А Элис продолжала ему улыбаться.
- Прекрати, - мягко попросил он. - Не люблю улыбок.
Она послушалась.
- Кто я, Элис?
- Ты "ключ".
- А ты кто?
- "Замок".
- Раз я открыл тебя, ты должна делать то, что я прикажу. Правда?
- Да.
Он достал трехдолларовую бумажку из кошелька и положил ее поверх счета.
- Я хочу проверить тебя, Элис. Собираюсь посмотреть, достаточно ли ты послушна.
Она покорно ждала.
- Когда ты отойдешь от этого столика, - начал он, - ты отнесешь счет и деньги в кассу. Оставшуюся сдачу возьми себе. Это ясно?
- Да.
- Потом иди в кухню. Там кто-нибудь есть?
- Нет. Рэнди пошел в банк.
- Рэнди Альтмен?
- Да.
- Это хорошо, - заметил Салсбери. - Итак, когда придешь в кухню, возьми вилку для готовки, такую, с большими зубьями. Знаешь, такую здоровую, с двумя зубцами. Есть такая на кухне?
- Да. Несколько.
- Вот одной из них проколи себе руку. Проткни свою левую руку насквозь. Она даже не моргнула.
- Это понятно, Элис?
- Да, понятно.
- Когда ты отвернешься от этого столика, ты немедленно забудешь все, о чем мы здесь говорили.
Поняла?
- Да.
- А когда проткнешь вилкой руку, то подумаешь, что это случайность. Несчастный случай.
- Конечно. Случай.
- Тогда иди.
Она повернулась и пошла к двери в конце стойки; ее бедра соблазнительно покачивались.
Когда она дошла до кассы, Салсбери выскользнул из кабинки и направился к выходу.
Она опустила чаевые в кармашек своей формы, заперла кассовый аппарат и пошла на кухню. У выхода Салсбери приостановился и опустил монетку в газетный автомат.
Боб Торп громко рассмеялся какой-то шутке, а пожилая официантка Бесс захихикала, как молоденькая девчонка.
Салсбери вытащил номер местной газеты, свернул, засунул под мышку и открыл ведущую в фойе дверь. Шагая к порогу, слушая, как скрипит, закрываясь за ним, дверь, он мучительно думал: "Ну же, ты, шлюха, ну!" Сердце его колотилось, его лихорадило.
Элис начала кричать.
Салсбери с улыбкой закрыл входную дверь, спустился по ступенькам и направился по главной улице, как будто не знал, какой переполох поднялся в кафе.
День был теплым и ярким. По небу бежали облачка.
За всю свою жизнь он не был счастливее.

***
Оттеснив плечом Боба Торпа, Пол вбежал в кухню. Молоденькая официантка стояла у разделочного стола между двумя холодильниками. Ее левая рука была распростерта на деревянной доске для резки. В правой руке она сжимала вилку с зубцами длиною в восемнадцать дюймов. Оба заостренных зубца вилки, проткнув насквозь руку девушки, даже вонзились в доску. Кровь залила ее голубую форменную блузку, блестела на доске и капала с края разделочного стола. Официантка кричала и в паузах захлебывалась, глотая ртом воздух, извиваясь всем телом и пытаясь вытащить вилку.
Повернувшись к Бобу Торпу, застывшему в дверях, Пол велел:
- Звоните доктору Трутмену.
Повторять было не нужно. Торп кинулся к телефону.
Взяв женщину за локоть правой руки. Пол сказал:
- Давай-ка оставим вилку в покое. Ты ее теребишь, а от этого только хуже.
Она подняла голову, но смотрела куда-то сквозь него. Из-за темных волос и глаз ее лицо казалось особенно бледным. Она не переставала кричать, издавая завывание, скорее похожее на звериное, чем на человеческое; и даже вряд ли понимала, где она и кто рядом.
Он попытался освободить из ее пальцев черенок вилки.
Стоявшая рядом Дженни проговорила:
- О Господи!
- Попридержи ее, - попросил он. - Не позволяй ей ухватиться снова за вилку.
Дженни схватила девушку за кисть правой руки и сказала:
- Боюсь, мне станет плохо.
Если бы она упала в обморок. Пол не упрекнул бы ее за слабость. В крошечной кухонке ресторана, с потолком, нависавшим всего в нескольких дюймах у них над головой, вопли становились все нестерпимее. Вид этой тоненькой руки, пригвожденной острой вилкой к столу, был ужасен, словно из ночных кошмаров. Мутило от смеси сильных запахов - ветчины, ростбифов, жареного лука, кипящего сала - и свежего, металлического привкуса крови. Тут любого бы вывернуло. Но он ответил:
- Тебе не может быть плохо. Ты же сильная девочка.
