-- Мухаммед, где грибы? Вот здесь были грибы, понимаешь, гри-бы! -- в отчаянии показывает мама на пустую кастрюлю.
-- Не понимаю, мадам, -- еще слаще улыбается Мухаммед.
-- Феликс, спроси, куда они грибы дели?
Дядя Феликс спрашивает Мухаммеда по-арабски. Тот, не переставая кланяться, изображает на лице отвращение и машет в сторону мусоропровода.
Дядя Феликс растерянно разводит руками.
-- Что? Что он говорит?
-- Говорит, в кастрюле была отвратительная черная грязь... -- Ну?
-- И он ее выбросил в мусоропровод, а кастрюлю очень хорошо вымыл.
Мама медленно опускается на стул и закрывает лицо руками.
-- Феликс, -- шепчет папа. -- Скажи им, чтобы уходили. Ну, скажи, что не нужны больше сегодня.
Удивленные слуги исчезают.
Мама плачет. И у Вики щиплет в глазах. Ничего другого не жалко было бы. Ведь не просто еда -- грибы из подмосковного леса. Надо же было им проплыть за три моря, чтобы исчезнуть в мусоропроводе!
-- М-да, самое время смехунчика включать, -- говорит дядя Феликс.
Папа молчит, считает про себя до пятидесяти, чтобы успокоиться. Это его мама научила.
-- Ладно, -- говорит он решительно. -- У нас еще сухари имеются. А если судить с точки зрения вечности, то грибы в мусоропроводе -- это ерунда, -это он для мамы бодрится. -- Кстати, о вечности: Феликсу машину на полдня дали, надо в Гизу съездить. Поднимайтесь, ревы! А то вернетесь домой -- где, спросят, были? В Египте. А пирамиды видели? Не удосужились за три года. Непорядок.
Мама, всхлипывая, идет одеваться. Вика снимает галстук и складывает его на подзеркальнике. Потом на всякий случай прячет подальше, в шкаф.
-- Готова, Заяц? -- кричит папа от двери.
-- Сейчас, только Мишутку одену!
Мишутка -- путешественник: в Египет с Викой приехал. Сегодня она впервые оставила его дома: неудобно на торжественной линейке стоять с медведем под мышкой. Все равно стыдно перед старым другом. Надо его задобрить, взять к пирамидам.
КОГДА ЗАСМЕЕТСЯ СФИНКС?
Белый "мерседес" с номерами советского консульства мчится по набережной Эль-Нил. По ту сторону канала проплыл остров Гезира, за ним -- остров Рода. С самолета Гезира похож на корабль, а Рода на дельфина, плывущего за кораблем.
Расступаются дома, уходит вдаль дорога. Остаются лишь два цвета пустыни: склоняется к пескам ровно-синее небо, поднимаются к небу желто-серые пески. Летят по шоссе разноцветные машины туда, где соединились небо и пески, где поднялись остроконечные пирамиды.
Дядя Феликс оборачивается с переднего сиденья.
-- Я столько делегаций возил сюда, что буду вам вместо экскурсовода. У пирамид надо молчать и смотреть, поэтому кое-что расскажу сейчас.
Пирамиды -- это усыпальницы правителей Древнего Египта -- фараонов. Первых фараонов хоронили в песке. Потом появились каменные могилы -по-арабски они назывались "мастабы", то есть скамейки, потому что походили на обыкновенные каменные скамейки. Около пирамид много древних мастаб.
Пять тысяч лет назад фараон Джосер построил себе первую пирамиду. Пирамида была небольшая -- с двадцатичетырехэтажный дом, и ступенчатая.
Фараон Снофру построил правильную пирамиду. Ее грани -- как бы лучи Солнца. Ведь после смерти фараона его душа должна была явиться к богу Солнца -- Ра. Кстати, Снофру построил себе еще две пирамиды недалеко от первой. Зачем одному человеку три могилы -- вот вопрос!
Каждый фараон хотел построить гробницу повыше других, чтобы показать свое богатство. Старший сын Снофру -- Хуфу, а по-гречески -- Хеопс, на Гизском плато построил самую высокую пирамиду. Это -- Большая пирамида, та, что ближе к нам, со стесанной верхушкой. Она сложена из двух миллионов трехсот тысяч каменных блоков. Университет на Ленинских горах в Москве легко уместился бы в ней.
Рядом с Хеопсом поставили свои пирамиды его сын Хефрен и внук Микеринос. Вот та, у которой будто наконечник на верхушке, -- это пирамида Хефрена: у нее сохранилась часть известняковой облицовки. А та, что ниже всех, -- усыпальница Микериноса. Правил Микеринос всего двенадцать лет и не успел достроить свою пирамиду. А фараон Шепсескаф поторопился закруглить папашину гробницу, чтобы начать свою.
