В карандашных эскизах они стали выглядеть лучше, так как сходство с оригиналами было значительным, и волосы Эми, нос Джо, рот Мег и глаза Лори были объявлены «просто превосходными». За этим последовало возвращение к глине и гипсу, и похожие на страшные призраки слепки ее знакомых заполняли все углы комнат и валились с полок шкафов на головы домашним. В качестве живых моделей удавалось заманить соседских ребятишек, однако лишь до тех пор, пока их несвязные отчеты о таинственных манипуляциях мисс Эми не превратили ее в глазах окрестных жителей в некое подобие великанши людоедки. Ее усилия в этом направлении получили, однако, неожиданное завершение в результате несчастного случая, остудившего ее пыл. Из-за временного отсутствия других моделей она решила сделать слепок собственной прелестной ножки, и однажды вся семья была перепугана невероятным стуком и визгом, доносившимся из сарая, и, бросившись на помощь, обнаружила, что юная энтузиастка отчаянно скачет по сараю с ногой, крепко зажатой в кастрюле с гипсом, который затвердел с неожиданной быстротой. Освободить ногу удалось с большим трудом и не без опасности для здоровья, поскольку Джо так хохотала, расковыривая гипс, что нож вошел слишком глубоко и вонзился в бедную ножку, оставив долгую память об этом творческом опыте.
После этого происшествия Эми на некоторое время успокоилась, пока мания делать эскизы с натуры не заставила ее ежедневно отправляться на реку, в поле или в лес для «изучения натуры» и вздыхать по руинам, которые можно было бы срисовать. Она без конца простужалась, сидя на сырой траве и занося в альбом какой-нибудь очередной «восхитительный фрагмент», состоящий из камня, пня, гриба и сломанной ветки, или «божественную массу облаков», которая выглядела в ее альбоме как вспоротая перина. Она жертвовала своим прекрасным цветом лица, проводя жаркие летние дни на реке, где, сидя в лодке, «изучала свет и тень», и приобрела вертикальную морщинку на лбу, пытаясь найти нужный «угол зрения» или как там это еще называется.
Если, как утверждает Микеланджело, «гений — это вечное терпение», Эми вполне могла претендовать на обладание этим божественным свойством, ибо она упорно продолжала свои искания вопреки всем препятствиям, неудачам и противодействию, твердо веря, что со временем обязательно создаст нечто заслуживающее названия «высокое искусство».
Она с удовольствием училась и многому другому, так как решила стать привлекательной и образованной женщиной даже в том случае, если ей не суждено быть великой художницей. И здесь она преуспела больше, будучи одним из тех счастливо созданных существ, которые всем нравятся, повсюду заводят друзей и идут по жизни так легко и грациозно, что у менее удачливых людей возникает искушение поверить, будто такие баловни судьбы рождены под счастливой звездой. Ее любили все, потому что среди ее талантов была и тактичность. Врожденное чутье подсказывало ей, что будет приятно и правильно, поэтому она всегда говорила то, что нужно, тому, кому нужно, делала именно то, что было к месту и ко времени, и отличалась таким самообладанием, что сестры часто говорили: «Если бы нашей Эми пришлось отправиться в королевский дворец без всякой репетиции, то она все равно знала бы, что и как там нужно делать».
Главной ее слабостью было желание вращаться в «лучшем обществе», хотя оставалось не совсем ясным, какое именно общество «лучшее». Деньги, положение в обществе, светские таланты и изысканные манеры были предметом ее вожделений, и ей нравилось встречаться с теми, кто всем этим обладал. При этом она часто ошибочно принимала ложь за истину и восхищалась тем, что не заслуживало восхищения. Никогда не забывая, что она леди по рождению, Эми усердно культивировала свои аристократические вкусы и склонности, с тем чтобы, когда появится удобная возможность, она могла занять то место в обществе, которого сейчас лишала ее бедность.
