Точнее, одна подруга. Никс не сводила взгляда с Попки-Дурака.
Только я успел обрадоваться, как она мне подмигнула.
Помогите!
И почему женщинам так нравится доводить мужчин до состояния бекона, забытого на раскаленной сковороде?
Глава 6
Дамы изволили удалиться. Отправились они не на пивоварню, как можно было ожидать, а домой к Тинни. (Надо сказать, ее дом подозрительно смахивал на маленькую крепость. В недавние смутные годы эта крепость сослужила Тейтам неплохую службу – за ее стенами они чувствовали себя в полной безопасности и безнаказанно творили свои разбойные делишки. Поэтому перемирие семейство Тейтов восприняло как кровную обиду.) Всякая война, буде она чересчур затягивается, становится источником неприятностей. Мало-помалу она превращается в смысл жизни – и не только для солдат на поле брани, но и для тех, кто прозябает в тылу, среди домашнего уюта. Пускай пора сражений миновала – если не считать мелких стычек с недобитыми партизанами Слави Дуралейника, – нынче в Танфер возвращаются демобилизованные, каждый день сходят десятками и сотнями с кораблей, и еще неизвестно, что хуже – когда молодых мужчин в городе можно пересчитать по пальцам, или когда их что ни день прибавляется в числе.
Ведь рабочие места, опустевшие с уходом этих мужчин на войну, были, как принято нынче выражаться в узких кругах, заняты нелюдью. И солдаты, спешившие домой, открывали для себя малоприятную истину: спешить-то было некуда…
Но я отвлекся. Итак, сногсшибательная троица удалилась. Я вернулся в комнату Покойника и уселся наконец в свое кресло, еще хранившее тепло женского тела. В воздухе витал легкий аромат духов.
– И что опять затеял твой Дуралейник? – спросил я без предисловий.
Много лет назад Дуралейник ввязался в войну как наемник на службе венагетов. Несмотря на многочисленные победы, он не сумел добиться того, чтобы его признали своим: обращались с ним пренебрежительно, путь в высшие слои общества, в правящую клику колдунов, был ему заказан. И тогда он, пылая праведным гневом, переметнулся к противнику и следующий десяток лет отнимал покой и сон у тех, кто посмел уязвить его гордость.
Впрочем, карентийские правители обращались с ним немногим лучше. Нет, платили ему вовремя, зато почестей не оказывали вовсе, каких бы успехов он ни добивался. И потому Дуралейник дезертировал вновь. Он объявил Кантард республикой, не подвластной ни Каренте, ни венагетам, собрал под свои знамена всех, кого прельщала этакая свобода, и принялся воевать на две стороны.
Но судьба в очередной раз оказалась к нему несправедлива. Карента усилила натиск, венагеты не устояли и бежали с позором. И карентийские отряды начали истреблять республиканцев.
Обитатели Кантарда спешно переселялись в Каренту. Более всего их почему-то притягивал Танфер, в котором и без того уже было неспокойно. И ладно бы только простые партизаны! Расследуя прошлое дело, я наткнулся на некие факты, из которых явствовало, что и сам Дуралейник околачивается в нашем милом городке.
Покойник ответил – по обыкновению брюзгливо:
– Вполне вероятно, что он возбуждает недовольство, уповая на свою былую популярность у простого народа.
– А ты, похоже, разочарован.
– Героев лучше держать на расстоянии. Вблизи слишком заметны изъяны.
Попка-Дурак восседал на плече Покойника. Это Никс его туда посадила. К величайшему моему сожалению, мне так и не удалось уговорить ее забрать пернатого стервеца с собой.
В это самый миг проклятая птица решила облегчиться.
А в следующее мгновение она уже выбиралась из кучи безделушек, рухнувших на пол, когда в стеллаж врезался попугай, отброшенный силой логхирской мысли. Стремительный полет настолько ошарашил крылатого негодяя, что он лишь сдавленно пискнул. Затем встряхнулся, сделал осторожный шажок, огляделся – и нагадил на пол.
– Если эта тварь не доживет до завтрашнего утра, передай мои глубочайшие соболезнования мистеру Дотсу.
– Ух ты! Шикарная мысль! И как я сам не догадался! Нет, я, конечно, тугодум, но умищу-то у меня девать некуда! Я сверну этой гадине шею, а свалю все на тебя. Морли придет, увидит перья и дерьмо на полу, покачает головой и тут же обо всем забудет. С тобою связываться он не рискнет.
– Очень остроумно. Только попробуй, и я подвешу тебя к потолку на твоих собственных шнурках. Птица эта – неоценимый дар судьбы, и подобных вещей о ней говорить не следует даже в шутку.