Она закусила нижнюю губу и кивнула.
Быстро, словно всегда ожидал чего-то подобного, Пол схватил висевшее на крючке полотенце и прижал его к ранам. Оторвав от него кусок, с помощью деревянной ложки соорудил подпорку для левой руки официантки. Он прикрутил деревянную ложку к своей правой руке и положил левую на черенок вилки. Дженни он велел:
- Иди, поддержи подпорку.
Как только ее правая рука освободилась, официантка снова попыталась добраться до вилки. Она вцепилась в кулак Пола.
Дженни держалась за черенок ложки.
Нажав на раненую руку девушки. Пол резко дернул за вилку, которая вошла не только в плоть официантки, но и почти на полдюйма в дерево, и одним точным быстрым движением вытащил зубцы вилки из руки. Потом бросил вилку и придержал девушку, чтобы она не упала. Колени ее стали подгибаться; еще бы, подумал он.
Пока он укладывал молодую женщину на пол, Дженни заметила:
- Бедняжка, должно быть, ужасно страдает. Казалось, именно эти слова и прекратили истерику, в которой пребывала официантка. Она перестала издавать жуткие вопли и заплакала.
- Не понимаю, как такое можно было сотворить, - сказал Пол, успокаивающе поглаживая женщину. - Она воткнула в руку вилку с невероятной силой. Буквально пригвоздила себя к столу.
Дрожа, всхлипывая, официантка пролепетала:
- Случайность. - Она прерывисто вздохнула, и, застонав, покачала головой. - Ужасная.., случайность.
Глава 6
Четырнадцать месяцев назад:
Четверг, 10 июня 1976 года
Труп обнаженного мужчины лежал в центре чуть наклоненного стола для вскрытий, расцвеченный кровавыми надрезами во многих местах.
- Кто это? - спросил Клингер.
- Он работал на Леонарда, - отозвался Салсбери.
Комната, в которой находились они трое, освещалась лишь двумя лампами под колпаками, подвешенными в центре потолка над прозекторским столом. Три стены были заставлены компьютерным оборудованием: пультами управления, мониторами, блоками питания. Вспыхивающие и мерцающие огоньки работающей электроники зловеще мигали зеленым, голубым, желтым и бледно-красным в окружающей полутьме. Девять телевизионных дисплеев - большие кубы с лучевыми трубками - были закреплены высоко на трех стенах, а четыре экрана были установлены на потолке; и все они излучали слабое голубовато-зеленое свечение.
В этом жутком освещении распростертое тело было похоже не на тело обычного человека, а скорее на бутафорский манекен из фильма ужасов.
Кротко, почти преисполнившись благоговения, Даусон произнес:
- Его звали Брайен Кингман. Он состоял в моем личном штате.
- Долго? - поинтересовался Клингер.
- Пять лет.
Покойному было около тридцати, его тело отличалось прекрасным сложением. Он умер семь часов назад, и признаки разложения начали проявляться: кровь стекла в нижнюю часть тела, застаиваясь в голенях, бедрах, ягодицах, которые были пурпурного цвета и уже отчасти тронуты тлением. Лицо, напротив, посерело, черты заострились. Руки были вытянуты вдоль тела, ладони наружу, пальцы искривлены.
- Он был женат? - спросил Клингер. Даусон покачал головой: нет.
- Семья?
- Вырастившие его бабушка с дедушкой умерли.
Братьев и сестер нет. Его мать умерла родами, а в прошлом году погиб в автокатастрофе его отец.
- Тетки и дядья?
- Близких нет.
- Подружки?
- Ни одной, которой бы он был увлечен всерьез или которая бы всерьез увлекалась им, - отвечал Даусон:
- Потому-то мы его и выбрали. Если он исчезнет, никто особенно не позаботится разыскать его.
Некоторое время Клингер обдумывал услышанное. Потом спросил:
- Вы предполагали, что эксперимент его убьет?
- Мы не исключали этой возможности, - поправил Огден.
Мрачно усмехнувшись, Клингер заметил:
- И вы были правы.
Что-то в тоне генерала взбесило Салсбери.
- Тебе были известны ставки, когда ты связался с Леонардом и со мною.
- Да уж, разумеется, - согласился Клингер.
- Тогда не веди себя так, словно смерть Кингмана - единственно на моей совести. Вина лежит на всех нас.
Нахмурившись, генерал возразил:
- Огден, ты меня не так понял. Я вовсе не думаю, что ты, или Леонард, или я вообще в чем-то виноваты. Этот человек - лишь машина, которая разбилась. И ничего больше. Мы всегда достанем другую машину. Ты чересчур чувствителен, Огден.
