"В - 137 ссв.
КС - 54 ююв".
Мазин закрыл портсигар. Цифры могли обозначать градусы, если "ссв" означает север-северо-восток, а "ююв" - юг-юго-восток. Но что такое В и КС? Водка и коньяк старый? Он усмехнулся и прилег на кровать.
Радуга
Ему снились война и нарастающий треск пулеметов. Треск усиливался, переходя в грохот орудий и моторов. "Сейчас!" - подумал Мазин, изготавливаясь к атаке, и открыл глаза. Он лежал одетый на койке, печь давно погасла, в хижине было холодно, зато в окно врывалось слепящим потоком омытое дождем утреннее солнце. Над ущельем не осталось ни облачка, вершины самодовольно сахарились в синем небе, а рядом с хижиной громыхала зеленая металлическая стрекоза, размахивая свистящим винтом, как татарин саблей. Потом вертолет подпрыгнул неуклюже и устремился вниз, к лугу, где вместо снега снова зеленела мокрая трава. Дверца машины отворилась, и в отверстии появился незнакомый человек в кожаной тужурке, а за ним офицер милиции в кителе и фуражке с высокой тульей.
- Игорь Николаевич! - закричал он удивленно и радостно и, спрыгнув на землю, побежал навстречу Мазину.
- Волоков! Дмитрий Иванович! Неужто ты? Здравствуй, дорогой!
- Здравия желаю, товарищ...
- Подполковник, - закончил за него Мазин. - По-прежнему на одно звание впереди. Не ожидал тебя встретить.
- Нам в Тригорск позвонили из района. Калугин-то личность заметная, да и вертолета у них нет. Знакомьтесь с товарищами... Капитан из райотдела... А это Глеб, медик наш. Помните, когда "паука" брали?..
Мазин пожал руки приехавшим.
- Нарушил я ваше курортное времяпрепровождение? К вам даже преступники и те нарзан пить приезжают, лечатся, не работают. Ну ничего, немного разомнетесь.
- После вас-то?
- После меня. Каюсь, пытался разгрызть орешек на общественных началах, да зубы попортил. Положение, майор, серьезное. Пока вас дождались, произошло второе убийство. Думаю, убийство, хотя и другие предположения не исключены.
Волоков присвистнул.
- Про второе девушка не сказала.
Тут только Мазин заметил учительницу. Галина стояла поодаль в брюках и спортивной куртке.
- Галочка! Как же это вы?
- Ночью вышла. Когда подморозило. Светло было.
- Пришла в райцентр перед утром, - подтвердил майор. - Оттуда сообщили нам, мы забежали за ними, вот и прибыли все вместе.
- Где же Матвей?
- Дома папка, - ответил Коля.
Он только что примчался и во все глаза разглядывал вертолет.
- Хорош охотник!
- Кто еще убит, Игорь Николаевич?
- Я хочу сделать официальное заявление. Но без посторонних.
Это сказал не Мазин, а Олег. Журналист подошел, запыхавшись.
Волоков посмотрел на Мазина.
- Можно побеседовать в домике, - предложил тот.
- Вы, конечно, с нами?
- Если Олег не возражает.
- Я не возражаю. Доктор отчасти в курсе. Пусть будет свидетелем.
- Какой доктор? - не понял майор.
- Я не доктор, Олег.
- Тем лучше.
Мазин пропустил вперед Волокова и Олега и задержался, чтобы представить капитану подошедшего Сосновского.
- Борис, покажи, пожалуйста, где лежит Демьяныч.
Когда он вошел в комнату, Олег барабанил пальцами по столу. Заметно было, что он настроен решительно и не сомневается в своей правоте.
- Я буду говорить коротко, главное.
- Почему же? - возразил Волоков. - Говорите обо всем, что вас волнует. Главное мы с Игорем Николаевичем отберем.
- Я не волнуюсь. Я журналист. Моя фамилия Перевозчиков. Но это не моя фамилия. Это фамилия женщины, которая спасла меня во время войны. Мне было несколько месяцев, когда моя мать эвакуировалась из Ленинграда. Она умерла в пути, а я остался у этой деревенской женщины, которую очень уважаю и люблю. Она спасла меня, но ей самой приходилось туго. Я попал в детский дом, окончил школу, получил образование, как видите.
Я поставил цель узнать о своей семье. Но документы затерялись, а Перевозчикова помнила только, что мы из Ленинграда, что маму звали Тася, а отец был летчик. Мама говорила, что он погиб и называла его Константином.
- Константином? - переспросил Мазин. - А мать?
- Тася. Наверно, Анастасия.
- Спасибо. Продолжайте, пожалуйста.
Вошел Сосновский и присел в углу.
