Изводит душещипательными разговорами. Заставляет играть в дурацкие игры. Все время чего-то от него требует. Но не на таковского напала – ничего у нее не выйдет. Ладно, он подождет. Наберется терпения. И в один прекрасный день, в один замечательный день он вернется домой. Вернется в родные места, к своим друзьям, к чудесным красным автобусам, к метро, к ужинам из рыбы и жареной картошки, к людным улицам, к бездомным кошкам – он жадно перебирал в уме все эти восхитительные подробности из своей прежней жизни. Он должен ждать. Не вечно же будет длиться война. Он торчит в этой дыре, а на Лондон падают бомбы, полгорода объято огнем. Пламя, должно быть, до неба, кругом убитые, дома рушатся.
И в его воображении вставала эта грандиозная картина, такая страшная и.., манящая.
Ну, ничего. Вот кончится война, и он вернется домой, к маме. То-то она удивится, когда увидит, как он вырос.
Микки Аргайл, лежа в темноте без сна, набрал воздуху, медленно, с шумом выдохнул.
Война кончилась. Гитлера и Муссолини поколотили… Некоторые дети уже возвращались домой. Ну, теперь скоро… Но она, вернувшись из Лондона, сказала, что Микки остается в «Солнечном мысе», что он теперь будет ее сыночком…
Он спросил: «Где моя мама? В нее попала бомба?»
Если бы в нее попала бомба, было бы легче. У многих мальчиков матери погибли.
Но миссис Аргайл сказала: «Нет, твоя мамочка не умерла. Но у нее очень трудная работа, она не может за тобой смотреть». Ну и прочая белиберда, ничего не значащие душещипательные фразочки… Он понял одно: мама его не любит, не хочет, чтобы он возвращался.. Он должен остаться здесь. Навсегда…
После этого он начал украдкой подслушивать разговоры взрослых. «Она была просто счастлива отделаться от него… Ей совершенно безразлично», – услышал он однажды, и еще что-то о ста фунтах. И тогда он понял – мать продала его за сто фунтов.
Унижение, боль… Он всегда будет помнить эти чувства. Значит, она его купила! Она казалась ему воплощением власти, против которой он, такой маленький и тщедушный, был бессилен. Но ничего, он вырастет, станет большим взрослым мужчиной. И тогда он ее убьет…
Когда он это решил, ему стало легче.
Потом он начал ходить в школу, и жизнь стала вполне сносной. Но каникулы он ненавидел. Из-за нее. А она командовала, распоряжалась, все устраивала, осыпала его подарками. И приходила в недоумение – почему же он так равнодушен? Когда она его целовала, он испытывал отвращение… Позже ему доставляло удовольствие срывать дурацкие планы, которые она для него строила. Банк? Нефтяная компания? Нет уж, увольте. Он сам найдет себе работу. Однажды он попытался разыскать свою мать. Он тогда учился в университете. Оказалось, что она умерла несколько лет назад. Попала в автомобильную катастрофу вместе со своим дружком-пьяницей, который вел машину.
Почему он не может обо всем этом забыть? Почему не может просто радоваться жизни, почему не старается преуспеть? Он и сам не знал.
А теперь… Что будет теперь? Она ведь мертва… Уверенная, что сумела купить его за жалкую сотню фунтов. Уверенная, что может купить все – дома, машины, детей, раз уж у нее нет своих. Уверенная в своем чуть ли не божественном могуществе.
Как бы не так! Шарахнули кочергой по голове, и все – мертвенькая, ничем не лучше других покойников. Не лучше той крашеной блондинки в разбитом автомобиле на Северном шоссе.
Она мертва. Откуда же эта тревога?
Что с ним происходит? Может быть, он просто утратил способность ненавидеть ее, потому что теперь она мертва?
Да, мертва…
Без этой своей ненависти он чувствовал себя потерянным. Потерянным и напуганным.
Глава 12
В своей безупречно прибранной спальне Кирстен Линдстрем заплела некогда светлые, а теперь седые волосы в две тощие косички и приготовилась отойти ко сну.
Она места себе не находила, так ей было страшно.
В полиции не жалуют иностранцев. Правда, она так долго жила в Англии, что иностранкой себя не чувствовала. Но полицейским нет до этого дела.
Доктор Колгари… И зачем он только сюда явился? Принесла его нелегкая на ее голову!
Правосудие совершилось. Она вспомнила Жако и еще раз сказала себе: «Правосудие совершилось».
