– воскликнула Роза, опускаясь в кресло.
– Возможно, она просто обязана петь то, что ей приказывают. Бедняжка! Мольпас заставляет ее столько работать! Я уверен, что эту песню он сочинил сам.
– И теперь нам придется слушать, как ее распевают на улице все пьяные гуляки.
– Что совсем не так приятно, – вздохнула Танзи, размышляя о том, что бы такое сделать в ответ.
– Существует только один способ переплюнуть их, – сказал Том, словно читая ее мысли. – И, видя, что Танзи и Роза в ожидании смотрят на него, продолжил:
– У Мольпаса есть и поющая красотка, и свирепый дракон, и он даже умеет сочинять стихи. Но чего у него нет, так это королевской кровати.
– Нам не удастся много получить за нее, – нерешительно начала Роза.
– Не продавайте ее, – посоветовал Том. – Держите ее там, где она стоит, и показывайте посетителям. Пусть она станет лестерской достопримечательностью. И улучшит ваши дела. В стране сейчас мир, Тюдор издал строгие законы против тех, кто убивает и грабит на дорогах, и люди понемногу снова начинают путешествовать. И ездить по разным делам. Когда весной дороги установятся, они появятся и здесь. Повесьте табличку на дверь и напишите на ней, что здесь останавливался последний Плантагенет. Из этих слов нельзя понять, кому вы симпатизируете – ему или Тюдору. Предложите показывать королевскую кровать за небольшую плату.
– И кто же захочет на нее смотреть? – спросила Роза.
– Очень многие, поверьте мне. Кто-то из сочувствия, кто-то из простого любопытства. Заприте свою большую комнату, миссис Марш, и постарайтесь представить дело так, что открыть ее и проводить гостей по лестнице совсем не так просто, что вы оказываете большую честь, делая это. Пусть там все остается, как было, и пусть Танзи показывает ее желающим.
Увлеченный собственной идеей, он стал смотреть на кровать не только как на возможность поправить дела, но и как на занятие, которое могло бы отвлечь Танзи от грустных мыслей об отце.
– Смотри, Танзи.
Благодаря своему веселому дару копировать разных людей, Том мгновенно перевоплотился в Танзи, которая поворачивает в замке ключ, широко распахивает тяжелую дверь и отходит в сторону, давая возможность посетителям осмотреть всю комнату.
– Наша лучшая спальня, в которой ночевал король Ричард Третий. Походная складная кровать, которая путешествовала вместе с ним всюду, где бы ему ни приходилось воевать. Обратите внимание на лилии и на резной узор, и на ящик под матрацем, в котором перевозили его вещи. А это его халат и туфли, все лежит на тех же местах, где он их оставил перед отъездом в Босворт, накануне своей гибели. А здесь, ты им скажешь, слуги помогали ему надеть доспехи и оружие. Стоя здесь, он возложил на голову английскую корону… Да, да, это было внизу, я знаю, но какая разница? И отсюда он ушел во всем своем великолепии. А за небольшую дополнительную плату ты расскажешь им о том… как он вернулся обратно в Лестер.
– Нет, нет! – запротестовала Танзи.
– Но это именно то, что им нужно. Дорога через Баубридж. И то, что потом тело выставляли. У многих людей есть нездоровый интерес к таким вещам.
– Мы обязательно попробуем, – согласилась Роза, чувствуя, что сама скорее бы согласилась рассказывать о том, как видела тело короля, чем о его отъезде из их дома. – Выпейте еще, Том. За наш счет.
Танзи сидела молча. Она обещала отцу делать все, чтобы «Кабан» мог существовать, и вот появилась работа, которую она, несомненно, могла делать очень хорошо. Потому что, если для других комната короля уже успела превратиться в интересную достопримечательность, для нее она была наполнена реальной жизнью живого человека благодаря ее чувству к его сыну. И только все понимающий сентиментальный старик Уилл Джордан, не зная истинной причины, предположил, что Танзи нелегко будет справиться с новой работой.
Глава 10
Если королевская постель и не позволила владельцам «Голубого Кабана» нажить состояние, то хотя бы, даже спустя много месяцев после Босвортского сражения, помогала им сводить концы с концами. Танзи старалась не отлучаться из дома надолго, чтобы всегда быть готовой встретить гостей и проводить их наверх. Там она произносила перед ними свой монолог примерно так, как учил ее Том Худ. Среди посетителей попадались самые разные люди: и те, что случайно оказались в Лестере, и их постояльцы, и те, кого привели родственники, живущие здесь. Одни были любопытны, другие воспринимали рассказ Танзи скептически, и лишь совсем немногие не скрывали того, что судьба короля Ричарда трогает их.
