А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Снаружи крики не прекращались; внутри камеры, обжигая юношу горячим дыханием, на него стали надвигаться тени. Спиртяга – он узнал бандита по росту, мускулистым и волосатым рукам – подходил все ближе, все ближе…
Когда начальник тюрьмы уже вызвал машину и надевал шляпу, намереваясь уходить, перед ним появился надзиратель.
– В чем дело? Что, бунтуют?
– Это на них луна влияет. С самого вечера буйствуют. Но, должно быть, скоро успокоятся.
На следующее утро в тюрьме предварительного заключения царила суматоха. Пришел врач, недовольный столь ранним вызовом. Вскоре из четвертой камеры вынесли носилки, на которых лежало завернутое в простыню истерзанное тело; его внесли в машину скорой помощи. Врач распорядился:
– В клинический госпиталь!
Машина выехала, ворота закрылись, и часовые неподвижно застыли на своих местах…
С тех пор как Марио оказался в заключении, он был озабочен только одним: как бы связаться с Каролой, которую отправили в тюрьму одновременно с ним. В первый день ничего не удалось сделать. На второй и третий – тоже. Он надеялся найти часового или надзирателя, который согласился бы только за одну его благодарность отнести арестованной записку. Но в тюрьме такая монета не была в ходу. Марио был очень удручен этой неудачей… Однажды кто-то, прильнув к решетке, окликнул его:
– Куика!
– Это вы, Бимбо? – с радостью откликнулся уже было отчаявшийся Марио.
– Карола в женской тюрьме. Она просила передать эту записочку…
– Как я вам благодарен!
– Вам везет. Карола – это неисчерпаемый источник наслаждения, вакханка!
– Разве вам не нравилась Нисия?
– Что Нисия? Это не то, о чем я мечтал. Я разочаровался в ней.
– Как она теперь?
– Ясное дело, шляется ко мне в полицию, обивает пороги…
Бимбо отошел. Марио прочитал записку. В ней говорилось об одиночестве, тоске и надеждах на будущее. Она была написана карандашом на клочке бумаги, вырванном из тетрадки, но для Марио эта записка имела большую ценность, чем неизвестно кем украденная шкатулка Базана.
В конце письма девушка предлагала, чтобы в случае их оправдания и освобождения из этого ада тот, кто будет выпущен первым, ждал другого у ворот тюрьмы. Марио улыбнулся. Закончив при скудном свете, проникавшем через железные прутья, чтение этой помятой и грязной бумажки, он впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему счастливым.
Против Каролы не было улик, и никто не собирался заставлять ее признаться в преступлении. В тюрьме она встретила Тьяну. После перенесенных мучений прачка выглядела совсем другой; она выплакала все слезы, и глаза ее были сухими. Немало дней провела она в тюрьме. Ее пытали каленым железом. Ожоги от сигарет, которые палачи прикладывали ей к шее, превратились в черные волдыри, похожие на оспенные гнойники. Спина была исполосована – электрические провода провели по ней глубокие, переплетающиеся между собой фиолетовые рубцы, на месте которых, когда отпадала корка, обнажалось живое мясо. При одном воспоминании об электрическом токе – этой наиболее изощренной и мучительной пытке, доводящей жертву до безумия, – у Себастьяны волосы вставали дыбом. И даже после того, как ее перевели в тюрьму предварительного заключения, у нее все еще продолжались припадки панического страха. Общение с Каролой оказало на Тьяну благотворное влияние.
В женском отделении содержалась также некая Глоринья, искренне сочувствовавшая горю Тьяны. У Глориньи было доброе сердце. Она ухаживала за Тьяной, как преданная сиделка. В тюрьме она находилась в ожидании приговора за то, что, как говорили, пыталась задушить хозяина дома, выселившего ее из комнаты.
Эти три женщины провели здесь в мучительной неизвестности – между свободой и осуждением – долгие месяцы. Наконец наступил радостный день: все трое – Тьяна, Глоринья и Карола – были оправданы. И освобождение не заставило себя ждать.
На следующий день, когда Карола с узелком под мышкой вышла из ворот тюрьмы, она увидела человека, курившего под деревом…
– Куика, любимый!
Они нежно обнялись.
– Что теперь? – спросила Карола.
– Отправимся в Жундиаи, я подыскал там работу в баре…
– Смотри, как бы ты не пожалел! Едва только вышел из тюрьмы и опять собираешься на такое несолидное место!
