А теперь ты в селе гвоздь программы! Над тобой потешаются, при свете дня тебя вроде бы не принимают всерьез, а во тьме норовят отвалтузить. Ничего нового под луной, Якуб! Сдается мне, многие были бы рады, если бы вокруг Крча все затихло.– И не напоминай мне про него, – попросил Якуб.Начальник недоверчиво вскинул брови:– Неужто собрался умыть руки? Именно теперь, когда все так здорово закрутилось?Якуб Калас ответил не сразу, взвешивая каждое слово:– Послушай, Милан, ночью я думал. Много и о разном. Само собой о Крче. Тебе я откровенно могу сказать: смерть Крча – самое неинтересное в этом деле.Кабы речь шла только о ней, про меня б и верно никто в деревне не вспомнил. Позволили бы беспрепятственно поиграть в детектива. Но тут все сложнее. У меня такое чувство, словно я наткнулся на весьма любопытные вещи. Несколько нитей я уже держу в руках, остальное домыслил. Если такой деревенский самодержец, как Игнац Джапалик, с ходу встает на защиту обыкновенного подонка, что-то за этим должно скрываться. Я это чую, но мне нужны…– …доказательства, то-то и оно! – Начальник хлопнул себя по бедрам. – Так всегда бывает, Якубко! Профессиональная проблема. Случай абсолютно ясен, но не хватает доказательств. Наглецы смеются тебе в глаза, а ты не можешь посадить их под замок хотя бы на один день. На один-единственный день! Но ты эти доказательства раздобудешь. Знаю, ты их найдешь, из-под земли выкопаешь! А чего не отыщешь ты, о том постараются люди Враны.Слова, которые Калас мог счесть данью уважения к себе, его только обеспокоили. Получалось, что с его работой считаются. Один черт разберет! То над тобой посмеиваются: ага, старый Калас спятил, то вдруг – поди же, с тем, что я разузнал, считаются! А может, все совсем не так, может, просто Врану поневоле подгоняет моя активность бывшего участкового. Как бы это выглядело, если бы вдруг Калас сам до всего докопался, а профессионалы и не почесались?– Оставим все как есть, – решительно заявил Яку б Калас, – меня это больше не интересует. Зато никто не будет надо мной насмехаться. И молотить себя, как жито, я больше не позволю. Пускай Врана включается в работу. Не стану ему мешать. Странный человек, мне он не нравится, но я желаю ему успеха.– Молодые всегда со странностями. И мы с тобой тоже были порядочные чудаки, – размышлял вслух начальник. – У них есть то преимущество, что они могут поступать, как им заблагорассудится, и не боятся риска, поскольку не знают пока, что это такое. И еще: мы делали все подряд, а они специализируются. Сердиться на них не стоит. Таков закон развития. Жизнь теперь стала куда сложнее. Зато нам было веселей. И мы проводили свои большие операции. Помнишь перестрелку у вас в Важниках? Эх, парень, вот были времена! Целый год гонялись за этими субчиками, целый год они от нас ускользали, трепали нам нервы, принимали нас за идиотов, а все равно мы их переловили!– Случайно.– Случайно? – Начальник скривил губы. В его лице было столько иронии, что Калас не мог этого не заметить. Помрачнев, он продолжал: – Если ты и правда считаешь, что это была случайность, – пожалуйста. Не стану с тобой спорить, но все же скажу: мы бы их и без случайности переловили. Работали по системе, и случай мог только ускорить или оттянуть успех. Не знаю, почему мы не можем сказать этого друг другу! К чему такая скромность? Мы их поймали, потому что крепко взялись за дело. Испробовали все возможности и в конце концов схватили! Если бы нам не помог тот врач, добрались бы до них иным путем. Хотя тогда мы еще не были подготовлены к такой работе.Случай, о котором вспомнил начальник, произошел через несколько лет после окончания войны. На станции в Важниках, да и не только там, участились кражи. Сначала воровали только дрова и уголь из стоящих на запасных путях товарных вагонов. Это было в какой-то мере понятно. Топлива не хватало, зимы стояли морозные – что было людям делать? Чтобы перезимовать на угле, выдававшемся по талонам, требовалось большое искусство. Вокруг почти никаких лесов. Дети таскали хворост из небольших лесопосадок и с узких тополиных порослей за речной дамбой. Но и за это лесники не раз их гоняли. А на железнодорожных путях всю ночь стояли составы, доверху груженные