«Миледи», как называли ее друзья, искренне стремилась стать истинной леди во всех отношениях и была таковой в душе, но ей еще только предстояло узнать, что ни за какие деньги нельзя купить утонченность натуры, что положение в обществе не гарантирует его обладателю благородства чувств и мыслей и что воспитанность человека чувствуется, несмотря ни на какие неблагоприятные обстоятельства, в которых он оказывается.
— Я хочу попросить тебя, мама, об одолжении, — сказала однажды Эми, входя в комнату со значительным видом.
— Да, маленькая, что такое? — отозвалась мать, в чьих глазах эта величественная юная леди по-прежнему оставалась «младшенькой».
— На следующей неделе наш рисовальный класс распускают на каникулы, и перед тем как девочки разъедутся, я хочу пригласить их провести один день у нас в гостях. Они все безумно хотят увидеть реку, срисовать разрушенный мост и другие здешние виды, которые понравились им в моем эскизном альбоме. Они во многих отношениях были очень добры ко мне, и я благодарна им за это, ведь все они богаты и знают, что я бедна, однако относятся ко мне как к равной.
— А почему бы им относиться к тебе иначе? — Миссис Марч задала этот вопрос с тем видом, который девочки хорошо знали и называли «видом Марии-Терезии» Мария-Терезия (1717 — 1780) — австрийская эрцгерцогиня из династии Габсбургов.
.
— Ты не хуже меня знаешь, что почти все подчеркивают эту разницу, так что не взъерошивай перышки, мама-курочка, когда твоих цыплят клюют более яркие птички. Гадкий утенок станет лебедем, ты же знаешь. — И Эми улыбнулась без всякой горечи, так как обладала веселым нравом и оптимистическим взглядом на жизнь.
Миссис Марч засмеялась и, успокоив свою материнскую гордость, спросила:
— Ну, мой лебедь, каков же твой план?
— Я хотела бы пригласить девочек к нам на второй завтрак, взять их прокатиться по тем местам, которые они хотели увидеть, а может быть, покатать и в лодке по реке, и устроить небольшой праздник на лоне природы.
— Вполне осуществимо. Что ты предполагаешь подать к столу? Пирог, бутерброды, фрукты и кофе — этого будет достаточно, я полагаю?
— Ах нет, конечно нет! Нужны холодный язык, курица, французский шоколад, а кроме того, мороженое. Девочки привыкли ко всему этому, и я хочу, чтобы мой завтрак был приличным и изысканным, пусть я и зарабатываю себе на жизнь трудом.
— Сколько же девочек в твоем классе? — спросила мать более сдержанно.
— Двенадцать, но полагаю, что приедут не все.
— Помилуй, детка, да тебе придется брать напрокат омнибус, чтобы катать их по окрестностям!
— Ну что ты, мама! Приедут, вероятно, шесть или восемь — не больше, так что я найму небольшую открытую коляску и попрошу мистера Лоренса одолжить мне его «сырой жбан». — (Произношение слова «шарабан», излюбленное Ханной.)
— Все это обойдется очень дорого, Эми.
— Нет, не очень. Я все подсчитала и за все заплачу из своих денег.
— А ты не думаешь, дорогая, что, если эти девочки давно «привыкли ко всему этому», более скромный прием оказался бы для них приятным разнообразием, да и для нас это было бы гораздо лучше, чем покупать и брать напрокат то, что нам не нужно, пытаясь подражать тем, чей образ жизни не соответствует нашему материальному положению?
— Если мне нельзя устроить все так, как я хочу, то я вообще не хочу ничего устраивать! Я знаю, что могу отлично осуществить мой план, если ты и девочки немного мне поможете. И не понимаю, почему мне нельзя это сделать, если я готова заплатить за все сама! — сказала Эми с решимостью, которую противодействие может превратить в упрямство.
Миссис Марч знала, что опыт — лучший учитель, и, когда это было возможно, предоставляла своим детям учиться на собственных ошибках, которых она охотно помогла бы им избежать, если бы только они не отказывались принять ее совет, словно это была английская соль или сенна.