Поначалу Танзи было невыносимо рассказывать совсем незнакомым людям о том, что произвело на нее такое глубокое впечатление. Она испытывала огромное желание привести сюда Дикона, который, конечно же, мог понять и разделить ее чувства и которому должна была бы принадлежать эта кровать, потому что, кроме него, покойный король не оставил после себя никаких близких родственников.
Однако постепенно, по мере того/ как она повторяла свой рассказ снова и снова, ее речь стала почти механической, а чувства утратили остроту. Одновременно она не могла не прийти к выводу, что Йоркская династия все еще имеет много сторонников. Большинство из них приезжали с Севера и из Средней Англии, немало путешественников было и из Йоркшира. Танзи определяла этих людей по тому, как они слушали ее рассказ о последних часах Ричарда Плантагенета. Так же хорошо, как и она, эти люди знали, как выглядел после смерти король Ричард.
Они молча стояли в комнате, боясь пропустить какую-нибудь даже самую маленькую деталь из ее рассказа, и нередко уходили незаметно, быстро крестясь и шепча слова молитвы о спасении его души.
За пределами Йоркшира преданные сторонники Ричарда, как правило, воздерживались от открытого проявления своих чувств, ибо Тюдор, поддерживаемый Лондоном, весьма прочно обосновался на троне. Герцог Норфолк, Бракенбери и большинство ближайших сподвижников Ричарда были убиты, а о сэре Фрэнсисе Лоуэлле ничего не было известно; говорили, что он нашел убежище при Дворе герцогини Бургундской, сестры Ричарда, и у сторонников Йоркской династии не было достойного лидера. А поскольку Генрих Седьмой распространил ложные сведения о смерти графа Линкольна, племянника Ричарда, не осталось ни одного наследника, который мог бы вдохновить йоркцев на борьбу за корону.
Те, кто, подобно Тому Худу, занимались изготовлением оружия, – отец Тома разбогател во время гражданской войны – лишились источника доходов и оказались в тяжелейшем положении.
– Я всего лишь нищий, – сказал он Танзи, и было совершенно очевидно, что только гордость не позволяет ему просить ее стать его женой, хотя со дня смерти Роберта Марша прошел уже год. И Танзи, которая больше любила Тома теперь, когда он испытывал трудности, чем раньше, когда его дела шли прекрасно, удивлялась, почему ее не волнует его молчание. Конечно, причина ее равнодушия была отнюдь не в многозначительных взглядах Хью Мольпаса: его заигрывания не только не были нужны Танзи, но и осложняли ее отношения с мачехой, ибо вызывали у Розы гнев и раздражение.
Причина ее странного равнодушия к поведению Тома стала понятна Танзи, когда однажды весенним утром она приехала верхом на Латтервортский базар и увидела там Гаффорда, торговца из Лондона, который привез множество разнообразных вещей, имеющих огромный спрос у женщин. Все эти безделушки, разложенные на прилавке, были тем более желанны для Танзи, так как позади остался год траура и нужды. Когда она спешилась и подошла поближе, чтобы рассмотреть их, Гаффорд протянул ей небольшой пакет.
– Я собирался завезти его вам в следующую субботу, когда буду торговать в Лестере. Но увидел вас в толпе, – сказал он. – Очень славный молодой человек привез его мне на Чипсайд и весьма прозрачно намекнул, что убьет меня, если я не отвезу это в «Голубой Кабан». Однако важнее его угроз было то, что он щедро заплатил мне. Он сказал мне, что теперь ваш постоялый двор называется по-другому, я и не знал этого, ведь давно не был в ваших краях: торговля и в Лондоне идет неплохо.
Но Танзи не слышала его. Она рассматривала аккуратно написанный адрес, где было указано ее имя, и понимала самое важное – Дикон не забыл ее. Сердце Танзи забилось, и ей показалось, что весеннее солнце стало светить ярче. Она поблагодарила торговца, пригласила приехать к ним, пообещав, что мачеха непременно сделает немало покупок, и поспешила домой, забыв купить примерно половину необходимой им провизии. Только оставшись одна в своей комнате и закрыв дверь, Танзи решилась вскрыть пакет.