отличным черным углем, коксом, дровами. Как тут преодолеть искушение, когда и под толстой периной зуб на зуб не попадает? Потом дело обернулось серьезнее. Подтвердилась поговорка, что аппетит приходит во время еды: к кражам присоединились случаи взломов, когда грабили запертые и запломбированные вагоны. Впервые обнаружив распахнутый настежь вагон-морозильник, железнодорожники решили, что это сделано из озорства. Но вскоре оказалось, что на станции начала орудовать хорошо организованная шайка. Грабители имели точную информацию о поездах, везущих мясо. Чтобы сбить с толку милицию, они совершали кражи и на других станциях, однако центром их набегов оставались Важники. Не помогали ни допросы станционного персонала, ни усиление стражи. Милиционеры обходили железнодорожные пути, долгими ночами мерзли под открытым небом – все напрасно, никаких результатов. Не помогли и обыски в мясных лавках: излишки мяса нигде не обнаружились. Но в одну морозную ночь счастье наконец Улыбнулось не грабителям, а милиции. На станцию в Важники из окружного отделения милиции прислали группу из четырех человек. Товарный состав стоял на запасном пути довольно долго, но ожидание оказалось не напрасным. Под утро бандиты явились. Без труда попали в вагон и выгрузили около двухсот килограммов мороженой свинины. Носили ее на плечах до ближайшей канавы. Когда же погрузили мясо на тележки, чтобы везти к ожидавшему на отдаленной улице грузовику, ребята из милиции вступили в игру и предложили сдаваться. Началась перестрелка. Грабители были готовы на все. Якуб Калас тогда тоже стрелял. В бою нельзя колебаться, а они защищали интересы республики. Бандиты ушли. Милиционеры объясняли свой частичный неуспех тем, что не хотели рисковать человеческими жизнями. Не хотели, да и нужды в этом не было. На месте перестрелки осталась кровь. Значит, рано или поздно они нападут на след раненого бандита. Бандита из Бандитова, потому что это название надолго приросло к Важникам. Дело помог завершить врач из соседнего округа. К нему привезли человека, раненного на охоте. Врач сразу понял, что с револьвером на охоту не ходят, ведь даже браконьеры пользуются охотничьими ружьями, а потому прежде, чем обрабатывать раны, позвонил в милицию.В случае с Беньямином Крчем вряд ли поможет какой-нибудь врач. Ни врач, ни случайность. Помогут факты. Доказанные и проверенные. И неважно, обнаружит ли их лейтенант Врана из угрозыска или Якуб Калас.– Ну что? – спросил начальник, когда они садились в служебную «волгу». – Прямо домой или заедем на вино с содовой к доктору Карницкому?– Домой, – сказал Якуб Калас. – В больнице я совсем не выспался. Все тело ломит. Эти наглецы здорово меня отколошматили. 18. Событие без продолжения Фоторепортер иллюстрированного еженедельника «Современная женщина» приехал на «татре-603». Выскочил из машины стильно, как из сказочной скорлупки, дверцу мягко прикрыл, шоферу разрешил выкурить сигарету, остановился на мосточке через канаву и крикнул Якубу Каласу:– Эй, шеф, вы дома? Привез вам фотографию! Товарищ Калас!– Про тебя, дружок, я было совсем забыл, – бормотал Якуб Калас, идя к воротам.– Кто вас так расписал, товарищ Калас? – Фоторепортер живо отреагировал на его внешний вид. – А я-то всегда думал, что у милиции иммунитет к насилию! Видно, я наивный человек, да? Или вы упали с груши?– Так уж получилось, – уклончиво ответил Якуб Калас.Любомир Фляшка явился в прекрасном настроении. Каласу было неясно, то ли его подстегивало предвкушение заработка, то ли он просто хорошо выспался.– Ну что, товарищ Калас, будем вести переговоры на улице или пригласите в дом?– Проходите, проходите, «товарищ» Фляшка! – пригласил его Калас. – А на мою физиономию не обращайте внимания. Лучше скажите, откуда вы узнали, что я служу в милиции?