— Хорошо, Эми, если ты так этого хочешь и знаешь, как осуществить свою затею без чрезмерного расхода денег, сил и времени, я не стану возражать. Поговори с сестрами, и, какое бы решение вы ни приняли, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
— Спасибо, мама, ты всегда так добра! — И Эми ушла, чтобы изложить план сестрам.
Мег согласилась сразу и обещала свою помощь, предложив для осуществления проекта все, что имела, от самого ее маленького домика до ее парадных ложечек для соли. Но Джо взглянула на проект в целом неодобрительно и поначалу даже на пожелала иметь ничего общего с этой затеей.
— Ну скажи на милость, зачем тебе тратить твои деньги, беспокоить семью и переворачивать вверх дном весь дом ради кучки девчонок, которым на тебя наплевать? Я думала, у тебя достаточно гордости и здравого смысла, чтобы не пресмыкаться перед каждой смертной, которая носит французские ботинки и ездит в карете, — сказала Джо, которую отвлекли от трагической кульминации ее романа и которая поэтому была не в самом подходящем для устройства приемов расположении духа.
— Я ни перед кем не пресмыкаюсь! И терпеть не могу, когда ко мне относятся так покровительственно, как ты! — раздраженно заявила в ответ Эми; сестры по-прежнему ссорились, когда возникали подобные вопросы. — Эти девочки любят меня, а я их, и у них много доброты, рассудительности и таланта, несмотря на то, что ты называешь «светской чепухой». Ты не хочешь нравиться людям, бывать в хорошем обществе, совершенствовать свои манеры и развивать свои вкусы. А я хочу. И я намерена извлечь все, что можно, из каждого случая, какой мне представится. Ты можешь идти по жизни, выставив локти и задрав нос, и называть это независимостью, если тебе нравится. Но это не для меня.
Когда Эми давала волю языку и чувствам, она обычно одолевала в споре, поскольку здравый смысл почти всегда оказывался на ее стороне. К тому же Джо действительно довела свою любовь к свободе и презрение к условностям до такой степени, что ее поражение в этой стычке было неизбежно. Определение, которое дала Эми представлению Джо о независимости, было столь удачным выпадом, что обе не удержались от смеха, и дискуссия приняла более дружеский характер. Хоть и очень неохотно, Джо в конце концов дала согласие пожертвовать день на светские условности и помочь сестре в том, что продолжала по-прежнему считать «дурацкой затеей».
Приглашения были разосланы, почти все приняты, и следующий понедельник назначен днем грандиозного события. Ханна была не в духе, оттого что привычный еже-недельный порядок ее работы был нарушен, и предрекала, что «коли стирка и глажка не сделаны в срок, так и ничто другое хорошо не пойдет». Нарушение ритма работы машины домашнего хозяйства плохо отразилось на начинании в целом, но девизом Эми было «Nil desperandum» Nil desperadum — Никогда не следует впадать в отчаяние (лат.).
, и, приняв решение, она продолжала идти к цели, несмотря на все препятствия. Начать с того, что стряпня Ханны оказалась на редкость неудачной: курица была жесткая, язык пересоленным, шоколад не пенился. Пирог и мороженое обошлись дороже, чем предполагала Эми, то же самое касалось и экипажа. Разные прочие расходы, казавшиеся поначалу пустячными, сложившись, образовали пугающую сумму. Бесс простудилась и слегла в постель; у Мег было необычно много посетителей, и она не могла отлучиться из дома; Джо была до того погружена в собственные мысли, что всякого рода поломки, катастрофы и ошибки оказались на редкость многочисленны, серьезны и досадны.
— Если бы не мама, я не выдержала бы всего этого, — объявила Эми впоследствии и с благодарностью вспоминала о помощи матери даже тогда, когда «лучшая шутка сезона» уже была забыта всеми остальными участниками событий.
В случае если понедельник окажется дождливым, гости должны были перенести свой визит на вторник — договоренность, рассердившая Джо и Ханну до последней степени. В понедельник утром погода была неустойчивой, что обычно раздражает куда больше, чем упорный неизменный дождь. То моросило, то светило солнышко, то поднимался ветер, и погода никак не могла принять решение, что делать дальше, пока наконец не стало слишком поздно и всем остальным принимать подобное решение.