К ее радости и удивлению, из него выпали четыре золотых монеты. Она была смущена тем, что он вторично вернул ей долг, деньги, которые она с такой радостью отдала ему, но ей было приятно, что он принадлежит к людям, способным на такой поступок. Ей не нужны были эти деньги, но она почувствовала к Дикону необыкновенное доверие, и ей стало абсолютно ясно, что все, сказанное им перед расставанием – серьезное признание, а не просто выражение благодарности. И она поняла, почему не решилась бы ни за кого выйти замуж, даже за Тома Худа, которого давно знает и очень любит.
Дрожащими пальцами, нетерпеливо она развернула письмо, первое письмо в ее жизни.
«Моя ненаглядная Танзи, – писал Дикон. – Я разыскал вашего торговца уже несколько недель назад, но он был очень занят, продавая шелк придворным дамам для коронации, и у него не было времени для поездки по провинции. Оказалось, что это даже к лучшему, потому что только теперь я могу вернуть деньги, которые вы так великодушно заставили меня взять. Без них мне никогда бы не удалось столь удачно начать новую – полезную и созидательную – жизнь.
Дорога в Лондон прошла без неприятных приключений, и я был очень доброжелательно встречен мистером Пастоном, которому к тому времени уже было известно о трагической судьбе короля Ричарда. Он с большим интересом расспрашивал меня о сражении и был возмущен бесчестным поступком Джервеза.
Благородный мистер Пастон признался мне, что у него есть еще немного моих денег, и с их помощью, а также с помощью того, что дали мне вы, он смог без особых усилий определить меня в ученики к каменотесу и строителю по имени Орланд Дэйл, который живет в Олд Джуэри. И вот уже в течение года я – его подмастерье и живу в доме, предназначенном для учеников. Это именно та работа, о которой я всегда мечтал. Правила нашей гильдии обеспечивают нам хорошие условия жизни, и хотя мы очень много трудимся, мои товарищи, подмастерья, в выходные дни имеют возможность развлекаться и заниматься спортом. Что же касается меня, то несмотря на любовь к этому занятию, я предпочитаю более серьезное времяпрепровождение и читаю ту бесценную книгу, которую вы мне дали, и другие, которые беру у своего мастера.
Поскольку я успешно справился со своей работой, меня выбрали в помощники одного каменотеса, который под руководством мастера Дэйла строит городской дом для сэра Вальтера Мойла, аристократа из Кента, члена Королевского суда. Сэр Вальтер как-то увидел забавных игрушечных зверей, которых я вырезал и раскрасил в свободное время. Он купил их для своих внуков, так мне повезло и я заработал немного денег. Именно поэтому, а также помня о доброте, с которой мистер Том Худ позаботился о лошади для меня, – в Лондоне я продал ее, чтобы купить кое-какую одежду, – я хочу сообщить ему, что если его дела обстоят сейчас не очень хорошо, он может попытать счастья у сэра Вальтера Мойла, которому нужен хороший мастер: сэру Вальтеру поручено организовать защиту города Кале, ему нужны стрелы, а его кузнец недавно умер.
Это письмо все про меня, дорогая Танзи, но все мои мысли – только о вас. Я хотел бы быть торговцем, чтобы иметь возможность побывать в Лестере, но еще лучше было бы, если бы вы смогли приехать сюда и посмотреть Лондон.
Я завидую даже голубому кабану на вывеске, потому что он всегда рядом с вами.
Ваш друг, претендующий не только на дружбу, Ричард Брум.»
Танзи снова и снова перечитывала первое в своей жизни письмо, а потом тихо сидела на своей постели, улыбаясь. Мысли ее были очень далеко от этого чистого, залитого солнцем чердака. Она представляла себе, как они с Диконом гуляют по Лондону и видят все его красоты: мосты, дома, стоящие вдоль набережных, множество иностранных кораблей на Темзе, мрачный Тауэр, большое открытое поле, – Смитфилд, где подмастерья гоняют в футбол, прекрасный дворец, Вестминстерское аббатство. Все те достопримечательности, о которых ей рассказывали их постояльцы. И то, что Дикон хотел видеть ее в Лондоне, превращало эти мечты в реальность.