К востоку от пирамиды Хефрена -- Сфинкс, лев с лицом че- ловека, самого Хефрена. Это страж царства мертвых. Древние египтяне селились на восточном берегу Нила, откуда встает Солнце. Старый Каир тоже на восточном берегу. А пирамиды и мастабы -- на западной, закатной стороне...
Чем ближе подъезжает машина, тем выше в небо поднимаются пирамиды, будто растут из песка. Чем ближе, тем меньше заметен наклон граней, кажется, что отвесная стена встает на пути.
Вблизи пирамиды оказываются слоистыми, щербатыми. И оттого, что видны каменные глыбы, ступенями уходящие вверх, пирамиды становятся еще огромнее. Уже некуда больше, уже заслонили полнеба, а они все растут и растут. Кажется, что машина стоит, покачиваясь, а пирамиды плывут навстречу, подминая асфальтовую ленту дороги.
Только отсюда видны люди -- черные точки у подножия пирамид.
-- И это все создано людьми... Одно непонятно -- как? Каждый из этих камешков весит от трех до тридцати тонн. Некоторые -- около двухсот двадцати. Их вырезали за полтыщи километров отсюда, в Асуанском гранитном карьере, затем сплавляли на плотах по Нилу, до Гизы тащили волоком, а потом поднимали на стометровую высоту. Пирамиду Хеопса сто тысяч человек строили почти двадцать лет. Рабы надрывались, их давило каменными блоками и резало канатами, они умирали от истощения и зноя, и новые приходили на их место и тоже умирали...
Вика представляет пирамиду, еще усеченную, плоскую сверху, огромный муравейник, кишащий черными точками. Каменный блок, ползущий вверх на ниточках-канатах. Вот лопаются канаты, и каменная глыба беззвучно едет вниз, оставляя широкий след в людском муравейнике. И только потом доносится сюда грохот камня по камню и нечеловеческий крик, последний крик уже раздавленных, уже безмолвных людей...
С трудом удается приткнуть машину с краю асфальтовой площадки, запруженной автомобилями, автобусами, мотоциклами, повозками, ларьками. Ревут клаксоны, визжат шины, кричат мулы, гремят радиоприемники, смеются туристы; торговцы и разодетые всадники на верблюдах требуют бакшиш.
В разномастной толпе Вика сразу узнает американцев -- они везде как дома. Это энергичные старушки в узких белых брюках, -- Вика видела их и в Каирской Цитадели, и в Москов- ском Кремле. К старости накопили денег и торопятся увидеть мир. Торопятся -- хватают жадным взглядом очередную древность, привычно ахают, вычеркивают строку в путеводителе и мчатся дальше...
Арабчонок, подхватив халат, карабкается на пирамиду. Другой уже. спускается, прыгая с одного ряда блоков на другой, и издалека кричит:
-- Бакшиш! Бакшиш! -- запинается и падает, обдирая лицо и голые колени о слоистый камень.
Туристы торопливо выплевывают жвачку и вскидывают дула фотоаппаратов.
-- Базар в царстве смерти, -- зло бормочет дядя Феликс. -- Наживаются на чем могут.
Он ведет подальше от туристов, к подножию Большой пирамиды. В сумраке глубокого колодца покоится деревянная ладья, почти плоская в середине, с высоким носом и кормой.
-- После смерти фараона его душа должна была переплыть Озеро лилий, чтобы добраться до царства мертвых. У всех народов мира царство смерти расположено за водной преградой: у египтян -- Озеро лилий, у греков -Стикс, а у наших предков -- речка Каяла... У каждой пирамиды или мастабы закопана такая ладья. На время путешествия фараон запасался всем необходимым -- пищей, водой, вином. Чтобы в пути не было одиноко, после смерти фараона жрецы отравляли его жен и хоронили рядом. -- Дядя Феликс указывает на маленькие пирамидки рядом с большими. -- А чтобы фараону не пришлось грести самому, убивали самых молодых и сильных рабов.
В центре пирамиды, -- продолжает дядя Феликс, -- сама усыпальница, а в ней золотой гроб -- саркофаг. В саркофаг клали все драгоценности фараона и его семейства. Чего только не выдумывали, чтобы уберечь усыпальницу от грабителей! Вырубали ее в монолитном камне, замуровывали, строили лабиринты и ложные усыпальницы; на голову грабителям рушились камни, под ногами проваливался пол, смыкались железные челюсти, падали решетки. Но вот загадка: археологам нужно несколько лет, чтобы современными инструментами пробить дорогу к саркофагу, а внутри они находят пустые усыпальницы, ограбленные пару тысяч лет назад... Удалось найти единственную нетронутую гробницу -- матери Хеопса королевы Хетефере. И что же? Оказалось, что ее обчистили еще во время похорон!..