Она помнила Жако совсем маленьким мальчиком.
Да, обманщик, да, плут. Но какой милый, какой трогательный. Его всегда старались выгородить, никому не хотелось его наказывать.
Как ловко он врал! Это правда, горькая правда. Ему всегда верили, не могли не верить… Злой, безжалостный мальчик.
Доктору Колгари, наверное, кажется, что он все понимает. Как он ошибается! Место, время, алиби, ну и что же! Жако мог легко все подстроить. На самом деле никто не знал Жако так, как она.
Если бы она им рассказала, какой был Жако, разве ей бы поверили? И вот.., завтра. Что же будет завтра? Явится полиция. А у всех такой несчастный вид, смотрят друг на друга с подозрением. Не знают, чему верить, чему нет.
Она так их всех любит, так любит. И знает о них больше, чем кто-либо. Больше, чем миссис Аргайл. Та была одержимая мать. Они были для нее только ее детьми, ее собственностью. А Кирстен в каждом из них видела личность со всеми недостатками и добродетелями. Будь у нее свои дети, она, возможно, тоже смотрела бы на них как на собственность. Но она не сходила бы так из-за них с ума. Ее любовь принадлежала бы в основном мужу. Мужу, которого у нее никогда не было.
Она не понимала таких, как миссис Аргайл. Помешана была на детях, на чужих детях, а мужа для нее вроде бы и не существовало. Мистер Аргайл достойный, прекрасный человек, такого днем с огнем не сыщешь. А она им пренебрегала, ей дела до него не было. Ну и, конечно, не замечала, что у нее под носом делается. Что секретарша – очень хорошенькая и, главное, очень женственная. Ну что ж, пожалуй, ему еще не поздно… Или теперь уже поздно? Ведь убийство снова явилось на свет Божий, а мы-то думали, что погребли его. Осмелятся ли они теперь соединить свои судьбы?
Кирстен сокрушенно вздохнула. Что будет с ними со всеми? С Микки, который всегда питал неодолимую, болезненную ненависть к своей приемной матери. С Эстер, такой неуверенной в себе, такой не приспособленной к жизни. Она ведь только-только обрела спокойствие, познакомившись с этим славным молодым доктором. С Лео и Гвендой, у которых был и мотив для убийства, и, если смотреть правде в глаза, возможность его совершить. И он и она наверняка это понимают. Что будет с Тиной, с этой маленькой, вкрадчивой кошечкой? С эгоистичной Мэри, которая, пока не вышла замуж, казалась совсем бесчувственной, настоящей ледышкой…
Кирстен и сама поначалу была в восторге от своей хозяйки. Сейчас она уже не помнила точно, когда перестала ею восхищаться. Когда раскусила ее и поняла, что ей на самом деле нужно. Самоуверенная, властная, эдакое ходячее воплощение всеобщей благодетельницы. На ее лбу будто было написано: «Я лучше всех знаю, что хорошо, а что дурно». А ведь даже матерью им не была! Роди она ребенка, наверное, сохранила бы хоть каплю смирения.
Но зачем думать о Рейчел Аргайл? Рейчел Аргайл мертва.
Надо думать о себе.., и о других. И о том, что будет завтра.
Мэри проснулась как от толчка.
Ей привиделось, что она – маленькая девочка и снова в Нью-Йорке.
Странно. Уже столько лет она не вспоминала о том времени.
Удивительно, что она вообще что-то помнит. Сколько ей тогда было? Пять? Шесть?
Ей приснилось, будто из отеля ее забрали домой, в теткину квартиру. И Аргайлы в конце концов отплыли в Англию без нее. Гнев и ярость охватили ее, но через минуту-другую она поняла, что это только сон.
Как восхитительно все было. Ее посадили в автомобиль, потом в отеле она вознеслась в лифте на восемнадцатый этаж. Просторный номер, шикарная ванная комната. Ей впервые открылось, как много всего можно иметь, если ты богат. Вот бы остаться здесь, и чтобы все это принадлежало ей – навеки…
Добиться этого оказалось совсем несложно. Единственное, что ей пришлось сделать, это разыграть чувствительную сцену. Ей это далось с трудом, так как чувствительность не в ее натуре. Но она справилась. Ай да умница, славно устроилась на всю жизнь. Богатые родители, платья, автомобили, пароходы, аэропланы, целый штат прислуги, дорогие игрушки. Волшебная сказка стала явью…
Жаль, что появились другие дети. Война, что поделаешь. А может, они появились бы в любом случае. Эта ее ненасытная материнская любовь! В такой любви есть что-то неестественное.., что-то звериное.