И были ли его слова о Томе проявлением простой благодарности и заботы или предусмотрительностью влюбленного, предпочитающего выманить соперника из Лестера на время собственного отсутствия? При этой мысли Танзи громко рассмеялась и бережно спрятала королевские монеты в маленькую коробочку, в которой с детства хранила свои сокровища.
В глубине души она почему-то не сомневалась в том, что в один прекрасный день с помощью этих денег она непременно окажется в Лондоне, о котором теперь, после смерти отца, не переставала мечтать. Танзи подумала о том, что даже после своей смерти король Ричард продолжает помогать им, и испугалась того, что впервые соединила себя и Дикона: как может она, Танзи Марш, даже в мыслях представлять себя женой королевского сына!
Однако ей не удалось долго поразмышлять об этом. Ее мысли были прерваны громким, настойчивым криком: – Танзи! Тан-зи! Не хочешь ли ты спуститься и помочь? – кричала мачеха, стоя на нижней ступеньке лестницы, ведущей на чердак.
Спустившись вниз, она быстро вернулась в знакомую и привычную обстановку. Ее окружали чисто вымытые стены таверны, вокруг были знакомые лица и даже заколка, которой были стянуты волосы, и та была связана с домом, потому что это был подарок Тома. Освещенная комната таверны с ее привычными разговорами и смехом, человеческим теплом тоже были частью ее жизни, привычной и обыденной. Такое знакомое место, в котором не было только любящего, приветливого отцовского взгляда.
Но и Том, и Уилл Джордан сидели там, и ей захотелось поговорить с обоими.
– Где ты была? – спросил Том, подбирая свои длинные ноги, чтобы дать ей пройти.
– В Лондоне, – ответила Танзи загадочно. – У меня есть кое-что интересное для тебя.
– Ты получила большое наследство? – спросила Роза с нескрываемым интересом, заметив новое выражение на обычно невозмутимом лице Танзи, когда она несла поднос с кружками.
– Наследство и красивого мужа, – ответила девушка, и все добродушно рассмеялись.
Подав пиво посетителям и поговорив с ними о свалившемся на нее счастье, Танзи вернулась к Тому.
– Ты помнишь парня, для которого нашел лошадь? Я получила от него письмо…
– Вот почему у тебя так блестят глаза, – мрачно предположил он.
– Он благополучно добрался до Лондона и сейчас учится у каменотеса в Олд Джуэри. Он очень благодарен за лошадь и просил тебе кое-что передать.
– Передать мне? Он даже не знает, как меня зовут!
– Знает. Я много говорила ему о тебе.
Том недоверчиво посмотрел на Танзи.
– Правда?
– Да. И он так же ревнует к тебе, как ты – к нему, – рассмеялась она. В ее поведении появилось какое-то новое кокетство, свойственное женщине, уверенной в том, что она любима. – Он называл тебя «преуспевающим молодым человеком» и очень тебе завидовал. Он менее опытный, менее уверенный в себе. Но с другой стороны, он много думает и очень серьезный. Ему пришло в голову, что уж если все эти сражения закончились и дела со строительством домов идут неплохо, может быть, твое дело сейчас не очень процветает.
– Очень мило в его стороны, честное слово! – воскликнул Том, задетый за живое.
Он вскочил на ноги и бросился за своим пальто, но Танзи быстро вытащила письмо из-за корсажа.
– Он сам помогает в строительстве дома для судьи Королевского суда по имени Вальтер Мойл…
– Хватит про него, – проворчал Том. – Он стоял перед Танзи, просунув одну руку в рукав пальто, вторая рука застыла в воздухе.
– И этот сэр Вальтер Мойл связан с защитой Кале, – продолжала Танзи, заметив, что пальто свалилось к ее ногам, а Том внимательно слушает. – «И я хочу, чтобы вы сказали Тому Худу, который так помог мне с лошадью…»
– К черту лошадь! Давай дальше! Дай мне письмо! Он попытался его выхватить, но Танзи не позволила.
– …что сэру Вальтеру Мойлу очень нужен хороший кузнец», – спокойно дочитала она.
Однако Том не переставал шуметь.
– Неужели такой человек, как сэр Вальтер Мойл, который всегда набирает стрелков и чье имя – притча во языцех в нашем деле, неужели у него нет своего кузнеца? Своего мастера?
