Только перед самой Москвой, когда уже проехали Химкинский речной порт, Володя спросил:
- Жень, а ты помнишь, что обещал Борису Сергиенко разузнать всё насчёт этого Убийволка? Ты ему многое обещал...
- Ну, обещал. К чему ты клонишь?
- А ни к чему, - сказал Володя. - Просто так.
Он уже понимал, что Женя, как говорится, палец о палец не ударит.
Так оно и вышло. Старший брат потребовал от Володи, чтобы он поклялся никому ни слова не говорить о путешествии в Новгород, и, получив такое обещание, постарался начисто забыть об этой, как он считал, неприятной истории.
А всё-таки выяснилось, кто такой Убийволк.
Нет, археологи, хотя они и нарисовали у себя на дверях лаборатории всяких чертей, карты и прочее такое, что должно было обозначать: "Мы, как сказочные чародеи, всё можем", в действительности дальше одной фамилии Убийволк не пошли. Записку, зажатую меж двух стёкол, Владимир Петрович взял с собой в Москву.
"Странно, странно! - думал он о Борисе. - Этот молодой человек был так упорен, так настойчив. А в последний вечер, когда записка должна была быть расшифрована, он не явился. Что могло помешать ему? - задавал себе вопрос Бочин. И сам же отвечал: - Ничего!"
Профессор Бочин знал, что, когда у человека есть дело номер один, когда это первое дело для него важнее всего остального, ничто не должно ему помешать.
Думая так, Владимир Петрович не предполагал, что может же случиться несчастье, беда, да такая, что никто не в силах её преодолеть.
И вот, несмотря на то что Бочин уехал из Новгорода с чувством некоторого разочарования и даже с какой-то неприязнью к Борису, он взял с собой записку.
"Не удалось нам, - думал Владимир Петрович, - попытаюсь расшифровать записку в Москве".
ПИСЬМО ИЗ АРХИВА СОВЕТСКОЙ АРМИИ
Однажды, когда Женя Замараев вернулся домой, он вынул из почтового ящика у двери голубой продолговатый конверт со штампом:
Архив Советской Армии.
На конверте, под адресом, было написано:
Замараеву В.
Это "В" больно кольнуло Женю: значит, мальчишка всё-таки занялся поисками, которыми должен был заняться он, Женя. И Замараев-старший негромко сказал:
- Один обещал, а другой сделал.
Потом чуть надорвал конверт, но остановился, махнул рукой и положил письмо Володе на стол. Ему было неприятно оттого, что Володя оказался лучше его - честнее, обязательнее...
В тот же вечер у Замараевых зазвонил телефон. Это звонил профессор Бочин. Утром Владимир Петрович был в научно-исследовательском институте, где занимались расследованием преступлений. Есть в Москве такой институт, где раскрывают самые сложные и запутанные преступления, иногда по одной обгоревшей спичке, по щепотке пепла от папиросы, по отпечаткам пальцев, по клочку какого-нибудь носового платка или платья. Здесь дают показания вещи, иногда такие маленькие, что их можно спрятать в напёрстке.
Но институт занимается не только раскрытием преступлений. В этом институте помогают историкам и археологам, искусствоведам и следователям. Здесь прочитывают письма столетней давности, нужные для истории.
Но профессора Бочина в институте не обнадёжили. В лаборатории научно-исследовательского института поглядели на записку, зажатую меж двух стёкол, и сказали: "Вряд ли что получится. Ведь тут даже бумага истлела. Расшифровывать не по чему".
А всё-таки Бочин оставил свои стёклышки и уговорил работников института испытать своё умение на этой записке. И вот он получил, кроме фамилии Убийволка, имя Вениамин.
Вызвав по телефону Володю, Бочин его спросил:
- Ты занимался поисками отца Бориса Сергиенко? Ты ничего не слышал об Убийволке? Теперь известно и его имя - Вениамин.
- Слышал! - воскликнул Володя. - Сегодня я получил письмо... Там как раз об этом танкисте... Да, да, я помню вас. Вы в золотых очках. Мне ещё Костя о вас говорил. А письмо из архива такое вежливое. Хотите, прочту?
- Ты скажи, что в нём.
- Там пишут, что старшина Вениамин Иванович Убийволк служил в танковой части и погиб смертью храбрых при исполнении боевого задания под Новгородом. И ещё там написано, что командир части, где служил Убийволк, майор Елюгин, должен знать подробности. И там написан адрес Елюгина. Он живёт почти в самой Москве - двадцать километров всего. Дать вам адрес?..