Вика медленно идет вдоль подножия пирамиды.
-- Пап, а под ней, наверное, все Марфино бы уместилось?
-- Марфино? Еще и луг с Макеичевым стадом! Умытый солнцем дом бабушки Софьи, крыльцо в капельках росы, улица с коровьими копытцами, -- и это все под стометровой толщей тяжелых серо-желтых камней... Нет, не надо так сравнивать!
Дядя Феликс останавливается под Сфинксом.
-- А теперь тихо! Слушайте, как звучит Время... Вика прислушивается...
Тихо в царстве мертвых. Тише тишины. Только ветер тонко свистит в камнях, как тысячу лет назад.
Или так звучит само Время? Течет оно из далекого далека, уносит, не заметив даже, человеческие жизни, как древних фараонов, как бабушку Алену. Сметает с Земли города и заносит их песком, налетает на пирамиды, расслаивает их, и, бессильное, обтекает их грани и исчезает в далеком далеке...
Спокоен страж мертвого царства Сфинкс. Расслаблено его львиное тело, надменно его человеческое лицо. Он смотрит на восток, откуда бесчисленное число раз поднималось Солнце. Нет и не будет врага, равного ему по силе. Поэтому Сфинкс спокоен.
-- На каком-то святом камне начертано, -- негромко говорит дядя Феликс. -- "Когда человек узнает, что движет звездами, Сфинкс засмеется и жизнь иссякнет". Вам не кажется, что он уже улыбается?
Вика внимательно смотрит на величественное лицо Сфинкса. И ей тоже кажется, что выщербленные каменные губы его чуть-чуть кривятся в усмешке. Ведь люди узнали уже многие тайны звезд! Неужели настанет такой день, когда Сфинкс разомкнет каменные уста и загрохочет каменным смехом, закидывая голову. Заходят его львиные бока, осыпая песок и выслоенный камень...
Люди многое знают о звездах. Но тот, кто возводил пирамиды, кто высекал из камня стража царства мертвых, наверное, думал, что знает о звездах все. А через тысячу лет окажется, что и нынешние астрономы со своими могучими телескопами узнали лишь малую часть звездной науки. И так будет всегда, пока светит Солнце.
Нет, никогда не разомкнет Сфинкс каменных губ!
Все молча идут к машине.
Летит под колеса асфальтовая лента шоссе, остается позади "базар в царстве смерти". И чем дальше назад уходят пирамиды, тем оживленнее становятся пассажиры консульского "мерседеса", будто пробуждаются от странного сна.
-- История повторилась в девятнадцатом веке, -- говорит дядя Феликс, -когда начали строить Суэцкий канал. На Суэцкий перешеек согнали сорок тысяч феллахов. Хотя со времен Хеопса прошло четыре тысячи лет, мало что изменилось -- и орудия труда, и условия жизни строителей. Копали канал десять лет. Двадцать тысяч египтян погибли на строительстве. А теперь Англия и Франция утверждают, что это они построили канал и им он принадлежит...
Белеют окраинные кварталы Каира. Появляются на обочине дороги пальмы, отступает пустыня.
-- А грибов все равно жалко, -- впервые за все это время подает голос мама, -- даже с точки зрения вечности.
Машина выезжает на набережную.
-- Ну что, Заяц, -- подмигивает папа, -- отряхнем пыль столетий! Куда поедем?
Странный вопрос. Известно, куда -- в веселый город Зу.
ВЕСЕЛЫЙ ГОРОД ЗУ
Дядя Феликс сворачивает с набережной на улицу Эль-Гуза и тормозит у ворот Зу. Папа с Викой и Мишуткой выходят, а мама едет в Замалек готовить обед без грибов.
Веселый город Зу есть в любой стране. Спросите в Афинах, в Стамбуле, в Фамагусте, где город Зу, и любой грек, турок, киприот укажет вам дорогу.
Нет в Каире места лучше, чем Зу. За целый день не обойти его площадей, улиц, бульваров, аллеек, мостов.
Веселый город Зу -- это зоопарк.
Все, что есть живого на свете, -- все собрано в каирском зоопарке. А если вы какого-то зверя здесь не нашли -- значит, его и в природе нет.
Жара спадает. В городе еще зной от раскаленного асфальта, а в Зу поднимается свежесть от озер, ручейков, каналов. Всего-то градусов тридцать.
По улицам зоопарка гуляет пестрый народ: европейцы в широкополых шляпах, индусы в чалмах и индианки в сари, японки в ярких кимоно, индонезийцы в докторских шапочках. Торжественно проходят арабские семьи: дедушка в галабии и вязаной шапочке, бабушка в черной малайе и -- мал мала меньше -- дюжина черноголовых ребятишек.