Эми встала на заре, заставила всех домашних вскочить с постелей и наспех позавтракать, чтобы можно было поскорее подготовить дом к приему гостей. Парадная гостиная поразила ее своим убогим видом, и, не теряя времени даже на то, чтобы повздыхать о том, чего у нее не было, она постаралась извлечь максимум возможного из того, что у нее было: расставила стулья так, чтобы они закрывали потертые места на ковре, прикрыла пятна на стенах картинками в плетеных рамках и заполнила пустые углы скульптурами домашнего изготовления, что придало комнате вид художественного салона, так же как и полные прелестных цветов вазы, которые Джо расставила, где только было можно.
Стол, накрытый для гостей, выглядел замечательно, и, обозревая его, Эми всей душой надеялась, что блюда окажутся хороши на вкус и что взятые напрокат стекло, фарфор и серебро благополучно вернутся к своим хозяевам. Экипажи ожидались в срок. Мама и Мег были готовы встретить гостей; Бесс оправилась от простуды настолько, что могла помогать Ханне за кулисами; удалось также убедить Джо быть настолько оживленной и любезной, насколько это могли позволить рассеянность, головная боль и крайне неодобрительное отношение ко всем и вся. И когда Эми, уже усталая, одевалась в свое лучшее платье, она пыталась ободрить себя мыслями о той счастливой минуте, когда завтрак будет благополучно завершен и она уедет со своими подругами, чтобы посвятить день обзору живописных окрестностей, так как считала «сырой жбан» и руины моста выигрышными моментами своего плана.
За этим последовали два часа томительной неопределенности, в течение которых она бродила из гостиной на крыльцо и обратно, в то время как общественное мнение менялось вместе с направлением флюгера на крыше. Начавшийся в одиннадцать часов проливной дождь, вероятно, не вызвал энтузиазма у юных художниц, которые должны были приехать в полдень. Никто из гостей так и не появился, и в два часа дня измученные ожиданием члены семьи сели за стол в лучах яркого солнца, чтобы поглотить скоропортящиеся блюда во избежание убытка.
— Но уж сегодня погода не вызывает сомнений. Они конечно же приедут, так что мы должны поскорее приготовить все необходимое, — сказала Эми, когда солнце разбудило ее на следующее утро. Она старалась говорить бодро, но втайне жалела, что предоставила подругам возможность перенести визит на вторник, поскольку ее энтузиазм, так же как и ее пирог, давно остыл.
— Нигде не смог достать омара, так что, дорогая, придется сегодня обойтись без салата, — сказал мистер Марч, когда полчаса спустя вошел в дом с выражением спокойной безнадежности на лице.
— В таком случае можно использовать курицу; то, что она жестковата, не будет заметно в салате, — посоветовала миссис Марч.
— Ханна на минуточку оставила курицу на столе, и котята добрались до нее. Мне очень жаль, Эми, — добавила Бесс, по-прежнему остававшаяся покровительницей кошек.
— Тогда без омара нельзя, одного лишь языка недостаточно, — заявила Эми решительно.
— Помчаться в город и купить омара? — предложила Джо с великодушием мученика.
— Ты, пожалуй, еще явишься, держа его под мышкой и даже не завернутого в бумагу, только чтобы досадить мне. Я поеду за ним сама, — ответила Эми, начиная терять самообладание.
Спрятав лицо под густой вуалью и вооружившись изящной дорожной корзинкой, она отправилась в путь, полагая, что прохладный утренний воздух успокоит ее смятенный дух и даст сил для предстоящих трудов этого дня. После некоторой задержки предмет ее вожделений был добыт, так же как и бутылка соуса, чтобы избежать дальнейшей потери времени по возвращении домой, и она пустилась в обратный путь, очень довольная своей предусмотрительностью.
