Мысль может только отрицать или утверждать, она не способна обнаружить или найти новое. Мысль не может натолкнуться на новое, но когда мысль затихает, тогда может появиться новое, которое немедленно преобразовывается мыслью в старое, в пережитое. Согласно образцу опыта, мысль вечно формирует, изменяет, окрашивает. Функция мысли – связывать одно с другим, но не находиться в состоянии переживания. Когда переживание прекращается, тогда мысль принимает это и дает ему название в пределах категории известного. Мысль не может проникнуть в неизвестное, поэтому она никогда не сможет обнаруживать или переживать действительность.
Строгость к себе, отречение, отрешенность, ритуалы, практика добродетели – все эти проявления, хотя и будучи благородными, являются процессом мысли. А мысль может только работать ради завершения, ради достижения, которое всегда является известным. Достижение – это безопасность, защищающая себя уверенность известного. Искать безопасность в том, что является неназванным, означает отрицать это. Безопасность, которая будет найдена, есть только в проекции прошлого, известного. По этой причине ум должен полностью молчать, но молчание не может быть куплено через жертву, возвеличивание или подавление. Молчание наступает, когда ум больше не ищет, не охвачен больше процессом становления кем-то. Это молчание не является приобретенным с опытом, оно не может быть достигнуто путем практики. Это молчание должно быть столь же неизвестно уму как бесконечное. Если ум переживает молчание, тогда есть переживающий, результат прошлых переживаний, тот, кто помнит о прошлом молчании. И то, что испытывает переживающий, – это просто им самим спроектированное повторение. Ум никогда не может переживать новое, поэтому он должен быть молчалив.
Ум может быть молчалив, когда он не переживает, то есть не называет или не дает определения, не записывает и не сохраняет в памяти. Такое обозначение и регистрация – это постоянный процесс в различных отделах сознания, не только высшего разума. Но когда поверхностное сознание молчит, более глубокое сознание может проявить свои признаки. Когда же все сознание тихо и спокойно, свободно от извечного становления, что возникает спонтанно, только тогда возникает неизмеримое. Желание сохранить эту свободу придает продолжение памяти становящегося, что является помехой для действительности. Действительность не имеет никакого продолжения, она длится от мгновения до мгновения, вечно новая, вечно цветущая. То, что имеет продолжение, никогда не может быть созидательным.
Высший разум – это только инструмент общения, он не может измерить то, что неизмеримо. О действительности нельзя говорить, а когда так происходит, тогда это больше не действительность.
Это размышление.

Человек и общество

Мы шли по многолюдной улице. Тротуары отяжелели под людской массой, а наши ноздри наполнял запах выхлопа автомобилей и автобусов. Магазины демонстрировали множество дорогостоящих и дешевых вещей. Небо было бледно-серебристым, и когда мы вышли из оживленной улицы, в парке оказалось приятно. Мы пошли в глубь парка и сели.
Он говорил, что это государство, с его милитаризацией и законодательством, поглощало человека как индивидуальность почти всюду и что поклонение государству теперь занимало место поклонения Богу. В большинстве стран государство проникало в личную жизнь свои граждан. Им указывали, что читать и что думать. Государство шпионило за своими гражданами, присматривая за ними свысока, продолжая функцию церкви. Оно стало новой религией. Раньше человек был рабом церкви, а теперь стал рабом государства. До этого церковь, а теперь государство контролировали его образование, и никто из них не был заинтересован в освобождении человека.
Каково отношение человека к обществу? Очевидно, общество существует для человека, а не наоборот. Общество существует на благо человека. Оно существует, чтобы дать свободу индивидууму, чтобы у него была возможность пробудить в себе наивысший интеллект. Этот интеллект – не простое культивирование техники или знания; он должен соприкасаться с той творческой действительностью, которая не дана поверхностному уму. Интеллект – это не совокупный результат, а свобода от прогрессивного достижения и успеха. Интеллект никогда не находится в бездействии, его нельзя скопировать и подогнать под стандарты и, следовательно, нельзя преподавать. Интеллект нужно искать в свободе.