– Дар судьбы?! Да его и жрать не станешь, разве что когда всех ворон и ящериц со змеями в округе переведут!
– Это незаменимое средство общения.
– Ну, для кого как…
– Тихо!
– Чего? Я что-то…
– У нас скоро будут гости. Чужаки. Прими их в своем кабинете. Им вовсе не обязательно меня видеть.
Старина Дин опередил меня и первым откликнулся на стук в дверь, но Покойник, судя по всему, одернул нашего домомучителя. Посмотрев в «глазок», Дин попятился.
– Что стряслось? – осведомился я.
– Они мне не нравятся. – С этими словами Дин прошествовал в комнату Покойника, а ко мне на плечо плюхнулся Попка-Дурак, выпорхнувший из приоткрытой двери. Я шуганул его, но он и не подумал улететь. Тем временем Дин вновь вышел в коридор, волоча за собой кресло.
– Не трогай птицу, Гаррет. Дин, когда закончишь, притвори мою дверь и не открывай ее, пока гости не уйдут.
– И поставь котелок на огонь, – прибавил я. – Мы же радушные хозяева, верно?
Дин одарил меня взглядом, в котором ясно читалось его мнение о моих умственных способностях: дескать, не лез бы ты не в свое дело, все равно ни шиша не понимаешь.
Тем временем в дверь снова постучали, настойчивее, чем в прошлый раз. Я прильнул к «глазку».
– Мне непременно надо с ними толковать? – Два охламона на пороге моего дома воплощали сокровенную мечту Дина: этаким красавчиком он всегда жаждал видеть меня.
– Беседа с ними может оказаться полезной.
– Для ково?
– Для кого, Гаррет.
– Сам сообразил, – проворчал я, принимаясь откидывать щеколды и отодвигать засовы. Дин, закончивший двигать мебель, неодобрительно наблюдал за моими действиями.
Полезная беседа, говорите? Ладно, уж найду о чем потрепаться, пока мой гниющий дружок будет ковыряться в чужих мозгах.
Эти двое наверняка что-нибудь продавали. Такие аккуратненькие, такие чистенькие и приглаженные; неровен час, проповедники. Если мне начнут втюхивать религиозную бредятину, я могу и не сдержаться. В последнее время ваш покорный слуга переобщался с божествами.
Стоило мне открыть дверь, как первое впечатление улетучилось без следа. Достаточно было увидеть армейскую выправку и губы без намека на улыбку, чтобы понять: эта парочка торгует истинной верой, никак не связанной с благочестивыми бреднями.
Оба ростом под шесть футов, ладные, смазливые – в общем, смерть девкам. Один светловолосый и голубоглазый; второму полагалось бы иметь светлые глаза и голубые волосы, но увы, наши чаяния сбываются далеко не всегда: волосы у него были темные, а глаза – тоже голубые. Ни у того, ни у другого ни шрамов, ни татуировок – во всяком случае, на открытых местах.
Должно быть, клерки, подсказал мне мой прославленный интеллект.
– Мистер Гаррет? – справился блондин. Какие у него ровные зубы! Признайтесь, вам часто встречаются люди с абсолютно ровными зубами? Правильно, я тоже никогда таких не встречал. Даже у Тинни один передний зубик налезает на другой.
– Допустим. Все может быть. Зависит от того, что вам нужно.
Ни тени улыбки в ответ.
– Друг назвал нам ваше имя, – сообщил брюнет. – Сказал, что следует обратиться именно к вам. Что вы – герой войны, на которого всегда можно положиться.
– Ребята, нынче героев на улицах пруд пруди: плюнь с закрытыми глазами – точно не промахнешься. Всякий, кто вернулся домой, уже герой. Вы из какого сообщества? – Одеты они были так, словно собирались на парад. Армейская выправка, армейская манера одеваться, – тут и последний остолоп догадается.
Клерки!
– Не дразни их ради собственного удовольствия, Гаррет.
Мне положительно необходим новый напарник. Старый слишком хорошо меня изучил.
– Откуда вы?..
– Я же сыщик, ребята. – Да, глаз у меня наметанный. Как говорится, метал-метал и дометался.
– Неужели так заметно? – протянул, почти проскулил брюнет. Все они одинаковы: по виду того и гляди зарычат, а на деле только скулить и могут. Сами же искренне верят в свою крутизну: и грудь у нас волосатая, и морда кирпичом…
Клерки.
– Когда мы с вами расстанемся, не поленитесь, сравните себя с другими. По крайней мере, с другими людьми, в особенности с молодыми мужчинами. – Конечно, тут возможен нежелательный побочный эффект: сравнение лишь укрепит в них чувство превосходства; однако они могут и сообразить, куда я клоню. – Тайные агенты блях на груди не носят.