Она всегда чувствовала легкое презрение к своей приемной матери. Какая тупость – подбирать детей из социальных низов! С преступными наклонностями, как у Жако. Психически неуравновешенных, как Эстер. Жестоких, как Микки. А Тина, та вообще полукровка! Надо ли тут удивляться, что все они дурно себя ведут. Хотя, по правде говоря, не ей обвинять их в непослушании. Она сама не лучше. Ей вспомнилось, как она познакомилась с Филипом, лихим молодым летчиком. Как недовольна была мать. «Ох уж эти поспешные браки. Подожди, пока кончится война». Но она не захотела ждать. Силы воли у нее было не меньше, чем у матери. Кроме того, ее поддержал отец. В общем, они с Филипом поженились. А война вскоре закончилась.
Она хотела, чтобы Филип принадлежал только ей одной, и надеялась освободиться от материнской опеки. Но ее планы рухнули, – по вине судьбы, мать тут была ни при чем. Вначале крах финансовых предприятий Филипа, потом еще более страшный удар – полиомиелит и паралич. Когда Филипа выписали из госпиталя, им пришлось вернуться в «Солнечный мыс». Казалось, теперь хочешь не хочешь, а их дом будет здесь. Филип спустил все свои деньги, а содержание, которое предоставляли ей попечители, было невелико. Она просила, чтоб его увеличили, но в ответ услышала, что было бы разумнее какое-то время пожить в «Солнечном мысе». Но она воспротивилась: не хотела, чтобы ее Филип тоже стал «ребенком» Рейчел Аргайл. Заводить своих детей она не пожелала – ей нужен был только Филип.
Но выяснилось, что сам он совсем не прочь поселиться в «Солнечном мысе».
– Так и тебе будет легче, – сказал он, – Потом, там постоянно кто-то гостит, все-таки развлечение. К тому же мне всегда было приятно общество твоего отца.
Почему он не захотел быть только с нею, ведь она только об этом и мечтала? Почему ему нужен был еще кто-то – то ли ее отец, то ли Эстер?
Мэри чувствовала, как ее захлестывают волны бессильного гнева. Мать, как всегда, добилась своего.
Но насладиться своей победой ей не довелось.., не успела…
И вот теперь снова начнут ворошить прошлое. Зачем, о Господи, зачем?
И почему все это так удручает Филипа? Зачем ему вмешиваться в то, что его совсем не касается? Зачем расспрашивать, выяснять, ставить кому-то ловушки?
И что это за ловушки он выдумал?
Лео Аргайл смотрел, как тусклый серый утренний свет медленно наполняет комнату.
Он очень тщательно все обдумал. Он совершенно отчетливо представлял, с чем им – ему и Гвенде – придется столкнуться.
Он попробовал взглянуть на все глазами старшего инспектора Хьюиша. Итак, Рейчел приходит в библиотеку, рассказывает им о выходке Жако, о том, как он буйствовал, как угрожал ей. Гвенда из деликатности удаляется в другую комнату, а он старается успокоить Рейчел, говорит, что она была совершенно права, проявив твердость, что их прежние попытки помочь Жако ни к чему хорошему не привели, и, как бы все ни обернулось, Жако должен смириться с тем, что ему уготовано. Успокоенная, Рейчел уходит.
Гвенда возвращается в его кабинет, собирает письма, которые необходимо отправить, спрашивает, не нужно ли ему чего-нибудь еще. В ее голосе он слышит то, чего не могут передать слова. Он благодарит ее, говорит, что нет, ничего не надо. Пожелав ему доброй ночи, она уходит. Она идет по коридору, потом спускается по лестнице, минует комнату, где сидит за письменным столом Рейчел, и направляется к входной двери. Но никто не видит, как она идет, как выходит из дома…
А он сам остается в библиотеке, один. Проверить, не спускался ли он в комнату жены, никто не может.
Вот и получается – и у него, и у Гвенды была удобная возможность…
И мотив, так как в то время они уже любили друг друга.
Нет ни того, кто мог бы их обвинить, ни того, кто засвидетельствовал бы их невиновность.
А у себя дома, в четверти мили от «Солнечного мыса», без сна, с сухими глазами лежала Гвенда. Кулаки у нее сжаты, она думает о том, как сильно она ненавидела Рейчел Аргайл.