Коллективная воля и ее проявление, которое является обществом, не дают индивидууму эту свободу, так как общество, не будучи живым существом, находится вечно в статике. Общество составлено, сведено воедино для удобства человека. Оно не имеет никакого собственного независимого устройства. Люди могут захватить общество, руководить им, формировать его, тиранствовать над ним в зависимости от их психологического состояния. Но общество – это не хозяин человека. Оно может влиять на него, но человек всегда ломает его. Конфликт между человеком и обществом существует потому, что человек в конфликте с собой. А конфликт происходит между тем, что является неподвижным, и тем, что живет. Общество – внешнее выражение человека. Конфликт между человеком и обществом есть конфликт в нем самом. Этот конфликт, внутри и снаружи, будет вечно существовать, пока не пробужден наивысший интеллект.
Мы социальные объекты, так же как индивидуумы, мы граждане, так же как люди, и в горе и в удовольствии. Если мы хотим мира, мы должны понять, что значит «правильные отношения между человеком и гражданином». Конечно, государство предпочло бы, чтобы мы были полностью гражданами, но это глупость правительств. Сами мы хотели бы передать человека во власть гражданину, потому что быть гражданином легче, чем быть человеком. Быть хорошим гражданином – значит функционировать эффективно в пределах норм данного общества. От гражданина требуются продуктивность и соответствие нормам, поскольку они закаляют его, делают его безжалостным. После этого он способен принести человека в жертву гражданину. Хороший гражданин не обязательно хороший человек. Но хороший человек обязан быть законопослушным гражданином, и не только какого-то одного общества или страны. Поскольку он прежде всего хороший человек, его действия не будут антиобщественными, он не пойдет против другого. Он будет жить в сотрудничестве с другими хорошими людьми. Он не будет искать авторитет, поскольку для него нет никакого авторитета. Он будет способен к продуктивной деятельности без жестокости. Гражданин будет пытаться принести человека в жертву, но человек, ищущий наивысшие знания, естественно, избежит глупости гражданина. Таким образом, государство ополчится против хорошего человека, человека с интеллектом. Но этот человек свободен от всех правительств и государств.
Интеллектуальный человек создаст хорошее общество. Но хороший гражданин не положит начало обществу, в котором появится человек с высочайшим интеллектом. Конфликт между гражданином и человеком неизбежен, если преобладает гражданин. И любое общество, которое преднамеренно унижает человека, обречено. Согласие между гражданином и человеком появляется только тогда, когда психологический процесс в человеке понят. Государство, существующее общество заинтересованы не во внутреннем мире человека, а только во внешнем его проявлении, в гражданине. Оно может отрицать внутреннего человека, но он всегда одолевает внешнего, нарушая ловко разработанные гражданином планы. Государство жертвует настоящим ради будущего, вечно охраняя себя для будущего. Оно расценивает будущее, а не настоящее, как существенно важное. Но для человека с высочайшим интеллектом настоящее, «сейчас», а не «завтра», имеет самое важное значение. То, что есть сейчас, можно понять только после исчезновения «завтра». Понимание того, что есть, приводит к преобразованию в непосредственном настоящем. Именно это преобразование имеет наивысшее значение, а не то, как примирить гражданина с человеком. Когда такое преобразование получается, конфликт между человеком и гражданином прекращается.

«Я»

Напротив сидел человек, имеющий положение и власть. Он хорошо осознавал это, поскольку его внешность, жесты, поведение говорили о том. В правительстве он занимал высокий пост, и люди преклонялись перед ним. Грубо отчитывал кого-то, за то, что потревожили его по проблеме подчиненных. Он громко говорил о делах, и попутчики поглядывали на него с опаской. Мы летели высоко над облаками, на высоте восемнадцать тысяч футов. Сквозь облаках виднелись синее море, горы, покрытые снегом, острова и широкие открытые заливы. Красиво смотрелся пейзаж из маленьких деревень, реки, берущей начало с гор и спускающейся к морю. Она несла свои воды мимо очень большого города, покрытого дымом и грязью, где и сама становилась грязной, но вдали от города она вновь была прежней: чистой и искрящейся. Через несколько кресел от меня сидел офицер в форме, уверенный и высокомерный, его грудь была украшена наградами. Он принадлежал к привилегированному классу.