– Его кузнец недавно умер, бедняга, – повторила Танзи слова Дикона, вложив в них приличествующее случаю сожаление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Возможно, она просто обязана петь то, что ей приказывают. Бедняжка! Мольпас заставляет ее столько работать! Я уверен, что эту песню он сочинил сам.
– И теперь нам придется слушать, как ее распевают на улице все пьяные гуляки.
– Что совсем не так приятно, – вздохнула Танзи, размышляя о том, что бы такое сделать в ответ.
– Существует только один способ переплюнуть их, – сказал Том, словно читая ее мысли. – И, видя, что Танзи и Роза в ожидании смотрят на него, продолжил:
– У Мольпаса есть и поющая красотка, и свирепый дракон, и он даже умеет сочинять стихи. Но чего у него нет, так это королевской кровати.
– Нам не удастся много получить за нее, – нерешительно начала Роза.
– Не продавайте ее, – посоветовал Том. – Держите ее там, где она стоит, и показывайте посетителям. Пусть она станет лестерской достопримечательностью. И улучшит ваши дела. В стране сейчас мир, Тюдор издал строгие законы против тех, кто убивает и грабит на дорогах, и люди понемногу снова начинают путешествовать. И ездить по разным делам. Когда весной дороги установятся, они появятся и здесь. Повесьте табличку на дверь и напишите на ней, что здесь останавливался последний Плантагенет. Из этих слов нельзя понять, кому вы симпатизируете – ему или Тюдору. Предложите показывать королевскую кровать за небольшую плату.
– И кто же захочет на нее смотреть? – спросила Роза.
– Очень многие, поверьте мне. Кто-то из сочувствия, кто-то из простого любопытства. Заприте свою большую комнату, миссис Марш, и постарайтесь представить дело так, что открыть ее и проводить гостей по лестнице совсем не так просто, что вы оказываете большую честь, делая это. Пусть там все остается, как было, и пусть Танзи показывает ее желающим.
Увлеченный собственной идеей, он стал смотреть на кровать не только как на возможность поправить дела, но и как на занятие, которое могло бы отвлечь Танзи от грустных мыслей об отце.
– Смотри, Танзи.
Благодаря своему веселому дару копировать разных людей, Том мгновенно перевоплотился в Танзи, которая поворачивает в замке ключ, широко распахивает тяжелую дверь и отходит в сторону, давая возможность посетителям осмотреть всю комнату.
– Наша лучшая спальня, в которой ночевал король Ричард Третий. Походная складная кровать, которая путешествовала вместе с ним всюду, где бы ему ни приходилось воевать. Обратите внимание на лилии и на резной узор, и на ящик под матрацем, в котором перевозили его вещи. А это его халат и туфли, все лежит на тех же местах, где он их оставил перед отъездом в Босворт, накануне своей гибели. А здесь, ты им скажешь, слуги помогали ему надеть доспехи и оружие. Стоя здесь, он возложил на голову английскую корону… Да, да, это было внизу, я знаю, но какая разница? И отсюда он ушел во всем своем великолепии. А за небольшую дополнительную плату ты расскажешь им о том… как он вернулся обратно в Лестер.
– Нет, нет! – запротестовала Танзи.
– Но это именно то, что им нужно. Дорога через Баубридж. И то, что потом тело выставляли. У многих людей есть нездоровый интерес к таким вещам.
– Мы обязательно попробуем, – согласилась Роза, чувствуя, что сама скорее бы согласилась рассказывать о том, как видела тело короля, чем о его отъезде из их дома. – Выпейте еще, Том. За наш счет.
Танзи сидела молча. Она обещала отцу делать все, чтобы «Кабан» мог существовать, и вот появилась работа, которую она, несомненно, могла делать очень хорошо. Потому что, если для других комната короля уже успела превратиться в интересную достопримечательность, для нее она была наполнена реальной жизнью живого человека благодаря ее чувству к его сыну. И только все понимающий сентиментальный старик Уилл Джордан, не зная истинной причины, предположил, что Танзи нелегко будет справиться с новой работой.
Глава 10
Если королевская постель и не позволила владельцам «Голубого Кабана» нажить состояние, то хотя бы, даже спустя много месяцев после Босвортского сражения, помогала им сводить концы с концами. Танзи старалась не отлучаться из дома надолго, чтобы всегда быть готовой встретить гостей и проводить их наверх. Там она произносила перед ними свой монолог примерно так, как учил ее Том Худ. Среди посетителей попадались самые разные люди: и те, что случайно оказались в Лестере, и их постояльцы, и те, кого привели родственники, живущие здесь. Одни были любопытны, другие воспринимали рассказ Танзи скептически, и лишь совсем немногие не скрывали того, что судьба короля Ричарда трогает их.