И в темноте ей слышится голос Рейчел: «Надеялась заполучить моего мужа теперь, когда меня нет. Не выйдет. Ты его никогда не получишь».
Эстер спала. Ей снилось, что они с Доналдом Крейгом стоят на краю обрыва, и вдруг он уходит и оставляет ее одну. У нее вырывается крик ужаса, и тут она видит доктора Колгари. Он стоит на другом краю обрыва и протягивает к ней руки.
Она с укором его спрашивает:
«Зачем вы это сделали?»
И он отвечает:
«Я пришел, чтобы помочь вам…»
Тина лежала в постели, в маленькой комнатке для гостей, и старалась дышать глубоко и ровно, но сон все равно не шел.
Она не испытывала к миссис Аргайл ни благодарности, ни обиды, а вспоминала о ней просто с любовью. Миссис Аргайл кормила и поила ее, согревала, окружала комфортом, дарила дорогие игрушки. И она любила миссис Аргайл. Жаль, что ее больше нет…
Как теперь все непросто.
Когда виновным считали Жако, некоторые вещи не имели значения…
А теперь?
Глава 13
Старший инспектор Хьюиш окинул собравшихся внимательным взглядом.
– Знаю, как вам нелегко, – заговорил он извиняющимся тоном. – Очень нелегко заново все это пережить. Но, поймите, у нас нет выбора. Думаю, вы читали эту заметку? Все утренние газеты ее напечатали.
– Полное помилование, – сказал Лео.
– Судебная лексика иногда режет слух, – заметил Хьюиш. – Анахронизм, подобный многим терминам юриспруденции. Но смысл его вполне ясен.
– Стало быть, вы совершили ошибку, – сказал Лео.
– Да, – подтвердил Хьюиш. – Мы совершили ошибку. – Он помолчал. – Правда, она была неизбежна, мы ведь не располагали показаниями доктора Колгари.
– Мой сын вам говорил, когда вы его арестовали, что в тот вечер его подвезли до города на автомобиле, – с горечью напомнил Лео.
– О да. Он говорил. И мы приложили все усилия, чтобы проверить его слова, но не смогли найти никого, кто бы их подтвердил. Я прекрасно понимаю, мистер Аргайл, как вам горько и больно. Но даже не приношу вам своих извинений. Мы, полицейские, обязаны только получить свидетельские показания, которые затем направляются прокурору, а он уже решает, возбуждать ли дело. В данном случае он решил положительно… Ну, в общем, я бы хотел вас попросить – если это возможно – абстрагироваться от чувства ожесточения и обиды и снова припомнить все, что касается данного дела.
– Какая теперь от этого польза? – резко проговорила Эстер. – Того, кто это сделал, теперь и след простыл и вам никогда его не найти.
Старший инспектор посмотрел на нее.
– Может быть, и так, а может, повезет, – кротко проговорил он. – Вы не поверите, но бывали случаи, когда нам удавалось напасть на след даже спустя несколько лет. Главное – терпение, терпение и упорство.
Эстер отвернулась, а Гвенда поежилась, будто на нее подуло холодным ветром. Она с ее живым воображением почувствовала угрозу в этих словах, произнесенных таким спокойным тоном.
– А теперь, если позволите, начнем, – сказал Хьюиш и выжидательно посмотрел на Лео. – Начнем с вас, мистер Аргайл.
– Что именно вас интересует? У вас, должно быть, имеется мое первоначальное заявление. Теперь мне едва ли удастся припомнить все с такой точностью, как тогда. Часы и даты так легко забываются.
– Это-то понятно. Но всегда есть шанс, что какой-то незначительный факт, который в то время ускользнул от вашего внимания, вдруг всплывет в памяти.
– А вы не допускаете, что по прошествии времени можно увидеть те или иные события в более правильном свете? – спросил Филип.
– Конечно, такое случается, – согласился Хьюиш, с интересом взглянув на Филипа.
«Умный малый, – подумал он. – Интересно, какие у него соображения по поводу этого дела…»
– Итак, мистер Аргайл, не могли бы вы просто припомнить последовательность событий. Значит, вам подали чай?
– Да. Как обычно, в пять часов, в столовую. Собрались все, кроме мистера и миссис Даррант. Они пили чай у себя, в своей гостиной.
– В то время я был еще более беспомощен, чем теперь, – сказал Филип. – Только что вышел из клиники.
– Понял. – Хьюиш снова повернулся к Лео. – Все – это значит?..
– Моя жена, я, Эстер, мисс Воэн, мисс Линдстрем.