Перед тем как уехать в Новгород, Владимир Петрович побывал у майора Елюгина. Он жил в посёлке, в маленьком доме, которого почти не было видно за яблонями и кустами смородины. Десяток деревьев и кусты окружали дом как бы изгородью. Тут же, в саду, был вкопан в землю стол, побуревший от времени и от дождей. За этим столом Бочин просидел больше часа. Рядом с Елюгиным были прислонены к столу костыли. Разговаривая, он поглаживал левой рукой пустой рукав правой руки. Дорого обошлась война майору. Но память он сохранил отличную. Слушая Елюгина, Владимир Петрович думал с досадой: "Как жаль, что нет здесь Бориса Сергиенко! Вот бы ему послушать рассказ об отце".
Не знал Бочин о несчастье, случившемся с Борисом.
ДОЖДЬ В ЯНВАРЕ
Двадцать лет назад под Новгородом, где недавно работали сапёры лейтенанта Каляги, на берегу озера, скрытый темнотой ночи, Феофан Сергиенко полз в расположение врага.
Вот как это случилось.
Уходя из Новгорода, фашисты уничтожали город - улицу за улицей, дом за домом. Они взрывали здания, стоявшие века.
До войны тысячи людей приезжали сюда со всего света смотреть гениальные творения великих художников; учёные восторгались чудом мирового искусства - зданиями в кремле, созданными русскими мастерами. Так восторгаются храмом Василия Блаженного в Москве.
В Новгороде фашисты закладывали в эти исторические здания тол; они обливали бензином и керосином памятники архитектуры, замазывали дёгтем росписи великих мастеров, росписи, которые изучали в университетах всех стран.
Двадцать девять месяцев фашисты хозяйничали в Новгороде. Но самые страшные преступления совершали захватчики в дни, когда им стало ясно: удержаться на советской земле нельзя, надо бежать. И вот перед этим бегством гитлеровцы стали превращать Новгород в зону пустыни. Они сбросили с пьедестала бронзового Пушкина и Гоголя, Петра Великого и Суворова, разобрали на куски памятник "Тысячелетие России".
Но уже на улице разрушенного города ветер доносил тысячеустое "ура". Наступление наших войск началось там, где немцы его совсем не ждали: с юга и севера Новгорода.
Это было 14 января 1944 года. Морозы сменились оттепелью, и неожиданно полил дождь. Дождь в январе.
Болота под Новгородом набухли, дороги расползлись. Наши войска шли по воде и грязи. Шли пешком - автомашины завязли, - но шли, не сбавляя шага. Впереди был Новгород.
МАЙОР ЕЛЮГИН
В один из таких дождливых дней командир танковой части майор Елюгин приказал разведать дорогу к озеру. Уж очень подозрительную возню начал там противник.
А перед танками была поставлена задача: прорваться вперёд, прикрыть наступление пехоты с фланга и этим сорвать замысел врага - не дать ему спокойно отойти.
Однако, прежде чем решить эту главную задачу, надо было решить ещё две: разминировать дорожку через ничейный участок фронта - это первое. А потом по этой дорожке жизни должны были проползти разведчики и доложить командиру танкистов, что за возню предприняли фашисты.
Вот уже пошли по раскисшей земле сапёры со своими пищалками в наушниках миноискателей.
В землянке, склонившись над картой, сидел майор Елюгин. Разноцветные линии и стрелы - прямые и загнутые - пестрели по всей карте. И, хотя на карте этой было множество всяких знаков, казалась она майору немой: многое в ней было неизвестно.
В тот день майор Елюгин не был похож на того Елюгина, с которым за круглым столом в саду под яблонями сидел профессор Бочин.
В землянке склонился над картой молодой человек с чёрными усиками и такими смугло-бордовыми щеками, будто он только сегодня вернулся с юга, где загорал и купался. Елюгину не было тогда и тридцати лет. Он мог не спать две-три ночи подряд, мог сутки не вспоминать о еде, мог - и так оно и было - сам обмотать себе бинтом руку, задетую пулей, и тут же забыть о ранении, мог спать, сидя у стола и положив голову на руки.
Елюгина любили в полку, как всегда и везде любят людей весёлых и смелых, прямых и бесхитростных - таких, с которыми забывается страх и жизнь кажется легче, даже если она и очень тяжела.
А майор Елюгин так же любил сержанта Сергиенко, которого в части называли "Добре". Да, имя это шло к нему как нельзя лучше. Когда на отдыхе (в армии отдых понятие условное) надо было нарубить дров, выкопать проход в землянке или очистить снег, пока ещё думали, кому бы это поручить, Сергиенко говорил, будто угадывал мысли майора:
"Добре, я зроблю".