Так как в омнибусе был всего лишь еще один пассажир — сонная старая дама, Эми сунула вуаль в карман и коротала скучную дорогу, пытаясь разобраться, куда ушли все ее деньги. Она была так поглощена своей бумажкой, заполненной упрямыми цифрами, что даже не заметила нового пассажира, который сел в экипаж прямо на ходу. Неожиданно мужской голос произнес: «Доброе утро, мисс Марч», и, подняв голову, она увидела одного из самых элегантных университетских друзей Аори. Горячо надеясь, что он выйдет из омнибуса раньше ее, Эми полностью игнорировала стоящую у ее ног корзинку. Внутренне поздравив себя с тем, что одета в новое дорожное платье, она ответила на приветствие молодого человека со всей своей обычной учтивостью и достоинством.
1 2 3 4 5 6
После этого происшествия Эми на некоторое время успокоилась, пока мания делать эскизы с натуры не заставила ее ежедневно отправляться на реку, в поле или в лес для «изучения натуры» и вздыхать по руинам, которые можно было бы срисовать. Она без конца простужалась, сидя на сырой траве и занося в альбом какой-нибудь очередной «восхитительный фрагмент», состоящий из камня, пня, гриба и сломанной ветки, или «божественную массу облаков», которая выглядела в ее альбоме как вспоротая перина. Она жертвовала своим прекрасным цветом лица, проводя жаркие летние дни на реке, где, сидя в лодке, «изучала свет и тень», и приобрела вертикальную морщинку на лбу, пытаясь найти нужный «угол зрения» или как там это еще называется.
Если, как утверждает Микеланджело, «гений — это вечное терпение», Эми вполне могла претендовать на обладание этим божественным свойством, ибо она упорно продолжала свои искания вопреки всем препятствиям, неудачам и противодействию, твердо веря, что со временем обязательно создаст нечто заслуживающее названия «высокое искусство».
Она с удовольствием училась и многому другому, так как решила стать привлекательной и образованной женщиной даже в том случае, если ей не суждено быть великой художницей. И здесь она преуспела больше, будучи одним из тех счастливо созданных существ, которые всем нравятся, повсюду заводят друзей и идут по жизни так легко и грациозно, что у менее удачливых людей возникает искушение поверить, будто такие баловни судьбы рождены под счастливой звездой. Ее любили все, потому что среди ее талантов была и тактичность. Врожденное чутье подсказывало ей, что будет приятно и правильно, поэтому она всегда говорила то, что нужно, тому, кому нужно, делала именно то, что было к месту и ко времени, и отличалась таким самообладанием, что сестры часто говорили: «Если бы нашей Эми пришлось отправиться в королевский дворец без всякой репетиции, то она все равно знала бы, что и как там нужно делать».
Главной ее слабостью было желание вращаться в «лучшем обществе», хотя оставалось не совсем ясным, какое именно общество «лучшее». Деньги, положение в обществе, светские таланты и изысканные манеры были предметом ее вожделений, и ей нравилось встречаться с теми, кто всем этим обладал. При этом она часто ошибочно принимала ложь за истину и восхищалась тем, что не заслуживало восхищения. Никогда не забывая, что она леди по рождению, Эми усердно культивировала свои аристократические вкусы и склонности, с тем чтобы, когда появится удобная возможность, она могла занять то место в обществе, которого сейчас лишала ее бедность.
«Миледи», как называли ее друзья, искренне стремилась стать истинной леди во всех отношениях и была таковой в душе, но ей еще только предстояло узнать, что ни за какие деньги нельзя купить утонченность натуры, что положение в обществе не гарантирует его обладателю благородства чувств и мыслей и что воспитанность человека чувствуется, несмотря ни на какие неблагоприятные обстоятельства, в которых он оказывается.
— Я хочу попросить тебя, мама, об одолжении, — сказала однажды Эми, входя в комнату со значительным видом.
— Да, маленькая, что такое? — отозвалась мать, в чьих глазах эта величественная юная леди по-прежнему оставалась «младшенькой».