Поначалу Танзи было невыносимо рассказывать совсем незнакомым людям о том, что произвело на нее такое глубокое впечатление. Она испытывала огромное желание привести сюда Дикона, который, конечно же, мог понять и разделить ее чувства и которому должна была бы принадлежать эта кровать, потому что, кроме него, покойный король не оставил после себя никаких близких родственников.
Однако постепенно, по мере того/ как она повторяла свой рассказ снова и снова, ее речь стала почти механической, а чувства утратили остроту. Одновременно она не могла не прийти к выводу, что Йоркская династия все еще имеет много сторонников. Большинство из них приезжали с Севера и из Средней Англии, немало путешественников было и из Йоркшира. Танзи определяла этих людей по тому, как они слушали ее рассказ о последних часах Ричарда Плантагенета. Так же хорошо, как и она, эти люди знали, как выглядел после смерти король Ричард.
Они молча стояли в комнате, боясь пропустить какую-нибудь даже самую маленькую деталь из ее рассказа, и нередко уходили незаметно, быстро крестясь и шепча слова молитвы о спасении его души.
За пределами Йоркшира преданные сторонники Ричарда, как правило, воздерживались от открытого проявления своих чувств, ибо Тюдор, поддерживаемый Лондоном, весьма прочно обосновался на троне. Герцог Норфолк, Бракенбери и большинство ближайших сподвижников Ричарда были убиты, а о сэре Фрэнсисе Лоуэлле ничего не было известно; говорили, что он нашел убежище при Дворе герцогини Бургундской, сестры Ричарда, и у сторонников Йоркской династии не было достойного лидера. А поскольку Генрих Седьмой распространил ложные сведения о смерти графа Линкольна, племянника Ричарда, не осталось ни одного наследника, который мог бы вдохновить йоркцев на борьбу за корону.
Те, кто, подобно Тому Худу, занимались изготовлением оружия, – отец Тома разбогател во время гражданской войны – лишились источника доходов и оказались в тяжелейшем положении.
– Я всего лишь нищий, – сказал он Танзи, и было совершенно очевидно, что только гордость не позволяет ему просить ее стать его женой, хотя со дня смерти Роберта Марша прошел уже год. И Танзи, которая больше любила Тома теперь, когда он испытывал трудности, чем раньше, когда его дела шли прекрасно, удивлялась, почему ее не волнует его молчание. Конечно, причина ее равнодушия была отнюдь не в многозначительных взглядах Хью Мольпаса: его заигрывания не только не были нужны Танзи, но и осложняли ее отношения с мачехой, ибо вызывали у Розы гнев и раздражение.
Причина ее странного равнодушия к поведению Тома стала понятна Танзи, когда однажды весенним утром она приехала верхом на Латтервортский базар и увидела там Гаффорда, торговца из Лондона, который привез множество разнообразных вещей, имеющих огромный спрос у женщин. Все эти безделушки, разложенные на прилавке, были тем более желанны для Танзи, так как позади остался год траура и нужды. Когда она спешилась и подошла поближе, чтобы рассмотреть их, Гаффорд протянул ей небольшой пакет.
– Я собирался завезти его вам в следующую субботу, когда буду торговать в Лестере. Но увидел вас в толпе, – сказал он. – Очень славный молодой человек привез его мне на Чипсайд и весьма прозрачно намекнул, что убьет меня, если я не отвезу это в «Голубой Кабан». Однако важнее его угроз было то, что он щедро заплатил мне. Он сказал мне, что теперь ваш постоялый двор называется по-другому, я и не знал этого, ведь давно не был в ваших краях: торговля и в Лондоне идет неплохо.
Но Танзи не слышала его. Она рассматривала аккуратно написанный адрес, где было указано ее имя, и понимала самое важное – Дикон не забыл ее. Сердце Танзи забилось, и ей показалось, что весеннее солнце стало светить ярче. Она поблагодарила торговца, пригласила приехать к ним, пообещав, что мачеха непременно сделает немало покупок, и поспешила домой, забыв купить примерно половину необходимой им провизии. Только оставшись одна в своей комнате и закрыв дверь, Танзи решилась вскрыть пакет.