Когда он возвращался с передовой и Сергиенко спрашивали: "Ну, как там?" - он говорил: "Добре. Наши "катюши" дают Гитлеру прикурить".
Майор, встречая Сергиенко, часто задавал ему один и тот же немудрящий вопрос:
"Как дела, сержант?"
И ответ был всегда один:
"Добре".
Посылая Сергиенко в разведку, майор спросил:
- Задача понята добре?
- Добре понята. - Сергиенко улыбнулся, и на его чуть скуластом смуглом лице сверкнули ровные белые зубы. - А як же! С четырьмя бойцами пройти дорогой, что проложат сапёры. Буде як раз темно, як подползём к озеру. Ну, и развидать, шо там фашист шебуршит. И з темнотою же возвернуться живым и без царапинок.
- Вот это добре! - Елюгин поднялся и теперь стоял лицом к лицу с сержантом.
Тот лихо подбросил согнутую ладонь к правой брови, щёлкнул каблуками, и снова чуть-чуть блеснули его белые зубы.
Улыбнулся и Елюгин:
- Значит, скоро добре отдохнём...
ЛИСТОК ИЗ ТЕТРАДИ
Они, эти бесстрашные люди, как бы играли в войну, как это и бывает со смельчаками. А в душе знали, что задача трудная, рискованная, опасная. И что там - отдых в Новгороде?! Живыми бы остаться к завтрашнему дню. Но об этом старались не говорить. Улыбались. Шутили. Говорили так, как говорят, когда идут на прогулку...
Сержанту надо было отправляться в разведку. Уже спустился в землянку и стал рядом с ним, чуть согнувшись, высокий танкист в чёрном и мягком, будто ватная стёганка, шлеме.
- Старшина Убийволк будет с вами, - сказал майор, показывая на танкиста. - Вы знакомы?
- А як же! Добре знакомы!
- Тем лучше. - Майор протянул руку к Убийволку. - По рации он свяжется со мной. Я буду в головном танке. Ну, что, Сергиенко, не всё добре? Что, просьба есть?
- Есть.
Он ведь, сержант, ещё десять минут назад не знал, что пойдёт сквозь "ничейную" землю, через линию фронта, что в сумерках поползёт в расположение врагов. Здесь прятались мины; тронь только взрыватель разорвут; здесь десятки пар глаз следят в бинокли и подзорные трубы за каждым квадратным метром земли; здесь смерть поджидает его, Феофана Сергиенко, на каждом шагу.
Отправляясь в разведку, Сергиенко шутил, хотя знал, что идёт на опасное задание. Елюгин видел, как несколько минут назад, получив задание, Сергиенко писал что-то на тетрадном листке. Может быть, письмо родным, а может быть, рапорт, заявление. Майор ждал, когда Сергиенко скажет об этом.
А сержант в это время испытывал острое чувство волнения и радости. Сбывалась главная и давнишняя мечта, обычная для человека, трудившегося всю свою жизнь. Ведь Феофан Сергиенко застал ещё время, когда хозяином земли был помещик. Феофан знал мир страшной несправедливости и видел, как мир этот переделывали коммунисты. Сергиенко был тогда малограмотным, ломал шапку перед помещиком и боялся даже его кучера. С самых ранних лет возникло и росло у Феофана чувство уважения к людям, боровшимся за правду и счастье для трудового человека, - к коммунистам. И в этой войне он ощутил это особенно сильно. Клубился туман фронтовых дорог, оседала пыль взрывов, Сергиенко с такими же, как он, солдатами с красной звездой вбегал в деревню, в посёлок, в город. А навстречу им выходили люди - обросшие, измождённые, цвета пыльной земли. Они плакали, обнимая своих избавителей советских солдат, коммунистов.
Коммунистом был майор Елюгин, и Сергиенко уже дважды слышал слова, сказанные командиром в минуты смертельной опасности:
"Коммунисты, вперёд!"
И вот сейчас Феофан Сергиенко медлил, не говорил своему командиру то, о чём так давно хотел сказать. Он будто был занят тем, что крутил из махорки козью ножку, а на самом деле хотел прийти в себя.
А закрутив козью ножку наподобие причудливой трубки из газетной бумаги, сержант, ткнув себя рукой в грудь, сказал:
- Ось тут я написал и прошу передать замполиту.
- Понятно, - сказал Елюгин. - Из разведки вернёшься коммунистом.
- Точно. Вы, товарищ майор, сквозь мою шинель бачите. Как рентген всё равно. - Он отстегнул крючки шинели и передал майору тетрадный листок, написанный крупным, прямым почерком.