– Что было потом? Расскажите, пожалуйста, все, что помните.
– После чая мы с мисс Воэн вернулись сюда. Работали над очередной главой моей книги «Экономика средневековья», которую я редактировал и дополнял. Жена спустилась на первый этаж в свою гостиную, которая служила ей кабинетом. Она, как вам известно, почти все свое время посвящала общественной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
И в его воображении вставала эта грандиозная картина, такая страшная и.., манящая.
Ну, ничего. Вот кончится война, и он вернется домой, к маме. То-то она удивится, когда увидит, как он вырос.
Микки Аргайл, лежа в темноте без сна, набрал воздуху, медленно, с шумом выдохнул.
Война кончилась. Гитлера и Муссолини поколотили… Некоторые дети уже возвращались домой. Ну, теперь скоро… Но она, вернувшись из Лондона, сказала, что Микки остается в «Солнечном мысе», что он теперь будет ее сыночком…
Он спросил: «Где моя мама? В нее попала бомба?»
Если бы в нее попала бомба, было бы легче. У многих мальчиков матери погибли.
Но миссис Аргайл сказала: «Нет, твоя мамочка не умерла. Но у нее очень трудная работа, она не может за тобой смотреть». Ну и прочая белиберда, ничего не значащие душещипательные фразочки… Он понял одно: мама его не любит, не хочет, чтобы он возвращался.. Он должен остаться здесь. Навсегда…
После этого он начал украдкой подслушивать разговоры взрослых. «Она была просто счастлива отделаться от него… Ей совершенно безразлично», – услышал он однажды, и еще что-то о ста фунтах. И тогда он понял – мать продала его за сто фунтов.
Унижение, боль… Он всегда будет помнить эти чувства. Значит, она его купила! Она казалась ему воплощением власти, против которой он, такой маленький и тщедушный, был бессилен. Но ничего, он вырастет, станет большим взрослым мужчиной. И тогда он ее убьет…
Когда он это решил, ему стало легче.
Потом он начал ходить в школу, и жизнь стала вполне сносной. Но каникулы он ненавидел. Из-за нее. А она командовала, распоряжалась, все устраивала, осыпала его подарками. И приходила в недоумение – почему же он так равнодушен? Когда она его целовала, он испытывал отвращение… Позже ему доставляло удовольствие срывать дурацкие планы, которые она для него строила. Банк? Нефтяная компания? Нет уж, увольте. Он сам найдет себе работу. Однажды он попытался разыскать свою мать. Он тогда учился в университете. Оказалось, что она умерла несколько лет назад. Попала в автомобильную катастрофу вместе со своим дружком-пьяницей, который вел машину.
Почему он не может обо всем этом забыть? Почему не может просто радоваться жизни, почему не старается преуспеть? Он и сам не знал.
А теперь… Что будет теперь? Она ведь мертва… Уверенная, что сумела купить его за жалкую сотню фунтов. Уверенная, что может купить все – дома, машины, детей, раз уж у нее нет своих. Уверенная в своем чуть ли не божественном могуществе.
Как бы не так! Шарахнули кочергой по голове, и все – мертвенькая, ничем не лучше других покойников. Не лучше той крашеной блондинки в разбитом автомобиле на Северном шоссе.
Она мертва. Откуда же эта тревога?
Что с ним происходит? Может быть, он просто утратил способность ненавидеть ее, потому что теперь она мертва?
Да, мертва…
Без этой своей ненависти он чувствовал себя потерянным. Потерянным и напуганным.
Глава 12
В своей безупречно прибранной спальне Кирстен Линдстрем заплела некогда светлые, а теперь седые волосы в две тощие косички и приготовилась отойти ко сну.
Она места себе не находила, так ей было страшно.
В полиции не жалуют иностранцев. Правда, она так долго жила в Англии, что иностранкой себя не чувствовала. Но полицейским нет до этого дела.
Доктор Колгари… И зачем он только сюда явился? Принесла его нелегкая на ее голову!
Правосудие совершилось. Она вспомнила Жако и еще раз сказала себе: «Правосудие совершилось».
Она помнила Жако совсем маленьким мальчиком.
Да, обманщик, да, плут. Но какой милый, какой трогательный. Его всегда старались выгородить, никому не хотелось его наказывать.
Как ловко он врал! Это правда, горькая правда. Ему всегда верили, не могли не верить… Злой, безжалостный мальчик.