Ребятки озадаченно переглянулись. Растерялись, милые. А вы туповаты, как я погляжу.
– Можно нам войти? – спросил блондин.
– Прошу. – Я посторонился. – Пожалуйте в мой кабинет. Вторая дверь слева.
– Побольше радушия, Гаррет.
– Ребята, вам не нужен попугай?
– Гаррет!
Судя по тому, как они поморщились, попугай их не заинтересовал. Или они не одобрили мой наряд? В наши дни всякий мнит себя знатоком моды. Между прочим, я одет вполне прилично: рубашка свежая, брюки чистые. А эти хмыри оглядывались вокруг с таким видом, будто попали на свалку. И похоже, чистота внутри моего дома их приятно разочаровала. Что ж, иногда и от Дина бывает толк…
Мы ввалились в закуток, который я именовал своим кабинетом.
– Мой слуга сейчас принесет чай, – уведомил я.
Гости недоверчиво воззрились на меня: мол, откуда ты знаешь?
В кабинете, разумеется, не так чисто, как в коридоре, и беспорядка куда больше. Просто я не разрешаю Дину тут что-либо трогать. А над моим столом висит картина, которую Дин ненавидит всей душой.
При первом взгляде на картину замечаешь только молодую женщину, которая убегает от подступающей тьмы. Но чем дольше приглядываешься, тем гуще и обширнее становится тьма. Автор картины был наделен талантом столь свирепым, что он граничил с колдовством. Этот талант свел его с ума. И в картину художник вложил все, что мог, включая собственное безумие. Поэтому картина получилась глубоко личной. Она одновременно рассказывала о событии и указывала на злодея. Ныне в ней не сохранилось и десятой доли первоначального заряда, но впечатление она до сих пор производила убийственное. Можно сказать, дышала злобой и страхом.
– Это Элинор, – пояснил я. – Она умерла еще до моего рождения, но помогла мне распутать одно дельце. – И не только; но незваным гостям о том знать не обязательно.
Портрет когда-то принадлежал тому, кто убил Элинор. Сейчас он тоже мертв, так что, сами понимаете, картина ему без надобности. А в моем доме Элинор прижилась. С нею куда легче, чем с Дином, Покойником или Попкой-Дураком. Она редко критикует мои действия и никогда не грубит.
– Нам известно, что вы часто беретесь за… э… необычные случаи, – вякнул блондин.
– Берусь? Я их притягиваю, как громоотвод – молнии! Спасибо, Дин. – На столе появился громадный поднос с чашками, печеньем, пирожными и чайником, над которым клубился пар. Ребятки вновь переглянулись: им явно было неуютно под пристальным взглядом Элинор, а тут еще суровый Дин, этакая ходячая аллегория порицания.
Но вот Дин удалился. Я налил гостям чая и спросил:
– Так зачем вы пришли, ребята? Только честно.
Они опять переглянулись.
– Слушайте, у меня полно работы. – Попка-Дурак издал негодующий вопль. – Если вам негде укрыться от дождя, загляните к миссис Кардонлос. Она…
– Аргх! Старая стерва! Старая стерва!
– Дождя вроде нет, – заметил блондин. Клерки что дети: все воспринимают буквально.
– Заткнись, скотина! – прошипел я попугаю. Гости переглянулись в очередной раз. Уф! Похоже, это на целый день.
Глава 7
– Прошу прощения, мистер Гаррет, – сказал блондин. – Нас предупреждали, что мы можем натолкнуться на… э… непонимание, поэтому мы ничуть не…
– А член у тебя маленький! – изрек попугай.
– Заткнись, не то в мешок посажу, ты, чучело пернатое! – прорычал я.
Брюнет неуверенно улыбнулся.
– Это чревовещание? Помню, в детстве мой дядя…
– Ну почему все спрашивают? Нет, никакое не чревовещание! Этот ублюдок, потомок дикой курицы в седьмом колене, и вправду умеет разговаривать! Запас слов у него такой, что мы с тобой обзавидуемся, и каждое новое словцо сквернее предыдущего. Может, на него заклятие наложили, не знаю. Мне его подарили. И я никак не могу от него избавиться.
– Маленький, маленький, член-недочлен! Улыбка растаяла. Мне вновь захотелось задушить Покойника. Впрочем, что толку душить того, кто и так уже давно мертв?
– Меня зовут Картер Стоквелл, – сообщил блондин.
Значит, все же переходим к делу?
– Я так и думал. А тебя?
– Трейс Уэндовер.
