Здесь выложена электронная книга Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья автора по имени Кононов Александр Терентьевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Кононов Александр Терентьевич - Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья.
Размер архива с книгой Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья равняется 81.25 KB
Александр Терентьевич Кононов
У железного ручья (Повесть о верном сердце - 1)
Кононов Александр Терентьевич
У железного ручья (Повесть о верном сердце - 1)
Александр Терентьевич КОНОНОВ
ПОВЕСТЬ О ВЕРНОМ СЕРДЦЕ
Книга первая
У ЖЕЛЕЗНОГО РУЧЬЯ
1
Гриша перелез через тын, вышел на косогор, лег в нагретую солнцем траву. Рядом рос могучий конский щавель - стоял целым войском, копье к копью. Подальше цвел белый клевер, толпились в сторонке колокольчики; еще дальше, у самой дороги, светились в траве крохотные звездочки дикой гвоздики. И тянулась кверху ромашка; подышишь в ее желтенькое поле, позовешь три раза: "Поп, поп, выйди вон" - и вылезет на свет букан, черный, как монах, с просяное зернышко ростом.
Гудел над клевером дюжий шмель, под косогором, в низине, кричали лягушки, старались одна перед другой, кто громче, и высоко в счастливой синеве дрожала, переливаясь, серебряная горошина: жаворонок.
Гриша вытащил из кармана Минаеву музыку. Большой Минай сделал ее на прошлой неделе из пустой бычьей кости и длинной веревки.
Гриша покрутил веревку, потом натянул ее покрепче - струной, - кость запрыгала на веревке, завертелась волчком, и что-то запело, как ветер в поле, - протяжно, немного печально.
За Минаеву пастушью музыку и прогнали Гришу из горницы, обозвав постеном.
Постен - тот, кто по стене ползает: клоп, таракан, нечисть. Ругают так человека за то, что он маленький. Да вот - за Минаеву музыку. И еще за то, что трогал бабушкину кружку.
Ну, теперь он один, и никому на свете нет до него дела.
Тут хорошо, можно и не уходить отсюда вовсе. За низиной начинается темный лес, и далеко в лесу течет Железный ручей. Долгие годы ищут люди этот ручей - найти не могут. Может, он пропал под землей. Или вышел на волю в неизвестном месте. Кто найдет Железный ручей и напьется из него, станет крепким и смелым на всю жизнь.
Две лягушки вылезли из сырой низины на теплый камень и затихли на солнце. Если б было чем кинуть да прицелиться получше...
Гриша пошарил в траве руками. Но лягушки будто угадали его думы разом вскинули длинные ноги и пропали в осоке.
Из лесу спускалась вниз телега, тяжко скрипя колесами. Это ее испугались лягушки. В телеге, на большом зеленом сундуке, сидел без шапки белоголовый мальчик. Рядом шагал высокий человек в домотканой, богато вышитой рубахе и в старой жилетке. Он вел коня под уздцы: дорога из низины круто брала в гору.
Гриша, стараясь походить на отца, закричал мальчишке "толстым" голосом:
- Ишь, пан какой! Расселся... Не видишь - мерину тяжко!
Мальчик повернул голову, поглядел и ничего не ответил.
Телега проехала косогором, совсем близко от Гриши, поднялась на гору и там остановилась - на кресте. Так называлось место, где скрещивались две дороги. А может быть, так называли это место потому, что там стоял "крыж" - большой деревянный крест под ветхой, заросшей мхом кровлей.
Гриша не вытерпел и побежал по траве наверх, на гору. Когда он добежал, телега уже повернула с перекрестка направо, в усадьбу. И тут Гриша догадался: новый лесник! Это новый лесник приехал к Перфильевне, к помещице; о нем говорили уже целую неделю.