- Бедный мальчик, - вымолвил Даусон, печально разглядывая тело. - Он готов был на все ради меня.
- Он и доказал это, - сказал генерал, задумчиво оглядывая мертвеца. - Леонард, у тебя в этом доме семеро слуг. Кто-нибудь из них знал, что Кингман был здесь?
- Вот уж вряд ли. Мы тайно его сюда привезли.
Тринадцать месяцев это крыло дома в Гринвиче было абсолютно изолировано и никак не сообщалось с остальными двадцатью комнатами. К крылу пристроили новый отдельный вход, а все замки поменяли. Слугам объявили, что под эгидой "Фьючерс" в доме проводятся совершенно безопасные эксперименты, а предпринятые предосторожности необходимы, чтобы исключить возможность промышленного шпионажа.
- А домашняя прислуга все еще любопытствует насчет того, что здесь происходит? - спросил Клингер.
- Нет, - ответил Даусон. - Они же видят, что в течение года здесь ничего особенного не произошло.
Секретное крыло перестало их занимать.
- Тогда, мне кажется, можно похоронить Кингмана в усадьбе без особого риска. - Он повернулся к Салсбери. - А что случилось? Как он погиб?
Салсбери присел на высокую белую скамейку у изголовья стола, обвил ногами одну из ее ножек и заговорил, глядя на собеседников поверх распростертого тела покойника.
- Впервые мы доставили Кингмана сюда в начале февраля. Он считал, что помогает нам в проведении социологического исследования, результаты которого чрезвычайно важны для "Фьючерс". За сорок часов опроса я узнал об этом человеке все, что хотел - его симпатии и антипатии, предрассудки, причуды, желания и все, что касается его интеллекта. Позже, в конце - февраля, я просмотрел записи этих интервью и выбрал пять ключевых пунктов, свидетельствующих об убеждениях или укоренившихся привычках, которые я попытался обратить в их противоположность путем серии подсознательных внушений.
Салсбери выбрал три сложных и два простых варианта. Кингман обожал шоколад: конфетки, шоколадные кексы - шоколад во всех видах; а Салсбери захотел, чтобы у Кингмана подступала тошнота при одном виде шоколада. Кингман не любил, просто не выносил брокколи, а Салсбери решил заставить его наслаждаться ею. Третья несложная трансформация заключалась в том, что Салсбери вознамерился не только избавить Кингмана от необъяснимого страха перед собаками, но и превратить подопытного в их обожателя. Еще два опыта скорее всего привели бы Салсбери к неудаче, потому что они требовали слишком глубокого проникновения в психику Кингмана. Начать с того, что Кингман был атеистом - факт, который он скрывал от Даусона весьма успешно все пять лет службы у него. Во-вторых, он был довольно резко настроен по отношению к черным. Превратить его в глубоко верующего человека, проповедующего братскую любовь к неграм, было куда сложнее, чем возбудить отвращение к шоколаду.
Ко второй неделе апреля Салсбери завершил составление программ обработки подсознания.
Пятнадцатого апреля Кингмана вновь доставили в этот дом под предлогом необходимости его участия в дополнительных социологических исследованиях для "Фьючерс". Хотя он об этом и не догадывался, влияющий на подкорку наркотик ему ввели в тот же день. Салсбери положил его на медицинское обследование и три дня подвергал многочисленным тестам, но не обнаружил ни малейших следов отравления, ни постепенных видоизменений в тканях, химическом составе крови, никаких заметных психических отклонений или вредных побочных явлений от приема наркотика.
К концу третьего дня, девятнадцатого апреля, находясь по-прежнему в добром здравии, Кингман принял участие в эксперименте по визуальному восприятию - так ему объяснили. Днем ему показали два кинофильма и после каждого предложили ответить на вопросы по поводу увиденного. Ответы его были вовсе не важны, но Салсбери зафиксировал их просто потому, что привык заполнять каждый пустой клочок бумаги в своей лаборатории. Целью эксперимента было лишь одно: пока Кингман смотрел фильмы, три часа подряд в него закачивались подсознательные программы, которые должны были изменить его привычки и убеждения - те пять, которые выбрал Салсбери.
События следующего дня, двадцатого апреля, подтвердили эффективность наркотика Салсбери и его подсознательных программ. За завтраком Кингман потянулся за шоколадным батончиком и отшвырнул его прочь, откусив кусочек, быстро извинившись, он выскочил из-за стола в ванную комнату, где его вырвало. За обедом он умял четыре порции брокколи в масле со свиными отбивными. Днем, когда Салсбери вышел с ним прогуляться по усадьбе, Кингман добрых четверть часа играл с несколькими сторожевыми собаками. После ужина, когда Салсбери и Даусон принялись обсуждать вечный вопрос об объединении общественных школ на Севере, Кингман вступил в спор как убежденный либерал, всю жизнь радевший о всеобщем равноправии. И наконец, не догадываясь о том, что у него в спальне установлены две видеокамеры, передающие на мониторы его жизнь в закрытом крыле дома, он прочитал молитвы, отходя ко сну.