Любомир Фляшка загадочно улыбнулся, позволил провести себя в дом и, только удобно расположившись за столом, с готовностью заговорил:– А вот как, пан шеф! На некоторых людей просто надо иметь чутье. И я, раз уж об этом зашла речь, скажу прямо: легавых не люблю. Их, уж вы не сердитесь, никто не любит. Но вы мне понравились, несмотря на ваше неумеренное любопытство. Я сразу приметил, что вы так и зыркаете по сторонам. И кое-что еще. Чтобы мы правильно друг друга поняли: я никогда и никому не делаю фотографий. Вы явились ко мне со странным, я бы сказал, нетипичным заказом. Что ж, ваше право меня подозревать. Вы тоже внушали мне подозрение. Правда, я пошел на эту игру, потому что люблю шутку. Надо отдать вам должное, придумано все было неплохо, но в одном хотел бы вас упрекнуть. Вы втянули меня в историю с Беньямином Крчем, с чем я никак не могу согласиться. Будь на вашем месте кто другой, я подал бы официальный протест. И мог бы добраться до весьма высоких лиц, товарищ Калас! До таких высоких, что всех ваших знакомств не хватило бы, чтобы к ним дотянуться! Ведь вы мне угрожали и, собственно, все еще угрожаете ложным обвинением! Но я, шеф, человек не злой. Та девица на какое-то время сбила меня с толку, что верно, то верно, попался на ее удочку, а она смылась, улепетнула, называйте как угодно, ха-ха, вот и все. Событие без продолжения. Неудача. Больше ничего не было, никакого Крча, никакой насильственной смерти. По крайней мере я об этом ничего не знаю. Я – нет! В милиции я сказал все, что мне известно, и потому, говоря искренне, ваше поведение меня поражает, хотя, с другой стороны, должен признать, что в общем-то вы рассуждаете вполне логично. Без смелых концепций, но логично. Впрочем, человек вашего духовного формата может довольствоваться и этим, не так ли?Якуб Калас терпеливо слушал, хотя Фляшка не произнес ни единого дельного слова да к тому же еще и оскорбил его. Фотограф выговорился, отвел душу, он ликует, чувствует себя на коне, да только забыл про вожжи. Учит жить, а сам допускает примитивнейшие ошибки.– Какой у меня формат и чем я могу довольствоваться – не ваша забота, – наконец отозвался Якуб Калас, очень стараясь не повышать голоса. – Но уж коли вы обеспокоили себя приездом, хотелось бы поглядеть на ваше творение. Однако прежде всего попрошу вас сказать, откуда вы получили всю эту информацию. Даже человек моего духовного формата легко поймет, что вы не высосали ее из пальца. Очевидно, я очень вас заинтриговал, если вы так энергично взялись за дело.Любомир Фляшка все еще чувствовал себя на коне. Он явно недооценивал собеседника. «Из тех людишек, – подумал о нем Калас, – что тем больше растут в собственных глазах, чем меньше заботятся о впечатлении, которое производят на других». Фотограф говорил самоуверенно, светским тоном:– Энергично? Что вы, товарищ Калас! Вовсе нет! Просто надо разыскать, откуда бьет источник, а потом уже только двигаться вдоль ручья. Остальное – вопрос времени. Итак… если это действительно вас интересует… Сейчас – обратите внимание – я делаю иллюстрации к репортажу о женщинах в милиции. Сам явился к нашей главной с таким предложением, в конце концов она меня еще и похвалила, хотя поначалу крутила носом… Заходил и в ваше окружное отделение. Знаете, как бывает… Стоит где-то обронить словечко, что-то спросить, что-то сказать – и выясняется, что у вас есть общий знакомый. А там уж все закрутится само собой… Люди рады поговорить об общих знакомых, при вашем опыте вам положено это знать. Стоило упомянуть ваше имя, как они сперва насторожились, потом усмехнулись и приняли загадочный вид: наш Якуб Калас? Как его не помнить! Экстра-класс, образцовый работник, старая школа, пример добросовестности и на Доске почета висел, только чудаковат, словом – жизнь у него сложилась неудачно, жена оставила, нашла себе человека помоложе да и по удачливее… Короче, хоть на Доску почета и попал, но все считают его середнячком, непробивной он человек: куда, мол, меня поставишь, там и буду стоять!.. Вот оно как, товарищ Калас! Но все же мне и самому неприятно, что именно ко мне вы применили такой неловкий прием. Я бы пожелал вам успеха, хоть вы меня и недооценили. Вы, очевидно, не слишком высокого мнения об интеллигентах. А я – творческая интеллигенция. Да к тому же неплохо соображаю. Может, по мне и не скажешь, но я уже всякого навидался. Немало попутешествовал, причем глядел во все глаза. А вы со мной вот как! Ведь все ваши трюки, все ваши разглагольствования были видны насквозь, точно вы их позаимствовали из передачи «Спокойной ночи, малыши!». Приди вы и заяви напрямик: «Послушай, Фляшка, ты был в тот вечер в Важниках, у меня есть подозрение, что там произошло неладное», я бы с удовольствием пошел вам навстречу. А вы… Где вам! Решили обвести Фляшку вокруг пальца! Вздумали покупать картинку для несуществующей дочери! Я, товарищ старшина, не знаю за собой никакой вины, чист как стеклышко. Это и в протоколах сказано. Надо было внимательнее прислушаться к мнению своих бывших коллег, сами бы это поняли. Должны были понять. Невинному человеку нелегко пришить статью.