Гриша скорей побежал напрямик - через тын, огородами, потом мимо амбара. И успел вовремя: телега только-только подъехала к каштанам, что росли у господского дома. Пес Собакевич скакал с остервенелым лаем, а на крыльце стояла работница Перфильевны, черноглазая Тэкля, и что-то говорила по-латышски приезжему. Тот привязал лошадь к каштану, снял картуз, пригладил светлые редкие волосы и пошел следом за Тэклей. Белоголовый мальчишка остался сидеть на сундуке.
- Мальчик! - позвал Гриша и повторил по-латышски: - Пуйка! Как тебя зовут?
Мальчик оглядел Гришу ясными синими глазами и ответил не сразу:
- Янис.
- А, Ян! Слезай, Ян, не бойся.
И Гриша, хвастаясь, смело ухватил огромного пса за уши, прижал к себе. Собакевич вырвался, зевнул и отошел в сторону.
- Ты латыш? - спросил Гриша. - Я сразу угадал: у тебя затылок голый.
Сам Гриша носил волосы длинные, стриженные в кружок.
- Или поляк?
Мальчик молчал.
- Нет, латыш! - решил Гриша. - Латыш, латыш, куда летишь?
- Москаль, москаль, чего плескал? - с неожиданной живостью ответил Ян по-русски и полез с телеги наземь.
- Ого! - обрадовался Гриша. - А ну давай бороться, кто сильней. Я тут одному так дал...
Ян, сойдя с телеги, сперва стоял потупясь и водил босой ногой по песку. Потом поднял голову и сказал твердо:
- Я тоже дал.
- А ну попробуй, вот увидишь!
Но в это время на крыльцо вернулся отец Яна, подошел к телеге, вежливо сказал Грише: "Позвольте, панич", и отвязал коня.
- Я не панич, я Гришка Шумов, - быстро проговорил мальчик.
- Ивана Иваныча сынок, садовника?
- Садовника! - с гордостью подтвердил Гриша.
Приезжий повернул лошадь к сажалке. Теперь уж совсем ясно было, кто он: за сажалкой стояла изба лесника. Гриша редко там бывал: старый лесник Егор был сердитый, вода в сажалке желтая, а пустой, скучный берег утыкан зачерствевшими от жары коровьими и овечьими следами - в полдень туда гоняли скот на водопой.
Гриша глядел телеге вслед, придумывая, что бы ему на прощанье крикнуть Яну, но тут его ухватили сзади за рубаху.
- А ну, неслух, постой-погоди! - голосисто закричала Гришина мать.
Нечего было и думать о том, как бы вырваться, - рука у матери была крепкая.
Обидно было, что все это видел большой Минай. Он шел от амбара с отесанной слегой и подмигивал: попался, брат?
Гриша пошел за матерью молча и заныл только в горнице: чтобы бабка услыхала.
В ответ ему сразу заплакал в зыбке маленький Ефимка.
Бабушка, сухонькая, в темном ситцевом платье, в платке, повязанном по-монашьи, сразу же вышла из своего чуланчика:
- Ну, довольно школить мальца! А ты, Гришенька, не ной, ты не ной, у тебя голос не такой.
- Баба, я твоей кружки больше не трону, - пообещал Гриша.
- Теперь-то мне все одно: заново ее святить.
Гриша понимал бабкино горе: все кругом "мирские", а она - "рабская". Гриша тоже мирской, грешный. Когда бабушке исполнилось восемьдесят лет, она отреклась от мирских дел, осталась только "рабой божьей". Теперь у нее грехов нет. Каждый вечер, перед сном, она молит бога, чтобы тот взял свою рабу к себе. Зачем она так торопится на тот свет, неизвестно... Если кто-нибудь мирской тронет бабушкину посуду, он ее опоганит; тогда надо посуду нести в моленную - святить. А моленная - за сорок верст.
- Не буду, баба.
- Ну, иди сюда, дурень-блазень... Иди, я тебя толокном покормлю.
Бабка взяла из ларя, что стоял у стены, тугой мешочек, достала из общего шкафа миску, а варенье в баночке - бруснику, варенную на меду принесла из своего чуланчика. Сахару она не признавала - грех: сахар на заводе сквозь кость пропускают.