РАЗВЕДЧИКИ ПОДРЫВАЮТСЯ НА МИНЕ
Чавкая сапогами по оттаявшей земле, минёры уже шли в направлении к озеру. Смеркалось. Рябые плащ-палатки сапёров сливались с местностью. А шли солдаты, чуть нагнувшись вперёд, проверяя перед собой землю щупом, как слепец проверяет дорогу палкой. В наушниках у минёров то и дело слышался писк. Это пищал притаившийся взрыв.
Сапёры шли и шли вперёд, отмечая дорогу жизни, окаймлённую смертями. Но в одном месте они чуть ошиблись: может быть, поставили отметину на четверть метра дальше, чем надо было. Кто знает, как это случилось? Дождь, туман. Скользко.
Когда сапёры возвращались к озеру, вышли на поиск разведчики сержанта Сергиенко и танкист старшина Убийволк. В мглистом небе то и дело описывали светящуюся дугу ракеты или прорезали темноту световые кинжалы прожекторов. В этих случаях Сергиенко командовал: "Ложись!" И вся группа разведчиков падала плашмя, грязь ли под ногами, лужи, болото - всё равно. А потом ползли, стараясь не поднимать голову, втянув шею в самые плечи...
...Уже к разведчикам долетали обрывки немецких фраз, выкрики команды гитлеровцев, шум моторов. Все эти звуки как бы затушёвывались шелестом дождя и завыванием ветра. Разведчики вымокли; сапоги, шинели, плащ-палатки и даже шапки - всё было в липкой земле. Теперь они совсем не поднимались и только ползли, ползли бесшумно, молча, как могут ползти только разведчики. Проползут шагов десять - пятнадцать и, притаившись, остановятся. Слушают. Смотрят. Обычный человек ничего бы не услышал, кроме шуршания дождя, и ничего бы не увидел, кроме сетки дождя, а Сергиенко и слышал и видел: немцы свозят к берегу озера боеприпасы; здесь роют глубокий котлован. Всё ясно: к тому месту фашисты перебрасывают передвижной склад снарядов и бомб. Надо подползти ещё чуть ближе - засечь точно место, где враги зарывают боеприпасы, затем вернуться и сообщить нашим. Один прицельный артиллерийский залп, и всё, что вокруг, взлетит на воздух вместе с отступающими фашистами.
Сергиенко чуть слышно свистнул, зовя за собой группу, и пополз. Ни на мгновение он не забывал, что ползти можно только по пути, который указали сапёры. Он и не сбивался с этой тропинки, а его товарищи ползли строго по его следу.
Кто знает, почему произошла беда: ошибся ли сапёр, прокладывавший путь, или один из разведчиков отклонился чуть в сторону. Сверкнуло так, что Сергиенко, который был впереди группы, зажмурился и опустил голову в жидкую грязь. Его оглушило и ослепило.
ПОЕДИНОК ВЕЛИКАНА И МАЛЫШКИ
Наш наблюдающий доложил майору Елюгину, что в квадрате, где сейчас должны находиться наши разведчики, произошёл взрыв.
Трудно было определить, что это: граната ли ухнула или взорвалась мина? Но майор Елюгин принял решение немедля: "Идти на выручку разведчикам".
Их осталось в живых теперь двое: сержант Феофан Сергиенко и старшина Вениамин Убийволк. Разведчики лежали, вдавленные в жидкую землю. То, что живы, узнали, окликнув друг друга.
- Феофан!
- Я.
- Жив?
- Ногу зацепило. А ты, Веня?
- Живой...
Остальные разведчики не подавали голоса. А фашисты уже шарили по земле прожекторами, освещали всё вокруг ракетами. Они ведь слышали, что кто-то подорвался на минном поле. Но кто? Этого фашисты не знали. Может быть, это головной отряд наступающих русских, а может быть, небольшая часть - рота, батальон.
Два лёгких немецких танка, скользя и подпрыгивая на ухабах разбитой и размытой дороги, с ходу вели беглый пулемётный огонь по двум разведчикам. Пули вжикали вокруг Сергиенко, шлёпались рядом с ним в грязь, но ни одна не задела его. Двигаться нельзя было. Сергиенко мог только время от времени звать товарища.
- Вень, Вень, откликнись!
- Да живой я, живой, - шептал Убийволк.
Когда стало тише, он подполз к Сергиенко:
- Схоронись, Феофан, слышишь? Они постреляют, постреляют и уйдут. Сюда не дойдут, побоятся. А у меня рация отказала. Поползу к нашим. Головной танк должен выйти к рощице. Доложусь майору.
- А мне што, ждать? - спросил Сергиенко. - У меня нога.
- Жди. Вернусь с санинструктором. Только голову не поднимай. А в случае придут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15