– Все возможно, – сказал Якуб Калас и сел напротив гостя. – Вполне возможно. Почему бы вам и не быть чистым как стеклышко? Но вели вы себя неловко. Слишком уж самоуверенно, а это всегда вызывает подозрение. Сколько раз я убеждался, что некритичные к себе и слишком самоуверенные люди или глупы, или что-то намеренно скрывают! Нет, не хочу сказать, что в чем-то вас подозреваю. Меня беспокоит другое, товарищ Фляшка. Пошевели вы немного мозгами и не будь так самоуверенны, то сразу усекли бы, что я пришел к вам не из-за смерти Крча. Простите, но, на мой взгляд, не такой уж вы удалец, чтобы трахнуть кого-то по голове. Это мне, извините, было ясно с первой же минуты. Стоило вас увидеть, как я понял: вы не герой вестернов! Кажется, это называют интуицией. Если я неточно выразился, поправьте меня великодушно. Я из тех, кто всегда готов учиться. Меня интересовала та девица, товарищ Фляшка. Надеялся, понимаете, именно от вас узнать, кто она, а потом уж выяснить, куда скрылась. Поскольку как раз это могло быть связано со смертью Бене Крча. Трудная задача, как полагаете?– И выяснили? – с нескрываемой иронией спросил Любомир Фляшка.– Пока что нет, но выясню, можете не сомневаться, – заверил Якуб Калас. – Правда, если уж мы с вами тут так расчудесно беседуем, не скажете ли, зачем она привезла вас в деревню, почему именно вас и почему потом скрылась? Для меня это до некоторой степени загадка. Кое-что я об этой девице знаю, а когда увидел вас, то, признаюсь, малость удивился: никак не мог взять в толк, что она в вас нашла? Может, вам неизвестно, но у нее были поклонники и позавиднее, а теперь еще есть и жених. Долго вы не вписывались в мою раскладку. Что, думаю, эта Алиса учудила, зачем связалась с Фляшкой, на кой он ей? А потом вдруг догадался. Мне надо убедиться в еще одной детали – и в моих руках будут все звенья цепи.– Ну вот, – рассмеялся Любомир Фляшка. – Под конец еще окажется, что я вас недооценивал! Притворяетесь наивным простачком, а скрываете от меня талант великого комбинатора.Якуб Калас и бровью не повел.– Через недельку наверняка смогу вас убедить в своей правоте. С удовольствием и сейчас сказал бы вам все, да опасаюсь, как бы вы не всполошили кое-кого, а мне это не с руки. Хотя, если как следует подумать, и это было бы не худшим вариантом. Нервное поведение – тоже улика.– Вы говорите загадками, – заметил Любомир Фляшка. Видно было, не мог сообразить, как расценивать его откровения. Во всяком случае, отреагировал, и это уже неплохо. Должно быть, думает: «Странный тип этот Калас, серьезно он говорит или шутит? Что-нибудь ему и вправду известно или он ловчит?» – Мне бы хотелось знать только одно, товарищ Калас. Вы занимаетесь этим всего лишь со скуки или хотите отличиться?Якуб покачал головой:– Ни то, ни другое, дорогуша. Вам этого не понять. Дело вот в чем: я всю жизнь проработал в милиции и, представьте себе, считался хорошим работником. Служил правосудию. Правосудию и закону. Для вас, может, это пустые слова, а для меня в них было все. Я отношусь к числу тех энтузиастов, которые видели свое назначение в охране нашей республики и ее граждан. Зарабатывал я неплохо, но служил не ради денег. Как человек, близкий к искусству, вы могли бы меня понять. Когда я нес службу, мне никогда не случалось рассуждать, что я за это получу. Нынче, возможно, мир стал иным, люди выбирают себе такую профессию, которая в первую очередь обеспечит им заработок. Таков дух времени. Но когда-нибудь все изменится. Поверьте – изменится. Люди пресытятся материальными благами, а потом поймут, что чего-то им не хватает. Скажем, радости от труда. Ее, видно, и вам не хватает. Но это уж ваше дело. А я своей работой наслаждался!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26