— На следующей неделе наш рисовальный класс распускают на каникулы, и перед тем как девочки разъедутся, я хочу пригласить их провести один день у нас в гостях. Они все безумно хотят увидеть реку, срисовать разрушенный мост и другие здешние виды, которые понравились им в моем эскизном альбоме. Они во многих отношениях были очень добры ко мне, и я благодарна им за это, ведь все они богаты и знают, что я бедна, однако относятся ко мне как к равной.
— А почему бы им относиться к тебе иначе? — Миссис Марч задала этот вопрос с тем видом, который девочки хорошо знали и называли «видом Марии-Терезии» Мария-Терезия (1717 — 1780) — австрийская эрцгерцогиня из династии Габсбургов.
.
— Ты не хуже меня знаешь, что почти все подчеркивают эту разницу, так что не взъерошивай перышки, мама-курочка, когда твоих цыплят клюют более яркие птички. Гадкий утенок станет лебедем, ты же знаешь. — И Эми улыбнулась без всякой горечи, так как обладала веселым нравом и оптимистическим взглядом на жизнь.
Миссис Марч засмеялась и, успокоив свою материнскую гордость, спросила:
— Ну, мой лебедь, каков же твой план?
— Я хотела бы пригласить девочек к нам на второй завтрак, взять их прокатиться по тем местам, которые они хотели увидеть, а может быть, покатать и в лодке по реке, и устроить небольшой праздник на лоне природы.
— Вполне осуществимо. Что ты предполагаешь подать к столу? Пирог, бутерброды, фрукты и кофе — этого будет достаточно, я полагаю?
— Ах нет, конечно нет! Нужны холодный язык, курица, французский шоколад, а кроме того, мороженое. Девочки привыкли ко всему этому, и я хочу, чтобы мой завтрак был приличным и изысканным, пусть я и зарабатываю себе на жизнь трудом.
— Сколько же девочек в твоем классе? — спросила мать более сдержанно.
— Двенадцать, но полагаю, что приедут не все.
— Помилуй, детка, да тебе придется брать напрокат омнибус, чтобы катать их по окрестностям!
— Ну что ты, мама! Приедут, вероятно, шесть или восемь — не больше, так что я найму небольшую открытую коляску и попрошу мистера Лоренса одолжить мне его «сырой жбан». — (Произношение слова «шарабан», излюбленное Ханной.)
— Все это обойдется очень дорого, Эми.
— Нет, не очень. Я все подсчитала и за все заплачу из своих денег.
— А ты не думаешь, дорогая, что, если эти девочки давно «привыкли ко всему этому», более скромный прием оказался бы для них приятным разнообразием, да и для нас это было бы гораздо лучше, чем покупать и брать напрокат то, что нам не нужно, пытаясь подражать тем, чей образ жизни не соответствует нашему материальному положению?
— Если мне нельзя устроить все так, как я хочу, то я вообще не хочу ничего устраивать! Я знаю, что могу отлично осуществить мой план, если ты и девочки немного мне поможете. И не понимаю, почему мне нельзя это сделать, если я готова заплатить за все сама! — сказала Эми с решимостью, которую противодействие может превратить в упрямство.
Миссис Марч знала, что опыт — лучший учитель, и, когда это было возможно, предоставляла своим детям учиться на собственных ошибках, которых она охотно помогла бы им избежать, если бы только они не отказывались принять ее совет, словно это была английская соль или сенна.
— Хорошо, Эми, если ты так этого хочешь и знаешь, как осуществить свою затею без чрезмерного расхода денег, сил и времени, я не стану возражать. Поговори с сестрами, и, какое бы решение вы ни приняли, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
— Спасибо, мама, ты всегда так добра! — И Эми ушла, чтобы изложить план сестрам.
Мег согласилась сразу и обещала свою помощь, предложив для осуществления проекта все, что имела, от самого ее маленького домика до ее парадных ложечек для соли. Но Джо взглянула на проект в целом неодобрительно и поначалу даже на пожелала иметь ничего общего с этой затеей.