Почему происходит так, что мы жаждем быть признанными, повышенными по службе, награжденными? Почему мы являемся такими снобами? Почему цепляемся за исключительность нашего имени, положения, достижений? Разве анонимность приводит к деградации и быть неизвестным презренно? Почему мы гонимся за известностью, популярностью? Почему не принимаем себя такими, какие мы есть? Почему боимся и стыдимся себя, каковы мы есть. Почему положение и достижения становятся настолько существенными? Любопытно, насколько сильно желание быть признанным, встреченным аплодисментами. В восторге сражения свершаются невероятные вещи, за которые следует вознаграждение. За убийство такого же человека, как и мы, становятся героями. Благодаря привилегии, уму, способности и трудоспособности оказываешься где-нибудь около вершины, хотя вершина никогда не является таковой, поскольку опьянение от успеха захватывает все больше и больше. Страна или бизнес – это вы сами. От вас зависят важные явления, вы – это власть. Организованная религия подсовывает положение, престиж и почесть. В ней вы – важная персона, обособленная и значительная. Или, опять же, вы становитесь учеником какого-нибудь учителя, гуру или мастера, или сотрудничаете с ними в их деле. Вы все еще значимы, представляете их интересы, разделяете с ними их ответственность, вы даете, а другие получают. Хотя, действуя от их имени, вы всего лишь пешка. Можно надеть набедренную повязку или одежду монаха, но это вы делаете красивый жест, это вы отрекаетесь.
Так или иначе, скрыто или явно, «я» подпитывается и поддерживается. Помимо его антиобщественных и вредных воздействий, зачем «я» еще должно самоутверждаться? Хотя мы и так живем в суматохе и печали, с мимолетными удовольствиями, зачем «я» цепляется за внешнее и внутреннее удовлетворение, за поиски его, которые неизбежно приносят боль и страдание? Жажда активной деятельности, как и пассивной, заставляет нас стремиться быть. Наше стремление заставляет нас чувствовать, что мы живы, что в нашей жизни есть цель, что мы постепенно избавимся от причин конфликта и горя. Мы чувствуем, что если бы наша деятельность остановилась, мы были бы ничем, жили бы напрасно, вообще жизнь не имела бы никакого значения. Так что мы продолжаем вовлекаться в конфликты, в беспорядки, в антагонизм. Но мы также осознаем, что есть кое-что больше, что есть еще и иное, которое выше и вне всего этого страдания. Таким образом, мы находимся в постоянном сражении внутри нас самих.
Чем больше внешняя показная пышность, тем больше внутренняя бедность. Но свобода от этой бедности – не набедренная повязка. Причина этой внутренней пустоты – желание стать, и делайте, что хотите, но эту пустоту никогда не заполнить. Вы можете убежать от нее грубым способом или с изяществом, но она, словно ваша тень, рядом с вами. Вы можете не хотеть заглянуть в эту пустоту, но, однако, она там. Декорации и отрицания, которые «я» использует, никогда не смогут скрыть эту внутреннюю бедность. Своими действиями, внутренними и внешними, «я» пробует заполнить себя, называя это опытом или давая этому иное название для собственного удобства и выгоды. «Я» никогда не будет анонимным, оно может надеть новую одежду, взять себе другое имя, но отождествление с чем-либо – в самой его сущности. Этот процесс отождествления мешает осознанию его собственной природы. Совокупный процесс отождествления создает «я», хорошее или плохое, и деятельность его всегда замкнута в себе, как бы обширна она ни была. Каждое стремление «я» быть или не быть – это отдаление от того, что есть. Кроме его имени, признаков, особенностей, имущества, что же является «я»? Останется ли что-нибудь от «я», самости, если убрать все его свойства? Именно это опасение быть ничем приводит «я» в деятельность. Но это есть ничто, это пустота.