– Ну конечно. Привет, Картер! Приветик, Трейс! Вам не нужен говорящий попугай? Отдаю задешево. Отличный подарок на день рождения.
– Гаррет, уймись и перестань их попусту дразнить!
– Не нужен, нет? Ладно, кому-нибудь другому впарю. Пожалеете – поздно будет. Выкладывайте, зачем пришли. Или уходите.
– Нам говорили, что ваши манеры оставляют желать лучшего, – холодно произнес брюнет, то бишь Трейс.
– Мы хотим привлечь вас к нашему общему делу, – заявил Картер.
– Прямо сейчас у меня одно дело, одна-единственная забота – где бы раздобыть деньжат на пополнение своего обеденного фонда.
– Нам не нужны деньги. Нам нужна помощь. Пожалуйста, выслушайте нас.
– Вам денег никто не предлагает. А что до послушать, вы здесь уже десять минут и до сих пор ничего не сказали.
– Вы правы, мы из Вольных Сообществ. Черные Драконы Вальсунга. – Картер пристально поглядел на меня.
– Это кто такие? – поинтересовался я.
– Вы не слыхали о Драконах? – встрял Трейс.
– Извини. – Следуя совету Покойника, я воздержался от фразы, которая могла бы выдать мои истинные чувства по отношению к этим скроенным на военный манер бандам, именующим себя Вольными Сообществами. Их развелось столько, что всех было ни за что не упомнить.
– Наш предводитель – полковник Вальсунг. Нортон Вальсунг. – Теперь уже оба вперили в меня свои взгляды.
Я пожал плечами.
– Мы с ним не знакомы. Полковник, говорите?
Картер, похоже, начал закипать. Трейс пока еще сохранял хладнокровие.
– Вот именно, мистер Гаррет, – процедил блондин. – Полковник Вальсунг командовал бригадой Черных Драконов. – Приятель метнул на него предостерегающий взгляд, но Картер продолжал:
– Его послужной список исполнен великих побед.
Не сомневаюсь. На войне быстро становится понятно, кто чего стоит.
– Он вам не родственник?
– Мой дядя, – гордо сообщил Трейс.
– Который чревовещатель? Знавал я таких полковников. Знатные были умельцы свои слова в чужие рты вкладывать.
– Нет, мистер Гаррет, другой дядя.
– Ага! Наконец-то мы имеем хоть что-то. Полковник, который не чревовещатель. И что же вашему другому дяде нужно от меня?
– Мы наслышаны о ваших талантах и вашем опыте, как боевом, так и… э… мирном. Все-таки я не сдержался.
– Вам понадобился бывший морской пехотинец, привычный к отлову вампиров, спасению колдунов и розыску сбежавших жен, чтобы одолеть одряхлевших гномов и увечных крысюков? Неужто сами не справляетесь?
– Гаррет!
Ребятки побагровели. Картер вскипел раньше, поэтому его физиономия сделалась даже не багровой, а бурой.
– Мистер Гаррет, – процедил Трейс, – мы не нападаем на людей на улицах. Мы состоим в братстве ветеранов, а не в уличной шайке, и наша цель – помогать вернувшимся с войны.
– Ну да, ну да. На днях прямо у нас перед домом чуть не забили до смерти ветерана, который отслужил пять сроков по пять лет, последние три срока в Кантарде. У него восемь наград, среди них Имперская звезда с мечами и дубовыми листьями. В сражении он потерял левую руку, а лицо ему обезобразил колдовской залп. Сейчас он в Бледсо. Возможно, не выживет. Эти мясники отделали его по полной, просто так. Ступайте-ка помогите ему. Его зовут Берт Верняк.
– Но ведь Бледсо – благотворительная…
– Ты что, родился не в Танфере? В нашем городе за благотворительность надо платить.
– Какая низость! – Трейс, похоже, не на шутку расчувствовался. А вот Картеру было явно плевать на всех ветеранов вместе взятых. – Потому-то мы и пытаемся…
– Прости, Трейс, я не закончил. Видишь ли, Брет – настоящий герой, отличный солдат. К сожалению, он совершил огромную, чудовищную ошибку…
Гости выжидающе уставились на меня.
– Гаррет, прекрати! Замолчи немедленно! – чуть ли не взмолился Покойник.
– Он изрядно сглупил, выбрав себе в деды огра. До них дошло не сразу. Я наблюдал, как сужаются глазки, как начинают подергиваться губы. Из двоих Картер был, пожалуй, потупее, но тут он лотумкал первым.
– Вы ошибаетесь, – сказал он мне. – Пошли, Трейс, мы зря теряем время.
– Ничего подобного, – возразил я.
1 2 3 4 5 6 7