— Ну скажи на милость, зачем тебе тратить твои деньги, беспокоить семью и переворачивать вверх дном весь дом ради кучки девчонок, которым на тебя наплевать? Я думала, у тебя достаточно гордости и здравого смысла, чтобы не пресмыкаться перед каждой смертной, которая носит французские ботинки и ездит в карете, — сказала Джо, которую отвлекли от трагической кульминации ее романа и которая поэтому была не в самом подходящем для устройства приемов расположении духа.
— Я ни перед кем не пресмыкаюсь! И терпеть не могу, когда ко мне относятся так покровительственно, как ты! — раздраженно заявила в ответ Эми; сестры по-прежнему ссорились, когда возникали подобные вопросы. — Эти девочки любят меня, а я их, и у них много доброты, рассудительности и таланта, несмотря на то, что ты называешь «светской чепухой». Ты не хочешь нравиться людям, бывать в хорошем обществе, совершенствовать свои манеры и развивать свои вкусы. А я хочу. И я намерена извлечь все, что можно, из каждого случая, какой мне представится. Ты можешь идти по жизни, выставив локти и задрав нос, и называть это независимостью, если тебе нравится. Но это не для меня.
Когда Эми давала волю языку и чувствам, она обычно одолевала в споре, поскольку здравый смысл почти всегда оказывался на ее стороне. К тому же Джо действительно довела свою любовь к свободе и презрение к условностям до такой степени, что ее поражение в этой стычке было неизбежно. Определение, которое дала Эми представлению Джо о независимости, было столь удачным выпадом, что обе не удержались от смеха, и дискуссия приняла более дружеский характер. Хоть и очень неохотно, Джо в конце концов дала согласие пожертвовать день на светские условности и помочь сестре в том, что продолжала по-прежнему считать «дурацкой затеей».
Приглашения были разосланы, почти все приняты, и следующий понедельник назначен днем грандиозного события. Ханна была не в духе, оттого что привычный еже-недельный порядок ее работы был нарушен, и предрекала, что «коли стирка и глажка не сделаны в срок, так и ничто другое хорошо не пойдет». Нарушение ритма работы машины домашнего хозяйства плохо отразилось на начинании в целом, но девизом Эми было «Nil desperandum» Nil desperadum — Никогда не следует впадать в отчаяние (лат.).
, и, приняв решение, она продолжала идти к цели, несмотря на все препятствия. Начать с того, что стряпня Ханны оказалась на редкость неудачной: курица была жесткая, язык пересоленным, шоколад не пенился. Пирог и мороженое обошлись дороже, чем предполагала Эми, то же самое касалось и экипажа. Разные прочие расходы, казавшиеся поначалу пустячными, сложившись, образовали пугающую сумму. Бесс простудилась и слегла в постель; у Мег было необычно много посетителей, и она не могла отлучиться из дома; Джо была до того погружена в собственные мысли, что всякого рода поломки, катастрофы и ошибки оказались на редкость многочисленны, серьезны и досадны.
— Если бы не мама, я не выдержала бы всего этого, — объявила Эми впоследствии и с благодарностью вспоминала о помощи матери даже тогда, когда «лучшая шутка сезона» уже была забыта всеми остальными участниками событий.
В случае если понедельник окажется дождливым, гости должны были перенести свой визит на вторник — договоренность, рассердившая Джо и Ханну до последней степени. В понедельник утром погода была неустойчивой, что обычно раздражает куда больше, чем упорный неизменный дождь. То моросило, то светило солнышко, то поднимался ветер, и погода никак не могла принять решение, что делать дальше, пока наконец не стало слишком поздно и всем остальным принимать подобное решение.
Эми встала на заре, заставила всех домашних вскочить с постелей и наспех позавтракать, чтобы можно было поскорее подготовить дом к приему гостей. Парадная гостиная поразила ее своим убогим видом, и, не теряя времени даже на то, чтобы повздыхать о том, чего у нее не было, она постаралась извлечь максимум возможного из того, что у нее было: расставила стулья так, чтобы они закрывали потертые места на ковре, прикрыла пятна на стенах картинками в плетеных рамках и заполнила пустые углы скульптурами домашнего изготовления, что придало комнате вид художественного салона, так же как и полные прелестных цветов вазы, которые Джо расставила, где только было можно.