Если мы способны встать перед лицом той пустоты, быть с тем болезненным одиночеством, тогда страх полностью исчезает и происходит фундаментальное преобразование. Для того чтобы это случилось, нужно переживать это небытие, чему препятствует переживающий. Если есть желание пережить эту пустоту, чтобы преодолеть ее, подняться выше, за пределы ее, тогда нет никакого переживания, так как «я» имеет продолжение как идентичность. Если переживающий имеет опыт, состояния переживания не достичь. Именно переживание того, что есть, без определения его названия, дает свободу от того, что есть.

Вера

Мы находились высоко в горах. Дождя не было в течение многих месяцев, и небольшие ручьи пересохли. Сосны стали коричневого цвета, а некоторые уже погибли, и среди них гулял ветер. К горизонту цепь за цепью тянулись горы. Большая часть диких зверей спустилась с гор и поселилась ближе к пастбищам, где легче прокормиться и было прохладнее. В горах остались только белки, сойки, и другие виды птиц, но они уже не наполняли лес своим пением. Усохшая много лет назад сосна стала белой. Она была красива даже в своей смерти: изящная и сильная. Без влаги земля потрескалась, а тропинки стали каменистые и пыльные.
Наша собеседница рассказала, что принадлежала нескольким религиозным обществам и наконец-то остановилась на одном. Работала в этом обществе в качестве лектора и пропагандиста, практически по всему миру. Ради организации оставила семью, комфорт и много чего другого. Она приняла ее верования, доктрины и предписания, следовала за его лидерами и пробовала медитировать. Ее высоко ценили как члены организации, так и ее лидеры. Однажды услышав, что я сказал о верованиях, организациях, опасности самообмана и тому подобном, она ушла из этой организации и прекратила свою работу. Ее больше не интересовало спасение мира, все время она отдавала теперь своей семье и ее проблемами и лишь слегка интересовалась вопросами внешнего мира. В ней проглядывала ожесточенность, хотя внешне была доброй и щедрой. Она жалела о том, что ее жизнь потрачена впустую. После ее энтузиазма и дел где оказалась она? Что случилось с ней? Почему бывшая активистка стала унылой и утомленной жизнью и озабоченной такими тривиальными вещами?
Как легко мы уничтожаем тонкую чувствительность нашего существа! Непрерывная борьба и спор, беспокойство и страхи очень скоро притупляют ум и сердце. А хитрый ум быстро находит замену чувствительности к жизни. Развлечения, семья, политика, верования и боги занимают место ясности и любви. Ясность потеряна из-за знаний и веры, а любовь – из-за ощущений. Разве вера привносит ясность? Разве крепкие стены веры приводят к пониманию? Какова необходимость в верованиях, и разве они не загружают и без того переполненный ум? Понимание того, что есть, требует не веры, а лишь прямого восприятия, которое должно быть напрямую осознано, без вмешательства желания. Это желание создает беспорядок, а вера – распространение желания. Желание проникает в нас скрытыми путями, и без их понимания вера только усиливает конфликт, беспорядок и антагонизм. Другое название для веры – это доверие, а доверие – это также пристанище желания.
Мы обращаемся к вере как средству для взаимодействия. Вера дает нам ту специфическую силу, которой обладает исключительность, поскольку большинство из нас заинтересовано во взаимодействиях, вера становится потребностью. Мы чувствуем, что не можем действовать без веры, потому что вера дает нам то, ради чего можно жить и работать. Для большинства из нас жизнь не имеет никакого другого смысла, кроме того, который придает вера. Вера приобретает большее значение, чем жизнь. Мы думаем, что жизнь нужно прожить в рамках веры, поскольку как можно действовать без неких норм?
1 2 3 4 5