Даже сейчас, стоя рядом с безжизненным телом, Даусон блаженно улыбался, рассказывая об этом Клингеру.
- Ты бы видел это, Эрнст! Это было ужасно волнующе. Огден взял атеиста, грешную душу, которой суждено было гореть в аду, и превратил его в уверовавшего в Иисуса Христа праведника, и всего за один день!
Салсбери чувствовал себя не в своей тарелке. Он поерзал на скамейке, затем, не обращая внимания на Даусона, уставившись куда-то в лоб генералу, произнес:
- Кингман покинул поместье двадцать первого апреля. Я тотчас же сел за разработку самой важной серии подсознательных команд, той самой, которую мы втроем обсуждали сотни раз, - программы, которая дала бы мне возможность полного и постоянного контроля над мозгом объекта с помощью кодовой фразы. Пятнадцатого июля я закончил эту разработку. Сюда мы вновь привезли Кингмана восемнадцатого, то есть два дня назад.
- Он ни о чем не подозревал? - спросил Клингер. - Не разочаровался во всем том, что его заставляли проделывать?
- Совсем наоборот, - возразил Даусон. - Он был доволен, что я именно его использую в таком серьезном проекте, даже если он и не вполне понимает его суть. Он видел в этом знак моего особого к нему доверия. И думал, что если он окажется полезным в работе Огдена, то продвинется по службе быстрее, чем рассчитывал. В его поведении не было ничего особенного. Такими бывают все молодые стажеры, это дело обычное.
Устав стоять, генерал подошел к ближайшему компьютерному столу, выдвинул стул и уселся на него. Он почти полностью скрывался в тени. Зеленое свечение экрана захватывало его правое плечо и часть грубого лица. Он был похож на тролля.
- Ладно. К пятнадцатому вы закончили программу. Восемнадцатого сюда снова явился Кингман. Ты накачал его наркотиком...
- Нет, - перебил Салсбери. - Раз наркотик уже был введен подопытному, увеличивать дозу нет необходимости, даже и годы спустя. Когда приехал Кингман, я тут же приступил к программе подсознательного контролирования. Вечером я показал ему несколько фильмов. После этого - предпоследней ночью - он очень плохо спал. Он проснулся дрожа, весь в поту. Он был испуган, его тошнило. Не успел отдышаться, как его вырвало рядом с кроватью.
- Лихорадка? - уточнил Клингер.
- Нет.
- Ты не думаешь, что это была запоздалая реакция на наркотик - спустя полтора месяца?
- Может быть, - откликнулся Салсбери. Но про себя подумал, что очевидно дело было не в этом. Он встал со скамейки, подошел к своему столу в темном углу комнаты и вернулся с компьютерной распечаткой. - Это запись состояния Кингмана во время сна между часом и тремя ночи. Это критический период. - Он протянул листки Даусону. - Вчера я показал Кингману еще два фильма. Они завершили программу.
Этой ночью он умер в постели.
Генерал присоединился к Даусону и Салсбери, которые стояли у прозекторского стола, при свете лампы начали читать свиток компьютерной распечатки длиною в два ярда.
ЧАСТИЧНОЕ РЕЗЮМЕ
ПРОГРАММА МЕДИЦИНСКОГО НАБЛЮДЕНИЯ
БК/ОБ РЕП 14
ЗАПИСАНО: 6-10-76
РАСПЕЧАТКА: 6-10-76
РАСПЕЧАТКА
ЧАСЫ МИН СЕК СЧИТЫВАНИЕ
0100 00 00 ЕЕГ - ЭТАП 3 СОН
0100 01 00 ЕЕГ - ЭТАП 3 СОН
0100 02 00 ЕЕГ - ЭТАП 4 СОН
0100 03 00 ЕЕГ - ЭТАП 4 СОН
0100 04 00 ЕЕГ - ЭТАП 4 СОН
Клингер спросил:
- Так вы подключали к Кингману столько машин, пока он спал?
- Почти каждую ночь он проводил здесь. С самого начала, - пояснил Салсбери. - Первые дни это даже не требовалось. Но к тому времени, когда для меня уже стало необходимым пристально наблюдать за ним, он попривык к машинам и научился засыпать, опутанный всеми этим проводами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33