К ее радости и удивлению, из него выпали четыре золотых монеты. Она была смущена тем, что он вторично вернул ей долг, деньги, которые она с такой радостью отдала ему, но ей было приятно, что он принадлежит к людям, способным на такой поступок. Ей не нужны были эти деньги, но она почувствовала к Дикону необыкновенное доверие, и ей стало абсолютно ясно, что все, сказанное им перед расставанием – серьезное признание, а не просто выражение благодарности. И она поняла, почему не решилась бы ни за кого выйти замуж, даже за Тома Худа, которого давно знает и очень любит.
Дрожащими пальцами, нетерпеливо она развернула письмо, первое письмо в ее жизни.
«Моя ненаглядная Танзи, – писал Дикон. – Я разыскал вашего торговца уже несколько недель назад, но он был очень занят, продавая шелк придворным дамам для коронации, и у него не было времени для поездки по провинции. Оказалось, что это даже к лучшему, потому что только теперь я могу вернуть деньги, которые вы так великодушно заставили меня взять. Без них мне никогда бы не удалось столь удачно начать новую – полезную и созидательную – жизнь.
Дорога в Лондон прошла без неприятных приключений, и я был очень доброжелательно встречен мистером Пастоном, которому к тому времени уже было известно о трагической судьбе короля Ричарда. Он с большим интересом расспрашивал меня о сражении и был возмущен бесчестным поступком Джервеза.
Благородный мистер Пастон признался мне, что у него есть еще немного моих денег, и с их помощью, а также с помощью того, что дали мне вы, он смог без особых усилий определить меня в ученики к каменотесу и строителю по имени Орланд Дэйл, который живет в Олд Джуэри. И вот уже в течение года я – его подмастерье и живу в доме, предназначенном для учеников. Это именно та работа, о которой я всегда мечтал. Правила нашей гильдии обеспечивают нам хорошие условия жизни, и хотя мы очень много трудимся, мои товарищи, подмастерья, в выходные дни имеют возможность развлекаться и заниматься спортом. Что же касается меня, то несмотря на любовь к этому занятию, я предпочитаю более серьезное времяпрепровождение и читаю ту бесценную книгу, которую вы мне дали, и другие, которые беру у своего мастера.
Поскольку я успешно справился со своей работой, меня выбрали в помощники одного каменотеса, который под руководством мастера Дэйла строит городской дом для сэра Вальтера Мойла, аристократа из Кента, члена Королевского суда. Сэр Вальтер как-то увидел забавных игрушечных зверей, которых я вырезал и раскрасил в свободное время. Он купил их для своих внуков, так мне повезло и я заработал немного денег. Именно поэтому, а также помня о доброте, с которой мистер Том Худ позаботился о лошади для меня, – в Лондоне я продал ее, чтобы купить кое-какую одежду, – я хочу сообщить ему, что если его дела обстоят сейчас не очень хорошо, он может попытать счастья у сэра Вальтера Мойла, которому нужен хороший мастер: сэру Вальтеру поручено организовать защиту города Кале, ему нужны стрелы, а его кузнец недавно умер.
Это письмо все про меня, дорогая Танзи, но все мои мысли – только о вас. Я хотел бы быть торговцем, чтобы иметь возможность побывать в Лестере, но еще лучше было бы, если бы вы смогли приехать сюда и посмотреть Лондон.
Я завидую даже голубому кабану на вывеске, потому что он всегда рядом с вами.
Ваш друг, претендующий не только на дружбу, Ричард Брум.»
Танзи снова и снова перечитывала первое в своей жизни письмо, а потом тихо сидела на своей постели, улыбаясь. Мысли ее были очень далеко от этого чистого, залитого солнцем чердака. Она представляла себе, как они с Диконом гуляют по Лондону и видят все его красоты: мосты, дома, стоящие вдоль набережных, множество иностранных кораблей на Темзе, мрачный Тауэр, большое открытое поле, – Смитфилд, где подмастерья гоняют в футбол, прекрасный дворец, Вестминстерское аббатство. Все те достопримечательности, о которых ей рассказывали их постояльцы. И то, что Дикон хотел видеть ее в Лондоне, превращало эти мечты в реальность.