Бабушка насыпала в миску толокна, положила брусники, перемешала толокно с ягодой, помяла ложкой. Толокно сделалось розовым. Подперев щеку ладонью, она стала следить выцветшими, грустными глазами, как ест внук.
- Баба, новый лесник приехал, с мальчишкой. Мальчишку Яном зовут.
- Латыши? Ты, родимый, в избу к ним не ходи.
- Не пойду.
- Латыши бороды скоблят, табак курят - грех великий...
Бабушка вздохнула: ну кто теперь ее, старую, слушает!.. И внук посулит одно, а сделает по-своему.
Поев, Гриша заглянул в раскрытое окно. Голенастая Катя уже пригнала гусей с поля. Что-то рано сегодня. Она постояла с минутку на дороге, поглядела испуганно на Гришу и ушла. У Кати длинные ноги и большие тревожные глаза. Ее отец, испольщик Трофимов, тоже все чего-то боится. Испольщиком быть, пожалуй, хуже, чем садовником. Испольщик работает с утра до вечера на земле, а урожай - пополам: половину - ему, а половину - тому, чья земля.
Видно было, как Ян выбежал из-за сажалки на дорогу, нашел хворостину, принялся дразнить хворостиной старого гусака; тот изогнул шею по-змеиному, зашипел, глаза у него от злости стали белыми.
Гриша выбежал на крыльцо.
- Ты что самовольничаешь! - закричал он Яну и, подумав, что бы еще добавить, проговорил: - Постен.
Ян кинул хворостину, сунул кулаки в карманы старых штанов, сердито наклонил голову - "сбычился".
Гриша подошел к нему и тоже сунул кулаки в карманы.
Так постояли они некоторое время.
Потом Гриша неожиданно для самого себя сказал:
- Хочешь, пойдем в сад? Мой батя садовник, мне можно. А ты - со мной, ничего.
И они пошли вместе к высокой изгороди, по-прежнему спрятав руки в карманы и поглядывая искоса друг на друга. Еще неизвестно было, драться им или дружить.
В сад они, конечно, полезли через изгородь - не идти же к калитке! и вышли прямо к липовой аллее. Тут Гриша немного оробел: под липой, недалеко от качелей, стояла Ирма Карловна, гувернантка, а на скамейке сидел заезжий немец Дамберг. Ирма стояла перед Дамбергом прямо, говорила по-немецки быстро, будто урок отвечала.
- Ходу! - прошептал Гриша.
И мальчишки побежали на цыпочках по траве подальше от опасного места.
Они бежали долго, пока не засияли на солнце мелкие радужные стекла парников; там уже конец сада. За парниками сидели на большом пне две дочки Перфильевны: одна чуть поменьше другой, обе в одинаковых розовых платьицах, с большими бантами на макушках. Они испуганно смотрели на приближавшихся мальчишек. Но Грише было не до помещичьих дочек: неподалеку, у самого пня, стоял знаменитый конь. Вот это был конь! Ростом почти с Собакевича, с рыжими ногами, упершимися в дубовую доску на колесиках, с сивой гривой из настоящего конского волоса и таким же хвостом. И настоящее кожаное седло, желтое седло с железными стременами, было на этом коне.
- Там Ирма! - постращал Гриша на всякий случай девочек, кивнув в сторону аллеи.
Ну разве мыслимо, чтобы ему дали когда-нибудь хоть разок прокатиться на таком коне! Да он и сам никому не дал бы. А девчонкам, хоть и богатым, - зачем девчонкам конь? Они его за собой на веревочке водят, смех один.
Девочки сидели на пне смирно, прижавшись одна к другой, боялись: мальчишки - опасные люди...
- Ну, чего вы, в самом деле, - пробормотал Гриша осевшим от волнения голосом: - не бойтесь, дайте прокатиться разок.
Просьба была безрассудной, он сам это знал и все-таки взялся несмело за кожаную узду, украшенную блестящими медными пуговками.