Арабы сидят прямо на траве и блаженно щурятся на солнце. Возможность посидеть на травке -- важное завоевание египетской революции. При короле Фаруке феллахи даже глянуть не смели на зеленый газон. Зато теперь по вечерам специально приходят в Зу, чтобы победно усесться на лужайке.
В стриженых кустах -- беседки: китайская пагода, японский бумажный домик, русская бревенчатая изба. Смешная изба, таких даже в Марфине не осталось. А египтяне думают, что русские феллахи живут вот в таких избушках на курьих ножках, ходят круглый год в валенках, а по улицам Москвы бродят бурые медведи.
Поэтому бурый мишка здесь так и называется -- "рашен бэа", то есть "русский медведь". Рашен бэа -- важная персона, у него и клетка побольше, с ванной, с душем.
В первую очередь Вика с папой идут навестить земляка. К мишке не пробиться, зрители у клетки в два этажа: мальчишки и девчонки оседлали родителей. Мишка действительно русский, из Подмосковья. Подарок Советского Союза каирскому зоопарку.
Подарок лежит в дальнем углу клетки, тяжело и часто раздувает бока, мутными от жары глазами смотрит куда-то сквозь галабии и халаты.
-- Бедненький, -- жалеет его Вика. --Жарко мишеньке в Африке... Пап, а правда, он в Ученском лесу жил? Ну, может, не жил, а так, мимоходом бывал. Может, издалека бабушку Софью видел, и меня, и Ночку, и Коську... Пап, ну неужели он не чувствует, что мы тоже оттуда? Должно же ему от нас чем-то знакомым пахнуть?
-- Наверное, ветер в другую сторону... А то бы он, конечно, узнал нас.
-- Мишенька, миша! -- зовет Вика. Да разве услышит он в таком шуме!
Но вдруг зеленые глазки зверя оживают. Он медленно поднимается и, загребая лапами, идет к решетке. Зрители радостно вопят, отступая. Медведь встает на задние лапы, цепляясь когтями за толстые прутья.
-- Узнал! Смотри, папа, узнал!
Стоящий рядом араб оборачивается на крик.
-- О-о! -- вопит он. -- О-о-о!! -- И счастливо хлопает себя по бедрам, и ничего, кроме этого восторженного "о-о!", не может произнести.
-- Литтл рашен бэа! Маленький русский медведь!
Зрители тотчас обступают Вику широким полукругом, хлопая в ладоши и указывая то на Мишутку в ее руках, то на огромного медведя за решеткой.
-- Литтл рашен бэа энд биг рашен бэа! Маленький русский медведь и большой! Торопливо щелкают фотоаппараты.
-- Этак мы с тобой в вечерние газеты угодим, -- смеется папа, выбираясь из восторженной толпы.
Зрители еще долго не могут успокоиться, машут вслед:
-- Руси! Литтл рашен бэа!
Вика с папой идут дальше. Самое замечательное в каирском зоопарке то, что можно кормить зверей -- кого хочешь, но не чем попало. Однажды Вика принялась бросать лебедям крошки хлеба. Арабы пришли в ужас: хлеб -лебедям! Дорогой хлеб, который не каждому феллаху по карману!
Зато у вольеров стоят мальчишки с лотками. Подходи, плати пиастры и корми животных чем положено. Страусы так и толкутся в своем загоне рядом с лотком, тянут голые, будто ощипанные шеи над загородкой -- не подойдет ли кто угостить их?
Пеликанам Вика рыбешку кидала, носорогам зеленые веточки давала с руки, антилопы трясли ей вслед бородками, благодарили за сочную траву.
У вольера с жирафом мальчишка продает морковь. Вика выбирает самую большую.
-- Ну, предлагай, -- подбадривает папа.
Вика поднимается на цыпочки и машет жирафам морковкой. Вот один неторопливо направился к загородке и перегнул через нее длинную шею. Ну и шея! Как у царицы Нефертити.
С огромной высоты к Вике опускается угловатая голова с рожками-антеннами. Вика на всякий случай берется за папин палец.
-- Смелее, Заяц, смелее. Это же воспитанный жираф, по глазам видно.
Жираф и правда воспитанный. Он высовывает длинный розовый язык, ловко обкручивает им морковку и деликатно вытягивает ее из Викиного кулака.
-- Вот здорово! -- удивляется Вика. -- Мне бы такой язык, мороженое лизать!
Мороженое в Каире продают в высоких вафельных стаканчиках. Ни за что дна языком не достанешь.
Остались еще сонные толстые змеи и драконы-вараны с вывернутыми когтистыми лапами, но Вика не хочет их кормить. Она идет кататься на слоне.
Большой добрый слон трусит по кругу между пальмами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10