Доктору Колгари, наверное, кажется, что он все понимает. Как он ошибается! Место, время, алиби, ну и что же! Жако мог легко все подстроить. На самом деле никто не знал Жако так, как она.
Если бы она им рассказала, какой был Жако, разве ей бы поверили? И вот.., завтра. Что же будет завтра? Явится полиция. А у всех такой несчастный вид, смотрят друг на друга с подозрением. Не знают, чему верить, чему нет.
Она так их всех любит, так любит. И знает о них больше, чем кто-либо. Больше, чем миссис Аргайл. Та была одержимая мать. Они были для нее только ее детьми, ее собственностью. А Кирстен в каждом из них видела личность со всеми недостатками и добродетелями. Будь у нее свои дети, она, возможно, тоже смотрела бы на них как на собственность. Но она не сходила бы так из-за них с ума. Ее любовь принадлежала бы в основном мужу. Мужу, которого у нее никогда не было.
Она не понимала таких, как миссис Аргайл. Помешана была на детях, на чужих детях, а мужа для нее вроде бы и не существовало. Мистер Аргайл достойный, прекрасный человек, такого днем с огнем не сыщешь. А она им пренебрегала, ей дела до него не было. Ну и, конечно, не замечала, что у нее под носом делается. Что секретарша – очень хорошенькая и, главное, очень женственная. Ну что ж, пожалуй, ему еще не поздно… Или теперь уже поздно? Ведь убийство снова явилось на свет Божий, а мы-то думали, что погребли его. Осмелятся ли они теперь соединить свои судьбы?
Кирстен сокрушенно вздохнула. Что будет с ними со всеми? С Микки, который всегда питал неодолимую, болезненную ненависть к своей приемной матери. С Эстер, такой неуверенной в себе, такой не приспособленной к жизни. Она ведь только-только обрела спокойствие, познакомившись с этим славным молодым доктором. С Лео и Гвендой, у которых был и мотив для убийства, и, если смотреть правде в глаза, возможность его совершить. И он и она наверняка это понимают. Что будет с Тиной, с этой маленькой, вкрадчивой кошечкой? С эгоистичной Мэри, которая, пока не вышла замуж, казалась совсем бесчувственной, настоящей ледышкой…
Кирстен и сама поначалу была в восторге от своей хозяйки. Сейчас она уже не помнила точно, когда перестала ею восхищаться. Когда раскусила ее и поняла, что ей на самом деле нужно. Самоуверенная, властная, эдакое ходячее воплощение всеобщей благодетельницы. На ее лбу будто было написано: «Я лучше всех знаю, что хорошо, а что дурно». А ведь даже матерью им не была! Роди она ребенка, наверное, сохранила бы хоть каплю смирения.
Но зачем думать о Рейчел Аргайл? Рейчел Аргайл мертва.
Надо думать о себе.., и о других. И о том, что будет завтра.
Мэри проснулась как от толчка.
Ей привиделось, что она – маленькая девочка и снова в Нью-Йорке.
Странно. Уже столько лет она не вспоминала о том времени.
Удивительно, что она вообще что-то помнит. Сколько ей тогда было? Пять? Шесть?
Ей приснилось, будто из отеля ее забрали домой, в теткину квартиру. И Аргайлы в конце концов отплыли в Англию без нее. Гнев и ярость охватили ее, но через минуту-другую она поняла, что это только сон.
Как восхитительно все было. Ее посадили в автомобиль, потом в отеле она вознеслась в лифте на восемнадцатый этаж. Просторный номер, шикарная ванная комната. Ей впервые открылось, как много всего можно иметь, если ты богат. Вот бы остаться здесь, и чтобы все это принадлежало ей – навеки…
Добиться этого оказалось совсем несложно. Единственное, что ей пришлось сделать, это разыграть чувствительную сцену. Ей это далось с трудом, так как чувствительность не в ее натуре. Но она справилась. Ай да умница, славно устроилась на всю жизнь. Богатые родители, платья, автомобили, пароходы, аэропланы, целый штат прислуги, дорогие игрушки. Волшебная сказка стала явью…
Жаль, что появились другие дети. Война, что поделаешь. А может, они появились бы в любом случае. Эта ее ненасытная материнская любовь! В такой любви есть что-то неестественное.., что-то звериное.
