шум! Такой вес! Такое уродство! И все это только для того, чтобы собирать крошки! Да еще при условии, если они совсем маленькие…– Спасибо, – прервал ее дядя. – Я все понял!Уставившись на сфинкса из пластмассы и хрома, он медленно тер себе лоб и задумчиво хмурил брови. Квота выступил вперед.– Разрешите мне… – начал он.– Сеньор, я разговариваю не с вами, – резко прервал его Бретт. Затем, как бы размышляя вслух, добавил: – И ты, и Каписта, да и я сам тоже просто не понимаю, как у меня могло возникнуть желание, хотя бы даже мимолетное, приобрести это дурацкое сооружение. А ведь и правда – вот что самое поразительное! – две минуты назад я умирал от желания поскорее получить это воющее чудовище.– Неправда, – сказал Квота.– Что? Как? Что неправда? Что именно…– Вовсе вам не его хотелось приобрести, не этот аппарат, не в нем дело.– Как, я не… Да вы что, издеваетесь надо мной?– Вам хотелось одного: хотеть. И я пробудил в вас желание.– Флоранс, – проговорил Бретт, и его голый череп порозовел, а потом стал перламутрово-белым. – Мне нехорошо. Я не знаю, в своем ли я уме.– Но, насколько я понял, – продолжал Квота все тем же спокойным тоном, – этот аппарат вам разонравился, и, если хотите, я расторгну наш договор…Квота показал подписанный Бреттом заказ, и тот недоверчиво протянул к нему руку, но Квота продолжал:– …и могу вызвать у вас такое же желание приобрести другой аппарат, кстати не менее экстравагантный, дорогостоящий и никчемный, скажем, к примеру, сортировщика чечевицы, или машинку для стрижки ковров, или еще…– Хватит, сеньор.В мгновение ока щеки, затылок и лысина Бретта снова приобрели кирпичный цвет.– Не знаю, – бросил он, яростно стиснув зубы, – не знаю почему, но вы просто издеваетесь надо мной. Да, я попался на удочку, не спорю. Сам не знаю, каким образом, но вы у меня буквально вытянули заказ на этот… могильный памятник. Отлично.И вдруг его снова затопил гнев:– Если вас не прельщает перспектива самому превратиться в крошкособиратель, настойчиво рекомендую вам тотчас же убраться прочь.Но Квота (Флоранс испытывала чуть ли не восхищение от его хладнокровия) сохранял спокойствие, словно бык во время урагана.– Вы только выслушайте меня… – начал было он. Из глотки Бретта вырвался вопль:– А я вам говорю, убирайтесь отсюда! Каписта, будьте добры, выведите этого сеньора! 4 Но уже через минуту Самюэль Бретт понял, что гордиться собой ему нечего. В который уже раз не сдержал себя, вместо того чтобы запастись терпением и разобраться в происходившем. А чем больше он думал, тем более непонятной казалась ему вся эта история. Одно из двух: или Квота сумасшедший, или же за этим на первый взгляд довольно дурнотонным розыгрышем кроется какой-то смысл, какая-то тайная цель. Почему, думал Бретт, почему этот человек из всех жителей Хаварона и служащих «Фрижибокса» выбрал именно его – ведь он не желторотый птенец какой-нибудь, чтобы в его собственном кабинете всучить ему дурацкий крошкособиратель, который в лучшем случае может служить подпоркой для вьющихся растений? Мало того, что сама затея нелепа, так Квота еще выбрал самую неподходящую кандидатуру.– По моему, ему было бы гораздо проще, – сказал Бретт племяннице, – сыграть эту шутку с тобой, например, ведь ты то и дело притаскиваешь в дом всякие древние черепки, которыми уж наверняка гораздо легче собирать крошки…Но Флоранс, которую обычно ничего не стоило рассмешить, на сей раз не приняла дядину шутку. Она сердилась на дядю за эту глупейшую сцену и досадовала на себя за то, что разрешила Квоте прийти к нему. Бретт и впрямь упрекнул ее за это. Впрочем, и себя он упрекал задним числом в несдержанности. В последующие два дня все эти переплетения чувств сильно осложнили отношения между дядей и племянницей. Каждую свободную от работы минуту они проводили во взаимных упреках, высказывали туманные догадки по поводу Квоты. Трудно сказать, сколько бы длилось это положение, если бы к концу второго дня вдруг не открылась дверь и в кабинет Бретта быстрыми, деловыми шажками, с сияющей по-детски физиономией не вошел собственной персоной председатель, да, да, сам сеньор председатель правления «Фрижибокса», тот самый «старый краб», который обозвал Самюэля Бретта мальчишкой. Он держал в руках странный аппарат из хрома и белой пластмассы, на первый взгляд напоминавший уже не крылатого коня, а гигантского скорпиона. На почтительном расстоянии за председателем скромно следовал Квота.Еще минуту назад Самюэль Бретт с племянницей обменивались колкими упреками. Но это зрелище, от которого они сначала оцепенели, вновь объединило их, вызвав в их душах бурю ликования и неумеренного веселья.– Но почему не этот? – спрашивал председатель, подыскивая место, куда бы водрузить свою ношу.– Этот уже продан, – ответил Квота.– А когда я получу свой? На этой неделе?– Нет, чуточку терпения. Для того чтобы его сделать, нужно время.– Тогда на следующей? Скажите, значит, к следующему воскресенью? Я как раз жду к обеду кое-кого из друзей.– Посмотрим. Не беспокойтесь. Я вас извещу.Во время разговора председатель нервно искал штепсельную розетку.– Ни у кого не найдется в долг яичного желтка? – взволнованно спросил он. – И немножко горчицы. Как включается аппарат? – обернулся он к Квоте.– Я вижу, дорогой сеньор председатель, вы принесли великолепную машину, – весело заметил Бретт.– Не правда ли? – отозвался председатель. – Я пришел показать ее вам. Замечательная, верно?– Да. Только что это такое? Мусоропровод?– Вот уж догадливый, – возмущенно бросил председатель и даже в лице изменился.– Мойщик бутылок? Вантус для прочистки ванны? – весело выдвигала предположения Флоранс.– Вы что, смеетесь? – закричал председатель, бросив на нее сердитый взгляд, в котором, однако, уже проскользнуло сомнение.– Что же это в таком случае?Квота, как в первый раз, поклонившись, ответил:– Майонезовосстановитель.
Через несколько минут после подсчетов, сделанных безжалостным Бреттом в явно издевательском тоне, председатель вынужден был признать, что при такой цене, – а раньше он даже не поинтересовался ею, – аппарат окупится лишь через год, да и то при условии, если заново сбивать свернувшийся майонез каждый день с утра до вечера, причем стоимость ложки майонеза будет равна стоимости коробки сигар, и удалился с оскорбленно-брезгливым видом.– Сеньор Квота, – сказал Бретт, – в прошлый раз я был неправ, обойдясь с вами столь нелюбезно. Простите мне мою несдержанность. Приношу вам свои глубочайшие извинения и благодарю вас за то, что вы снова пришли к нам. Не буду спрашивать, как вам удалось проникнуть к председателю…– Я стал акционером, – сказал Квота.– «Фрижибокса»?– Но ведь для вас не секрет, что на бирже ваши акции можно купить по цене, как бы сказать помягче, более чем сходной…– Это не существенно, – поспешно прервал его Бретт. – Вы знаете, сеньор Квота, в вас есть что-то такое, что меня заинтересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24