Стол, накрытый для гостей, выглядел замечательно, и, обозревая его, Эми всей душой надеялась, что блюда окажутся хороши на вкус и что взятые напрокат стекло, фарфор и серебро благополучно вернутся к своим хозяевам. Экипажи ожидались в срок. Мама и Мег были готовы встретить гостей; Бесс оправилась от простуды настолько, что могла помогать Ханне за кулисами; удалось также убедить Джо быть настолько оживленной и любезной, насколько это могли позволить рассеянность, головная боль и крайне неодобрительное отношение ко всем и вся. И когда Эми, уже усталая, одевалась в свое лучшее платье, она пыталась ободрить себя мыслями о той счастливой минуте, когда завтрак будет благополучно завершен и она уедет со своими подругами, чтобы посвятить день обзору живописных окрестностей, так как считала «сырой жбан» и руины моста выигрышными моментами своего плана.
За этим последовали два часа томительной неопределенности, в течение которых она бродила из гостиной на крыльцо и обратно, в то время как общественное мнение менялось вместе с направлением флюгера на крыше. Начавшийся в одиннадцать часов проливной дождь, вероятно, не вызвал энтузиазма у юных художниц, которые должны были приехать в полдень. Никто из гостей так и не появился, и в два часа дня измученные ожиданием члены семьи сели за стол в лучах яркого солнца, чтобы поглотить скоропортящиеся блюда во избежание убытка.
— Но уж сегодня погода не вызывает сомнений. Они конечно же приедут, так что мы должны поскорее приготовить все необходимое, — сказала Эми, когда солнце разбудило ее на следующее утро. Она старалась говорить бодро, но втайне жалела, что предоставила подругам возможность перенести визит на вторник, поскольку ее энтузиазм, так же как и ее пирог, давно остыл.
— Нигде не смог достать омара, так что, дорогая, придется сегодня обойтись без салата, — сказал мистер Марч, когда полчаса спустя вошел в дом с выражением спокойной безнадежности на лице.
— В таком случае можно использовать курицу; то, что она жестковата, не будет заметно в салате, — посоветовала миссис Марч.
— Ханна на минуточку оставила курицу на столе, и котята добрались до нее. Мне очень жаль, Эми, — добавила Бесс, по-прежнему остававшаяся покровительницей кошек.
— Тогда без омара нельзя, одного лишь языка недостаточно, — заявила Эми решительно.
— Помчаться в город и купить омара? — предложила Джо с великодушием мученика.
— Ты, пожалуй, еще явишься, держа его под мышкой и даже не завернутого в бумагу, только чтобы досадить мне. Я поеду за ним сама, — ответила Эми, начиная терять самообладание.
Спрятав лицо под густой вуалью и вооружившись изящной дорожной корзинкой, она отправилась в путь, полагая, что прохладный утренний воздух успокоит ее смятенный дух и даст сил для предстоящих трудов этого дня. После некоторой задержки предмет ее вожделений был добыт, так же как и бутылка соуса, чтобы избежать дальнейшей потери времени по возвращении домой, и она пустилась в обратный путь, очень довольная своей предусмотрительностью.
Так как в омнибусе был всего лишь еще один пассажир — сонная старая дама, Эми сунула вуаль в карман и коротала скучную дорогу, пытаясь разобраться, куда ушли все ее деньги. Она была так поглощена своей бумажкой, заполненной упрямыми цифрами, что даже не заметила нового пассажира, который сел в экипаж прямо на ходу. Неожиданно мужской голос произнес: «Доброе утро, мисс Марч», и, подняв голову, она увидела одного из самых элегантных университетских друзей Аори. Горячо надеясь, что он выйдет из омнибуса раньше ее, Эми полностью игнорировала стоящую у ее ног корзинку. Внутренне поздравив себя с тем, что одета в новое дорожное платье, она ответила на приветствие молодого человека со всей своей обычной учтивостью и достоинством.
1 2 3 4 5 6