Она всегда чувствовала легкое презрение к своей приемной матери. Какая тупость – подбирать детей из социальных низов! С преступными наклонностями, как у Жако. Психически неуравновешенных, как Эстер. Жестоких, как Микки. А Тина, та вообще полукровка! Надо ли тут удивляться, что все они дурно себя ведут. Хотя, по правде говоря, не ей обвинять их в непослушании. Она сама не лучше. Ей вспомнилось, как она познакомилась с Филипом, лихим молодым летчиком. Как недовольна была мать. «Ох уж эти поспешные браки. Подожди, пока кончится война». Но она не захотела ждать. Силы воли у нее было не меньше, чем у матери. Кроме того, ее поддержал отец. В общем, они с Филипом поженились. А война вскоре закончилась.
Она хотела, чтобы Филип принадлежал только ей одной, и надеялась освободиться от материнской опеки. Но ее планы рухнули, – по вине судьбы, мать тут была ни при чем. Вначале крах финансовых предприятий Филипа, потом еще более страшный удар – полиомиелит и паралич. Когда Филипа выписали из госпиталя, им пришлось вернуться в «Солнечный мыс». Казалось, теперь хочешь не хочешь, а их дом будет здесь. Филип спустил все свои деньги, а содержание, которое предоставляли ей попечители, было невелико. Она просила, чтоб его увеличили, но в ответ услышала, что было бы разумнее какое-то время пожить в «Солнечном мысе». Но она воспротивилась: не хотела, чтобы ее Филип тоже стал «ребенком» Рейчел Аргайл. Заводить своих детей она не пожелала – ей нужен был только Филип.
Но выяснилось, что сам он совсем не прочь поселиться в «Солнечном мысе».
– Так и тебе будет легче, – сказал он, – Потом, там постоянно кто-то гостит, все-таки развлечение. К тому же мне всегда было приятно общество твоего отца.
Почему он не захотел быть только с нею, ведь она только об этом и мечтала? Почему ему нужен был еще кто-то – то ли ее отец, то ли Эстер?
Мэри чувствовала, как ее захлестывают волны бессильного гнева. Мать, как всегда, добилась своего.
Но насладиться своей победой ей не довелось.., не успела…
И вот теперь снова начнут ворошить прошлое. Зачем, о Господи, зачем?
И почему все это так удручает Филипа? Зачем ему вмешиваться в то, что его совсем не касается? Зачем расспрашивать, выяснять, ставить кому-то ловушки?
И что это за ловушки он выдумал?
Лео Аргайл смотрел, как тусклый серый утренний свет медленно наполняет комнату.
Он очень тщательно все обдумал. Он совершенно отчетливо представлял, с чем им – ему и Гвенде – придется столкнуться.
Он попробовал взглянуть на все глазами старшего инспектора Хьюиша. Итак, Рейчел приходит в библиотеку, рассказывает им о выходке Жако, о том, как он буйствовал, как угрожал ей. Гвенда из деликатности удаляется в другую комнату, а он старается успокоить Рейчел, говорит, что она была совершенно права, проявив твердость, что их прежние попытки помочь Жако ни к чему хорошему не привели, и, как бы все ни обернулось, Жако должен смириться с тем, что ему уготовано. Успокоенная, Рейчел уходит.
Гвенда возвращается в его кабинет, собирает письма, которые необходимо отправить, спрашивает, не нужно ли ему чего-нибудь еще. В ее голосе он слышит то, чего не могут передать слова. Он благодарит ее, говорит, что нет, ничего не надо. Пожелав ему доброй ночи, она уходит. Она идет по коридору, потом спускается по лестнице, минует комнату, где сидит за письменным столом Рейчел, и направляется к входной двери. Но никто не видит, как она идет, как выходит из дома…
А он сам остается в библиотеке, один. Проверить, не спускался ли он в комнату жены, никто не может.
Вот и получается – и у него, и у Гвенды была удобная возможность…
И мотив, так как в то время они уже любили друг друга.
Нет ни того, кто мог бы их обвинить, ни того, кто засвидетельствовал бы их невиновность.
А у себя дома, в четверти мили от «Солнечного мыса», без сна, с сухими глазами лежала Гвенда. Кулаки у нее сжаты, она думает о том, как сильно она ненавидела Рейчел Аргайл.
И в темноте ей слышится голос Рейчел: «Надеялась заполучить моего мужа теперь, когда меня нет. Не выйдет. Ты его никогда не получишь».
Эстер спала. Ей снилось, что они с Доналдом Крейгом стоят на краю обрыва, и вдруг он уходит и оставляет ее одну. У нее вырывается крик ужаса, и тут она видит доктора Колгари. Он стоит на другом краю обрыва и протягивает к ней руки.