Старшая девочка нахмурила тоненькие брови, но ничего не сказала.
- Мы разок, мы сейчас, - заторопился Гриша, - мы с косогора разок... И мигом вернемся.
Он ухватил коня за лакированные бока, сделал два шага и оглянулся. Девочки по-прежнему сидели, опасливо взявшись за руки. А Ян, не отставая ни на шаг, шел за Гришей.
Они дошли до того угла в саду, где в изгороди был пролом, прикрытый доской и известный одному Грише да, может быть, еще деревенским ребятам, бесстрашно лазившим в помещичий сад летом за клубникой, осенью - за яблоками.
Мальчики сперва просунули в пролом коня, потом вылезли сами.
- Ну, теперь к крыжу, - зашептал Гриша, хотя кругом никого не было; он уже видел себя на лихом коне, несущимся вниз по пыльной дороге.
Мальчики дали крюку, чтобы никто из усадьбы их не увидал, и торопливо зашагали межой по ржаному полю; от травы к натруженным за день босым ногам уже шла чуть слышная вечерняя прохлада, когда они выбрались на косогор, к тому месту, где Ян с отцом проехали сегодня на телеге.
Их и в самом деле никто не увидал... кроме голенастой Кати; она сидела сейчас на огородном тыну и зорко глядела на мальчишек.
Это, конечно, было не к добру. Но статный конь с широкими раздутыми ноздрями уже ждал их, и, подталкивая друг друга, приговаривая "садись-садись", они взобрались вдвоем на восхитительно пахнувшее кожей скрипучее седло. Гриша подобрал поводья, оглянулся на Катю и изо всех сил толкнул землю обеими пятками. Конь с двумя всадниками загремел по крутой дороге вниз...
Он летел все быстрей, с таким грохотом и креном набок, что Ян не вытерпел, соскочил загодя в канаву, а Гриша держался в седле до самого конца. Беда случилась на том самом камне, где грелись не так давно лягушки.
Уже падая от страшного удара, Гриша почуял: с конем несчастье.
Долго стояли мальчики над лежавшим в пыли конем и не решались к нему притронуться. Наконец Гриша, обманывая сам себя, попробовал стереть с него пыль - может, все еще обойдется... Левая нога у коня бессильно упала с дубовой доски... Они начали вдвоем прилаживать эту ногу на старое место; нога вяло падала, как будто сделанная из ваты.
Ян посмотрел на Гришу и сказал уверенно:
- Бить будут.
- Ты соскочил раньше, - рассердился Гриша, - хитрый! Значит, это я покалечил коня? Скажешь, что это я?
- Не.
- Скажешь!
- Не.
И по его тону Гриша понял: нет, не выдаст Ян...
Травой и рукавами своих рубашек они все-таки стерли дорожную пыль с разбитого коня. Как будто это могло помочь! Потом, держась вдвоем за дубовую доску, печально понесли коня к усадьбе, мимо огородного тына, на котором все еще сидела Катя и тревожно глядела на них.
2
То, что случилось потом, поразило Гришу своей жестокостью.
Август Редаль, отец Яна, при всех велел сыну:
- Иди нарви лозин!
Он сказал это дважды: по-латышски и по-русски.
Неподалеку стояли работник Минай, Катин отец, старый Трофимов, арендатор пан Пшечинский, а у крыльца - сама Перфильевна с дочками.
Ян молча, с сухими глазами, пошел к сажалке - ломать прутья.
Редаль спокойно говорил:
- Ту лозину кинь: она сухая, сломается. Выбирай, которая покрепче.
Потом он порол сына, и все глядели на это. Гришу начала трясти незнакомая ему до того мелкая неодолимая дрожь.
Сколько времени это продолжалось? Ян не кричал, молча давился плачем.
Наконец Перфильевна подошла ближе и велела:
- Не бей больше. Ладно. За игрушку десять рублей плачено, их розгой не выбьешь.
- Я верну вам эти деньги, - ответил Редаль.