И были ли его слова о Томе проявлением простой благодарности и заботы или предусмотрительностью влюбленного, предпочитающего выманить соперника из Лестера на время собственного отсутствия? При этой мысли Танзи громко рассмеялась и бережно спрятала королевские монеты в маленькую коробочку, в которой с детства хранила свои сокровища.
В глубине души она почему-то не сомневалась в том, что в один прекрасный день с помощью этих денег она непременно окажется в Лондоне, о котором теперь, после смерти отца, не переставала мечтать. Танзи подумала о том, что даже после своей смерти король Ричард продолжает помогать им, и испугалась того, что впервые соединила себя и Дикона: как может она, Танзи Марш, даже в мыслях представлять себя женой королевского сына!
Однако ей не удалось долго поразмышлять об этом. Ее мысли были прерваны громким, настойчивым криком: – Танзи! Тан-зи! Не хочешь ли ты спуститься и помочь? – кричала мачеха, стоя на нижней ступеньке лестницы, ведущей на чердак.
Спустившись вниз, она быстро вернулась в знакомую и привычную обстановку. Ее окружали чисто вымытые стены таверны, вокруг были знакомые лица и даже заколка, которой были стянуты волосы, и та была связана с домом, потому что это был подарок Тома. Освещенная комната таверны с ее привычными разговорами и смехом, человеческим теплом тоже были частью ее жизни, привычной и обыденной. Такое знакомое место, в котором не было только любящего, приветливого отцовского взгляда.
Но и Том, и Уилл Джордан сидели там, и ей захотелось поговорить с обоими.
– Где ты была? – спросил Том, подбирая свои длинные ноги, чтобы дать ей пройти.
– В Лондоне, – ответила Танзи загадочно. – У меня есть кое-что интересное для тебя.
– Ты получила большое наследство? – спросила Роза с нескрываемым интересом, заметив новое выражение на обычно невозмутимом лице Танзи, когда она несла поднос с кружками.
– Наследство и красивого мужа, – ответила девушка, и все добродушно рассмеялись.
Подав пиво посетителям и поговорив с ними о свалившемся на нее счастье, Танзи вернулась к Тому.
– Ты помнишь парня, для которого нашел лошадь? Я получила от него письмо…
– Вот почему у тебя так блестят глаза, – мрачно предположил он.
– Он благополучно добрался до Лондона и сейчас учится у каменотеса в Олд Джуэри. Он очень благодарен за лошадь и просил тебе кое-что передать.
– Передать мне? Он даже не знает, как меня зовут!
– Знает. Я много говорила ему о тебе.
Том недоверчиво посмотрел на Танзи.
– Правда?
– Да. И он так же ревнует к тебе, как ты – к нему, – рассмеялась она. В ее поведении появилось какое-то новое кокетство, свойственное женщине, уверенной в том, что она любима. – Он называл тебя «преуспевающим молодым человеком» и очень тебе завидовал. Он менее опытный, менее уверенный в себе. Но с другой стороны, он много думает и очень серьезный. Ему пришло в голову, что уж если все эти сражения закончились и дела со строительством домов идут неплохо, может быть, твое дело сейчас не очень процветает.
– Очень мило в его стороны, честное слово! – воскликнул Том, задетый за живое.
Он вскочил на ноги и бросился за своим пальто, но Танзи быстро вытащила письмо из-за корсажа.
– Он сам помогает в строительстве дома для судьи Королевского суда по имени Вальтер Мойл…
– Хватит про него, – проворчал Том. – Он стоял перед Танзи, просунув одну руку в рукав пальто, вторая рука застыла в воздухе.
– И этот сэр Вальтер Мойл связан с защитой Кале, – продолжала Танзи, заметив, что пальто свалилось к ее ногам, а Том внимательно слушает. – «И я хочу, чтобы вы сказали Тому Худу, который так помог мне с лошадью…»
– К черту лошадь! Давай дальше! Дай мне письмо! Он попытался его выхватить, но Танзи не позволила.
– …что сэру Вальтеру Мойлу очень нужен хороший кузнец», – спокойно дочитала она.
Однако Том не переставал шуметь.
– Неужели такой человек, как сэр Вальтер Мойл, который всегда набирает стрелков и чье имя – притча во языцех в нашем деле, неужели у него нет своего кузнеца? Своего мастера?
– Его кузнец недавно умер, бедняга, – повторила Танзи слова Дикона, вложив в них приличествующее случаю сожаление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28