Она с укором его спрашивает:
«Зачем вы это сделали?»
И он отвечает:
«Я пришел, чтобы помочь вам…»
Тина лежала в постели, в маленькой комнатке для гостей, и старалась дышать глубоко и ровно, но сон все равно не шел.
Она не испытывала к миссис Аргайл ни благодарности, ни обиды, а вспоминала о ней просто с любовью. Миссис Аргайл кормила и поила ее, согревала, окружала комфортом, дарила дорогие игрушки. И она любила миссис Аргайл. Жаль, что ее больше нет…
Как теперь все непросто.
Когда виновным считали Жако, некоторые вещи не имели значения…
А теперь?
Глава 13
Старший инспектор Хьюиш окинул собравшихся внимательным взглядом.
– Знаю, как вам нелегко, – заговорил он извиняющимся тоном. – Очень нелегко заново все это пережить. Но, поймите, у нас нет выбора. Думаю, вы читали эту заметку? Все утренние газеты ее напечатали.
– Полное помилование, – сказал Лео.
– Судебная лексика иногда режет слух, – заметил Хьюиш. – Анахронизм, подобный многим терминам юриспруденции. Но смысл его вполне ясен.
– Стало быть, вы совершили ошибку, – сказал Лео.
– Да, – подтвердил Хьюиш. – Мы совершили ошибку. – Он помолчал. – Правда, она была неизбежна, мы ведь не располагали показаниями доктора Колгари.
– Мой сын вам говорил, когда вы его арестовали, что в тот вечер его подвезли до города на автомобиле, – с горечью напомнил Лео.
– О да. Он говорил. И мы приложили все усилия, чтобы проверить его слова, но не смогли найти никого, кто бы их подтвердил. Я прекрасно понимаю, мистер Аргайл, как вам горько и больно. Но даже не приношу вам своих извинений. Мы, полицейские, обязаны только получить свидетельские показания, которые затем направляются прокурору, а он уже решает, возбуждать ли дело. В данном случае он решил положительно… Ну, в общем, я бы хотел вас попросить – если это возможно – абстрагироваться от чувства ожесточения и обиды и снова припомнить все, что касается данного дела.
– Какая теперь от этого польза? – резко проговорила Эстер. – Того, кто это сделал, теперь и след простыл и вам никогда его не найти.
Старший инспектор посмотрел на нее.
– Может быть, и так, а может, повезет, – кротко проговорил он. – Вы не поверите, но бывали случаи, когда нам удавалось напасть на след даже спустя несколько лет. Главное – терпение, терпение и упорство.
Эстер отвернулась, а Гвенда поежилась, будто на нее подуло холодным ветром. Она с ее живым воображением почувствовала угрозу в этих словах, произнесенных таким спокойным тоном.
– А теперь, если позволите, начнем, – сказал Хьюиш и выжидательно посмотрел на Лео. – Начнем с вас, мистер Аргайл.
– Что именно вас интересует? У вас, должно быть, имеется мое первоначальное заявление. Теперь мне едва ли удастся припомнить все с такой точностью, как тогда. Часы и даты так легко забываются.
– Это-то понятно. Но всегда есть шанс, что какой-то незначительный факт, который в то время ускользнул от вашего внимания, вдруг всплывет в памяти.
– А вы не допускаете, что по прошествии времени можно увидеть те или иные события в более правильном свете? – спросил Филип.
– Конечно, такое случается, – согласился Хьюиш, с интересом взглянув на Филипа.
«Умный малый, – подумал он. – Интересно, какие у него соображения по поводу этого дела…»
– Итак, мистер Аргайл, не могли бы вы просто припомнить последовательность событий. Значит, вам подали чай?
– Да. Как обычно, в пять часов, в столовую. Собрались все, кроме мистера и миссис Даррант. Они пили чай у себя, в своей гостиной.
– В то время я был еще более беспомощен, чем теперь, – сказал Филип. – Только что вышел из клиники.
– Понял. – Хьюиш снова повернулся к Лео. – Все – это значит?..
– Моя жена, я, Эстер, мисс Воэн, мисс Линдстрем.
– Что было потом? Расскажите, пожалуйста, все, что помните.
– После чая мы с мисс Воэн вернулись сюда. Работали над очередной главой моей книги «Экономика средневековья», которую я редактировал и дополнял. Жена спустилась на первый этаж в свою гостиную, которая служила ей кабинетом. Она, как вам известно, почти все свое время посвящала общественной деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23