- Вы понимаете, как мне было трудно. В Ленинграде тысячи людей носят такие имена. О возрасте родителей можно было только догадываться. Маме могло быть и двадцать, и тридцать с лишним. Внешний вид ничего не говорил, она же пережила блокаду! С отцом еще сложнее. Двадцать пять или сорок? Лейтенант или полковник?
Искал я долго. Даже в аэрофлотовскую газету поступил, чтобы находиться среди авиаторов. Многие из них сражались на фронте, у них были друзья, бывшие пилоты. Я спрашивал, не знал ли кто летчика по имени Константин, погибшего в начале войны, у которого оставались в Ленинграде жена и маленький сын. Однажды командир нашего авиаотряда говорит: "Утверждать, Олег, ничего нельзя, но есть у меня приятель в Батуми... Летом гостил я у него, прошлое вспоминали. Рассказал и твою историю. Он человек горячий, взмахнул руками. "Вай! - кричит. - Это же Калугин Костя, мой лучший друг!"
- Калугин?
Фамилия произвела впечатление, но сам Олег не подчеркнул ее.
- К Михаилу Михайловичу мой отец никакого отношения не имел. Они однофамильцы.
- И летчик Калугин оказался вашим отцом? - спросил Мазин.
Олегу послышалось недоверие.
- Я уверен.
- Мы не спорим с вами. Рассказывайте.
- Теперь к сути дела. Когда я стал расспрашивать командира отряда об отце, он замялся. "Слетай сам попутной машиной в Батуми, - предложил. Чанишвили лучше знает". Я немедленно полетел. Нашел Чанишвили. Он полковник запаса, встретил меня отлично. Обнял, говорит: "Вылитый отец! Сразу видно - Костин сын!" Но рассказывать не торопится. "Отдохни с дороги, в море выкупайся, вина нашего грузинского отведай. Куда спешишь, дорогой!" Выпили мы, он и начинает: "Отец твой, Олег, был настоящий человек. Мы с ним еще на Халхин-Голе с самураев стружку снимали. Он орден Красного Знамени получил, я тоже. Потому, прошу, верь в отца своего, как мы, друзья его, верили. Бывают несчастья хуже, чем смерть в бою..."
Олег замолчал, собираясь с мыслями.
- В чем же заключалось несчастье?
- Отца очернили. Его память. Осенью сорок первого года, в разгар боев, он неожиданно получил приказ срочно вылететь на юг с секретным грузом. Перед вылетом Чанишвили видел его в последний раз. Отец негодовал, что его, боевого летчика, используют как воздушного извозчика. И вот что важно! Чанишвили спросил, что за груз повезет отец, и тот ответил: "Не знаю".
- Он не вернулся из полета?
- Он погиб. Последняя радиограмма была помечена здешними координатами. Отец сообщил, что полет продолжается, но в двигателе неполадки.
- На днях егерь Филипенко нашел в горах остатки разбившегося самолета, - пояснил Мазин внимательно слушавшему Волокову.
- Самолет разбился, - продолжал Олег. - Но тогда это не смогли установить, и отца заподозрили в измене. В том, что он перелетел к немцам. Радиограмму сочли обманом, приемом, чтобы отвести подозрения. Работала комиссия, опрашивали и Чанишвили. Он сказал, как и мне, что не верит в предательство отца. Ему сделали внушение. Аргументировали тем, что отец якобы бежал к немцам не с пустыми руками. Чанишвили доказывал, что отец не знал характер груза. Ответили: он мог догадываться. Поиски с воздуха разбитой машины не принесли результата. Официально отец считался пропавшим без вести, но на память его легло пятно.
- Чем доказал Чанишвили, что погибший летчик был вашим отцом? спросил Волоков.
- Он не мог доказать. Но ведь все совпадает! Имя. Он - ленинградец, у него осталась жена с трехмесячным ребенком. Чанишвили писал в Ленинград; ему ответили, что Калугина эвакуировалась и по месту прописки не вернулась. Это мой отец!
- И вы взялись восстановить его доброе имя?
- Я решил найти самолет. Это единственная возможность доказать правоту отца раз и навсегда.
- Вы достигли цели. Поздравляю. Но какое отношение имеет погибший самолет к смерти художника Калугина?
Игорь Николаевич почувствовал, что волнуется. Каким окажется ответ на вопрос, так его занимавший и до сих пор не решенный?
- Калугина убил Матвей Филипенко. Убил, чтобы присвоить золото, находившееся в самолете.
Олег произнес эти решающие слова и снял очки, чтобы протереть стекла. Близорукие глаза утратили блеск самоуверенности. Таким он нравился Мазину больше.
- Вы сделали чрезвычайно важное заявление, товарищ Перевозчиков, произнес Волоков официально. - Мы ждем ваших пояснений.
- Я готов, - ответил Олег чуть высокомернее, чем хотелось бы Мазину. Очки вернули ему самодовольное выражение.
- Откуда вы узнали, что в самолете было золото?
- Мне сказал Чанишвили. После войны он слышал, что золото отправляли в уплату долга союзникам за военные поставки. Через Кавказ и Иран.
- И такой груз не был найден! - поразился Волоков.
- Уверен, что искали формально. Убедили себя, что отец сбежал.
Сосновский поймал взгляд Мазина и мигнул слегка: "Видал, старик, какой поворот! Где нам было знать!"
Игорь Николаевич кивнул. Но ему хотелось взять Олега за куртку и тряхнуть так, чтобы отлетели подальше эти проклятые очки, через которые парень не видит ничего, кроме самого себя.
- А вы сразу напали на верный след? - продолжал майор.
- На Красную речку меня направил Михаил Михайлович. Я уже рассказывал товарищам. Мы познакомились случайно. Он делал зарисовки в аэропорту. Я заинтересовался его фамилией, подумал: не родственник ли? Оказалось, нет, но я ему чем-то понравился, он написал мне из Москвы. Я взял письмо с собой.
Олег положил на стол конверт.
Волоков прочитал вслух:
- "Милый Олег!
Вашими молитвами Аэрофлот доставил меня домой без повреждений, и я занялся обычными делами, то есть включился в московский ритм вечной спешки, которая часто напоминает бег на месте. Работается в столичной суете трудно, в душе я остался провинциалом и потому, едва распаковав чемодан, мечтаю бежать с этюдником на дачу, в связи с чем у меня возникло одно соображение. Буду рад, если оно вам понравится.
Запала мне ваша история! Я понимаю, что девяносто человек из ста по лености мысли или, напротив, от повышенной трезвости ума отнесутся к вашим намерениям скептически, но я, старый прожектер, на вашей стороне и предлагаю следующее: приезжайте в отпуск ко мне в Дагезан! Места в доме хватит, с моими, я уверен, вы сойдетесь, нам будет веселее, а для вас отличная база поиска. Насколько я понял, трасса полета проходила поблизости. Полазаете по горам, потолкуете со старожилами; если не повезет, в проигрыше не останетесь: горы вливают в человека жизненные силы.
Со своей стороны, прошу одно: ни в коем случае никому (даже из моих близких!) ни слова о том, что я в курсе ваших изысканий. Я достаточно известен, шумиху не переношу, особенно в печати (простите!). И если вас ждет удача - это удача ваша. Таково мое единственное условие. Если оно не покажется вам обременительным, телеграфируйте день приезда. Мы подготовим комнату.
Жду вашего согласия!
М и х. К а л у г и н"
Письмо подтверждало прежний рассказ Олега. Тон его производил впечатление дружественного, искреннего, немного небрежного, но отнюдь не двусмысленного.
- Однако, Дмитрий Иванович, - сказал Мазин, - у Олега сложилось впечатление...
- Нет! Я проанализировал. Это вы с Кушнаревым наталкивали меня... Калугин не мог знать точного места падения самолета. Он ничего не знал о самолете до разговора со мной.
- Так он сказал?
- Не считайте меня кретином. Я основываюсь на фактах. Да, Калугин рекомендовал мне искать на Красной речке, но он не послал бы туда Филипенко, если бы знал о золоте.
- Как это на вас похоже! - воскликнул Мазин. - Почему же вы не сказали Калугину о золоте?
- Так было правильно.
- Еще бы!
- Надеюсь, вы не подозреваете, что я собирался присвоить золото? Я не мог доверить...
- А он вам доверял. В свой дом пригласил.
- Товарищ майор, - повернулся Олег к Волокову, - мне неизвестны должность и звание Игоря Николаевича, поэтому я прошу вас, как лицо официальное, дать мне возможность закончить свое сообщение. Мне не нравится, когда меня перебивают и обращаются, как с преступником. Повторяю, я не мог доверить дело государственной важности постороннему. Приглашение же на дачу вопрос сугубо личный.
- Спасибо. Разобрался. - Мазин оставил иронию. - Я не хотел вас обидеть, Олег. И не заподозрил ни в чем нехорошем. Решили вы так: сын вернет золото, которое, как считалось, похищено отцом Это ваш долг и ваше право?
- Да. Что в этом плохого?
- Чуть-чуть ненужного тщеславия, капля самоуверенности, немного недоверия к людям... Короче, всего понемножку, а результат печальный.
- Можно, конечно, думать и так, но я не согласен. Я ни в чем не виноват.
- Виновным вы считаете Филипенко?
- Разумеется. Не зная, что находится в самолете, Калугин направил к озеру Филипенко. Он хотел помочь мне в поиске, хотел, чтобы в окрестностях не осталось "белых пятен". Егерь обнаружил машину, но ни слова не сказал о золоте.
- И вы решили, что Матвей присвоил его?
- А что бы подумали вы?
- Я бы принял такую гипотезу в числе других.
- Каких других?
- Золото могли найти и похитить до Филипенко. При падении оно могло оказаться в стороне от самолета и не попасть на глаза Матвею. Однако вы имели основания подозревать.
- Я оказался прав.
Олег поглядел на Мазина, но не с торжеством, а сдержанно. Тот молчал. Волоков ждал с любопытством.
- Скрывать правду от Калугина больше не имело смысла. Я поделился с ним опасениями. Михаил Михайлович был невероятно поражен, услыхав про золото, конечно же, он ничего не знал о самолете, его советы были совпадениями - и только! Но он, как и вы, не хотел поверить в вину Филипенко. Это его и погубило.
- Каким образом?
- Он рассказал все Матвею.
- Как все?
- Детали мне неизвестны, но, когда я пришел вечером в гостиную, за считанные минуты до смерти, до того, как погас свет, Михаил Михайлович шепнул мне: "Матвей ничего не нашел. Побеседуем попозже, когда гости разойдутся".
- И ваш вывод?
- Единственно возможный. Калугин спросил у егеря, нашел ли он золото. Тот отказался и, воспользовавшись первой же возможностью, убил Калугина.
- А почему не вас?
- Ну, знаете...
- Попытайтесь все же объяснить.
- Это не так трудно. Калугин не назвал мою фамилию, и у Матвея сложилось впечатление, что он единственный, кто знал о золоте.
- Резонное предположение. И ножом он ударил?
- Что же ему оставалось делать?
- Но как попал нож к убийце, вы не представляете?
- К сожалению. Товарищ майор!..
- Минутку, Олег, - прервал Мазин. - Оставим пока Матвея, с разрешения Дмитрия Ивановича. Зачем стреляли в меня и кто, по-вашему?
Олег едва успел заморгать, но Мазин не ждал ответа.
- Не знаете? А что случилось с Демьянычем?
- С пасечником?
- Да. Почему он умер?
- Первый раз слышу.
- Охотно верю. Всему, что вы говорили, верю. Не смотрите на меня, как на противника. Вы сообщили много интересного. Хотя и поторопились. Дмитрий Иванович еще не вошел в обстановку. Ему нужно ознакомиться с фактами, и тогда у него появится необходимость побеседовать с вами подробнее.
- Но мои обвинения против Филипенко вы игнорируете?
- Напротив. Я сопоставил их с тем, что вчера вам удалось проникнуть на Красную речку, и это подтвердило ваши подозрения. Существуют и другие основания, чтобы задержать Матвея, - сказал Мазин, не расшифровывая своей мысли, потому что думал он не только о подмененной пуле.
- Несомненно, - присоединился Сосновский. - Помимо прочего, он незаконно хранит немецкий карабин.
- Возможно сопротивление? - спросил Волоков.
- Если мы не опоздали, - проговорил Мазин. - Я видел его сына возле дома, а окно открыто. И мальчишка бойкий...
Он не ошибся. Матвей сопротивления не оказал. В доме его они застали рыдающую жену.
- Говорила я ему, извергу, - кричала она взахлеб, - не доведет тебя лихость до добра! Дострелялся, живодер! На кого ж ты нас с дитем бросил?!
- Где ваш муж? - спросил Мазин по возможности мягко.
- В горы побег. Как вертолет прилетел, как увидел Матвей милицию, затрясся весь, а тут Колька бежит: "Папка, за тобой!" Он быстро фуфайку натянул, оленины вяленой напхал в сумку и через речку подался.
Мазин оглядел поросшие орешником склоны над рекой. Выше их, совсем как в день его приезда, курились, темнели, смыкаясь в тучу, неизвестно откуда набежавшие облака.
- А Николай где?
- В сарае ревет. Боится показаться.
- Ладно. Не расстраивайтесь раньше времени. Борис, отдай свою пулю Дмитрию Ивановичу и расскажи о наших похождениях. А мне хочется с мальцом потолковать.
И он пошел через двор к сараю.
Охотничий вислоухий пес с опечаленным, растерянным взглядом ткнулся в ладонь Мазина шершавым холодным носом и отошел от двери, пропустив его в тесное помещение, где на березовом чурбаке сидел Коля и размазывал по щекам слезы.
Игорь Николаевич провел пальцами по взбившимся вихрам.
- Ревешь?
- Убью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17