– Я выклянчил кое-что у дяди… Немного, но на дорогу хватит. А там видно будет…
– Не беспокойся. У меня ведь в ломбарде заложены кое-какие вещи матери. Мы можем их продать…
Оживленно беседуя, Марио и Карола шли под руку по направлению к вокзалу. Лучи заходящего солнца играли на желтых листьях деревьев, на фарах машин.
– Зеркала лучших марок! Серьги, браслеты, пряжки из малахита! Элегантно! Дешево! Красиво! Можете убедиться! – послышался голос уличного торговца.
Марио остановился.
– Карола, хочешь несколько бриллиантов?…
– Я? Эти глупые безделушки никогда больше не будут меня интересовать. Никогда, слышишь?…
И они, смеясь, пошли дальше.
Когда Тьяну вызвали в кабинет начальника тюрьмы, она стала кричать, что ни за что не пойдет… Глоринье, уже связывавшей в узел свои вещи, пришлось долго и терпеливо убеждать подругу последовать за полицейским. Подобным образом бедняжку уже вызывали много раз, и она всегда возвращалась измученной, истерзанной…
Вскоре обе женщины, очень возбужденные, весело шагали по двору тюрьмы, прощаясь с товарками:
– Всего наилучшего, Филомена! Передам ему твое поручение! Жинота! Как только смогу, пришлю сигареты!.. Пока!..
Они направились к воротам, которые в этот закатный час казались позолоченными. Часовой пошел к ним навстречу, но они еще издали показали ему пропуска…
Подруги вышли на улицу. Это была свобода, это была жизнь. Их никто не ждал. У них не было ни одежды, чтобы переодеться, ни денег, ничего… Но это была свобода…
Глоринья держала под мышкой завернутый в газету сверток, Себастьяна шла с пустыми руками. У нее кружилась голова и подкашивались ноги. Когда ее арестовали в доме хозяев, в праздничный вечер, на ней было хорошее, нарядное платье, но теперь оно уже стало грязным, потрепанным и дурно пахло. Она почувствовала себя бродяжкой, без денег, без теплой одежды, и ее радостное возбуждение стало рассеиваться. Внезапно Глоринья остановилась:
– Послушай, Тьяна!.. Надень-ка мой жакет…
Она раскрыла сверток, бросила бумагу в канаву, протянула подруге жакет и помогла надеть его.
– Готово. Сшит словно на тебя! Просто мечта!
И обе женщины – Глоринья в черном жакете, Тьяна в жакете лимонного цвета – уверенно пошли дальше.
Однако на одном из поворотов прачка замедлила шаг: ей некуда было идти.
– Ничего у меня нет. Наняли на работу, а потом выбросили на улицу. Так вот и живешь… – Она готова была расплакаться.
Глоринья посочувствовала ей:
– Перестань быть простофилей, подружка! Найдется тебе работенка. Понятно?
Но Тьяна не понимала, и Глоринье пришлось объяснить ей:
– Не беспокойся, устроишься. Я знаю одну старушку, сводницу. Она добрая. Такие, как мы, находят у нее в доме приют, пока не встанут на ноги. Теперь понимаешь?… В городе немало богатых господ, которые не прочь побаловаться с девушками… А у нее есть их телефоны… Ну, теперь поняла?…
Безработный
Оливио Базан, согнувшись под тяжестью старого дорожного чемодана, вышел из железнодорожного пакгауза. Это был склад компании, в которой он раньше работал. Рабочий день уже кончился, разгрузка вагона с каолином была прервана. Грузчики выстроились в очередь перед душем; на их обнаженных спинах каолин, смешавшись с потом, образовал белесые корки, плотно прилипшие к коже. Время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, Оливио добрался до привокзальной площади и стал дожидаться автобуса. Он уже привык к этим долгим, изнурительным ожиданиям под солнцем и дождем. В последнее время, когда Оливио занялся поисками мелких заработков, его нередко видели здесь, у остановки автобуса, так как его «Шкода» была теперь лишь воспоминанием о прошлом. Оливио не чувствовал смущения и не боялся быть узнанным своими бывшими друзьями – дельцами банковского и промышленного мира, – когда те проезжали мимо на своих дорогих машинах, а он в прекрасном костюме, но в ботинках со стоптанными каблуками ожидал автобуса. Наоборот… Когда показывался сидевший за рулем старый знакомый, Оливио по-приятельски приветствовал его:
– Алло, дружище!
С чемоданом у ног, с потухшей сигаретой в уголке рта, с руками в карманах, где он наощупь пересчитывал монеты, Оливио Базан развлекался созерцанием центра города. Смеркалось. Последние лучи солнца освещали сбоку гигантские глыбы небоскребов, бросавших мрачную тень на кварталы у своего основания.
Каждую ночь рок зачинает людей, у которых еще нет имени. Они рождаются, борются, умирают, обращаются в прах, из которого вышли. И никто о них не вспоминает… Базан был погружен в такие размышления, когда какая-то женищна, не торопясь, перешла площадь и поравнялась с ним. Оливио узнал ее. Белокурые волосы уже не имели прежнего блеска, платье было сшито из слишком яркого, бросающегося в глаза набивного ситца, а большие запыленные туфли спадали с ног… Она шла усталой, вялой походкой, словно ей вообще не хотелось никуда идти. Ее безжизненные руки висели как плети. Сумочка при каждом шаге ударялась о ногу.
Женщина шла, рассеянно глядя перед собой, далекая от всего окружающего.
– Нисия! – воскликнул Оливио.
Она неторопливо обернулась и оказалась лицом к лицу с незнакомцем, назвавшим ее по имени.
– А! Это вы? Как же вас зовут на самом деле?
– Элезбан.
– Нет… Скажите ваше настоящее имя, которое я слышала в… в… Когда это было? Сколько времени прошло с тех пор?
Она замолчала и посмотрела на него смеющимися глазами.
– Знаете, мне больше нравилось, когда вы носили комбинезон, правили машиной и, как мальчишка, смеялись по любому поводу.
– Я тоже предпочел бы то время…
– «Акула, король дыма»!.. Помните?
– Да, я был им… А вы? Как ваши дела?
– Хуже некуда. Помните, я вам как-то рассказывала? Из-за того, что Просперо не заплатил по векселям, у меня отобрали мебель. А она была такая шикарная! Вы находите, что я могу жить без шикарной мебели? Да простит меня бог! Я предпочитаю тюрьму!
– А другой красавчик, Бимбо?
– Ах! Это не любовник, а импрессарио. Женщина для него не человеческое существо, нежное и чувствительное, а гитара.
– Гитара? Чтобы аккомпанировать фадо?
– Нет, чтобы делать деньги!
Оба засмеялись. Затем Нисия печально продолжала свой рассказ:
– А теперь, когда я через одного любителя кокады добилась для него повышения, он переметнулся к другой. Обхаживает одну певичку из варьете. О ней иногда даже пишут в газетах. Ко мне больше и не заглядывает.
– А как же вы, Нисия?
– Живу одиноко, оскандалились перед всеми знакомыми. Теперь прощайте, клиентки! Неприятность с мебелью, выселение за неплатеж…
– А что сейчас делаете?
– Живу здесь, недалеко. Запомните: гостиница «Мотылек», комната 26.
– Может быть, зайду, но не знаю когда… Сегодня у меня дел по горло. Вот видите, можете, полюбоваться…
И он показал на стоящий у его ног чемодан. Нисия предположила:
– Образчики?
– Да нет, просто всякая рухлядь из квартиры.
Она загадочно улыбнулась ему:
– В таком случае до…
– …До лучших времен.
Нисия отошла на несколько шагов и оглянулась:
– Не забудьте мой адрес. Приходите, когда захочется. Знаете, у меня есть бутылочка вина. И не поддельного, слышите?
И она пошла своей дорогой, той печальной дорогой, которая ведет куда-то вниз, а куда – и сам не знаешь.
Женщина, стоявшая в очереди позади Оливио, устала ждать:
– Этот автобус, наверное, никогда не придет!
Стоявший впереди мужчина добавил:
– Народ очень недоволен. Того и гляди взбунтуется.
Оливио не прислушивался к этому неторопливому разговору. Он смотрел на мелькавшую вдали фигурку Нисии, которая вот-вот затеряется в толпе. Зажглись уличные фонари: откуда-то сверху словно упала горсть светящихся зерен. Они набухали и распускались, превращаясь в лампочки. А Нисия, печальная, увядшая красавица, все еще была видна вдали, уже почти у самого угла. Она шла медленно, сутулясь, сумочка все так же билась о ногу…
Грузовик компании, который отъехал от склада, остановился возле Базана.
– Добрый вечер, сеньор Базан.
– Добрый вечер, Патрисио.
– Вам в эту сторону? Желаете, могу подбросить до гаража!
– Идет. Спасибо.
Он поднял чемодан. Шофер подхватил его и бросил в кузов.
– Тяжеловат…
– Всякое барахло из конторы.
Базан зашел с другой стороны, с трудом влез в кабину и сел рядом с шофером и его помощником.
– Вы где устроились, сеньор Базан? Что-то не появляетесь больше здесь, на складе…
– После того… помните ограбление?… оказался на улице… Приходится изворачиваться, нет ни минуты свободной, некогда зайти в парикмахерскую…
Патрисио не трогался с места, ожидая приказания. Оливио, как бы проснувшись, засмеялся:
– Ну-ка, дай газу, приятель!
Грузовик рванулся и стал метаться то вправо, то влево, обходя идущие впереди машины. Наконец Патрисио обогнал всех, и грузовик покатил во главе колонны, как будто экспортная компания была хозяйкой улицы…
Бедность хуже, чем нищета
После описанных выше событий прошло еще несколько месяцев. Несчастный Базан благополучно разрешил свои дела с компанией и ювелирами Амстердама, но оказался в объятиях если не нищеты, то по меньшей мере бедности. Граница между ними весьма неопределенна.
Лучше быть нищим, чем бедным, – к этому выводу приходят те, кто пережил бедность. Бедность из-за присущей ей ложной стыдливости вынуждена носить маску. Бедняк обладает болезненной чувствительностью, у него вид больного ребенка. Одно неосторожное слово, брошенное по его адресу, обижает, оскорбляет, унижает его. Но он не протестует, а молча, со слезами переносит оскорбление. Что же касается нищего, то тут дело принимает совершенно иной оборот.
Нищий – это человек, насильственно освобожденный от общественных условностей. Если он и прибегает иногда к притворству, то делает это не за тем, чтобы скрыть, а чтобы подчеркнуть свои страдания. Хотя нищий и без ухищрений, одним своим видом вызывает чувство жалости, собственных ран ему кажется мало, и он киноварью и свинцовыми белилами рисует, например, ужасную язву на голени. Бедность, же, наоборот, когда у нее есть рана, старается скрыть ее от общества под покровом пудры. Никто так не похож на новоиспеченного богача, как новоиспеченный бедняк; и тот и другой стараются приспособиться к чужому, подчас далеко не гостеприимному обществу…
В дождливый день семья Базана переехала на новую квартиру. Два грузовика компании – почему же не воспользоваться бесплатным транспортом, ведь Базан там работал – перевезли оставшуюся после продажи с молотка мебель. Семья должна была жить теперь в крохотной квартирке на улице Кастро Алвес. Друг дома, Понсиано, по настоятельной просьбе своей супруги, будучи человеком сострадательным, согласился оказать услугу Базану в качестве поручителя. Согласился, однако не преминул поворчать:
– Базан – шляпа! Держал в руках такое богатство и позволил бандитам похитить его!.. А теперь докучает друзьям…
Новое жилье располагалось в глубине второго этажа старого, запущенного дома. Чтобы попасть в квартиру, нужно было пройти по темному коридору, где круглые сутки горела лампочка, покрытая слоем пыли. Но комнаты были светлые, веселые. Два окна выходили во внутренний двор, где было много солнца и стояли горы ящиков с пустыми бутылками из процветавшего в первом этаже бара…
Оливио вышел из такси и, сопя и кряхтя, внес наверх старый чемодан с испорченными замками.
– Что это? – спросила Клелия.
– Все, что осталось от конторы.
– Покончил с ней?
– Да. И воспользовался удобным случаем, чтобы продать пишущую машинку и свой выходной костюм. За все вместе шесть конто… Такая сумма сейчас для нас просто находка!
Он окинул быстрым взглядом квартиру в поисках подходящего места, где чемодан никому не будет мешать. В конце концов водрузил его на шкаф в узенькой комнатке, где собирался устроить свой кабинет. Считая себя обязанным делиться с женой всеми новостями, рассказал, что, так как он своевременно не внес квартирной платы, до крайности рассерженный домовладелец потребовал у него денег и грозил, что иначе взыщет их с поручителя.
– На этот раз Понсиано взорвется! Вот увидите… – грустно закончил Оливио.
На следующий день, придя домой, он сел в шезлонг и развернул газету. Внезапно позвал жену:
– Клелия, послушайте!.. Воры предстали перед судом…
– А деньги?
– Не обнаружены и вряд ли когда-нибудь будут обнаружены.
– Все осуждены, да?
– Нет, не все. Просперо приговорен к двенадцати годам тюрьмы за разные преступления, но адвокат подал апелляцию; в один прекрасный день грабитель окажется на свободе и снова примется за старое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22