Он сказал это гордо, подняв голову. И что-то в его голосе, видно, пришлось не по сердцу Перфильевне.
- "Ферну эти теньги"! - передразнила она и, сердито плюнув, ушла.
Она всегда плевалась, когда ее рассердят. Она часто кричала на всю усадьбу со своего резного крыльца - плевалась и кричала на арендаторов, панов Пшечинских, на испольщиков, на Гришиного отца. Щеки у нее тогда становились румяными, глаза темнели. На Перфильевне был нарядный фартук в полоску, с наплечниками в сборках, как эполеты французского барабанщика из книги "Бабушкины полдники".
Ян молча застегивал штаны. Редаль закричал ему по-латышски:
- Эй тулин уз маям, палайдны! - И повторил по-русски: - Иди домой, озорник!
Тут прибежала с огорода Гришина мать и, еще не разобрав как следует, что случилось, рывком схватила сына, потащила к дому. Ну разве ж те колотушки, что достались Грише, можно сравнить с казнью лесникова сына!
Правда, спина у Гриши долго ныла от материнских тумаков. Спина еще ныла, когда он прибежал - уже под вечер - в избу лесника. Окна в избе были маленькие, стекла в них - почти черные от старости и долголетней пыли. Легкий звон висел в этой темной избе: мухи, звеня, бились в стекла просились на волю.
Августа Редаля не было дома. На земляном полу сидел Ян и плакал.
Гриша опустился рядом с ним и жарко зашептал:
- Не плачь... Давай убежим... Уйдем далеко-далеко, хочешь?
Ян не отвечал.
- Хочешь, пойдем искать Железный ручей?
Ян вытер слезы и сказал:
- Уйдем к лесным братьям...
С недавних пор в усадьбе часто говорили про лесных братьев, и всегда вполголоса, оглядываясь. А то и шепотом.
И все-таки Гриша словно видел их: идут братья по лесу, высокие, кудрявые, похожие друг на друга. И за поясом у каждого - острый топор. Идут братья по лесу, никого не боятся...
Открылась дверь, на пороге показался Август Редаль, и Гриша, нырнув ему под руку, спасся бегством: он боялся теперь этого неторопливого человека.
Домой ему не хотелось. Он остановился у колодезного журавля, откуда далеко было видно и поле, и лес за полем, и уже широко разлившийся над лесом закат.
Розовая пыль клубилась на дороге. В пыли сверкнули серебряные спицы. Ну конечно, это Шпак ехал на своем велосипеде.
Шпаком звали в округе учителя Шпаковского из местечка Ребенишки. У него до августа свободная жизнь - школа закрыта, - он и ездит повсюду, счастливый. Вот кому можно позавидовать!
Только бабушка, увидав в первый раз велосипед, сказала с укоризной:
- Какая ж это езда? Один зад, прости господи, сидит, а ноги-то бегают.
Ну, это потому, что бабка отреклась от мирских радостей.
Кто не отрекся, тот такой езде позавидует, пусть даже ноги и бегают.
Шпаковский пропылил было мимо колодца, но увидал Гришу, затормозил и соскочил с велосипеда. Он попрыгал на длинной ноге в штанине, заколотой внизу булавкой, и хитро прищурился:
- Сеньор, родитель ваш дома?
Вот всегда он так разговаривает.
Гриша ответил неласково:
- Давеча в саду был...
Шпаковский вытер лоб белым платком, вынул из пиджака, из верхнего карманчика, гребешок и со вкусом, не торопясь расчесал свои казацкие усы.
Было бы хорошо, чтобы книга Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья автора Кононов Александр Терентьевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Кононов Александр Терентьевич - Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья.
Если после завершения чтения книги Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья вы захотите почитать и другие книги Кононов Александр Терентьевич, тогда зайдите на страницу писателя Кононов Александр Терентьевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Кононов Александр Терентьевич, написавшего книгу Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Повесть о верном сердце - 1. У железного ручья; Кононов Александр Терентьевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн